Четвертый круг Ада: 30. История Тосама

В этом доме всегда было удивительно тихо, но тишина эта носила какой-то тревожный негативный характер. Она витала в атмосфере, походя на вязкую патоку, сгущающуюся в особенно темных углах, окутывающую каждый сантиметр дорогой мебели, хрустальных люстр, неизменно зашторенных окон. Она была повсюду и, казалось, даже если попробовать ее разорвать, у тебя это попросту бы не получилось. Твои слова утонули бы в этой тишине, и ты, окунувшись в нее с головой, сначала потерял бы ориентацию, а затем и вовсе сошел с ума, не выдержав этого беззвучного давления.
Причиной того, почему в этом доме царила подобная тишина, было то, что в огромном роскошном особняке жили всего пара человек, не считая прислуги. Но слугам строго-настрого было запрещено попадаться на глаза хозяевам без серьезных на то причин, поэтому они старались вообще никак своего присутствия не обозначать, пока того от них не потребуется. Убирались, лишь зная, что хозяев нет дома, завтраки готовили и сервировали столы, зная до минуты, когда каждый из обитателей этого особняка проснется и решит спуститься вниз. Искусству оставаться незамеченными, выработанному прислугой в этом доме за долгие годы работы, могли бы позавидовать профессиональные киллеры, хотя кто знает, кем эти люди были раньше.
Парень, что ненавидел тишину, зевая, вышел из своей комнаты, которая располагалась на третьем этаже, прошел к широкой и величественной лестнице и, облокотившись на перила, окинул взглядом огромный холл. Изысканная мебель из красного дерева, десятки стеллажей, на которых покоились уникальные издания древних авторов, картины прошлых веков, стоящие сотни тысяч — все это было настолько дорогим и этой роскоши было настолько много, что в совокупности получалась какая-то безвкусная дешевка. Парень, что ненавидел тишину, невесело ухмыльнулся, подумав о том, что обязательно убрал бы как минимум половину из того, чем был перегружен холл, будь это его дом. Но он пока еще принадлежал его родителям, поэтому парню, что ненавидел тишину, ничего не оставалось, как отвести глаза и, стараясь больше не смотреть на буйство кича, спуститься по лестнице на первый этаж и выйти из огромного холла к маленькому коридорчику. Коридорчик, по сравнению с холлом, парню, что ненавидел тишину, нравился куда больше. Он был очень светлым, без излишеств. Золотисто-красные стены гармонировали с шелковой тканью, закрывающей потолок ровными складками и оборками. Из правой стены на одинаковом расстоянии друг от друга буквально расцветали лилии – это были искусно сделанные из прозрачно-черного стекла цветы с раскрывшимися бутонами. Они играли роль подсвечников, которые являлись единственным источником света в этом узком длинном помещении, что было очень странно, если не дико для XXIII века. Конечно, в этом коридорчике еще были и окна, причем очень большие и способные даже ночью освещать его лунным светом, но здесь, как и в любой другой части дома, все окна были плотно занавешены. В данном случае окна закрывали темно-бордовые шторы из какой-то плотной ткани, отливающей при определенном угле зрения перламутром. Парень, что ненавидел тишину, прошел по любимому коридорчику медленно, невольно улыбнувшись и вздохнув легче. Правда, магия красно-золотой гаммы была почти тут же разрушена очередным кичем уже второго холла, в котором он оказался. Но парень, что ненавидел тишину, уже был морально к этому готов, он давно подметил один самый темный угол, смотря в который можно было отвлечься от безобразной аляповатости, что давила на глаза. Так, смотря в одну точку и почти на ощупь, парень, что ненавидел тишину, преодолел и второй холл, нашарил рукой большую холодную ручку двери, что была покрыта золотым напылением, и потянул ее на себя. Дверь открылась легко и без какого-либо скрипа, приглашая гостя внутрь. Парня, что ненавидел тишину, тут же окутал густой табачный дым, и словно именно он и затащил его в большой кабинет. Хотя можно ли было назвать это кабинетом? Интерьер тут был удивительно лаконичен, если сравнивать его с холлами или даже коридорчиком: абсолютно черные стены, с непроницаемыми матово-черными шторами на окнах, сквозь которые не проникала и толика солнечного света. Его заменяла тусклая старая черная лампа, что стояла на длинном узком Белом столе. Данный предмет мебели явно выбивался из основной гаммы, но это придавало какой-то неповторимый шарм всему кабинету. Перед столом было одно единственное кресло для гостей, за столом же сидел худощавый мужчина в белоснежном халате, очках и с копной вьющихся темных волос.
