Пятая серия [XXXII].

Кессон 1. — Рогатый мохнатый стрейг (stryge) с перепончатыми жилковатыми и острыми крыльями присел на корточки. Руки и ноги у него с когтями. Надпись передаёт испанскими стихами слова этого жуткого персонажа:

.MAS.PENADO.MAS.PERDIDO.

.Y.MENOS.AREPANTIDO.

Чем больше ты меня мучил, чем больше терзал,

тем меньше я об этом жалел

Дьявольская фигура, чья материальная грубость противостоит духовному началу, — иероглиф первичной минеральной субстанции, какой её добывают из-под земли. В Нотр-Дам де Пари эта субстанция была некогда представлена в виде сатаны, и верующие в знак презрения и отвращения гасили в его разверстой пасти свечи. Для простого народа это мастер Пётр Краеугольный (maistre Pierre du Coignet, мэтр Пьер дю Куанье), но это и глыба, на которой зиждется всё Делание.

Надо признать, что этот злосчастный субъект обижен от природы, недаром его олицетворяют безобразные чудовища: дракон, змей, вампир, дьявол, тараска. Вид у него и впрямь малопривлекательный. Чёрный, в чешуйках, зачастую покрытый красными точками или рыхлым блекло-жёлтым слоем, с сильным тошнотворным запахом, который Философы называют toxicum и venenum [345]*, он пачкает руки и вообще как бы совмещает в себе всё самое омерзительное. Однако этот презираемый невеждами изначальный субъект Мудрецов (sujet des sages) — единственный источник небесной воды (eau céleste), наш первый меркурий (notre premier mercure) и великий алкагест (Alkaest)[346]. Он — верный слуга (loyal serviteur) и соль земли (sel de la terre). Иллель-Эрланже называет эту сущность Джилли (Gilly), Джилли помогает своему учителю освободиться от власти Веры (Véra)[347]^XXX. Её именовали также универсальным растворителем (dissolvant universel), но не потому что она растворяет всё что угодно — многие, думая так, впадали в ошибку, — а потому что она всемогуща в той малой вселенной, которая зовётся Великим Деланием. В XVII в. в разгар ожесточённых споров между химиками и алхимиками относительно принципов древней науки, универсальный растворитель стал яблоком раздора. Ж.-А.Потт[348] привёл и обстоятельно разобрал различные формулы этих месячных кровей (menstrues), ясно показав, что их авторы понятия не имели, что под своим растворителем подразумевали Адепты. Хотя эти последние недвусмысленно утверждали, что наш меркурий имеет металлическую природу и однороден с металлами, большинство исследователей упрямо пытались выделить её из веществ, не относящихся к царству минералов. Одни насыщали летучим нашатырным (мочевым) спиртом кислоту, а затем перегоняли образовавшуюся смесь, другие выдерживали на воздухе концентрированную мочу, стремясь привлечь в неё дух воздуха и т.д. Бекер (Physica subterranea [349]*, Франкфурт, 1669) и Бон (Послание о несовершенстве кислоты и щёлочи) полагали, что «алкагест — это меркуриальное начало в наиболее чистом виде, которое особым способом выделяют из ртути или морской соли». Цобель (Margarita medicinalis [350]*) и автор Lullius redivivus [351]* готовили свой раствор, насыщая нашатырный спирт (соляную кислоту) тартратом калия и неочищенным винным камнем (карбонатом калия). Хоффман[352] и Потерий приводили тартрат в летучее состояние, растворяя его в воде, затем вызывая брожение полученной жидкости в сосуде из дуба и наконец сублимируя выпавший осадок. «Намного превосходит все другие растворители, — заявляет Потт, — осадок, образовавшийся при смешении едкого сублимата и аммонийной соли (sel ammoniac). При правильном использовании его можно рассматривать как истинный алкагест». Лефевр, Агрикола, Роберт Фладд, Нюизмент, Ле Бретон, Этмюллер и некоторые другие предпочитают росяной экстракт или аналогичные экстракты «из воды грозовых ливней или из жировой плёнки на поверхности минерализиро-ванных вод». И наконец, по сообщению Лангле-Дюфренуа[353], Олаус Боррихий (De Origine Chemiœ et in conspectu Chemicorum celebriorum num. XIV [354]*) рассказывает, что английский капитан Томас Перри видел, как этой наукой (алхимией) занимались в Фесе берберы, и что знаменитый алкагест (alcahest), первоматерия (première matière) всех Философов, с давних пор известен наиболее искусным магометанским алхимикам (artistes) в Африке».

