Четвёртая серия [XXXI].

Кессон 1. — На барельефе скала, на которую, грозя её поглотить, в ярости набрасываются морские волны, однако два херувима дуют на воду и буря утихает. Надпись на филактерии прославляет стойкость в минуту опасности:

.IN.PERICVLIS.CONSTANTIA,

философскую добродетель, которую Мастер должен проявлять во время варки, особенно в самом её начале, когда компоненты смеси бурно взаимодействуют друг с другом. Реакция продолжается долго, но уже не так резко: вскипание вскоре прекращается, и нисходит покой благодаря победе духовных элементов — воздуха и огня, — их олицетворяют ангелочки, агенты нашего таинственного преображения стихий (conversion élémentaire). Нелишним будет рассказать подробнее, как протекает это преображение, по поводу которого древние выказывали чрезмерную, на наш взгляд, скрытность.

XXXI. Замок в Дампьер-сюр-Бутонн.

Кессоны верхней галереи. Четвёртая серия.

Любой алхимик знает, что камень состоит из четырёх стихий, которые силой сцепления удерживаются в равновесном состоянии. Менее известно, каким образом четыре стихии составляют три начала, которые алхимик готовит и собирает согласно правилам искусства и с учётом надлежащих условий. Дело в том, что первичные элементы, представленные на нашем кессоне морем (eau, вода), скалой (terre, земля), небом (air, воздух) и херувимами (lumière, esprit, feu, свет, дух и огонь), превращаются в Соль, Серу и Ртуть, материальные и вполне осязаемые составляющие нашего камня. Из этих начал два — Сера и Ртуть — считаются простыми и обычно встречаются в связанном состоянии в металлах, а вот Соль состоит, судя по всему, частью из твёрдого, частью из летучего вещества. Из химии известно, что соль, результат взаимодействия кислоты и основания, при разложении обнаруживает летучесть первого соединения и твёрдость второго. Своей летучей и холодной влажностью (воздухом) связанная с Ртутным началом, а огненной и твердой сухостью (огнём) с Серным, Соль служит посредником (mediateur) между сульфурным и меркуриальным компонентами нашего эмбриона. Двоякие свойства Соли позволяют соединить друг с другом антагонистов, истинных родителей герметического маленького царя (roitelet), что иначе было бы невозможно. Итак, в образующемся камне сочетаются по двое четыре первоэлемента, ведь Соль содержит в себе огонь и воздух, необходимые для связывания сульфура-земли и меркурия-воды.

Несмотря на то что солевые компоненты близки к естествам сульфурным и меркуриальным (огонь постоянно ищет себе земную пищу, а воздух свободно смешивается с водой), их сродство с материальными началами Делания — теми же Серой и Ртутью — недостаточно, для того чтобы одно только их присутствие, их свойство катализировать процесс устранило все препятствия на пути к философскому браку. Надо приложить немалые и длительные усилия, чтобы воздух и огонь, разорвав свою связь в Соли, смогли способствовать соединению двух существ, различающихся лишь степенью развития.

Таким образом, преображение элементов (conversion des éléments) и их нерасторжимый союз в эликсире объясняются единственно действием Соли, которое обеспечивает на долгое время гармонию и прочный мир, дающие столь замечательные плоды. Мало того, что этот посредник постоянно вносит свою лепту в бурный и хаотический процесс образования нашей смеси, он ещё подкрепляет и питает новое соединение, являя собой образ Доброго Пастыря, отдающего жизнь за своих овец. Выполнив своё предназначение, философская соль умирает, чтобы наш юный монарх мог спокойно жить, мужать и распространять свою верховную волю на всякое металлическое естество.

Кессон 2. — Сырость подточила поверхность, и рельеф по существу уничтожен. По неясным стёршимся неровностям можно угадать, что здесь были какие-то растения. Сильно пострадала также надпись, разрушительное действие времени выдержали лишь несколько букв:

...M.RI...V.RV...