— Ты звал меня, отец? — подал голос парень, что ненавидел тишину, и мужчина лишь теперь обратил на него внимание.
— Да-да, садись, — кивнул он на кресло, и гость медленно прошел через длинный и почти пустой кабинет к белому столу. Кресло лишь казалось мягким, но сидящему на нем оно явно приносило один лишь дискомфорт и все же парень, что ненавидел тишину, умудрился-таки расположиться в нем как можно удобнее.
— Я уже и не знаю, кто Он такой... — без предупреждений и формальных фраз начал разговор мужчина и парень, что ненавидел тишину, тут же навострил уши, вслушиваясь в каждое его слово. Он знал, что повторять никто ему ничего не будет, а мышление, или это можно скорее назвать стилем разговора мужчины, было таковым, что самое важное могло незаметно проскользнуть между слов, и парень что ненавидел тишину, должен был обязательно это уловить. Впрочем, сегодня все обстояло куда проще:
— Что ты имеешь в виду?
— Он не кажется мне тем, кто может создать ПКО-вирус. Он странный… Безусловно, необычный… Мне кажется, даже слегка безумный. Его биография и личное дело, все это очень интересно! Но… откуда он и кто он есть? Я не понимаю этого… И думаю, ПКО-вирус он бы не написал… — пожал плечами мужчина и вновь уткнулся в нечто похожее на старый карбюратор, лишь увитый сотнями проводков, усыпанный кнопками и разноцветными лампочками.
— Он умен, — возразил парень, что ненавидел тишину.
— Чертовски умен, — подтвердил мужчина, отсоединяя часть проводков, и внимательно их разглядывая, — в том-то и дело... — добавил он чуть погодя.
— Я как всегда не понимаю тебя, — осторожно признался парень, что ненавидел тишину.
— Тебе и не надо, — ухмыльнулся мужчина, но все же добавил, — Его не интересуют какие-то там люди, а значит, подобный вирус специально бы он не написал, мог бы написать случайно в силу своей талантливости, но, думаю, с его интеллектом понятие случайности в данной ситуации как таковое исчезает вовсе.
— Так значит... Значит мне...
— Нет, мы будем наблюдать за ним и дальше. Даже если он и не создатель ПКО-вируса, данный экземпляр уникален, и я не позволю подобному таланту пропасть. Он нам нужен. Но... У нас есть одна проблема, — мужчина, наконец, оторвался от карбюратора, открыл один из ящиков стола и выудил оттуда ярко-желтый конверт, который и оказался в руках у парня, что ненавидел тишину, уже через секунду. Недолго думая, он открыл конверт и вытащил оттуда фотографию высокого бледного брюнета с яркими желто-зелеными глазами и кривой злобной ухмылкой.
— Ты хочешь, чтобы я... — тихо ужасаясь, выдохнул он.
— Да... Убей его, — сказал мужчина с той интонацией, с которой обычно обсуждают погоду.
— Но это же... ЭТО ЖЕ! Так просто его не убить!
— Тогда убей не просто, — пожал плечами мужчина, после чего схватил лазерную отвертку и все свое внимание переключил на карбюратор.
— Какие-то проблемы? — подал он голос минут через пять, заметив, что парень, что ненавидел тишину, все еще сидит на неудобном кресле перед его столом, — или может... это тебе не под силу? – сощурившись, уточнил он.
— Нет, я все сделаю, отец, — кивнул тот, сложив конверт, засунул его в карман, поднялся с кресла и вышел из кабинета на ватных ногах.