XXXII. Замок в Дампьер-сюр-Бутонн.

Кессоны верхней галереи. Пятая серия.

Короче говоря, все описания алкагеста, в которых авторы исходят из того, что универсальный растворитель — это жидкость, не имеют смысла, если вообще не лживы, и годятся лишь для спагириков. Наша первоматерия (première matière) твёрдая, и полученный с её помощью меркурий имеет вид соли; у него твёрдая консистенция. И эту металлическую соль, как справедливо отмечает Бернар Тревизан, выделяют из магнезии (Magnésie), «многократно разрушая её путём растворения и возгонки». Вещество с каждым разом всё больше дробится, измельчается и без видимого качественного изменения теряет большое количество примесей. Очищенный сублимацией экстракт избавляется от гетерогенных частей, и его свойства сосредоточиваются в небольшой массе вещества, объёмом и весом значительно уступающей изначальному минеральному субъекту. Испанская надпись очень точно отражает этот процесс, ведь чем больше раз повторяют очистку, чем больше «терзают» и дробят вещество, тем у полученной квинтэссенции меньше поводов жаловаться. Она, наоборот, прибавляет в силе, чистоте, эффективности действия. Тем самым она приобретает способность проникать в металл и извлекать его истинную кровь, Серу — поэтому, собственно, Философы и уподобляют квинтэссенцию ночному стрейгу из восточных легенд.

Кессон 2. — Венок из листьев и плодов — яблок, груш, айвы — связан лентами, узлы которых стягивают также четыре небольших ветви лавра. Обрамляющая картину надпись гласит: Получит его лишь тот, кто будет следовать правилам борьбы.

.NEMO.ACCIPIT.

.QVI.NON.LEGITIME.CERTAVERIT.

Луи Одиа видит здесь лавровый венок, что неудивительно: его наблюдения страдают неполнотой, а вдаваться в детали он не считает нужным. На самом деле перед нами не плющ, каким венчали античных поэтов, не лавр, столь милый челу победителя, не пальмовая ветвь, дорогая христианским мученикам, не мирт, виноград или оливковая ветвь богов, а венок из плодов, предназначенный для Мудреца. Плоды олицетворяют обилие земных благ, добытых умелым небесным земледелием — такова практическая польза его труда, а несколько лавровых веточек, рельеф которых так слабо выражен, что их почти не видно, — труженику во славу. Однако гирлянду из плодов, которую Мудрость дарует Адептам, наделённым знанием и мужеством, заполучить не так легко. Наш Философ заявляет об этом без обиняков: если алхимик хочет выдержать сложнейшее испытание, он должен вступить в ожесточённую схватку со стихиями. Как странствующему рыцарю, ему придётся направить свои стопы к таинственному саду Гесперид и вызвать на бой преграждающее вход ужасное чудовище. Таким аллегорическим языком, согласно традиции, говорят Мудрецы о первой и самой важной операции Делания. По правде сказать, бросает вызов и вступает в схватку с герметическим драконом не сам алхимик, а зверь столь же сильный, как дракон. Этот зверь как бы заступает место алхимика, внимательно следящего за единоборством, всегда готового вмешаться, подбодрить своего союзника, прийти к нему на подмогу, вступиться за него. В этом необычном беспощадном поединке он как бы судья.

Мало кто писал об этой первой схватке и об опасности, которую она в себе таит. Насколько нам известно, дальше всех в своём метафорическом описании процесса зашёл Килиани. Однако самый подробный, самый точный, самый близкий к действительности рассказ принадлежит перу великого герметического философа де Сирано Бержерака. Этот гениальный человек, чьи произведения, намеренно искажённые, должны были представить нашу науку во всей её полноте, широкой публике малоизвестен. Мы же и без де Серси[355], утверждавшего, что «Сирано получил от Отца света и наставника в науках (Аполлона) негасимый огонь и недостижимые для других знания», видим в нём истинного посвящённого высокого ранга.

