Гаснет свет. Музыка Линча. На большом экране появляются фото квартиры К .

Патрик Зюскинд

«Контрабас»

Инсценировка Павла Солдатова.

1.

В зале темнота. Открываются кулисы. Шумонапрягающая музыка. Свет –страдоскоп. На сцене 30 стульев, расположенных как в зале филармонии. В середине сцены на 6 из них сидят полуобнажённые девушки спиной к залу, привязанные к спинкам и ножкам стульев, в центре сцены стоит дирижёр с пакетом на голове и с привязанными верёвками к обоим рукам. Спины у девушек должны быть голыми. Все они сидят неподвижно. На экране появляется бегущий с камерой человек (10 секунд), говорящий «Минуточку... один момент... – Вот! Вы это слышите? Вот! Сейчас! Слышите вы это? Сейчас повторится…» - удар по голове останавливает бегуна. Камера выключается.

Звучит Линч. Освещается правая и ближняя к зрителям часть сцены. Стоит стул, покрытый чёрной тканью, под ней находится привязанная и полуобнажённая девушка. Спиной к зрителям. Из левой кулисы выходит К. с камерой и штативом в руках. Устанавливает её на краю сцены, включает её и удаляется за правую кулису. Выходит с бутылкой вина. Присаживается на лестницу. Отпивает. Ставит бутылку на пол. Встает на лестницу. Смотрит на петлю. Раздаются звуки: КОНТРА-БАС. Прислушивается. Выключает камеру.

С испугом.

Минуточку... один момент... – Вот! Вы это слышите? (КОНТРА-БАС) Вот! Сейчас! Слышите вы это? Сейчас повторится, тот же самый пассаж (сдавленные крики девушек: КОНТРА-БАС), минуточку.

Вот! Вот сейчас вы его слышите! Я имею в виду… (очень резкий крик: КОНТРА-БАС, заглушающий конец фразы К.)

Подходит к девушке издавшей крик, достаёт пакет, одевает его на голову девушки, душит. Она трепыхается. Как только она замирает, подходит и выключает проигрыватель. Конец музыки Линча.

По мере увеличения кол-ва контрабасов, увеличивается освещение в центре сцены. Воодушевлённо и радостно. Подходит к краю сцены. Разводит руки. На лице улыбка.

...Это я. Или даже мы. Коллеги и я. Государственный оркестр. Вторая Брамса – это уже впечатляюще. В этом случае мы были вшестером. Состав средней величины. Всего же нас восемь. Иногда нас усиливают еще кем-нибудь до десяти. Был даже случай, когда было двенадцать, а это сильно, скажу я вам, очень сильно (подымает с пола вёрёвку, которая привязана к шее каждой девушки). Двенадцать контрабасов, если они захотят, вы не сможете удержать их даже с целым оркестром.

Все привязанные к стульям девушки предпринимают попытку к бегству, резко и одновременно вскакивают, руки вытянуты вперёд (звучит музыка Линча), К. резко натягивает верёвку и все падают на свои места (музыка умолкает). К. подходит к каждой из девушек и ударяет сильно по лицу. Говорит спокойно.

Уже даже чисто физически. Остальные тогда могут просто упаковывать вещи. Но без нас на самом деле ничего не получится. Любой музыкант с удовольствием вам подтвердит, что любой оркестр в любой момент может отказаться от дирижера, но не от контрабаса. А дирижер, даже исходя из истории музыки, – это изобретение новейших времен. Девятнадцатого века. И даже я могу вам подтвердить, что мы в Государственном оркестре иногда играем, совершенно не глядя на дирижера. Оставляем его там впереди размахивать так, как он себе хочет, а сами развязываем себе руки.

К. подымает с пола ещё одну верёвку и притягивает к себе из центра сцены дирижёра, ставит его на край сцены, к каждой руке его привязана длинная верёвка, на голове пакет. К. вкладывает ему в руку палочку, включает магнитофон - Григ «Пер Гюнт». Дирижёр жестикулирует под резкие движения девушек. Через минуту К. подходит и выключает проигрыватель, музыка смолкает, подходит к дирижёру сзади, девушки в этот момент натягивают верёвки на его руках так, что они расправлены крестом, К. обматывает пакет на голове Д. скотчем и крепко обнимает, Д. конвульсивно дёргается, а К. продолжает громко и торжественно.

Контрабас создает общую основную структуру оркестра, на которой лишь только и может держаться весь остальной оркестр, включая дирижера. Таким образом, бас – это фундамент, на котором, говоря образно, возвышается все это великолепное здание (дирижёр падает, на него кладёт ногу К). Попробуйте забрать оттуда бас, и тогда возникнет чистейшее вавилонское смешение языков (гомон контрабасисток: контра-бас-контра-бас).

