Выбирая Богов- мы выбираем судьбу» светославский ( ведический, древнеязыческий) римский поэт вергилий

ком, затем наступила пауза, - несомнен­но короткая, но она казалась мне вечно­стью; в этом промежутке времени выка­чивалась кровь, она собиралось в сосу­ды, которые мальчик подставлял к ранам. В это же время животному вытягивали голову и с силой зажимали рот, оно не могло мычать, оно издавало только сдав­ленные хрипящие звуки, но его достаточ­но плотно держали прислужники.

Но ведь как раз то, что устанавливает судебная экспертиза в деле Ющинского: «мальчику зажимали рот, чтобы он не кри­чал, а также, чтобы усилил кровотечение. Он оставался в сознании, он сопротивлялся. Остались ссадины на губах, на лице и на боку».

Вот как погибало маленькое человекооб­разное животное! Вот она, жертвенная смерть гоев с заткнутым ртом, подобно ско­ту. Да, так мученически умирал, по словам профессора Павлова, «молодой человек, господин Ющинский, от забавных, смехот­ворных уколов» Но, что с несомненной точ­ностью устанавливает экспертиза, это пау­зу, перерыв, последовавший вслед за нане­сением шейных, обильных кровоизлиянием ран. - Да, эта пауза несомненно была; она соответствует моменту -выкачивания и со­бирания крови. Но вот подробность, совер­шенно пропущенная, незамеченная экспер­тизой и которая ясно; отчётливо запечатле­лась в моей памяти. В то время, как живот­ному вытягивал голову и плотно зажимал рот один из прислужников, трое других усилен­но мяли бока и растирали животное, очевид­но, с целью усилить кровотечение. По ана­логии я допускаю, что то же самое проделы­вали с Андрюшей. Очевидно и ему усилен­но мяли, надавливали на ребра и расти­рали тело с целью усилить кровотечение; но эта операция, этот «массаж» не остав­ляет вещественных следов; вот, вероятно, почему это осталось незафиксированным судебной экспертизой, которая констати­ровала лишь ссадину на боку, не придав ей, очевидно, должного значения.

По мере истечения крови животное осла­бевало, причем его поддерживали прислуж­ники в стоячем положении. Это опять то, что констатирует профессор Сикорский, говоря: «Мальчик ослабел от ужаса и отчаяния и склонился на руки убийц». Затем, когда жи­вотное было достаточно обескровлено, кровь, собранная в сосуды, вылита была на пол при чтении молитв. Еще подробность; кровь на полустояла целыми лужами, при­чем резники и прислужники оставались бук­вально по щиколотку в крови. Вероятно, так требовал кровавый еврейский ритуал, - и только по окончании его кровь спускалась, что я, проходя, видел в одном из отделений, где был уже закончен убой.

Затем, по окончании паузы, следовали дальнейшие, также рассчитанные спокой­ные удары, прерывавшиеся чтением мо­литв. Эти уколы давали очень мало крови или вовсе не давали ее. Колющие удары наносятся в плечи, под мышки и в бок жи­вотного.