Де Сирано Бержерак выводит на сцену два фантастических существа, олицетворяющих Серу и Ртуть, образованных четырьмя изначальными стихиями: саламандру, обитающую в пламени, символ воздуха и огня, от которых Сера перенимает сухость и огненность, и представляющую Ртуть рыбу-прилипалу, которая унаследовала холод и влажность от земли и воды. Эти животные выбраны не случайно, не по чьей-либо прихоти. Греческое Σαλαμάνδρα состоит из σαλ, анаграммы слова άλς (соль) и μάνδρα (étable, хлев). Это соль из хлева, соль мочевой кислоты, азотных удобрений, селитра (salpêtre) древних спагириков — sal petri, каменная соль, — которую те представляли себе в виде дракона. Рыба-прилипала (по-гречески 'Εχενηϊς) — та самая знаменитая рыба, которая останавливала (по мнению одних) или направляла (по мнению других) корабли, что плыли по северным морям, держа курс на Звезду севера. Это échénéis Космополита, царский сын, дофин, дельфин (dauphin), которого ловят персонажи Mutus Liber, дельфин, представленный на алхимической печи П.-Ф.Пфау в Винтертурском музее (Цюрихский кантон, Швейцария), дельфин на барельефе фонтана в Вербуа, указывающий путь кораблю с огромным тёсаным камнем на борту. Рыба-прилипала (échénéis) — кормчий живой волны (pilote de l’onde vive), наша ртуть, надёжный друг алхимика — поглощает тайный огонь (feu secret), огненную энергию саламандры. Благодаря стабильности и постоянству рыба-прилипала всегда побеждаёт под водительством и опёкой своего хозяина. Эти два начала противоположны по природе, свойствам, физическому состоянию и ненавидят друг друга. Сойдясь вместе, они набрасываются друг на друга, упорно отбиваются, и их беспощадная схватка заканчивается лишь с гибелью одного из противников. Об этом страшном, но вполне реальном эзотерическом поединке знаменитый де Сирано[356] повествует следующим образом:

«Пройдя расстояние примерно в четыре сотни стадий, я заметил посреди огромного поля как бы два шара, которые кружили, то приближаясь, то удаляясь друг от друга. Когда они сталкивались, раздавался громкий стук. Но потом я подошёл поближе и увидел: то, что издали я принимал за два шара, на самом деле два животных. Одно из них, круглое снизу, в середине образовывало треугольник, а приподнятая голова зверя с развевающейся гривой заострялась, образуя как бы пирамиду. Его тело было изрешечено как мишень, и сквозь небольшие отверстия, служившие ему порами, виднелись язычки пламени — получалось как бы огненное оперение.

Прогуливаясь, я встретил почтенного Старца, который наблюдал за схваткой с неменьшим любопытством. Он подозвал меня, я подошёл и мы уселись рядом...

Вот что он мне сказал:

— Лес в этих краях был бы очень редким из-за множества выжигающих его огненных зверей, не будь ледяных животных, которые по просьбе своего друга леса приходят лечить больные деревья; я говорю "лечить", потому что стоит им только дыхнуть своим ледяным дыханием на горящие язвы, как огонь гаснет.

На земле, откуда вы и я прибыли, огненный зверь зовётся саламандрой, а ледяное животное носит имя прилипалы (Remore). Знайте, что прилипалы обитают на самом полюсе, в бездонных глубинах Ледовитого моря, и холод, исходящий от этих рыб через их чешую, замораживает морскую воду, хотя та и солёная...

Ядовитая вода, которой отравили Александра Македонского, была по сути дела уриной одного из таких животных, чей холод сковал внутренности великого полководца... Это что касается ледяных зверей.

А вот огненные животные — те обитают в земле, под горами горящей смолы, такими как Этна, Везувий, Кап-Руж. Сыпь на шее у этого животного выступала из-за воспаления печени, она...

Тут мы замолчали, чтобы внимательнее понаблюдать за необычным поединком. Саламандра решительно наступала, но Прилипала держалась стойко. Каждое их столкновение порождало гром, подобный тому, какой раздаётся в нашем мире при соприкосновении тёплой тучи с холодной. Саламандра бросала на врага испепеляющие взгляды, и, казалось, вместе с огнём из её глаз исходил красный свет. Пот Саламандры был кипящим маслом, а моча — азотной кислотой. Тело Рыбы-прилипалы, толстое, грузное, квадратное, покрывала чешуя из кусков льда. Её большие, как хрустальные блюдца, глаза пронизывали таким холодом, что я буквально коченел с головы до ног. Стоило мне протянуть вперёд руку, как пальцы застывали. Даже воздух вокруг Рыбы-прилипалы сгущался и превращался в снег. Земля под ногами зверя твердела, и когда я шёл следом, то наступал на ледяные следы, оставленные его лапами.