К. падает рядом с Д., закрывает уши и крича продолжает:

Содом, в котором никто более не знает, зачем он вообще играет музыку…

Хватает верёвку, соединённую с девушками и резко дёргает, гомон прекращается. К. поднимается и отряхивается. Садится на стул. Радостно и торжественно продолжает.

Представьте себе Симфонию си-минор Шуберта без басов. Вы можете выбросить на помойку всю оркестровую партитуру от А до Я, если у вас нет контрабасов. И спросите-ка любого музыканта, играющего в оркестре, когда он начинает "плавать" (делает паузу, оглядывается назад на девушек)?

Встаёт. Подходит к мёртвому Д. И радостно, указывая на него продолжает.

Спросите же его! Тогда, когда он перестает слышать контрабас. Фиаско.

Берёт Д. на плечо, несёт его первому ряду и бросает.

А в джаз-бэнде это проявляется еще более явно. Вообще-то я не приемлю джаз, рок и подобные вещи…

Как только К. поднялся на сцену и закончил фразу «… подобные вещи… » резко включается музыка Rammstein - Rammstein, К. зажимает уши, подбегает к проигрывателю и разбивает его. Музыка утихает. Раздражённо, но извиняющимся тоном.

Потому что я, воспитанный в классическом смысле на прекрасном, добром и настоящем, я не остерегаюсь ничего более, чем анархии свободной импровизации (срывается на крик). Но это к слову (совершенно спокойно).

Просто я хотел для начала констатировать, что контрабас является центральным инструментом оркестра. Просто никто этого не признает, потому что музыканты оркестра по природе своей немного ревнивы. Выпью глоточек...

Он выпивает глоток вина. Подходит к стулу в центре зала. Садится на него. Но по мере возвышения голоса встаёт на него. Включается Кубрик - Masked Ball.

...Я скромный человек. Но как музыкант я знаю, что является основой, на которой я стою; матерью-землей, в которой находятся все наши корни; источником силы, из которого исходят все музыкальные мысли; действительно лежащим в основе полюсом, из плоти которого струится музыкальное семя... – это Я ( пик пафоса и музыки и слов )!

Музыка выключается. К. извиняющимся голосом продолжает, слезает со стула. Садится.

Я имею в виду, это бас. Контрабас. Все остальное – это противоположный полюс. Например, сопрано. Сопрано как – как бы мне сказать...

Подходит к покрытому стулу у другой кулисы. Ходит вокруг него. Голос гипнотический и спокойный.

…знаете, у нас сейчас в опере есть молодая сопранистка, – я слышал множество голосов, но это действительно трогательно…

Нина из под покрывала начинает потихоньку петь. К. продолжает говорить под Нинино сопровождение.

Я чувствую себя до глубины души тронутым этой женщиной. Скорее даже еще девушкой, около двадцати пяти лет. Самому мне тридцать пять. Великолепная женщина. (К. замирает на месте, Нина прекращает петь) … Это к слову.

Итак, скажу я вам (К. снова продолжает ходить вокруг стула, а Нина его вокально сопровождать. Голос К. становится более торжественным, как только он начинает говорить о контрабасе)…. эта певица, вообще ее зовут Сара, когда-нибудь она пойдет очень далеко. И в это вносим свой вклад мы, мы, из оркестра, и особенно мы, контрабасисты, а значит, я (останавливается, Нина прекращает петь, К. пристально смотрит на стул и спокойно продолжает). Это уже удовлетворяет.

Заходит за стулья, где сидят 6 девушек, свет выключается включается стробоскоп,, размахивая руками, как дирижёр, К. говорит громко и чётко:

Итак, обобщим: Контрабас это основополагающий инструмент в оркестре ввиду своей фундаментальной глубины. Вниз он простирается до контра-ми. Наверное мне нужно как-то это вам сыграть... Минутку...

Выключается стробоскоп. Включается видео. К. подходит сзади к Нине на безлюдной улице, он снимает себя и своё похищение. Одной рукой он обхватывает Нину, прикладывает к лицу марлю с токсическим веществом. Нина трепыхается. Камера болтается на руке и частично показывает как К. её уносит с места похищения.

Включается свет. К. стоит у стула с Ниной. В одной руке бутылка вина, в другой штатив с камерой. Он отпивает глоток, ставит напротив стула камеру, включает её, сдёргивает покрывало с Нины. Проводит рукой по голой спине девушки, имитируя игру на контрабасе. Нина начинает петь. К. говорит, как профессионал своего дела.