****
И все-таки кулинария Мифи — это настоящая биологическая бомба! Причем действующая почти мгновенно! Я уже и не помню, когда мне было так плохо в последний раз! Кажется, когда все та же Мифи попробовала сделать сырный рулет. О да, тогда я успел побывать в преисподней и даже погореть на медленном костре, а когда все же пришел в себя, поверил в Бога, Будду и чудеса, что они порой творят. Но спасут ли они меня в этот раз, я начал сомневаться, когда мое пребывание в туалете превысило двадцать минут. Всегда замечал, что в книгах все персонажи воюют, ссорятся, мирятся, любят, едят, моются, НО... Часто ли описывают то, как они сидят на унитазе? Верно... Такое предпочитают опускать, из-за чего я, если когда и читал о ком-либо, всегда потом очень трудно себе представлял как вон тот эльф или же прекрасная принцесса справляют нужду в общественном туалете. То ли дело я! У меня, кажется, вся жизнь в основном протекает, если не в туалете, так неподалеку от него! Все, Тери! Не быть тебе персонажем романа! Уже в тысячный раз в этом убеждаешься! Разве что в какой-нибудь заштатной третьесортной порнушке с копрофильным уклоном? Не стать тебе героем-любовником, ибо героев-любовников не тошнит на себя, они не начинают считать себя пони и уж, конечно же, они не травятся адскими печеньками! А все почему? Потому что ты кретин! Ну и насекомое... Не зря же Зуо постоянно об этом твердит... Кстати, о Зуо... Интересно, а если его представить в туалете... Не-е-е-е-е!!! Вот его как раз в разряд персонажей книг! И все же... Вопрос дня: А он и в туалет с пистолетом ходит? Подтирается обоймой что ли? Сразу представил, как Зуо, сидя на унитазе, чистит свой пистолет, или стреляет в соседние кабинки ради развлечения. А что? Кто-то кроссворды разгадывает, кто-то читает Шекспира, кто-то сосредоточен на одном единственном, а Зуо вот крамсячит окружающих! Вполне в его стиле! О да... Брутально, ничего не скажешь. И все-таки для восприятия подобная картина казалась неправильной! Куда проще на все том же унитазе можно было представить Гитлера, вещающего о завоевании мира и уничтожении евреев. Но Тери, прекрати думать о подобной ерунде! Ты же сейчас точно кого-нибудь родишь! Причем с собственным смертельным исходом!
И действительно я совсем не преувеличивал свое состояние. Живот крутило, меня бил страшный озноб, а со лба стекали капельки холодного липкого пота. И не только со лба, а кажется вообще со всего тела. Единственным отвлечением оказалась туалетная дверь, исписанная вдоль и поперек. Мое же внимание привлек один пример. Начало интеграла было написано ручкой, после шел знак «=» и затем все решение вплоть до ответа было жестоко выцарапано. А под продолжением была еще одна запись ручкой «Спасибо». Этот пример я решил месяц назад как раз загнанный сюда сырным рулетом Мифи. И посмотрите-ка! Люди спасибо научились говорить! Я бы порадовался и даже возгордился собой, но как же болел мой живот!
Когда колики в животе, наконец, начали утихать, и из меня уже вышло все, что могло и не могло выйти, я на трясущихся ногах вышел из кабинки и, доковыляв до раковины, включил холодную воду. Вид у меня действительно оставлял желать лучшего. Мало того, что синяк на скуле еще не спал, так теперь, когда я стал бледным как смерть, он еще и выделился так, словно обновился как какой-нибудь антивирус. Черт! Обновляющийся синяк! Нет ничего страшней на свете!
Правда, бледность начала стремительно заменяться нормальным цветом лица, видимо печеньки все-таки были мной побеждены! Аха-ха... чертова выпечка, будешь знать, как со мной связываться!
Я, уже прибалдев от того, что состояние мое резко нормализовалось и что-либо болеть перестало, тщательно вымыл руки, высушил их и поплелся к выходу из туалета. Но уже у дверей умудрился с кем-то столкнуться.
— Извините, — бросил я и хотел пойти дальше, но дверь у меня перед носом захлопнулась. Я невольно взглянул на "жертву" столкновения и ахнул, узнав в ней Ника.
— Привет! — заулыбался он во все лицо.
— При... вет, — хрипло выдавил я из себя, желая сейчас провалиться сквозь землю или как минимум последовать за печеньками!
— Ты вчера не был в школе, что-то случилось? — обеспокоенно поинтересовался он.
— Да нет... Просто решил прогулять, — небрежно пожал я плечами, старательно избегая взгляда Ника. Сейчас я сам себе казался последней сволочью. Переспал с ним и сразу кинул! Это же так гадко! Так... хотя-я-я! Я его с собой спать не заставлял! Эх... Тери, Тери... Какая тухлая отмазка! Самая тухлая из всех тухлых, что ты когда-либо сочинял. А еще гением называешься. Х*йня ты, а не гений!
