Еврейский устав. Сколько строжайшее предписаниеповедению евреев в самых разнообразных ситуациях, нарушение которых карается вплоть до смерти. Что предусмотренно в самом талмуде.

действие, жестокое, не сокращавшее, а наоборот - удлинявшее мучения. При этом по известным правилам, с установленны­ми молитвами, на некоторых резниках надет был белый молитвенный плат с чер­ными полосами, который надевают рав­вины в синагогах. На одном из окон ле­жал такой же плат, два жертвенных сосу­да и скрижали, которую при помощи ремней каждый еврей наматывает на правую руку во время молитвы. Наконец, вид резника, бормочущего молитвы, и прислужников - не оставлял ни малейшего сомнения. Все лица были какие-то жестокие, сосредоточен­ные, фанатически настроенные. Даже по­сторонние евреи, мясоторговцы и приказ­чики, стоявшие во дворе, ожидавшие окон­чания убоя, даже они были странно сосре­доточены. Среди них ж слышно было обыч­ной суеты и бойкого еврейского жаргона,, они стояли молча, молитвенно настроен­ные.

Будучи утомлен и подавлен всем видом мучений и массою крови, какой-то ненужной жестокостью, но желая все же до конца дос­мотреть убой скота, я облокотился о при­толоку двери и невольным движением приподнял шляпу. Этого было достаточно дня того, чтобы меня окончательно вы­дать. По-видимому ко мне давно присмат­ривались, но последнее мое движение являлось прямым оскорблением таин­ства, так как все участники, а также посто­ронние зрители ритуала все время оста­вались в шапках, с покрытыми головами.

Ко мне немедленно подскочили два ев­рея, назойливо повторяя один и тот же не­понятный дня меня вопрос. Очевидно, это был известный каждому еврею пароль, на который я должен был ответить установлен­ным же лозунгом.

Мое молчание вызвало невообразимый гвалт. Резники и прислужники побросали скот и бросились в мою сторону. Из других отделений также выбежали и присоедини­лись к толпе, которая оттеснила меня во двор, где я моментально был окружен.

Толпа галдела, настроение было несом­ненно угрожающее, судя по отдельным вос­клицаниям, тем более, что у резников в ру­ках оставались ножи, а у некоторых прислуж­ников появились камни.

В это время из одного из отделений вы­шел интеллигентного вида представитель­ный еврей, авторитету которого толпа бес­прекословно подчинялась, из чего я заклю­чаю, что это должен был быть главный рез­ник - лицо несомненно священное в глазах евреев. Он окликнул толпу и заставил ее замолчать. Когда толпа расступилась, он вплотную подошел ко мне и грубо крикнул, обращаясь на «ты» Как ты смел войти сюда? ведь ты знаешь, что по нашему закону запрещено присутствовать при убое лицам посторонним?» Я по возможности спокой­но возразил: «Я ветеринарный врач, при-частен к ветеринарному надзору и про­шел сюда по своим обязанностям, ввиду чего прошу вас говорить со мной другим тоном». Мои слова произвели заметное впечатление как на резника, так и на ок-

ружающих. Резник вежливо, обращаясь на «вы» но тоном, не терпящим возраже­ния, заявил мне: «Советую вам немедлен­но удалиться и не говорить никому о ви­денном. Вы видите, как возбуждена тол­па, я не в силах удержать ее и не ручаюсь за последствия, если только вы сию же минуту не покинете бойню». Мне остава­лось только последовать его совету.

Толпа очень неохотно, по оклику резни­ка, расступилась, и я, по возможности мед­ленно, не теряя самообладания, напра­вился к выходу. Когда я отошел несколь­ко шагов, вдогонку полетели камни, звон­ко ударяясь о забор, и я не ручаюсь за то, что они не разбили бы мой череп, если бы не присутствие старого резника и не на­ходчивость и самообладание, которые не раз выручали меня в жизни. Уже прибли­жаясь к воротам, подумал: а что, если меня остановят и потребуют предъявить документы? И эта мысль заставила меня против воли ускорить шаги. Только за во­ротами я облегченно вздохнул, почувство­вав, что избегнул очень и очень серьез­ной опасности. Взглянув на часы, я пора­жен был тем, как было еще рано. Вероят­но, судя по времени, я пробыл на бойне не более часа, так как убой каждого жи­вотного длился 10-15 минут, тогда как время, проведенное на бойне, казалось мне вечностью. Вот что, что я видел на еврейской бойне, вот та картина, которая не может изгладиться из тайников моего мозга, картина какого-то ужаса, какой-то наполовину разгаданной загадки, которую я не хотел, боялся разгадать до конца. Я всеми силами старался, если не забыть, то отодвинуть подальше в моей памяти картину кровавого ужаса и это мне отчас­ти удалось.