Благодаря огромному напряжению сил напавшая первой Саламандра заставила Прилипалу попотеть. Но вскоре этот пот замёрз, покрыв всё поле скользким слоем льда, так что Саламандра всё время падала, стремясь добраться до противника. Мы с Философом понимали, что Саламандра при этом теряла много сил. Гром, раздававшийся, когда она наносила врагу удар, сперва такой ужасный, превратился в глухие раскаты, какие бывают, когда буря затихает, а затем и вовсе в шипение, словно раскалённое железо погружали в холодную воду. Когда Прилипала почувствовала, что удары противника ослабли и он изнемог в борьбе, она вздыбилась своим кубическим телом и всем своим весом рухнула на врага, да так удачно, что сердце бедной Саламандры, где сохраняла она остатки своего пыла, разорвалось с таким грохотом, что не знаю даже, с чем его сравнить. Так, не преодолев пассивного сопротивления ледяного животного, погиб огненный зверь.

Через некоторое время после того, как Рыба-прилипала покинула место схватки, мы подошли поближе, и Старец, смазав руки землёй, по которой она ступала, чтобы предохранить себя от ожога, схватил труп Саламандры.

— Теперь мне не надо будет разжигать огонь на кухне, — сказал он. — Подвешу её на крюк над очагом, и всё что ни положу в очаг, мигом сварится или изжарится. А её глаза я сохраню. Когда тень смерти покинет их, они станут похожи на два маленькие солнца. Мудрецы в древности умели ими пользоваться, они называли их пылающими светильниками (Lampes ardentes)[357] и вешали лишь в местах погребения именитых людей. В наше время обнаружили несколько таких светильников, когда разрывали старые могилы; но по своему невежеству нашедшие прокололи их, думая под разорванной плёнкой найти огонь, свет от которого они видели».

Кессон 3. — Артиллерийское орудие XVI в. показано в момент выстрела. Вокруг орудия филактерия с латинской фразой:

.SI.NON.PERCVSSERO.TERREBO.

Пусть ни в кого не попаду, так хоть напугаю

Ясно, что автор выражается фигурально. Он обращается к непосвящённым, к исследователям, которые из-за недостатка знаний не могут понять этих сцен и лишь удивляются их числу, необычности и кажущейся противоречивости. Современные учёные примут это деяние давних лет за труд сумасшедшего. Подобно тому, как при плохой наводке пушка поражает лишь своим грохотом, герметические изображения, хоть и понятны не всем, но всех, как справедливо полагает наш Философ, изумят своей загадочностью, неординарностью, видимыми странностями. Это чувство ещё более усугубляет множество загадочных символов и необъяснимых сцен.

Нам кажется, что зрителя привлекает, ничего ему, впрочем, не объясняя, чисто внешняя живописная сторона этих картинок. Именно она ввела в заблуждение Луи Одиа и всех вообще, кто исследовал здание в Дампьере. Их описание, по сути, пустая, ничего не значащая говорильня. Ничему не научая, они, на наш взгляд, неопровержимо свидетельствуют о том, что никто ещё не отыскал общую идею, связывающую эти изображения, как никто не осознал высокую значимость выраженного в них таинственного учения.

Кессон 4. — Нарцисс старается уловить в водоёме своё отражение, из-за которого он обратился в цветок. Он хочет вновь обрести жизнь благодаря тем самым водам, которые его погубили:

.VI.PER.QVAS.PERIIT.VIVERE.POSSIT.AQVAS.

Нарцисс — растение с белыми или жёлтыми цветами, которые, собственно, и привлекли к нему внимание составителей мифов и изобретателей символов, ведь окраска у этих цветов, как у двух видов Серы. По этой окраске судят о Магистериях. Алхимикам известно, что для Делания с серебром следует брать исключительно белую Серу, а для солнечного Делания — жёлтую Серу, и ни в коем случае их не смешивать, о чём предусмотрительно предупреждает Николай Фламель: смесь даёт чудовищное порождение — без нужных свойств, без будущего.