...Вы слышите? Контра-ми (Нина прекращает петь). Существуют басы, которые могут играть еще более низкие звуки. Но для этого нужен пятиструнник. На моем же их четыре (на спине Нины видны 4 кровоточащих шрама от шеи до копчика). Пять мой бы не выдержал, они бы его разорвали. В оркестре у нас есть несколько пятиструнников, они нужны, например, для Вагнера. Звучат они не особенно, потому что – это уже не звук в полном смысле этого слова, вы можете себе представить, это уже...

Он снова играет ми (Нина поёт). К. немного раздражается в унисон контрабасу.

...едва является звуком, а скорее трением (Нина прекращает петь), как бы это сказать, чем-то вынужденным, что больше вибрирует, чем звучит. Вверх для меня теоретически границ не существует, лишь практически. То есть, к примеру, я могу, если полностью использовать весь гриф, играть до третьей октавы...

Он играет (Нина поёт там, где играет К.).

...вот, до третьей октавы, трижды перечеркнутое до. И теперь вы скажете "Конец", потому что дальше, где еще имеются возможности у грифа, невозможно прижать ни одной струны. Подумайте! А теперь...

Он играет флажолет.

...а теперь?..

Он играет еще выше.

...а теперь?..

Он играет еще выше.

...Флажолет (Нина прекращает петь). Это такой способ извлекать высокие звуки. Как это происходит с физической точки зрения, я вам сейчас объяснить не могу, это ведет слишком далеко. Во всяком случае, я теоретически могу играть так высоко, что звуков слышно уже не будет. Минуточку...

Он играет неслышимо высокий звук. Нина не поёт. Торжественно, как ребёнок.

...Вы слышите? Вы этого больше не слышите. Вы видите! Сколько заложено в этом инструменте.

Проводит пальцем с верху до низу по каждому шраму. Нина издаёт страшный крик, К. хватает её за горло и спокойным голосом продолжает…

Четыре струны. Ми – ля – ре – соль...

Он играет на них пиццикато. Нина с болью в голосе поёт.

...Все они стальные, обтянутые хромом. Раньше обтягивали кишками. На струне соль, то есть здесь (ковыряется пальцем в шраме «соль», Нина вскрикивает), сверху, исполняются в основном сольные произведения, если это возможно. Стоит она целое состояние, одна струна.

Отходит от стула с девушкой.

Но до этого велась борьба. Разные настройки, разное количество струн, разные размеры – нет другого инструмента, у которого бы существовало такое же множество типов, как у контрабаса…

Выключается свет. К. уходит за левую кулису, чтоб взять портреты классиков. Включается видео. Крупный план лица К., он устанавливает камеру на штативе на чердаке. Говорит воодушевлённо. Затемнение. К. в центре круга из стульев, на которых сидят полуобнажённые девушки. Говорит, как ведущий ТV. Затемнение. К. за пределами круга ходит, демонстрируя каждую из девушек. Говорит спокойно.

В 17 и 18 веках самый настоящий хаос: басовая гамба, большая басовая виола, виолончель с ладами, субтравиолончель без ладов, терцо-, кварто-, квинто-настройка, трех-, четырех, шести-, восьмиструнные, басовые звуковые отверстия, скрипичные звуковые отверстия – можно просто сойти с ума (затемнение). Еще до 19 века во Франции и Англии были трехструнники, настроенные в квинто; в Испании и Италии трехструнники, настроенные в кварто; а в Германии и Австрии четырехструнники, настроенные в кварто (затемнение). И тогда мы добились признания настроенных в кварто четырехструнников, потому что у нас в то время просто были лучшие композиторы Гайдн, Моцарт, сыновья Баха. Позднее Бетховен и все романтики.

Включается свет. Осветить его подъём фонарём из светорубки. Бросается в зрительный зал, постепенно поднимаясь всё выше и выше. В руках у него портреты Моцарта и Бетховена, которые он рвёт ожесточённо во время подъема. Как только оказывается на вершине, бросает куски от портретов в зрителей. Говорит со злостью и в истерии…

Всем им было наплевать, как звучит бас. Для них бас был ничем иным, как звуковым ковром, на который они могли поставить свои симфонические произведения. Все это без преувеличений зиждется на плечах четырехструнного контрабаса, с 1750 года до самого двадцатого столетия, вся оркестровая музыка двух прошедших веков (К. добегает до вершины зрительного зала и начинает бросать разорванных классиков на зрителей, сбегая при этом молниеносно на сцену).

