Курсы общей лингвистики. Последние годы жизни

После выхода Вертгеймера на пенсию (выше с. 240) факультет филологии и социальных наук Женевы доверил Соссюру преподавание «общей лингвистики и сравнения индоевропейских языков», о чем свидетельствует постановление от 8 декабря 1906 г. К четырем часам в неделю сравнительной грамматики и санскрита добавились два часа общей лингвистики (S. М. 34). Мюре пишет по этому поводу (вторя Балли, К. О. Л. 5):

Хотя он не рассматривал непосредственно в своих работах общие проблемы развития и психологии языка, они постоянно побуждали этот высокий ум к глубоким и своеобразным размышлениям. Итак, после того как профессор Вертгеймер вышел на пенсию, мы были очень рады, что Соссюр согласился... взять на себя курс общей лингвистики (F. d. S. 45-46).

В 1949 г. Готье восстановил список записавшихся на лекции, более многочисленный, чем на предыдущих курсах (Фавр и Мюре в F. d. S. 31 и 47): пять в первый год, среди них А. Ридлингер (S. М. 15), или шесть, с Луи Каем (Godel 1959. 23, note; S. М. 53); одиннадцать на втором курсе, среди них А. Ридлингер, Л. Готье, Ф. Бушарди (S. М. 15), Е. Константэн (Godel 1959.23-24); двенадцать на третьем, среди них Ж. Дегалье, Ф. Жо-зеф, г-жа Сеше (S. М. 15), Е. Константэн (Godel 1959). Постоянным учеником был Поль Ф. Регар, оставивший важные свидетельства относительно этих курсов лекций (Regard 1919. 3-11). Три курса были прочитаны в периоды с 16 января 1907 г. по 3 июля 1907 г., с первой недели ноября 1908 г. по 24 июня 1909 г., с 29 октября 1910 г. по 4 июля 1911 r.(S.M. 15, 66, 77, 91; Godel 1959. 23-24).

Читая курс в первый раз, Соссюр говорил прежде всего о «фонологии» или о Lautphysiologie, затем об эволюционной лингвистике, фонетических и аналогических изменениях, об отношении между единицами, воспринимаемыми говорящим в синхронии («субъективный» анализ), и корнями, суффиксами и другими изолированными единицами исторической грамматики («объективный» анализ), о народной этимологии, проблемах реконструкции. Рассуждения на эти темы располагаются издателями во второстепенных частях (в приложениях, последних главах) К. О. Л.

При вторичном чтении курса (1908-1909), напротив, Соссюр быстро и решительно подходит к рассмотрению проблемы отношения между теорией знаков и теорией языка и дает с самого начала определение системы, единицы, идентичности и лингвистического значения. Из этого основания он выводит фундаментальные определения существования двух различных методологических перспектив изучения языковых явлений: описание синхроническое и описание диахроническое, проблемы которых он кратко очерчивает. Курс в целом отражает его озабоченность, суть которой он излагал Ридлингеру 19 января 1909 г. (S. М. 29-30):

Язык является сжатой системой, и теория должна представлять собой систему, столь же сжатую, как язык. Это трудная задача, так как выстроить в цепочку следующие друг за другом утверждения, взгляды на язык еще ничего не значит: главное — соединить их в систему.

В ходе того же разговора Соссюр неоднократно выражал недовольство ходом курса, неопределенностью своих идей и говорил о лекциях года как о «подготовке к философскому курсу лингвистики».

На третий год Соссюр двигался именно в этом направлении: он объединил дедуктивный характер второго курса с богатым анализом первого. Вначале он развивал тему «языки», то есть тему внешней лингвистики. В этом заключается старый постулат Соссюра: уже в 1891 г. в трех первых лекциях женевского курса он утверждал, что

нельзя предполагать или явно различать существование наиболее элементарных феноменов языка, классифицировать их и понимать, если в первой и в последней инстанции не прибегать к изучению языков... С другой стороны, попытки изучать языки, забыв, что они прежде всего подчиняются определенным принципам, объединенным в идее/хгчевои деятельности, были бы также лишены всякого серьезного основания, всякой действительной научной основы. Следовательно, общее изучение языка будет постоянно использовать разного рода замечания, сделанные на обособленном поле того или иного языка (Notes 65).