Нарцисс здесь — эмблема растворённого металла. Греческое Νάρκισσος происходит от Νάρκη или Νάρκα (engourdissement, torpeur, оцепенение, онемение). Растворённые металлы ведут вялотекущую замкнутую дремотную жизнь, они словно впадают в спячку, как некоторые животные зимой или больные под действием наркотика (ναρκωτικός от νάρκη). Их называют мёртвыми по сравнению с алхимическими металлами, которые Искусство воскресило и обновило. Нарцисс, то есть диссоциированный и разложенный металл, представляет лишь Сера, экстрагированная растворителем — меркуриальной водой из водоёма. Однако подобно тому, как гладь вод отражает все внешние черты реального предмета, Сера сохраняет в себе все характеристики и металлическую природу распавшегося тела. В итоге Серное начало — истинное семя металла, извлекая из Ртути живые и животворящие питательные элементы, может породить новое существо, схожее с собой, но более высокого порядка и способное подчиняться воле эволютивной динамики.

Поэтому Нарцисс — металл, обращённый в цветок или Серу (Сера, как говорят Философы, цветок всех металлов) — не без причины надеется вновь обрести жизнь благодаря особым свойствам вод, вызвавших его смерть. Своё пленённое отражение Нарциссу не вызволить, но вода поможет материализовать его «двойника» («double»), который сохранит все его основные характеристики.

Таким образом, то, что вызывает смерть одного начала, даёт жизнь другому, ведь первичный меркурий (mercure initial), или живая вода металла (eau métallique vivante), умирает, чтобы дать возможность воскреснуть Сере растворённого металла. Поэтому древние Мудрецы всегда говорили, что надо убить живое, чтобы воскресить мёртвое. Сделав это, алхимик получает активную Серу — основной катализатор превращений, ведущих к получению камня. Она позволяет алхимику выполнить второе правило Делания: соединить одну жизнь с другой, то есть соединить перворожденный естественный меркурий (mercure premier-né de nature) с активной Серой, получая в результате меркурий Философов (mercure des philosophes) — вещество чистое, летучее, восприимчивое, живое. Именно эту операцию подразумевали Мудрецы под химической свадьбой, мистическим браком брата и сестры (родных по крови и связанных общим происхождением), Габрикуса и Бейи, Солнца и Луны, Аполлона и Дианы. От двух последних кабалисты произвели пресловутого Аполлония Тианского, якобы знаменитого философа, хотя для посвящённого ясно, что чудеса этого вымышленного персонажа, носящего явно герметический характер, отмечены печатью символики и напрямую связаны с алхимической эзотерикой.

Кессон 5. По водам потопа плывёт Ноев ковчег, а за ним лодка, грозящая его потопить. На небе слова:

.VERITAS.VINCIT.

Истина-победительница

Мы, кажется, уже упоминали, что ковчег (arche) выражает всю совокупность полученных веществ, которым соответствуют различные названия: соединение (composé), ребис, амальгама и т.д. Эти вещества, собственно, и есть архей (archée) — огненная материя (matière ignée), основа философского камня. Греческое άρκή означает начало, принцип, источник, первопричину. Под действием внешнего огня возбуждается внутренний огонь архея, и весь компост обращается в жидкость, похожую на воду. Эту жидкую субстанцию, которая бродит, колышется и вздувается, именуют водами потопа. Её же, поначалу желтоватую и мутную, называют латунью (laton) или Латоной (laiton) (Латона — мать Дианы и Аполлона). Греки дали ей имя Λητώ — от λήτος, взятого вместо λήϊτος, ионийского слова, означающего общее достояние (bien commun), общий дом (maison commune) (τό λήϊτον), с намёком на общую для двойного эмбриона защитную оболочку[358]. Заметим, кстати, что кабалисты, склонные к каламбурам, учат, что брожение проводят в деревянном сосуде или лучше в разделённой надвое бочке (tonneau), к которой они прилагали эпитет дуплистого дуба (chêne creux). На языке Адептов Латона (Latone) превращается в бочку (la tonne, le tonneau), отсюда понятно, почему неофитам так трудно идентифицировать тайный сосуд (vaisseau secret), где наши вещества подвергаются брожению.

Через определённое время всплывает и под влиянием кипения начинает перемещаться по поверхности плёнка в виде мениска (на языке Мудрецов философский остров, Ile philosophique [359]) — первое проявление сгущения, коагуляции. Это знаменитый остров Делос (по-гречески Δήλος, то есть видимый, ясный, определённый), который представляет нечаянное уже убежище Латоне, спасавшейся от преследования Юноны, и наполняет сердце Мастера безоблачным счастьем. Этот плавучий остров, всплывший из морских глубин после того, как Посейдон ударил своим трезубцем, то же самое, что гонимый волнами Потопа спасительный Ноев ковчег. «Cum viderem quod aqua sensim crassio r, — говорит Гермес, — duriorque fieri inciperet, gaudebam; certo enim sciebam, ut invenirem quod querebam»[360].

