Таинство причастия

О значении причастия православные теологи учат следующее: «Таинство евхаристии издревле называлось и называется… общением, потому что, приобщаясь этого таинства, все мы делаемся едино с Господом Иисусом и между собой» (Макарий, митр. Московский и Коломенский.Православно-догматической богословие. В 2-х т. М., 1999. т. 2. – с. 367-368). С виду это – очень похожее на протестантское определение причастия. Следовательно нам нужно уточнить характер такого единства в православном употреблении. Смысл его в спасительной силе любого таинства. «Для укрепления и возрастания в благодатной жизни, за которой должен последовать живот вечный (жизнь вечная), необходимо христианину питаться животворной пищей в таинстве Евхаристии…» (там же, с. 407).

Отношение к евхаристии указывает на общее понимание православным значения всех церковных таинств: они – исключительные средства передачи Божественной благодати. Вот что пишет Андрей Кураев в своей работе «Можно ли спастись вне Церкви»: «Протестанты похожи на человека, который видит в пустыне умирающего от жажды путника и, радушно подойдя к нему, начинает рассказывать умирающему о пользе воды. Три часа он говорит о том, какие замечательные свойства у воды, о том, что без воды не может быть жизни, о том, что надо бороться за чистоту источников и водоемов... А затем уходит, так и не дав жаждущему ни капли воды. "Разве ты еще хочешь пить? Разве недостаточно тебе "хороших вестей о воде"? Хочешь саму воду? Но у нас ее как раз и нет. Мы пьем "символ воды", мы даем людям "воспоминание о воде". Это только невежественные православные и католики считают, что жидкость в их литургических сосудах действительно есть Вода Жизни, Кровь Христа. А мы считаем, что вода - это слова Христа. Эти слова мы тебе и пересказали. Почему же ты еще хочешь пить?! Ты же слышал: "задача Церкви - проповедь Евангелия", а совсем не Причастие Телу и Крови Христа; ты же слышал, "слышание открывает людям путь ко спасению", а совсем не соединение с Богочеловеком».

Тем не менее, уважаемый диакон бьет мимо цели: евангельские христиане верят в получение благодати Божьей не через слышание Слова Божьего, а через его исполнение, причем не исключительно формальное и внешнее, но и нравственно-духовное. Слышание и обучение Слову Божьему – является предварительным условием для личного освящения христианина посредством Божественной благодати прощения и наделения духовной силы для борьбы со грехом. Если бы таинства давали благодать, употребляющие его имели бы ее с избытком и перестали бы жить греховной жизнью. Пока же о нравственном облике принимающего регулярно церковные таинства в православии нам приходится лишь сожалеть.

Вот почему у евангельских протестантов отношение к церковным таинствам иное: воспитательное, образное, напоминающее. Сказанное относится и к их пониманию значения Вечери Господней. Западный протестантский богослов анабаптистской традиции Уильям Макдональд так комментирует текст 1 Кор. 10:15-16: «Выражение "чаша благословения" относится к чаше вина на Вечере Господней. Это чаша, говорящая о величайшем благословении, снизошедшем на нас через смерть Христа; поэтому она названа чашей благословения. Придаточное предложение "которую благословляем" означает "за которую мы благодарим". Когда мы берем эту чашу и подносим ее к губам, этим самым мы говорим, что сопричастны всем тем благам, которые изливаются в Крови Христа. Поэтому мы можем перефразировать этот стих следующим образом: "Чаша, говорящая о величайших благословениях, данных нам через смерть Господа Иисуса, та чаша, за которую мы благодарим, - не является ли она свидетельством того, что все верующие - сопричастники благ, сокрытых в Крови Христовой?" То же самое верно и в отношении хлеба, который преломляем, - хлеба причастия. Когда мы едим хлеб, мы говорим этим самым, что спаслись приношением Тела Его на кресте Голгофы и поэтому все мы - члены Его Тела. И чаша, и хлеб говорят об общении с Христом и участии в Его славном служении для нас».