Общие исследования и исследования историко-описательные объединяет постоянная диалектическая связь; но с дидактической точки зрения преимущество принадлежит «языкам», поскольку изучение «выполнения этой функции [речевой деятельности] возможно лишь... исходя из существующих языков» (там же). Такой порядок, согласно которому теория идет от «языков», чтобы затем дойти до «языка» в его универсальности, и, наконец, «к реализации и способности к речевой деятельности индивидуумов» (Godel II Notes 65), является лингвистическим завещанием Соссюра. Однако этот порядок слабо просматривается в организации материала К. О. Л. (см. К. О. Л. 6, прим. 11). Впрочем, Регар уже отмечал (1919.10-11):

Слабым местом в целом замечательного труда, опубликованного г-ми Балли и Сеше, является то, что они позволяют считать, что Ф. д. С. отделял изменения языка от внешних условий, от которых они зависят, тем самым лишая их реальности и сводя к абстракции, которую невозможно объяснить.

В курсе третьего года общие характеристики «языка» взяты также и из изучения «языков», но к изучению способности к речевой деятельности «у индивидуумов» Соссюр только приступает.

В разговоре с Готье 6 мая 1911 г. Соссюр еще раз выразил свое недовольство:

Я стою перед дилеммой: либо излагать материал по теме во всей его сложности и признаться в моих сомнениях, что не может удовлетворять требованиям курса, по материалам которого сдается экзамен. Либо сделать нечто упрощенное, в большей степени адаптированное к аудитории студентов, не являющихся лингвистами. Но на каждом шагу меня останавливают сомнения... (S. М. 30).

Он ясно видит «первейшую истину» (то есть, что «язык отличается от речи»), «являющуюся основной», «проблему единств», но он утверждает, что, чтобы прийти к верному заключению, ему потребовалось бы «потратить несколько месяцев исключительно на размышления»; и Соссюр не уверен, стоит ли вновь браться за старые «записи... затерявшиеся в отрывках» и «вновь начинать длительные исследования для публикации» по «темам, которые занимали меня в особенности до 1900 г.».

Это последнее высказывание полностью подтверждается неизданными материалами, на основании которых можно сказать, что период наибольшего внимания к выработке законченной теории языка относится к 1890-1900 гг. В 1891 г. во вводных лекциях в Женеве затрагивается проблема отношения между эволюцией и консервацией (рассматриваемого как

БИОГРАФИЧЕСКИЕ И КРИТИЧЕСКИЕ ЗАМЕТКИ О Ф. ДЕ СОССЮРЕ

отношение диалектическое) и между общей лингвистикой и лингвистикой исторической и филологией (S. М. 37-39; Sechehaye II F. d. S. 62). Балли (1913. 9) говорит об общих исследованиях, относящихся к периоду «двадцатью годами раньше», то есть приблизительно к 1893 г. Наиболее важный для данного вопроса частный документ — письмо, адресованное Мейе, от 4 января 1894 г.:

Скоро будет опубликовано начало моей статьи об интонации... Но все это вызывает у меня отвращение, так же как и затруднение, возникающее всякий раз, когда необходимо написать лишь десять строк общего значения относительно лингвистических явлений. Занимаясь уже долгое время прежде всего логической классификацией этих явлений, классификацией точек зрения, с которых мы их рассматриваем, я все отчетливей вижу, сколь необъятную работу следовало бы провести, чтобы показать лингвисту, что он делает, отнеся каждую операцию к предусмотренной для нее категории, и одновременно в значительной степени тщетность всего того, что в конечном счете можно сделать в лингвистике.