При непрерывном действии внутреннего огня плёнка мало-помалу растёт, становится толще и шире и наконец покрывает всю поверхность. Остров, прежде плавучий, становится неподвижным (fixée), и это зрелище придаёт алхимику уверенность в том, что для Латоны настала пора родов. И тут снова вступает в свои права тайна. Грозовая тяжёлая синяя туча поднимается над горячим неподвижным островом, заволакивает тьмой рожающую землю и всё вокруг скрывает от глаз. Философское небо покрывается киммерийскими сумерками [361]*^XXXI (ombres cimmériennes) (κιμβερικόν — vêtement de deuil, траурная одежда), происходит великое затмение солнца и луны, скрытым сверхъестественным образом появляются на свет герметические близнецы, будущие родители камня.

Согласно Моисееву преданию, Бог по окончании потопа послал на воды горячий ветер, часть вод испарилась и их уровень понизился. Над бескрайней гладью вод встали горные вершины, и к одной такой горе — горе Арарат в Армении — причалил ковчег. Ной открыл окно и выпустил ворона (corbeau). Для алхимика в его малом миротворении ворон — некое подобие киммерийских сумерек, тяжёлых туч, которые сопутствуют тайному рождению новых существ и восстановлению старых.

Когда эта связь возникает, когда появляется материальное свидетельство успеха, тогда истина побеждает вопреки всем отрицателям, скептикам, маловерным, готовым чуть что отмести в область иллюзий и чудес вполне достоверные факты, которые они по своему невежеству не в силах понять.

Кессон 6. — Женщина, преклонившая колени перед надгробным камнем со странным словом

TAIACIS,

предаётся безудержной скорби. Надпись под фигурой женщины гласит:

.VICTA.JACET.VIRTVS.

Достоинство (добродетель) побеждено

Луи Одиа в качестве объяснения говорит, что это девиз Андре Шенье, не беря в расчёт, что между эпохой Ренессанса и Революцией протекло много времени. Поэт тут не при чём, речь идёт о достоинстве Серы (или золота Мудрецов), — именно Сера покоится под камнем до тех пор, пока полностью не разложится её тленное тело. С гибелью вещества растворённая в меркуриальной воде сульфурная земля высвобождает силу — собственно душу или огонь Серы. Эту силу пленяет телесная оболочка (бессмертный дух носится над водами хаоса) и держит, пока, как учит Моисей в Книге Бытия (1:2), не образуется новое вещество (corps).

Таким образом, перед нами иероглиф умерщвления (mortification), который изображён также на гравюрах Pretiosa Margarita novella [362]*: Пьер Бон из Ломбардии проиллюстрировал ими свой опус о Великом Делании. Этой идеи следовали многие Философы, скрывавшие за погребальными или макабрическими сюжетами процесс путрефакции на второй стадии Делания, когда полученная ранее философская сера разлагается и переводится в жидкое состояние и образуется совершенный эликсир. Так, Василий Валентин на одном из своих Двенадцати ключей изобразил скелет, стоящий на своём собственном гробе, а на другом — сцену погребения. Фламель не только изобразил на кладбище Невинных выраженную в очеловеченных образах избиения младенцев суть Ars magna[363]*, но и украсил свою надгробную плиту, которую можно сегодня увидеть в часовне музея в Клюни, изображением изъеденного червями трупа с надписью:

Из праха вышел и в прах возвращусь.

Сеньор Задит вписал измождённого умирающего человека внутрь прозрачной сферы. Анри де Линто на листе манускрипта Авроры нарисовал короля в короне, распростёртого на могиле, в то время как его дух в образе ангела поднимается к теряющемуся в облаках фонарю. Да и мы сами, по примеру прославленных мастеров, использовали эту тему на фронтисписе Тайны соборов.

Женщина на нашем кессоне, заламывающая руки перед надгробным камнем, олицетворяет собой металлическую мать Серы. Странное слово на камне над её ребенком — Taiacis — относится к ней. Это барочное слово, сочинённое без сомнения нашим Адептом, на самом деле латинская фраза, слова которой надо читать задом наперёд: Sic ai at — увы, но так по крайней мере... (он сможет возродиться). Последнее упование в момент наивысшего горя. Сам Иисус должен был пострадать во плоти, умереть и три дня пребывать в склепе, дабы искупить людей и, осуществляя свою божественную миссию, воскреснуть затем во славу человеческого естества.