Вечеря Господнязаповедана Спасителем с целью постоянного воспоминания и возвещения Его Голгофских страданиях (Мф. 26:27-28; Лк. 22:19-20; 1 Кор. 11:24-26). Это священнодействие периодически указывает на необходимость обновления верующим его спасительного завета «во Христе» (Ин. 6:35, 51, 53-58; Рим. 4:11; 1 Кор. 11:27-32; ср: 1 Кор. 10: 14-22), на возвращение Христа во славе (Мф. 26:29; Мк. 14:25; Лк. 22:16,18; 1 Кор. 11:26) и единение верующих друг с другом как частей одного Тела Иисуса Христа (1 Кор. 10:16-17; 11:33). Совместное принятие пищи во времена апостолов Христа указывало на признание и единство, поэтому хлебопреломление налагает на верующих обязанность иметь друг с другом мир (Лк. 1:79; 10:6; 1 Пет. 3:11-12; 1 Кор. 7:15; 14:33; 2 Кор. 13:11; Еф. 4:3; 2 Тим. 2:22). Это и означает иметь «общение друг с другом» (1 Ин. 1:7), «рассуждать о Теле Господнем» (см: Рим. 8:5-7; Кол. 3:1-2; Евр. 12:3) и принимать участие в Вечере Господней «достойно» (см: Мф. 10:11,37-38; 1 Фес. 2:12; Еф. 4:1; Флп. 1:27; Кол. 1:10; Откр. 3:4).

Препятствиями для принятия хлеба и вина в Вечере Господней являются: нарушение отношений христианина с другими людьми по его вине (Мф. 5:24), нежелание простить чужую вину (Мф. 18:35; Иак. 5:9), противление Божественному дисциплинированию (1 Кор. 11:30; Евр. 12:5-11), колебания в вере (Евр. 10:22), нежелание признать свои грехи и осудить их (1 Ин. 1:9; 1 Кор. 11:31). Тем не менее искренне исповеданный перед Богом грех не должен служить причиной уклонения от участия в хлебопреломлении (1 Ин. 2:1-2). Поэтому к совершению этой заповеди Божьей нужно подходить со всей серьезностью, чтобы не быть «виновными против Тела и Крови Господней» (1 Кор. 11:27). Таким образом евангельские христиане видят в Хлебе и Вине символы духовной жизни и питания, но не средства передачи Божественной благодати, которая, по их мнению, передается без материальных посредников, а исключительно лишь через проповедь Слова Божьего, молитву и духовное общение. О духовном понимании евхаристии учил Ириней Лионский, что нехотя признает даже Кураев: «Нередко Ириней говорит о том, что причастие есть причастие Духу и Слову Божию, что может быть уложено в протестантскую экзегезу евхаристии» («Наследие Христа», глава «Спор о материи и энергии»).

Тем не менее в католицизме, а затем в православии возникло и постепенно укоренилось мнение о «пресуществлении» или превращении в хлеб и вино Вечери Господней «истинного Тела и Крови Иисуса Христа». Павел Рогозин (с. 50-51) детально описывает появление этого заблуждения в Западной Церкви и постепенное проникновение его в Восточную. О евангельском значении таинства евхаристии или причастия он пишет: «Называя вино кровью, а хлеб телом Своим, Иисус воспользовался тем образным языком, каким пользовался почти всегда и какой так широко был распространен среди жителей Востока. Разве ученики не слыхали таких выражений как: «Я есмь хлеб», «Я есмь свет», «Я есмь дверь», «Я есмь Пастырь», «Я есмь истинная виноградная Лоза» и т.п. Естественно, что в данном случае, говоря «сия чаша – есть новый завет» или «сие тело Мое за вам ломимое», Христос употребил слова, как символы Его искупительной жертвы. Заметьте, что после того, как Христос вознес к Отцу молитву благодарения (после которой, полагают, и произошло пресуществление), Он все же продолжает называть вино вином и хлеб хлебом, говоря: «Сказываю же вам, что отныне не буду пить от плода сего виноградного до того дня, когда буду пить с вами новое вино в Царстве Отца Моего Небесного» (Мф. 26:29)» (с. 52). Далее Рогозин отмечает искажение Восточной Церковью (православием) первоначальной евангельской практики раздельного принятия хлеба и вина, хотя это и меньшее отступление, чем в католицизме, лишившем своих прихожан чаши Господней.