— М-м-м... Надеюсь это не из-за того, что... — начал было Ник, но я его резко оборвал:
— Это совсем не связано с тобой. Честное слово! — заверил я его, — ну ладно... Я... Это... Пойду! — пробормотал я, но не смог сделать и шагу, так как Ник полностью преградил мне дорогу.
— Ты избегаешь меня?
— Я? Тебя? С чего ты взял? — изобразил я искреннее удивление, и видимо изобразил очень даже неплохо, ибо нанит мягко мне улыбнулся и внезапно погладил мою щеку. Правда его улыбка почти сразу сползла, только он заметил синяк на скуле.
— Это Он сделал? — голос Ника стал ледяным.
— Не-е-ет... Это сделала табуретка! Знаешь... Шел, споткнулся и прямо об нее... — брякнул я еще одну на редкость дебильную отговорку. Ник нахмурился, но видимо понял, что ничего рассказывать ему я не собираюсь. Вместо этого он присел на корточки, проверил, нет ли кого еще в кабинках туалета, затем выпрямился и уже с хищной ухмылочкой предложил:
— А давай прямо здесь!
— Чего? — просипел я, невольно попятившись, но нанит, схватил меня за ворот кофты, притянул к себе и поцеловал меня. Я от неожиданности начал было возмущаться, но лишь усугубил ситуацию, позволив языку Ника, проникнуть в мой рот. Пытался его оттолкнуть от себя, опять безрезультатно. Складывалось впечатление что, не смотря на похожесть нашей комплекции и даже худобы, Ник почему-то был во много раз меня сильнее. Словно по волшебству он буквально оттащил меня от двери и посадил на одну из раковин. Раковина тут же заскрипела и застонала, давая понять, что даже подобный мне мешок с костями для нее тяжеловат, но наниту явно было на это пофиг.
— Ник! — буквально взвыл я, когда парень от меня наконец-то отстранился.
— Сиди смирно, и будет классно, — с приятной хрипотцой в голосе, произнес он и слегка облизнувшись, присел на корточки и потянулся к моей ширинке. Признаться, на пару секунд у меня в голове появилась шальная мысль наплевать на все и просто расслабиться и наслаждаться, НО... Как у собаки Павлова, так и у меня сработал рефлекс: перед глазами внезапно предстал Зуо и о какие у него были глаза, о как он на нас смотрел. Да-а-а... Приятно, когда тебя ревнуют, но если тебя ревнуют подобные Зуо... Обойдусь!
— Ник, не стоит, — тихо, но четко произнес я, убирая руки нанита со своих штанов и застегивая наполовину раскрытую ширинку. Ник посмотрел на меня как-то растерянно, если не обиженно, поднялся с корточек и начал хмуро вглядываться в мое лицо. Между нами повисло неловкое молчание.
— Почему? — наконец подал он голос.
— Я... Ник, прости, но мне... Мне нравится другой человек... Я ведь, кажется, тебе уже говорил об этом... Говорил, нет? — я сам действительно не помнил, говорил ли я что-нибудь наниту про свою извращенную любовь?
— Да... И кто же это? — Ник как-то посерел и явно разозлился.
— З... — я хотел сказать Зуо, но вовремя прикусил язык, вспомнив предупреждение сэмпая.
— З? — приподнял брови Ник.
— Зонтики! — выпалил я и только затем начал соображать, а что я собственно сказал, — обожаю зонтики! Да! Да, Ник, ты не ослышался! Я гребанный фетишист! Покупаю зонтики и дрочу на них до посинения! — У Ника от такого признания глаза стали по пять копеек.
— Издеваешься? — выдохнул он.
— На полном серьезе! — уверенно ответил я. Нанит лишь закатил глаза, как-то горько рассмеялся, отошел от меня к одной из кабинок, затем вернулся и вновь прижал меня к раковине:
— Если я тебе больше не интересен, говори все как есть, а не трусливо прячься за идиотскими неправдоподобными отговорками, — прошептал он мне в губы. Я на это лишь болезненно вздохнул. Ник, легко тебе говорить! А я к такому не привык!
— Я... Мне правда нравится другой человек. Я думал, что если... если поддамся тебе, то может быть смогу переключится на тебя. Но... не переключился. От того, что между нами произошло, стало только хуже. Я лишь еще раз понял, насколько мне нужен Он, — усилием воли заставив себя посмотреть Нику в глаза, просипел я. Нанит поморщился, словно у него внезапно заболела голова.