Наносятся ли они в сердце или прямо в

бок животному - установить не могу. Но вот некоторое различие от ритуала, опи­санного экспертами; животное, по нане­сении названных уколов, переворачива­ется, кладется на спину, причем ему на­носится последний заключительный удар, которым перерезают горло животному. Было ли проделано что-либо подобное с Андрюшей - не установлено. Не сомнева­юсь в том, что в "том и другом случае ритуала есть свои особенности, которые я объясняю себе тем, что над Андрюшей совершен был более сложный ритуал, в лице его была принесена более сложная жертва, над ним совершено, быть может, что-то вроде нашего архиерейского бого­служения, которое приноравливалось к торжественному моменту освящения ев­рейской молельни. Виденный же мною ритуал был более элементарной, простой жертвой, - нечто вроде нашей обыкно­венной литургии, проскомидии. Еще под­робность в роли ритуальной версии ука­зывают на то, что при еврейском убое ско­та якобы наносятся режущие раны, тогда как судебная экспертиза установила на теле Андрюши - исключительно колющие. Я полагаю, что это не более, как наглое вра­нье, рассчитанное на незнание, на полную неосведомленность нашу того, как произ­водится ритуальный убой скота на еврейс­ких бойнях; и против этой лжи я, как свиде­тель и очевидец убоя, протестую и опять по­вторяю: у резников я видел два орудия: уз­кий длинный ножи шило, и этими-то двумя орудиями попеременно наносились колю­щие удары. Резникколол,«шпынял» живот­ное. При этом, вероятно, и форма укола, форма самой раны имела какое-нибудь символическое значение, так как одни уда­ры наносились острием ножа, другие же -шилом. Лишь последний заключительный удар, которым перерезывалось горло жи­вотного, был режущий. Вероятно, это была та горловая рана, через которую, по мне­нию евреев, выходит душа. Наконец, вра­ги ритуальной версии указывают на целый ряд ненужных, якобы бессмысленных уда­ров, нанесенных Андрюше. Указывалось, например, на «бессмысленные» раны под мышками; это утверждение опять рассчи­тано на наше невежество, на полное незна­ние еврейских обычаев. Поэтому поводу я припоминаю следующее: однажды, прожи­вая в черте оседлости, я попал в деревенс­кую глушь, где поневоле мне пришлось вре­менно устроиться в еврейской корчме, ко­торую содержала очень зажиточная и пат­риархальная еврейская семья местного ле­сопромышленника. Долгое время хозяйка уговаривала меня у них столоваться еврей­ским кошерным столом; в конце концов я принужден был сдаться на доводы хозяй­ки. При этом хозяйка, уговаривая меня, объясняла, что все отличие их птицы и мяса в том, что «оно обескровлено», а главное, - «перерезаны сухожилия под мышками у животных, у птиц же, на но­гах и под крыльями». Это, по мнению хо­зяйки, имеет глубокий религиозный смысл в стазах евреев, «делая мясо чис-

тым» и годным для пищи, тогда как «живот­ное с не перерезанными сухожилиями счи­тается нечистым»; при этом она добавила, что «раны эти может наносить только рез­ник» каким-то особым орудием, причем «раны должны быть рваные».

По вышеизложенным соображениям я остаюсь при твердом и обоснованном убеж­дении, что в лице Андрюши Ющинского мы должны видеть безусловно жертву ритуа­ла, что это должен быть ритуал более слож­ный, более квалифицированный, нежели обыкновенный ритуал, по правилам кото­рого ежедневно производится убой скота и приносится ежедневная кровавая жерт­ва. Кстати, - вот причина, почему евреи так широко раскрывают двери синагоги. Так охотно, иногда демонстративно зазывают к себе, как бы говоря: «Смотрите, вот как мы молимся, вот наш храм, наше богослу­жение: видите, у нас нет тайны». Это ложь, тонкая ложь: нам показывают не храм и не богослужение. Синагога не есть храм — это только школа, молитвенный дом, ре­лигиозный клуб, доступный всем желаю­щим. Раввин не есть священник, нет - это только учитель, избранный обществом; хра­ма у евреев нет; он был в Иерусалиме и он разрушен. Как в библейские времена, так и теперь храм заменяется скинией. В ски­нии совершаются ежедневные жертвопри­ношения. Эти жертвоприношения может со­вершать только резник, - лицо духовное, соответствующее нашему священнику. Ему помогают прислужники -левиты; я их так­же видел на бойне - они соответствуют на­шим дьячкам и причетникам, которые не­сомненно подразделяются у них на не­сколько разрядов. Вот в этот-то храм-ски­нию нас и не пускают и не впускают даже простых евреев. Доступ туда разрешен толь­ко священнослужителям, простые же смер­тные могут быть лишь зрителями и стоять в отдалении,

это я тоже видел на бойне. И если вы про­никнете в их тайну, -вам грозят местью, вас готовы избить камнями, и если вас что-то может спасти, так это общественное положе­ние и, быть может, случайные обстоятельства - это я также на себе испытал. Мне могут воз­разить: но ведь внешность бойни вовсе не со­ответствует внешности древней скинии - Да, это правда.

Но я объясняю себе это тем, что еврейство не желает привлекать к себе слишком зор­кого внимания. Оно готово поступиться ме­лочами внешней конструкции, готово идти на отступления, чтобы ценою их купить тайну ритуала во всей его библейской неприкосно­венности.

В заключение не могу не сказать: как же мы мало знаем еврейство и евреев! Мы ведь совсем их не знаем. Как они умело скры­вают под фиговым листом невинности силу громадную, мировую силу, с которой с каж­дым годом приходится все больше и боль­ше считаться. Но не из трусости, не из стра­ха перед этой силой, не «страха ради иудей-ска» я предпочту скрыть свое имя, оставить его временно под забралом; нет, тут игра­ют роль скорее тактические соображения,

Дата добавления: 2015-07-20