В последнем анализе интерес для меня представляет лишь живая, выразительная сторона языка, та, которая отличает его от всех остальных, как принадлежащего определенному народу, имеющему определенные корни, то есть сторона, почти этнографическая; и, выражаясь точнее, теперь я лишен удовольствия погружения в это исследование без всякой задней мысли и радости от отдельного факта, связанного с отдельной средой. Абсолютная нелепость используемой терминологии, необходимость ее реформирования, необходимость показать для этого, какого рода объект представляет собой язык вообще, постоянно нарушает-то удовольствие, которое я получаю как историк, хотя моим самым заветным желанием является желание избежать необходимости заниматься языком вообще. Несмотря на мое нежелание, это закончится какой-нибудь книгой, где без энтузиазма и увлеченности я объясню, почему я не придаю никакого значения терминам, используемым в лингвистике. И лишь после этого я смогу возобновить мою работу с того места, на котором я ее оставил. Вот положение, возможно, глупое, которое, вероятно, объяснит Дюво, почему, например, я уже год тяну с публикацией статьи, казалось бы не представляющей собой никакой трудности, не имея возможности избежать выражений, логически невыносимых, поскольку для этого потребовалась бы совершенно радикальная реформа (Letlres 95-96).

От этой работы по подготовке «совершенно радикальной реформы», относящейся к 1893-1894 гг., осталось мало рукописных заметок. Наиболее законченный вид имеет запись 9 (S. М. 36, Notes 55-59; и см. К. О. Л. 122), в которой он уточняет, почему язык является формой, а не субстанцией. Возможно, это разъяснение было фундаментальным для интеллектуальной биографии Соссюра. Оно готовит отход от конвенционализма Уитни, несомненно, преобладавшего в его взглядах изначально; в действительности, редакция книги, о которой говорилось в письме, адресованном Мейе, должно быть была прервана, когда после смерти Уитни (17 июля 1894 г.) Американская филологическая ассоциация пригласила Соссюра для участия в церемонии поминовения лингвиста по случаю первого конгресса американских лингвистов, который должен был состояться в конце декабря 1894 г. в Филадельфии. В ноябре Соссю-р быстро пишет примерно 70 страниц (S. М. 32): но эта работа так и не была завершена и Соссюр даже не отправил послания в Америку (S. М. 32). Сохранившиеся записи (S. М. 43-46 и Notes 59-65) представляют, однако, определенную ценность: в них принимается идея Уитни о том, что язык является «установлением людей» (S. М. 43), но Соссюр

подчеркивает, что по отношению к другим типам установлении язык характеризуется тем, что между задействованными им элементами нет «внутренней связи», нет никакой логической или естественной необходимости, которая бы их связывала. Вот почему «язык, не будучи основанным на естественных отношениях, не может быть исправлен с помощью разума». По мнению Соссюра, ограниченность конвенционализма Уитни и философского конвенционализма заключается в том, что они рассматривают звуковую реальность и значение как величины данные, существующие вне системы языка и до нее, которые можно уловить так, что затем было бы возможно установить между ними конвенционные связи. В действительности, до вступления в отношения задействованные единицы не имеют консистенции, индивидуальности: «Язык образован из некоторого количества внешних объектов, которые разум использует как знаки. Внешний объект является той или иной частью языка лишь в той мере, в какой этот объект является знаком (воспринимается как знак)» (S. М. 43). Понятие «произвольности знака» не появляется в явно выраженной форме на этих страницах, но оно есть там по сути (см. ниже с. 270-275).

Невозможность определения индивидуальности языковой единицы на основе «фонологической» консистенции (или, как мы говорим сегодня, фонетической) является основной темой рукописных заметок 1897 г. (Notes 49-54) и трех лекций, использованных в К. О. Л. 44 и ел. Упоминание дифференциального и оппозитивного характера языковых единиц и вытекающей из этого «фундаментальной двойственности» языка, рождающегося на почве исторического случая, и при этом функционирующего, совершенно не учитывая историю предшествующую (та и другая сторона антиномии зависят от конститутивной произвольности языкового знака), присутствует во всех частных беседах (Muret II F. d. S. 47; Meillet II F. d. S. 84; Sechehaye II F. d. S. 65):

Ему случалось также развивать перед нами эту идею, занимающую его постоянно, ставшую основой его мыслей об организации и функционировании языков, идею о том, что значение имеют не знаки сами по себе, а различия между знаками, создающие игру противоположных значений.

Хотя Соссюр и занимался ранее подобными темами (в записках об Уитни он говорит, что убежден «вот уже много лет» в «фундаментальной двойственности» лингвистики (S. М. 45); подобное выражение — «занимаюсь уже давно» — встречаем в письме, адресованном Мейе в январе 1894 г., и эти два утверждения, как мы видели, полностью подтверждены), как утверждал Годель, периодом наиболее интенсивных размышлений, несомненно, является последнее десятилетие века.