Мнение о пресуществлении (преобразования) хлеба и вина Вечери Господней в Тело и Кровь Иисуса Христа основано на буквальном понимании слов Иисуса Христа «Сие есть Тело Мое... Сия есть Кровь Моя» (Мф. 26:26, 28; ср. Ин. 6:48-49). Впервые оно встречается у Игнатия Антиохийского, который с его помощью выступал против ереси докетизма. Этот епископ писал о докетах следующее: «Они удаляются от Евхаристии и молитвы, не исповедуя, что Евхаристия есть плоть нашего Спасителя Иисуса Христа, пострадавшая за грехи наши, которую Отец воскресил по благодати» (Послание св. Игнатия Богоносца к смирнянам. Писание мужей апостольских. гл. 7. Рига, 1994. – с. 342). Примечательно, но данное выражение Игнатия Антиохийского вовсе не доказывает православного понимания Евхаристии, поскольку было призвано защитить именно человеческую природу Иисуса Христа. То же можно сказать и о выражении Иустина Мученика: «Пища сия, над которой произнесено благодарение молитвою Слова Его, по преложении питающая нашу кровь и плоть, есть плоть и кровь Того же воплотившегося Иисуса Христа» (Апология Первая, 61).

Тем не менее, когда ересь докетизма была преодолена, в западных церквах возникло мнение о пресуществлении (превращении) хлеба и вина в Тело и Кровь Господа, которое выражали и некоторые восточные отцы церкви, однако скорее лишь на терминологическом уровне. Тем не менее, как свидетельствуют сами сторонники пресуществления, еще в середине третьего века данное учение вызывало большие споры. Причиной их было отвращение, вызываемое от осознания в евхаристических вине и хлебе вкуса материальных частиц Тела и Крови Иисуса Христа. Конец этим спорам положил Иоанн Дамаскин, заявив чисто по-халкидонски: «То есть преложение Даров совершенно реально, но его образ или способ непостижим» (Точное изложение православной веры, кн. 4, гл. 13).

Догмат о пресуществлении проник в Церковь без богословских дебатов и даже элементарного осмысления. Тем не менее он периодически поднимал вопрос, как вообще возможно превращение Святых даров в Тело и Кровь Иисуса Христа, которые прошли преображение, вознесение и пребывают в вечности в составе Божества. Вопрос об оправданности буквального понимания данных слова Спасителя поднимался в истории церкви неоднократно, пока Реформация не вернула ему первоначальное духовное значение.

Правда, и среди протестантов этот вопрос причинил некоторые разномнения. Так, лютеранене признали реального превращения хлеба и вина в тело и кровь Спасителя, но допускали лишь соприсутствие действительных тела и крови Христовых в хлебе и вине евхаристии («с ними» или «в них»). У. Цвингли учил о символическом соприсутствии с хлебом и вином тела и крови Христа, которое можно было пережить на себе только мысленно. Верующий участвует в единении с Телом Христа (Церковью) лишь посредством своей веры, а не физически, принимая в свое тело частицу не существующего в реальности материального тела Христа. Основатель реформатской ветви протестантизма, Ж. Кальвин занял промежуточную позицию в споре между Лютером и Цвингли, однако и он признал, что Тело и Кровь Христа пребывают в хлебе и вине не вещественно, а духовно (реально хлеб так и остается хлебом, а вино вином). Англикане единодушны в учении о евхаристии с реформатами. Как бы ни происходило духовное единение верующего с Телом Христа, все протестанты не верят в материальный характер этого единения, а значит и в буквальное понимание действия пресуществления.