— Что ж... Я сам навязался и сам виноват, — к моему удивлению тихо ответил он, отходя от меня и облокачиваясь на соседнюю раковину, — Но... Я могу хоть знать кто это? Я никому не расскажу. Даже Мифи. Правда! — заверил он меня.
— Не, — замотал я головой, — не то чтобы я тебе не доверял, просто нельзя.
— Что ж... Пока я не знаю своего врага, у меня остается надежда. Если не скажешь мне кто это, я так просто не сдамся, — неожиданно серьезно заявил мне Ник. Я аж воздухом поперхнулся. Так просто не сдашься? Ник! Очнись! На кой хрен я вообще тебе сдался?! Что за внезапный фанатизм? И нужен ли в действительности тебе именно я? Или же тебе нужен... Лис?
Осознание того, что Ник вполне может знать кто я, а значит и встреча наша была не случайна, и все было не случайно, на миг заставила меня зависнуть. Правда, я тут же себя одернул, обвинив в паранойе, но пообещав себе все же быть внимательнее.
— Думай что хочешь, но имени его я не скажу, — сухо бросил я и поспешил выйти из туалета. Ник за мной пойти даже не подумал.
****
— Думай что хочешь, но имени его я не скажу, — сказал парень в серой кофте, серых джинсах и с удивительно глубокими серыми глазами и вышел из туалета.
— И не говори... Я и так его знаю, — прошептал себе под нос парень, что боялся тишины, до боли в пальцах, сжимая кулаки. Он был в ярости. Не от того, что провалил задание и не смог соблазнить мальчишку, а значит не смог переманить его в Железо. Не от того, что его за это ждало, безусловно, суровое наказание. И даже не от того, что была ущемлена его гордость. Нет, он был зол, потому что не зависимо от решения этого гения, парень, что боялся тишины, хотел его. Не на одну ночь, а навсегда, просыпаться рядом, завтракать вместе, ходить в кино, дарить дорогие подарки, ухаживать… любить! Впервые он ощущал подобную потребность: быть всегда с кем-то и всего себя тратить ради того, чтобы этому кому-то было хорошо.
И именно поэтому парень, что боялся тишины, не мог просто так забыть об этом, не мог отпустить мальчишку так просто. Невольно ярко-желтый конверт, что все это время покоился в кармане его джинсов, оказался в его руках. Через секунду парень, что боялся тишины, выудил из него фотографию, с которой на него смотрел некто бледный с пепельно-черной челкой, падающей на желто-зеленые глаза и с не самой доброй ухмылкой, играющей на тонких губах. Недолго думая, парень, что боялся тишины, подошел к стене туалета и одним ударом впечатал в нее фотографию. А вторым ударом и вовсе пробил бетонную стену насквозь. И дело было вовсе не в его природной силе или же хрупкости стен. По всему телу парня, что боялся тишины, как и по телу любого наемного убийцы, принадлежащего к Железу, циркулировало такое количество наномашин, которое обыкновенному человеку даже и не снилось. И эти машины были способны как увеличивать выносливость и силу человека, так и повышать регенерацию тканей, защищать от повреждений и многое-многое другое. Они делали человека практически неуязвимым.
— А можешь ли ты похвастаться этим, а Зуо? — заулыбался парень, что боялся тишины, смотря в дыру в стене и видя, как скомканные обрывки фотографии, подхваченные ветром, медленно спускаются вниз.
****
Пока я сидел в туалете, урок кулинарии к моей радости закончился. Закончиться-то, закончился, а печенье-то осталось! К счастью, Мифи хватило милосердия больше не заставлять меня их есть, поэтому, когда я уселся за парту, она просто протянула мне поднос с печеньками и предложила выбрать любую, дабы узнать свое будущее.
— Знаешь, я вообще-то его уже узнал, — невесело усмехнулся я, все еще не отошедший от не самого приятного разговора с Ником.
— Так ведь все сбылось уже!
— Что значит — сбылось? Я же не помер!
— Ну-у... Бывают погрешности, — пожала плечами Мифи, не желая от меня отставать.
— Погрешности? — офигел я, — неужели ты выучила и такое умное слово? Не говори только, что еще и значение его знаешь! — изобразил я на лице тихий ужас.