Восстановить фразу невозможно, букв слишком мало. Однако если верить Пейзажам и архитектурным памятникам Пуату, которые мы уже упоминали, на барельефе были изображены колосья пшеницы, а надпись читалась так:

.MIHI.MORI.LVCRVM.

Смерть для меня победа

Тут явный намёк на необходимость умерщвления и дальнейшего распада нашего металлического семени, по образу того, как пшеничное зерно не прорастёт и не даст плода, если не размякнет в земле в результате гниения (putréfaction). Философский ребис, в состав которого входит семя, надо разложить, чтобы породить новое вещество сходной природы, но способное самопроизвольно прирастать в весе, объёме и силе. Заключённый в нём животворный, бессмертный, всегда готовый проявлять своё действие дух ждёт только распада вещества, его расчленения, чтобы приступить к очистке, а затем к восстановлению преображённой огнём субстанции.

Mihi mori lucrum — это слова всё ещё грубого философского меркурия (mercure philosophique). Смерть наделяет его не только значительно более благородной материальной оболочкой, но также жизненной энергией и порождающей силой, которых он был прежде лишён.

Изобразив колосья над столь выразительной надписью, наш Адепт прибегнул к точному образу герметического обновления (régénération hermétique), которое наступает вслед за смертью компоста.

Кессон 3. — Рука в язвах, выступающая из тяжёлой тучи, держит оливковую ветвь. На гербе, живописующем человеческую немощь, надпись:

.PRVDENTI.LINITVR.DOLOR

Мудрый умеет утишить свою боль

Оливковая ветвь, символ мира и согласия, знаменует собой совершенный союз стихий, порождающих философский камень. Камень же открывает Философу определённые знания и истины, которые позволяют превозмочь нравственные страдания, свойственные обычным людям, и победить физическую боль, устранив причину и последствия многочисленных недугов.

Само изготовление эликсира доказывает, что смерть есть необходимая трансформация, а не действительное уничтожение, и сокрушаться по её поводу не стоит. Наоборот, освободившись от бремени тела, душа испытывает подъём и наслаждается неслыханной свободой, купаясь в несказанном свете, который доступен лишь чистым духам. Нам известно, что стадии материальной жизни и духовного существования чередуются согласно законам, регулирующим их ритм и продолжительность. Душа покидает своё земное тело лишь для того, чтобы вдохнуть жизнь в тело новое. Вчерашний старик завтра уже дитя. Исчезнувшие находятся, потерявшиеся возвращаются, мёртвые рождаются вновь. Живые и умершие, существа и вещи, сами того не ведая, соединяются благодаря таинственному притяжению, связывающему всё, что развивается сходным образом. Для посвящённого не бывает полного необратимого разделения, и чьё-либо простое отсутствие не вызывает у него грусти. Он без труда признает прежде любимых даже под непривычной оболочкой, ведь распознать их поможет ему дух, обладающий бессмертной сущностью и вечной памятью.

Достоверность фактов, которые поддаются вполне реальному контролю в процессе Делания, наделяет алхимика непреходящей безмятежностью духа, спокойствием посреди напастей, презрением к мирским радостям, непоколебимой твёрдостью и, главное, даёт ему опору на тайное знание его истоков и его судьбы.