В среде самих православных верующих буквальное понимание значения хлеба и вина в таинстве причастия подвергается серьезной критике. Например, недавно в журнале «Православная беседа» (№6, 2004) появилась статья одного из профессоров Московской Духовной Академии (!) Алексея Зайцева под названием «Евхаристическое преложение», в которой автор излагает доводы в пользу того, что в таинстве евхаристии обычный хлеб и вино лишь молитвенно освящаются, но не изменяют свою природу. Ссылаясь на труды различных отцов церкви, Алексей Зайцев доводит, что доктрина об их пресуществлении в истории церкви появилась на свет вследствие терминологической путаницы. Фактически, он обвиняет поздних православных богословов (включая и авторов «Послания Восточных Патриархов») в принятии католической по своей сути формулировки «пресуществление», возникшей и культивируемой именно на Западе. В конце своей статьи автор делает такой вывод: «Итак, евхаристическое учение, согласно которому в таинстве Причащения происходит изменение сущности хлеба в сущность Тела Христова, а сущность вина в сущность Его Крови при неизменности внешнего вида, не является учением Православной Церкви ни по своему происхождению, ни, главное, по своей богословской сути» (с. 11).

Подобные же мысли были высказаны и в книге священника Александра Борисова «Побелевшие нивы», изданной десять лет ранее данной публикации. Наконец, в 2005 году за это учение попал в опалу маститый православный богослов А. Осипов, на лекциях которого была основана статья Зайцева. Возражая Осипову, архимандрит Рафаил (Карелин) указывал, что за ним стоит вся «парижская школа богословов, оказавшихся в эмиграции после революции». Перед нами налицо целая православная традиция, причем вполне опирающаяся на учение ранних отцов Церкви. Стало быть, мнение о пресуществлении проникло в Церковь постепенно, а не присутствовало в ней изначально. Даже на Первом Вселенском соборе оно выражено терминологически нечетко: «На Божественной Трапезе мы не должны просто видеть предложенный хлеб и чашу, но, возвышаясь умом, должны верою разуметь, что на Священной Трапезе лежит "Агнец Божий, Который берёт на Себя грех мира" (Ин. 1:29), приносимый в жертву священниками. И, истинно приемля честное Тело и Кровь Его, должны веровать, что это знамение Нашего Воскресения». Вполне возможно такое понимание этих слов, что «приемля честное Тело и Кровь Его» также нужно посредством «возвышения ума» и «разумения верою», т.е. мысленно, возвращаясь в тот день, когда причастие было учреждено Господом.

Кстати, Александр Борисов в своей книге выступает против причащения детей: «Ясно, что причастие здесь выступает в виде особого рода лекарства, которое, будучи всеми правдами и неправдами помещено в рот младенцу, произведет необходимое действие - послужит улучшению его здоровья и вообще низведет благодать и благоволение Божие. То есть налицо чисто механическое или, иначе говоря, магическое отношение к Святым Дарам. Ведь одна из главных особенностей всех магических действий именно и состоит в их механически-принудительном характере: лишь бы все необходимые тексты были вычитаны, а все необходимые действия правильно совершены. Здесь ни от кого не требуется глубокой веры, достаточно того, что человек прибегает к магическому действию» (Борисов А. Побелевшие нивы. М. 1994. с. 116).

Касаясь проблемы принудительного принятия детьми Святых Даров, Борисов приходит к выводу, что «само причастие без наставления в вере, без собственной веры, очевидно, "не работает", а затем добавляет: «Справедливости ради следует заметить, что наставление детей в отношении подлинного смысла причащения, особенно в его традиционном варианте, дело чрезвычайно трудное, если вообще не невозможное. В самом деле, ведь язык не повернется сказать 5- или даже 10-летнему ребенку, что он будет есть настоящее тело и пить настоящую кровь распятого Иисуса. А что говорить вместо этого?» Разумеется, его вопрос так и повис в воздухе. Однако, если причастие не уберегает детей верующих родителей от ухода в мир, тогда оно действительно бессильно без личной веры. А если причащать нужно только взрослых, то по аналогии православные священники должны и крестить только взрослых.

Дата добавления: 2015-07-20