Подходит к лестнице. Садится. Пьет и говорит захлёбываясь.

...Вы только посмотрите – но так случается зачастую. Лучшее отмирает, ибо ему противостоит ход времени. И оно все это ломает и отбрасывает. В данном случае им оказались наши классики, которые беспощадно уничтожали все, что себя им противопоставляло. Неосознанно.

Пьёт.

Контрабас – это единственный инструмент, который тем лучше слышишь, чем дальше от него находишься, и это является проблематичным (повышает голос).

Достаёт сигарету. Закуривает. Берёт телепульт. Садится на первый ряд, в зрительном зале. Говорит о своей хате с достоинством и щёлкает пультом.

Гаснет свет. Музыка Линча. На большом экране появляются фото квартиры К.

Вы только посмотрите, здесь, у меня дома, я все выложил акустическими плитками – стены, потолки, пол. Дверь двойная, и изнутри выложено звукопоглощающим материалом. Окна из специального двойного стекла с изолированными рамами.

Включается свет. Встаёт. Поворачивается к зрителям. Говорит с пафосом и гордостью.

Это стоило целое состояние. Но уровень защиты от шумов свыше 95%. Вы слышите какие-нибудь городские шумы? Я живу в центре города. Вы не верите? Минуточку!..

Музыка Линча утихает. Он подходит к окну, к экрану слева и складывает его. В окно врывается варварский шум-звук (на большом экране возникает вид из окна слайд-шоу) автомобилей, строек, мусоровозов, отбойных молотков и тому подобного. Кричит.

...Вы это слышите? Это так же громко, как "Te Deum" Берлиоза. Дьявольски. Вот там они сносят гостиницу, а напротив, на перекрестке, два года назад подвели станцию метро, поэтому все движение пустили теперь мимо нас, внизу. Кроме того, сегодня среда и производится вывоз мусора, вот этот ритмичный стук... вот! Теперь я снова закрою...

Он закрывает окно, шум утихает опускает маленький экран, на большом экране возникают его квартирные апартаменты-слайд. Музыка Линча. Тишина. Он тихо продолжает говорить.

...Вот. Теперь вы не сможете сказать ничего. Правда, хорошая шумозащита? Спрашиваешь себя, как люди, жили раньше. Потому что вы же не думаете, что раньше было меньше шума, чем сегодня. Вагнер пишет, что он во всем Париже не мог найти ни одной квартиры, потому что на каждой улице работал жестянщик, а Париж, насколько я знаю, уже тогда имел более миллиона жителей.

Музыка Линча прибавляется. Выходит жестянщик на сцену с двумя молотками, кладёт в центре зала кусок железа. К. садится на стул. И спокойно начинает попивать из бутылочки, а в это время жестянщик начинает упорно колотить. К. попёрхивается вином. Ж. перестаёт колотить. К. говорит громко и с раздражением..

… Значит жестянщик это, наверное, самое дьявольское, что может встретиться музыканту.

Ж. опять колотит. К хватает бутылку, набирает в рот вина, останавливается по пути, оставляет бутылку и с полным ртом подходит к Ж. Ж. перестаёт колотить, открывает крышку в полу, сплёвывает туда жвачку, К. разбрызгивает вино над Ж. Ж. равнодушно поднимает голову на К. и продолжает колотить как ни в чём не бывало. К. К. заходит за жестянщика, достаёт из кармана пакет и громко под шум молотка говорит.

Человек, который постоянно лупит молотком по куску металла …

К. подходит к жестянщику сзади накидывает на его голову пакет, прижимает всем своим весом к сцене и выполняет удушающий захват. После уносит его на 1-ый ряд и спокойно продолжает. Музыка Линча выключается.

В те времена люди работали от восхода и до захода солнца. К тому же громыханье карет по булыжной мостовой, крики уличных торговцев и постоянные драки и революции, которые во Франции творились народом, простым народом, самым грязным уличным сбродом, это общеизвестно.

Включается Раммштайн. Выходит 5 революционеров с транспарантами и на французском кричат слово «свобода», проходят мимо К. задевая его за плечо и уходят за кулисы. Выключается Раммштайн К. спокойно продолжает.

Вообще-то я скептически отношусь к Вагнеру, но это к слову.

К. подходит к Нине, берёт пульт, наводит его на большой экран.

Вот, а теперь внимательнее! Сейчас мы проведем тест. Мой бас – это совершенно нормальный инструмент.

Дата добавления: 2015-07-24