На физическом плане лечебные свойства эликсира защищают его счастливого обладателя от изъянов и болезней тела. С помощью эликсира Мудрец утишает свою боль. Батсдорф[332] утверждает, что при наружном употреблении эликсир исцеляет от язвы, золотухи, атеромы, паралича, ран и т.д., для чего его растворяют в соответствующей жидкости и смоченную ею тряпку прикладывают к нужному месту. Превозносит целебные качества лекарства Мудрецов также автор одного украшенного миниатюрами манускрипта[333]. «Эликсир, — пишет он, — это божественный пепел (cendre) с чудесными свойствами, который, по мере необходимости, безотказно исцеляет человеческое тело, поддерживая нашу преходящую земную жизнь, а также воскрешает несовершенные металлические вещества. Поистине он превосходит самые лучшие и самые сложные средства и снадобья, какие только может придумать человек. Он делает своего обладателя счастливым, влиятельным, благоденствующим, отважным, сильным, великодушным». Жак Тессон[334] даёт неофиту очень разумные советы, как использовать универсальный бальзам (baume universel): «Мы уже говорили, — адресуется он к субъекту Искусства, — какой благодатный плод исходит из тебя. Теперь скажем, как тебя применять. Применять тебя нужно для облегчения доли бедных, а не для мирских удовольствий, для исцеления нуждающихся, а не сильных мира сего. Нам нужно внимательно следить, кому мы даём лекарство, и знать, кому облегчать страдания ввиду тех немощей и недугов, которые поражают род людской. Давать это сильнодействующее средство следует лишь по наущению Бога, который всё видит, всё знает, всем распоряжается».

Кессон 4. — Теперь перед нами один из главных символов Великого Делания: образ гностического круга — змея, кусающего свой хвост. В качестве надписи латинское слово:

.AMICITIA.

Дружба

Образ круга — геометрическое выражение единства, родства, равновесия и гармонии. Все точки окружности находятся на равном расстоянии от центра и соприкасаются друг с другом. Они образуют сплошную замкнутую линию, которая не имеет ни начала, ни конца, как Бог в метафизике, бесконечность в пространстве, вечность во времени.

Греки называли этого змея Уроборос — от ούρά (queue, хвост) и βορός (dévorant, кусающий). В средние века его уподобляли дракону, по эзотерическому смыслу и значимости схожему с эллинским змеем. Поэтому у старых авторов так часто встречаются реальные или сказочные рептилии. Draco aut serpens qui caudam devoravit; serpens ant lacerta viridis quœ propriam caudam devoravit [335]*, нередко пишут они. А вот живописцы и скульпторы, по-видимому, предпочитали дракона, придававшего декоративной композиции больше движения и выразительности, поэтому они любили изображать именно его. Драконов можно увидеть на северном портале церкви Сен-Армель в Плоэрмеле (преф. Морбиан), где, прицепленные к скатам стрельчатых фронтонов, они кусают свой хвост, образуя колесо. На знаменитых креслах в Амьене также есть любопытная фигура дракона с головой коня и крылатым телом с разукрашенным хвостом, крайнюю часть которого чудовище пожирает.

Эта эмблема очень важна — вместе с печатью Соломона (sceau de Salomon) она отличительный знак Великого Делания и допускает различные толкования. Она иероглиф полного союза, нерасторжимой связи четырёх элементов и двух начал в философском камне, и универсальность этой эмблемы позволяет использовать её и привлекать на самых разных стадиях Делания, цель у которых одна — сведение воедино, соединение первичных веществ, преобразование их изначальной вражды в прочную нерушимую дружбу. Обычно голова дракона или Уробороса выражает твёрдую составляющую вещества, а хвост — летучую. Именно это подразумевает толкователь Марка Фра Антонио[336]: «Эта земля, — говорит он о Сере, — благодаря присущей ей огненной сухости притягивает к себе и поглощает свою собственную влагу. Потому эту землю сравнивают с драконом, кусающим себя за хвост. Но притягивает и поглощает Сера свою влагу, потому что та одной с ней природы». Другие Философы по-иному объясняют эмблему. Взять, к примеру, Линто[337], который связывает её с изменением окраски на разных стадиях. «В Делании, — пишет он, — проявляются три основных цвета: чёрный, белый, красный. Именуя черноту первой стадии ядовитым драконом, древние говорили: дракон пожрал свой собственный хвост». Тот же эзотерический смысл выражен и в Драгоценнейшем Божьем даре Георга Аураха. Менее знакомый с нашим учением Давид де Плани-Кампи видит здесь лишь намёк на спагирические перегонки.