XXXIII. Замок в Дампьер-сюр-Бутонн.

Кессоны верхней галереи. Шестая серия.

Кессон 7. — Летящий голубь держит в клюве масличную ветвь. Надпись гласит:

.SI.TE.FATA.VOCANT.

Если судьба призовёт тебя к этому

К эмблеме голубя с зелёной ветвью прибегнул Моисей, описывая всемирный потоп. В Книге Бытия (8:2) сказано, что Ной выпустил голубя из ковчега, и голубь возвратился с зелёной масличной ветвью в клюве. Масличная ветвь — убедительное подтверждение истинного пути и правильного хода операций, а Делание — малое миротворение, и алхимик в своей работе воспроизводит в уменьшенном виде все этапы божественной работы. Следовательно, когда патриарх выпускает из ковчега ворона, это значит, что первый сохраняющийся долгое время цвет нашего Делания — чёрный, так как за разложением вещества следует путрефакция, и масса окрашивается в интенсивный синий цвет (coloration bleue très sombre), из-за металлических бликов сравнимый с окраской воронова крыла (plumes du corbeau). Библейский рассказ уточняет, что ворон, привлечённый трупами, в ковчег не вернулся, впрочем, принцип аналогии, когда чёрному цвету уподобляют ворона, основан не только на внешних признаках. Разлагающийся компост Философы выразительно называли также синим (откуда происходит старое средневековое ругательство corps bleu), а кабалисты — прекрасным телом (corps beau), не потому, разумеется, что оно так приятно на вид, а потому что оно первым свидетельствует о начавшейся активности философских материалов (matériaux). Однако несмотря на то, что многие авторы предлагают считать чёрную окраску счастливым знаком, мы советуем относиться к ней более сдержанно и не придавать ей большего значения, чем она того заслуживает. Известно ведь, что не составляет труда получить чёрный цвет, исходя из веществ, никакого отношения к нашему искусству не имеющих. Следовательно, этот признак недостаточен, хотя он и отражает свойство всякого сухого вещества растворяться и разлагаться в сходной с ним и родственной жидкой среде. Поэтому мы предостерегаем неофита от преждевременной радости и рекомендуем предусмотрительно подождать зелёного цвета (couleur verte), который указывает на высыхание земли, поглощение вод и рост новообразованого тела.

Поэтому, брат, если небо удостоит твой труд своим благословением и, как говорит Адепт, si te fata vacant, ты обретёшь сперва масличную ветвь — символ согласия и единства стихий, а затем и принёсшую эту ветвь белую голубку. Только тогда ты можешь быть уверен, что на тебя нисшёл тот дивный свет, дар Святого Духа, который на пятидесятый день (Πεντηκοστή) послал своим возлюбленным апостолам Иисус^а. Так подтверждается на материальном уровне посвятительное крещение и откровение, данное Богом. «И когда (Иисус) выходил из воды, — говорит Евангелие от Марка (1:10), тотчас увидел Иоанн разверзающиеся небеса и Духа, как голубя, сходящего на него».

Кессон 8. — Две сложенные ладонями руки выступают из туч. Рядом надпись:

.ACCIPE.DAQVE.FIDEM.

Прими моё слово и дай мне своё

Подобная картинка, вообще говоря, выражает у алхимиков воду как стихию. Туча и руки образуют треугольник вершиной вниз — иероглиф воды в противовес иероглифу огня, также треугольнику, но вершиной вверх.

Вполне очевидно, что под этой эмблемой единства нельзя понимать нашу первую меркуриальную воду (notre première eau mercurielle); ведь две руки, соединённые в знак верности и преданности принадлежат двум разным людям. Мы уже говорили и повторимся ещё раз, что изначальный меркурий (mercure initial) — продукт (produit) простой, он есть первый агент, который экстрагирует огненную Серную составляющую металлов. Но хотя при выделении Сера удерживает какую-то часть Ртути, или, наоборот, Ртуть поглощает какую-то часть Серы, и, казалось бы, должен образовываться философский меркурий (mercure philosophique), камень так не получить. Как явствует из опыта, такой философский меркурий при перегонке легко покидает своё плотное (fixe) тело, оставляя Серу на дне реторты. И хотя некоторые авторы отводят главную роль в Делании Ртути, мы отдаём предпочтение Сере как основному агенту, ведь именно она пребывает в конечном продукте Делания — либо активированная, как в случае Эликсира, либо после приращения, как в случае философского камня. Таким образом, Ртуть подчинена Сере, Ртуть — служанка и раба, которая, впитываясь, исчезает и смешивается со своим хозяином (maître). Универсальное снадобье (médecine universelle) рождается, а чтобы родить ребёнка, нужны двое, одного вида, но разного пола, а значит, философская ртуть, будучи одна, не в состоянии произвести камень. Меркурий в Делании выполняет роль самки, и, чтобы получилось соединение, известное как Ребис — первая материя (première matière) Магистерия, она должна, как говорят д'Эспанье и Филалет, соединиться с мужем.

