О науке

Так пел чародей; и все собравшиеся попали, как птицы,

незаметно в сети его хитрого, тоскливого сладострастия. Только

совестливый духом не был пойман им: он быстро выхватил арфу из

рук чародея и воскликнул: "Воздуху! Впустите чистого воздуху!

Впустите Заратустру! Ты делаешь воздух этой пещеры удушливым и

ядовитым, ты, старый, злой чародей!

Лживый и утонченный, ты соблазняешь к неведомым страстям и

к неведомым пустыням. И горе, если такие, как ты, говорят об

истине и придают значение ей!

Горе всем свободным умам, которые не остерегаются

таких чародеев! Они должны проститься со свободой своей:

ты учишь возвращению в тюрьмы и манишь назад, в темницы, --

-- ты старый, мрачный демон, в жалобе твоей слышится

манящая свирель, ты похож на тех, кто своей похвалой целомудрию

призывает тайно к разврату!"

Так говорил совестливый; старый же чародей оглядывался

вокруг, наслаждаясь победой своей, и оттого проглотил досаду,

причиненную ему совестливым. "Помолчи! -- сказал он скромным

голосом. -- Хорошие песни должны хорошо отзываться в сердцах:

после хороших песен надо долго хранить молчание.

Так поступают все эти высшие люди. Но ты, должно быть,

мало понял из песни моей? В тебе очень мало от духа чародея".

"Ты хвалишь меня, -- возразил совестливый, -- отделяя меня

от себя; ну что ж! Но вы, остальные, что вижу я? Вы все сидите

еще с похотливыми глазами --

о свободные души, куда девалась свобода ваша! Вы кажетесь

мне похожими на тех, кто долго смотрел на развратных женщин,

нагих и танцующих: ваши души сами начали танцевать!

В вас, о высшие люди, еще много есть из того, что чародей

называет своим злым духом обмана и чар, -- мы, конечно, должны

быть различны.

И, поистине, мы достаточно говорили и думали вместе,

прежде чем Заратустра вернулся в пещеру свою, достаточно, чтобы

знать, что мы различны.

И мы ищем различного даже здесь, наверху, вы и я.

Ибо я ищу побольше устойчивости, потому и пришел я к

Заратустре. Ибо он самая крепкая башня и воля --

-- теперь, когда все колеблется, когда вся земля дрожит.

Но когда я вижу глаза ваши, какие вот сейчас у вас, я скорее

поверил бы, что вы ищете побольше неустойчивости,

-- побольше трепета, побольше опасности, побольше

землетрясения. Вы хотите, так кажется мне, простите

предположение мое, о высшие люди, --

-- вы хотите самой трудной, самой опасной жизни, внушающей

мне наибольший страх, жизни диких зверей, хотите лесов,

пещер, горных стремнин и непроходимых ущелий.

И не те, что выводят вас из опасности, нравятся вам

больше всего, а те, что отвращают вас в сторону от всех дорог,

совратители. Но если такое желание истинно в вас,

все-таки оно кажется мне невозможным.

Ибо страх -- наследственное, основное чувство человека;

страхом объясняется все, наследственный грех и наследственная

добродетель. Из страха выросла и моя добродетель, она

называется: наука.

Ибо страх перед дикими животными -- этот страх дольше

всего воспитывается в человеке, включая и страх перед тем

животным, которого человек прячет и страшится в себе самом. --

Заратустра называет его "внутренней скотиной".

Этот долгий, старый страх, ставший наконец тонким и

одухотворенным, -- нынче, сдается мне, называется: наука".

Так говорил совестливый; но Заратустра, который только что

вернулся в пещеру свою и слышал последние слова и угадал смысл

их, кинул совестливому горсть роз и смеялся над "истинами" его.

"Как! -- воскликнул он. -- Что слышал я только что? Поистине,

кажется мне, что или ты глупец, или я сам, -- и твою "истину"

мигом поставлю я вверх ногами.

Ибо страх -- исключение для нас. Но мужество, дух

приключений, любовь к неизвестному, к тому, на что никто еще не

отважился, -- мужеством кажется мне вся предшествующая

история человека.

Самым диким, самым мужественным животным позавидовал он и

отнял у них все добродетели их: только этим путем стал он --

человеком.

Это мужество, ставшее наконец духовничьим,

духовным, это мужество человеческое, с орлиными крыльями и

змеиною мудростью: это мужество, сдается мне, называется

теперь..."

" Заратустрой!" -- крикнули в один голос все

собравшиеся и громко рассмеялись; но от них поднялось как бы

тяжелое облако. Чародей также засмеялся и сказал с лукавым

видом: "Ну что ж! Он ушел, мой злой дух!

И разве я сам не предостерегал вас от него, когда говорил,

что он обманщик, дух лжи и обмана?

Особенно когда он показывается нагим. Но разве я

ответствен за козни его! Разве я создал его и мир?

Ну что ж! Будем опять добрыми и веселыми! И хотя

Заратустра смотрит уже сердито -- взгляните же на него! он

сердится на меня, --

-- но прежде чем наступит ночь, научится он снова меня

любить и хвалить, он не может долго жить, не делая этих

глупостей.

Он -- любит врагов своих; это искусство понимает он

лучше всех, кого только я видел. Но за это он мстит -- друзьям

своим!"

Так говорил старый чародей, и высшие люди согласились с

ним; так что Заратустра стал обходить друзей своих, пожимая им

руки со злобой и любовью, -- как тот, кому у каждого нужно

испросить прощенья в чем-то и что-нибудь загладить. Но когда

подошел он к вратам пещеры своей, ему опять захотелось на

чистый воздух и к зверям своим -- и он уже собрался ускользнуть

к ним.

Дата добавления: 2015-07-24