Мы, в свою очередь, всегда считали Уробороса совершенным символом алхимической работы и её результата. Но как бы ни разнились мнения современных учёных по поводу этого знака, наверняка можно сказать следующее: все дампьерские символы без исключения, находясь как бы под эгидой змея, кусающего свой хвост, относятся к Великому Деланию и несут в себе особый смысл в соответствии с тайным герметическим учением.

Кессон 5. — Ещё одно стёршееся изображение, которое нельзя разобрать. На потрескавшемся известняке видны лишь несколько непонятно что значащих букв:

...CO.PIA...

Кессон 6. — На поверхности зыбкого моря сияет большая шестиконечная звезда. На ней лента с надписью. Надпись латинская, но первое слово на испанском языке:

.LVZ.IN.TENEBRIS.LVCET.

Свет во тьме светит

Кое-кто, вероятно, удивится, что мы принимаем за морские волны то, что другие полагают облаками. Однако если обратить внимание, как скульптор изображает воду и облака в других местах, можно без труда убедиться, что нет тут с нашей стороны ни ошибки, ни натяжки. На барельефе отнюдь не морская звезда (étoile de mer), которую ещё называют утренней, ведь у той пять лучей, а у нашей звезды — ярко выраженные шесть. Здесь следует видеть указание на звёздную воду (eau étoilée), которая есть не что иное, как наша подготовленная Ртуть (notre mercure préparé), наша Дева Мать и её символ, Stella maris [338]*, меркурий, полученный в виде белой блестящей металлической воды, которую Философы ещё именуют светилом или звездой (astre) (от греческого άστήρ — brillant, éclatant, блестящий, сверкающий). Таким образом, герметическое искусство выявляет, выводит наружу то, что прежде было рассеяно в тёмной грубой презренной массе первоначального субъекта. Оно концентрирует свет в сумрачном хаосе, и тот начинает сиять во тьме, подобно звезде в ночном небе. Любой химик знаком с этим субъектом, но немногие способны выделить из него лучистую квинтэссенцию, глубоко запрятанную в тяжёлое плотное вещество. Поэтому Филалет[339] не советует неофиту недооценивать звёздную сигнатуру (signature astrale), которая свидетельствует об образовании меркурия. «Постарайся, — говорит он, — править свой путь по звезде севера (étoile du nord), на неё тебе укажет наш магнит (aimant). Мудрый обрадуется звезде, а безумец не обратит на неё внимания. Он так и не приобретёт мудрости, даже если уставится бессмысленным взором на срединный полюс в пересечении линий — чудесный знак Всемогущего».