Адепт передаёт нам полученное от предшественников тайное слово (parole cachée) или verbum dimissum и требует с нас клятву: мы должны никому не открывать то, что, как он полагает, надлежит держать в секрете: accipe daque fidem.

Кессон 9. — На каменистой земле друг против друга изображены несчастные обезглавленные голубки. Надпись латинская:

.CONCORDIA.NVTRIT.AMOREM.

Любовь питается согласием

Известная истина, проявляющаяся везде, в том числе и в мире минералов; наиболее убедительное подтверждение тому — Великое Делание. Герметическая работа отражает, по сути дела, естественное стремление неорганических веществ к совершенной гармонии, их химическое сродство и, если так можно выразиться, взаимную любовь.

Две птицы на нашем барельефе — голубки Дианы (Colombes de Diane), над загадкой которых билось столько исследователей. Филалет скрыл за этим образом тайну двойного меркурия мудрецов (double mercure des sages). Представляя читателю эту туманную аллегорию, о природе этих птиц великий Адепт особо не распространяется. Он лишь замечает, что «голубки Дианы нераздельно пребывают в вечных объятиях Венеры». Между тем древние алхимики отдавали под покровительство Дианы «с лунными рогами» ту самую первую Ртуть (premier mercure), которую мы неоднократно упоминали как универсальный растворитель (dissolvant universel). Из-за своей белизны и серебряного блеска она также получила название Луны Философов и Матери камня. Именно это имеет в виду Гермес, когда говорит о Делании: «Солнце — его отец, луна — его мать». Помогая отыскать разгадку, Лиможон де Сен-Дидье пишет в Беседе Евдокса и Пирофила: «Посмотрите наконец, как, согласно Геберу, мы должны проводить сублимацию. Я же следом за одним из Философов скажу: Sidera Veneris, et corniculatœ Dianœ tibi propitia sunto [364]*».

Представляется поэтому, что голубки Дианы олицетворяют две части ртутного растворителя (mercure dissolvant) — у лунного полумесяца два рога, — в то время как у Венеры, крепко прижимающей к груди своих любимых голубок — одна часть. Это соображение подтверждает двойственность — из-за летучести и воздушности — изначальной Ртути (mercure initial), которую всегда символизировали птицы, и сама субстанция, из которой получают Ртуть, — каменистая неровная бесплодная земля под ногами у голубок.

В Писании сказано, что когда Дева Мария, в соответствии с Моисеевым Законом, прошла семидневное очищение (Исх. 13:2), Иосиф отвёл её в Иерусалимский храм, чтобы показать ребёнка и, как повелел Господь (Лев. 12:6-8), принести в жертву двух горлиц или двух птенцов голубиных. Так повествует Священное Писание о тайне Орнитогала, знаменитого птичьего молока (lait des oiseaux, Όρνίθων γάλα), о котором греки говорили как о чём-то удивительном и крайне редком. Греческое выражение «Надоить птичьего молока» (Όρνίθων γάλα άμέλγειν) означало «добиться во всём успеха», «воспользоваться благосклонностью судьбы». Надо признать, что лишь баловень Фортуны поймает голубок Дианы и получит птичье молоко (ornitogale) (Птичье молоко — герметический синоним столь дорогого сердцу Филалета молока Девы, Lait de vierge). Όρνις по-гречески — это не только птица вообще, но и конкретно петух и курица. Вероятно, отсюда пошло выражение όρνίθως γάλα, lait de poule, молоко курицы (его получают, размешивая яичный желток в горячем молоке). Мы не будем больше об этом говорить, так как под словами голубки Дианы скрывается тайная операция. Отметим лишь, что есть в природе такое растение — птицемлечник (ornitogales) из семейства лилейных луковичных с прекрасными белыми цветами, а лилия, как известно — эмблематический цветок Марии.

I X

Дата добавления: 2015-07-20