Однако в лекциях еще чувствуется колебание и неуверенность сос-сюровской мысли (Регар 1919. 11). Объяснить их можно лишь одним образом: лингвистике понадобилось полвека, чтобы понять, что в действительности представляет собой произвольность знака, о которой говорил Соссюр, чтобы усвоить понятие значимости, чтобы вновь открыть для себя понятие экономии и дискретного характера языковых единиц в плане содержания и выражения, чтобы вновь поднять вопрос о universals of language [языковых универсалиях] и явной потребности в теории описания языка. Как Пирс, Крушевский, Бодуэн, Марти и Нурен, Соссюр наполве-ка опередил свое время, даже на век, если учесть, что основные идеи появились у него уже в годы пребывания в Лейпциге. Говорят, что для ученого большим несчастьем является «открытие Америки», то есть открытие

БИОГРАФИЧЕСКИЕ И КРИТИЧЕСКИЕ ЗАМЕТКИ О Ф. ДЕ СОССЮРЕ

того, что уже давно известно; но еще большей является драма, подобная драме викингов, открывших Америку слишком рано. Соссюр пережил эту драму, этот раскол: с одной стороны — ощущение очевидности и тривиальности, исходящей от фундаментальных истин после их открытия, а с другой стороны — болезненное ощущение одиночества, изолированности в разработке и развитии этой истины.

Общее впечатление таково... что достаточно одного здравого смысла... чтобы уничтожить всех призраков... Однако мы не придерживаемся такого мнения. Мы, напротив, глубоко убеждены, что тот, кто ступает ногой на территорию языка, лишается всех аналогий, земных и небесных {Notes 64).

В последние годы, однако, он получает признание: немецкая наука относится к нему еще враждебно (Lettres 108), но Ablaut Хирта приводит к тому, что начинается обсуждение Memoire; лучший, после смерти Дюво, из его учеников, Мейе, посвящает ему свой шедевр Introduction; 14 июля 1908 г. тот же Мейе и женевские ученики вручают ему сборник исследований, организуя для этого специальную церемонию, предназначенную' для выражения их любви (Muret, De Crue, Bally II F. d. S. 47-48, 23, 51 и Bally 1908); в 1909 г. он становится членом датской Академии наук, а еще через год — членом-корреспондентом Французской Академии (Lettres 120-121; De Crue и Muret II Ed. S. 23 и48). Однако, как напишет в 1916 г. Готье, «этот человек... прожил свою жизнь в одиночестве». Его «последний образ» — «стареющий дворянин с достойными манерами, с несколько усталым видом, несущий в своем мечтательном, беспокойном взгляде вопрос, на котором прервется его жизнь» (Benveniste 1965. 34). Неясная печаль преобладает в разговорах с Ридлингером (S. М. 29) и Готье (S. М. 30). Летом 1912 г. Соссюр вынужден по причине болезни временно прекратить преподавание, он уединяется в замке Фэшей в Вуфлансе, пытается еще заняться новыми исследованиями, в частности китаеведением (возможно, по примеру своего брата Леопольда), но его состояние постоянно ухудшается, и 22 февраля 1913г. Соссюр умирает. «Gazette de Lau-zanne» от 27 февраля пишет:

Последние почести были отданы праху Фердинанда де Соссюра. Церемония состоялась в Жантоде. Она началась в церкви, где перед многочисленной собравшейся толпой пастор и профессор г-н Люсьен Готье произнес... краткую речь... Затем декан факультета филологии и социальных наук Женевы, профессор Френсис де Крю, рассказал о карьере умершего. На могиле пастор Жорж Берге произнес прощальную молитву.

Несколько позже Мейе напишет:

Он создал наилучшую из всех написанных книг по сравнительной грамматике, полную идей и основанную на прочных теориях, оставил свой отпечаток в умах многих учеников, однако ему не удалось до конца выполнить свое предназначение.

Для выполнения этого предназначения был создан К. О. Л., критический труд лингвистов двух поколений, объемное и плодотворное развитие идей Соесюра, «как его вторая жизнь, сливающаяся с нашей» (Benveniste 1963. 2Ϊ).

Дата добавления: 2015-07-24