Сильно заинтригованный этой звездой, ни смысла, ни значения которой он не мог для себя объяснить, Хёфер[340] обратился к гебраической каббале. «Йесод (יסוך)[341]*, — пишет он, — означает основу и Ртуть (fondement et mercure), потому что Ртуть — основа искусства трансмутации. Природа меркурия определяется словами אלחי (Бог живый), буквы которых, как и буквы слова כוכב (кохав — звезда) в сумме дают число 49. Но какой смысл следует придавать слову כוכב? Послушаем, что по этому поводу говорит Каббала: "Особенности истинного меркурия таковы, что при нагреве он покрывается плёнкой золотистого цвета, причём зачастую за одну ночь". Вот на какую тайну указывает כוכב, звезда». Подобное толкование не кажется нам удовлетворительным. Плёнка, какого бы цвета она ни была, никак не походит на расходящиеся лучи, да и наши собственные работы порукой тому, что действительно образуется сигнатура, которая обладает всеми геометрическими признаками ярко выраженной звезды. Поэтому каббалистическому описанию красной окиси ртути мы предпочитаем не столь химически точный, но более истинный язык древних Мастеров. «Свет по природе своей, — пишет автор знаменитого труда[342], — является нашему взору облачённым в какое-либо тело, которое способно его воспринять; поэтому, где есть свет, там обязательно должен быть и носитель света, — эта примета не позволяет нам уклониться в сторону. Направь свет своего разума на свет, укрытый тьмою, и найдёшь, что предмет, самый презренный в глазах невежд, Мудрецы почитают самым благородным». Трисмосен[343], аллегорически представляя процесс приготовления Ртути, ещё более категоричен. Как и мы, он подчёркивает, что герметическая печать (sceau hermétique) наблюдаётся визуально. «Рано утром, — пишет Трисмосен, — над головой царя появляется очень яркая звезда (une estoille tres-resplendissante), и свет дня рассеивает сумерки (la lumière du jour illumina les ténèbres)». В следующем отрывке Николя Валуа[344] даёт нам представление о ртутной природе звездной основы (то есть неба Философов, ciel des philosophes): «Мудрецы, — говорит он, — называют Делание их морем, и как только вещество обращается в воду, из которой оно было изначально образовано, вода получает имя морской (eau de mer), ведь это и впрямь море, где терпели крушение многие мореплаватели, которым не указывала путь звезда (astre). Тех же, кто её раз узнал, она не оставляет своей заботой. Именно эта звезда (estoile) привела волхвов к яслям, где родился Сын Божий, именно она даёт нам увидеть рождение юного царя». И наконец барон Чуди в своём Катехизисе или наставлении Адепту, приложенному к его труду Пламенеющая звезда, сообщает, что как раз так и называют звезду Философов вольные каменщики. «Естество, — говорит он, — само по себе невидимо, но действует видимым образом, и обитающий в телах летучий дух, которого наделяет жизнью дух всеобщий, мы в ординарном масонстве почитаем под образом Пламенеющей звезды (Etoile flamboyante)».

Кессон 7. — Женщина сажает в землю косточки у подножия плодоносящего дерева. На филактерии, один конец которой прикреплён к стволу, а другой реет над головой женщины, латинская фраза:

.TV.NE.CEDE.MALIS.

Не поддавайся заблуждениям

Наш Философ советует твёрдо придерживаться избранного пути и метода. Алхимику куда сподручнее простодушно следовать естеству, нежели гоняться за пустыми химерами.

Древние часто именовали алхимию небесным земледелием (agriculture céleste), так как своими законами, обстоятельствами и условиями труд алхимиков походит на труд крестьянина. Нет такого классического герметического автора, который бы не черпал примеры и доказательства из области полевых работ. Алхимик, стало быть, своего рода земледелец. Как колос получают из зерна — nisi granum frumenti, так и для приумножения металла необходимо прежде всего его семя. Между тем каждое вещество, как и плод, несёт своё семя в себе. Задача очень трудоёмкая (поворотный момент нашего искусства, по выражению Филалета) — выделить из металла или минерала это первичное семя. По этой причине, приступая к работе, алхимик должен полностью разложить соединённое естеством. Недаром говорят: «Тот, кто не может разрушить металл, не сумеет его и улучшить». Сначала надо обратить вещество в пепел, прокалить, сжечь все гетерогенные неогнестойкие компоненты, так чтобы осталась лишь несгораемая чистая главная соль (sel central), с которой пламя не в состоянии совладать. Мудрецы дали ей имя Серы (soufre), первичного агента (premier agent) или философского золота (or philosophique).

Однако всякое зерно, способное прорасти, дать растение и принести плод, нуждается в земле. Алхимику также нужна подходящая почва для семени данного вида и данной природы. При этом само семя можно обрести только в царстве минералов. Вторая работа потребует от алхимика больше усилий и времени, чем первая. И здесь его труд похож на труд земледельца. Разве все заботы крестьянина не связаны со тщательным приготовлением почвы? Саму посевную он проводит быстро и без особых хлопот, а вот земля нуждаётся в предварительной обработке, — внесении удобрений, к примеру, — часто долгой и кропотливой, совсем как в философском Великом Делании.