Со временем она потускнела, заслонена была другими событиями и впечатлениями, и я бережно носил ее, боясь подойти к ней, не умея объяснить ее во всей полноте и со­вокупности.

Ужасная картина убиения Андрюши Ющинского, которую обнаружила эксперти­за профессоров Косоротова и Сикорского, как ударила мне в голову. (Иван Алексеевич Сикорский (1845-1918), известный русский психиатр, автор-многих книг, профессор Ки­евского университета. - Ред. «ВИ».)Для меня эта картина вдвойне ужасна - я ее уже ви­дел! Да, я видел это зверское убийство! ви­дел его собственными глазами на еврейс­кой бойне. Для меня это не новость, и если меня что угнетает, так это то, что я молчал. Если Толстой при извещении о смертной каз­ни, даже преступника, восклицал: «Не могу молчать!» - то как же я, непосредственный свидетель и очевидец, так долго молчал?

Почему я не кричал «караул», не орал, не визжал от боли? Ведь мелькало же у меня сознание, что я видел не бойню, а таинство, древнее кровавое жертвопри­ношение, полное леденящего ужаса.' Ведь недаром же в меня полетели камни, не­даром же я был близок, и, может быть, очень близок к роковому исходу) Ведь я осквернил храм, тогда как в нем могли

присутствовать лишь причастные ритуалу левиты и священнослужители! Остальные же евреи стояли почтительно в отдалении!

Наконец, я вдвойне оскорбил их таин­ство, их ритуал, сняв головной убор!

Но почему же я вторично молчал во вре­мя процесса? Ведь передо мной уже была эта кровавая картина, ведь для меня не могло быть сомнения в ритуале? Ведь пере­до мной все время, как тень Банко, стояла кровавая тень милого дорогого мне Андрю­ши! (В.В. Розанов имеет в виду Андрея Ющинского, убитого Мендель Бейлисом с ритуальной целью в 1911 году. См.: Убийство Андрюши Ющинского. Г. Замысловский, член Государственной Думы, Петроград -1917 г., или: Разыскание и убиение евреями хрис­тианских младенцев и употребление кро­ви. Вл. Ив. Даль. С.-Петербург - 1914 г. -Ред. «ВИ».)

Ведь это же знакомый нам с детства об­раз отрока-мученика (см.: Словарь истори­ческий о святых, прославленных в российс­кой церкви, и о некоторых подвижниках бла­гочестия, местно чтимых. М.; Книга, 1990, с. 60. «Мученик Гавриил родился в 1684 году в селе Зверках, близ города Заблу-дова, а в 1690 году, того же села жидом-арендатором похищен и ритуально убит» -говорится в вышеназванной книге. - Ред. «ВИ»), ведь это второй Дмитрий-царевич, окровавленная рубашечка которого висит в Московском Кремле, у крошечной раки, где теплятся лампады, куда стекается Свя­тая Русь. Да, прав, тысячу раз прав защит­ник Андрюши, говоря: «Одинокий, беспо­мощный, в смертельном ужасе и отчая­нии принял Андрюша Ющинский мучени­ческую кончину. Он, вероятно, даже пла­кать не мог, когда один злодей зажимал ему рот, а другой наносил ему удары в череп и мозг».

- Да, это было так, это психологически верно, я этому был зритель, непосредствен­ный свидетель, и если я молчал, -так, каюсь, потому, что я был слишком уверен, что Бей-лис будет обвинен, что беспримерное пре­ступление подучит возмездие, что присяж­ным будет известно об ритуале во всей его полноте и совокупности, что не будет маски­ровки, трусости, не будет места для времен­ного хотя бы торжества еврейства!

Да, убийство Андрюши, вероятно, было еще более сложным и леденящим кровь ритуалом, чем тот, при котором я присутство­вал, ведь Андрюше нанесено было 47 ран, тогда как при мне жертвенному животному наносилось всего ран 10-15, может быть, как раз роковое число -тринадцать; но, по­вторяю, я не считал количества ран и гово­рю приблизительно. Зато характер и распо­ложение ранений совершенно одинаковы: сперва шли удары в голову, затем в шею и плечо животному, одни из них дали ма­ленькие струйки, тогда как раны в шею дали фонтан крови: это я отчетливо по­мню, так как струя алой крови залила -лицо, руки и платье резника, который не успел отстраниться. Только мальчик успел отдернул священную книгу, которую все время держал раскрытою перед резни-

Дата добавления: 2015-07-20