— Очень смешно, — фыркнула подруга, — ты давай печенье бери лучше.
Поняв, что Мифи от меня не отстанет, я выбрал одно печенье, надломил его и вытащил из его недр свернутый клочок бумаги: "ТЕБЕ ОТПИЛЯТ НОГИ!"
— Э-э-э... Позитивно, — хмыкнул я, — Только что-то не самое хорошее будущее мне рисуется. Слушай, у тебя все пророчества однотипные? Если да, то лучше сразу скажи, чем заставлять меня читать всю эту муть.
— Возьми еще! — словно пропустив мои слова, мимо ушей, предложила Мифи.
— Ага... Чтобы узнать, что завтра я стану импотентом или умру под колесами грузовика?
— Не будь врединой! Бери! Вот — половину тебе, половину мне! — с этими словами подруга вывалила передо мной часть печенья, а второй частью занялась сама. Мне ничего не оставалось, как, пожав плечами, начать рыться в «шедеврах» кулинарии, натыкаясь на все более многообещающие пророчества. В их состав вошли "Тебе признается в любви трансвестит!", ну-у-у... Если этим трансвеститом будет Зуо, я не против!; "Тебя сожрут тараканы" меня не слишком вдохновило, зато "Грядет конец света, и ты сгниешь последним" мне показалось почти романтичным! Конечно, было множество подобного фуфла, но последняя печенька оказалась неожиданно приятной. Записка в ней гласила "Тебя оттрахают по первое число!" Не знаю уж, причем тут первое число и почему именно первое, и почему именно число, но то, что оттрахают... М-м-м... Я уже весь в ожидании!
Я настолько углубился в мечтания, которые вызвало данное пророчество, что даже не заметил, как начался новый урок, и в класс зашла Елена Мидоровна. Эта была женщина лет сорока-сорока пяти, с огромной густой копной рыжих волос и с немного придурковатым видом. Я даже не знаю, что делало ее внешность придурковатой больше: ее белесые глаза навыкате, одежда в неизменный разномастный цветочек или ее фанатизм по поводу истории нашей нации. Вообще Елена Мидоровна вела у нас мировую историю. Якобы вела! В действительности каждый урок начинался с того, что она с восторгом рассказывала о нашей стране, о нашем городе и нашей великой нации. И сегодняшний день не стал исключением:
— Россия... Россия всегда была на более высоком уровне, чем остальные страны! О да... Славяне вообще потрясающий народ! Они способны на все! Да! Они практически полубоги! Никто, слышите, никто больше...
— Ну-ну... Хреновы славяне, конечно, гении от и до, — послышалось фырканье у меня за спиной Тоя, что приехал из Японии. Естественно подобные разговоры как ему, так и как минимум и еще половине класса были попросту неприятны, но Елена Мидоровна явно не знала, что такое чувство такта.
— Ваша страна всегда была в глубокой заднице! И все, кто здесь жил пребывали в ней же! — подала голос Майя, дедушка которой был француз.
— Что... Простите, что вы сказали? — перевела учительница свои бешеные глаза в сторону моей одноклассницы.
— Я сказала...
— Я прекрасно расслышала, что вы сказали, Юная леди. Но не могу понять, неужели вы действительно настолько наивны или же настолько глупы, раз уверены, что Ваша нация стоит с нашей на одном уровне! А?
— Слушай... Может ее волосы — парик и в действительности она лысая и с татушкой свастики на всю спину? — шепнула мне Мифи. Я лишь хихикнул и Елена Мидоровна, заметив это, резко повернулась ко мне. Но я-то знал, что мне бояться нечего, во мне учительница души не чаяла, уверенная, что я яркий представитель тех самых полубогов славян. Нет, я конечно совсем не против побыть полубогом! Но звучало это глупо. Да и к тому же даже дети трех лет знали, что кровь давно перемешана, и делить на нации людей уже просто нет смысла, но Елена Мидоровна упорно это игнорировала.
— Вам, Тер-р-ричка, тоже показались слова Маи глупыми? — заулыбалась она, тут же походя на гиену.
— Нет, — пожал я плечами, — Если честно я тоже не совсем с вами сог... — но досказать мне не дали.
— Давайте-ка лучше поговорим о нашем потрясающем городе! — воскликнула внезапно учительница, всплеснув руками, — И так, кто мне ответит, когда наш город начал называться Тосамом и почему? С чего все началось?