Истинным ученикам Гермеса надлежит изучить простые и действенные средства, которые позволяют выделить металлический меркурий (mercure métallique), мать и кормилицу семени, из которого рождается наш эмбрион. Затем следует очистить этот меркурий, улучшить его свойства, подобно тому, как крестьянин повышает плодородие почвы путём её многократной аэрации и внесения органических веществ. Особенно если не верить в разного рода хитроумные приёмы и уловки, которые в ходу у людей невежественных и алчных. Ученикам Гермеса надо задавать естеству вопросы, следить, как оно действует, и научиться ему подражать. Если они не дадут сбить себя с намеченного пути, не совершат ошибок, которыми усеяны даже самые лучшие книги, то их труды наверняка увенчает успех. Всё наше искусство сводится к тому, что следует выделить семя (semence), Серу (soufre) или ядро металла (noyau métallique) и поместить его в особую землю или меркурий, а затем нагреть на огне с применением четырёхстадийного температурного режима, соответствующего четырём этапам Делания. Однако самая большая тайна связана с Меркурием; тщетно было бы искать описание операции по его получению в трудах наиболее известных авторов. Поэтому лучше всего в данном случае опираться на метод аналогии, следуя от известного к неизвестному. Только так можно подойти к истине об этом предмете, который привёл в отчаяние и разорил многих алчущих познания, но поверхностных людей.

Кессон 8. — На барельефе лишь круглый щит и известный наказ матери-спартанки:

.AVT.HVNC.AVT.SVPER.HVNC.

Со щитом или на щите

Это Естество обращается здесь к сынам ведения, готовящимся к первой операции. Мы уже говорили, что операция эта очень сложная и таит в себе реальную опасность, ведь алхимик должен бросить вызов древнему дракону, стражу сада Гесперид, принудить его к схватке и безжалостно убить, чтобы самому не стать его жертвой. Победить или умереть — таков смысл надписи. Одной смелости нашему бойцу мало, нужен ещё максимум осторожности, ведь от первой удачи зависит успех всего Делания и его собственная судьба.

Щит (по-гречески άσπίς — abri, protection, défense, укрытие, защита, оборона) указывает на необходимость оборонительного оружия. Для наступления же используется копьё (λόγχη — sort, destin, участь, судьба) или шпага (διάληψις — séparation, разделение), если только воин не предпочитает средство, к которому прибегнул Беллерофонт, когда верхом на Пегасе убил Химеру. Поэты рассказывают, что он протолкнул в глотку чудовищу твёрдую деревянную рогатину со свинцом на конце. Огненное дыхание разгневанной Химеры расплавило свинец, и тот протёк в её внутренности. Так с помощью нехитрой уловки Беллерофонт покончил со зверюгой.

Обратим особое внимание неофита на копьё и щит — самое надёжное оружие для искусного, уверенного в себе рыцаря. Если он выйдет из схватки победителем, они будут запечатлены на его геральдическом щите, а ему самому будет дарована наша корона (notre couronne).

Так труженик превращается в вестника или герольда (héraut) (Κήρυξ — от Κηρυκιόφορος, носящий кадуцей). Другие, такие же храбрые, наделённые такой же пылкой верой, но более полагающиеся на божественное милосердие, чем на свои собственные силы, отказываются от шпаги, копья, меча и берут в руки крест. Их победа более убедительна, ведь материальная и демоническая природа дракона бессильна против могущественного духовного образа Спасителя, против неистребимого знака воплотившихся Духа и Света: In hoc signo vinces.

Говорят, мудрому долго объяснять не надо. Мы к тому же тешим себя надеждой, что наш читатель не пожалеет усилий, дабы уразуметь наши слова.

Кессон 9. — Свет солнца падает с небес на полевой цветок, судя по виду, мак-самосейку. Барельеф пострадал от неблагоприятных атмосферных явлений. Возможно также, попался плохой камень. Надпись на ленте, от которой остался лишь след, стёрлась. Мы уже разбирали похожую картинку (серия II, кессон 1), а так как сама по себе она допускает различнейшие толкования, мы, коль скоро до нас не дошла надпись, воздержимся от суждения, чтобы избежать ошибки.

Дата добавления: 2015-07-20