Эту историю знал весь класс буквально наизусть, ибо Елена Мидоровна рассказывала ее раз за разом в течение трех лет в начале каждого урока, но отвечать никто не рвался. Елена Мидоровна, прищурившись, оглядела всех. Наконец ее взгляд наткнулся на несчастного Скру, что в этот самый момент втихую ел салатик из пластиковой коробочки, что прятал за тетрадкой. Таким образом, со стороны учительницы казалось, что он усиленно что-то учит.
— Скру, мальчик мой, не мог бы ты рассказать нам в двух словах о нашем восхитительном городе! — Скру вздрогнул, на миг подавился салатом, правда тут же взял себя в руки, поднялся со своего места и шумно вздохнув, протараторил:
— Первое упоминание о городе было в 1350… каком-то году, назывался изначально Сам… самкой? Ой… нет, не самкой… Самарой? Да! Точно! Самарой! Затем пришли дядьки с серпами и молотами, и стал он Куйбышевом. После перестройки снова стал Самарой, в конце XXI века рядом с городом был построен завод по созданию новых технологий, из-за чего к названию Самара начали прибавлять "Технологический округ", хотя в народе чаще называли Техно-оружием, ибо на заводе по слухам разрабатывалось новое оружие массового уничтожения. После Третьей Мировой Войны, когда данное оружие вроде как было продемонстрировано, и из-за которого погибла треть населения планеты, а в конце не победил никто, Техно-оружие Самару, сократили до Тосама. Город назвали самым грязным, кровавым и жестоким. Многие, у кого погибли родственники из-за оружия, якобы спрятанного под городом, до сих пор закидывают мировой суд апелляциями, желая уничтожить город и то, что хранится в его недрах. Но наличие какого-либо тайного оружия не было доказано, поэтому заявки по уничтожению города отклоняют уже больше сотни лет…
— Да-да! Верно! Восхитительно, Скру! Садись мой мальчик на место! Садись! — захлопала счастливо Елена Мидоровна. Скру явно от такого обращения передернуло, но он, стиснув зубы, уселся на свое место, а учительница тем временем продолжала, — Именно так... мы многое пережили и вытерпели, многое поменялось, на нас сильно повлиял Запад, когда он еще существовал. Даже имена!
"Начинается!" — мысленно взвыл я, зная, что если женщину повело в другую степь, то свернуть и вернуться обратно она уже не захочет. Вот и сорвался еще один урок мировой истории.
— Посмотрите на ваши имена! — тем временем все яростней вещала она, — Вряд ли найдется хоть кто-то в этом классе, кто назван русским именем! Разве я не права? — и дабы убедиться в своей догадке, — Елена Мидоровна полезла в журнал и начала вчитываться в имя каждого. Русскоименных действительно не оказалось.
— А тогда мое имя, какой стране принадлежит? — спросила Юлька, староста нашего класса.
— Ах... Юлия! Ваше имя очень и очень древнее! Если не ошибаюсь — римское!
— О-о-о-о! — прокатилось по классу. Да уж. Может, учительница и была латентной нацисткой и совсем не умела преподавать историю, зато она владела целым ворохом лишней информации, чем и подкупала.
— А у меня?! — влезла в разговор Стефани, она у нас считалась самой красивой в классе, хотя по мне Мифи была куда симпатичнее.
Не успели мы и глазом моргнуть, как уже весь класс заполнился гамом из-за беспорядочных вопросов о том, какое имя от чего произошло или к чему принадлежит. Немного помявшись, внес свою лепту и я, спросив, а что учительница думает об имени Зуо. В классе сразу стало как-то тише, но Елена Мидоровна на это внимания не обратила. Почесав подбородок, лишь неуверенно ответила:
— Думаю, что-то связанное с Китаем, хотя ручаться не могу, — улыбнулась она мне так, как никому больше не улыбалась. Ага! Так ты у нас Зуо, китаец! И плевать, что у тебя глаза больше, чем у меня! Хотя нет... Здесь я вру... Очень и очень вру! С моими тарелками дальнего виденья вообще никто не сравнится! И все равно, китаец есть китаец! Вот и появилась у меня еще одна причина постебаться над моим дорогим и, безусловно, горячо мной любимым сэмпаем.

Дата добавления: 2015-07-24