Парквью, Йоханнесбург 1 страница

Дата и время: 9 октября 2009 г., 14.14.

С. К.: Вы были одним из тех, кто 13 сентября угнал машину Беккера.

Е. М.: не отвечает.

С. К.: Я не из полиции, так что не бойтесь.

Е. М.: не отвечает.

С. К.: Где же Беккер потом вас нашел?

Е. М.: На Джоэл-Роуд. В Берье.

С. К.: Он был вооружен?

Е. М.: Yebo.[10]

С. К.: У него было оружие?

Е. М.: Да! Sistela.

С. К.: Пистолет?

Е. М.: Yebo.

С. К.: А потом?

Е. М.: А потом он сказал: пойдем со мной.

С. К.: Куда он вас повел?

Е. М.: В Индлу. В Рандбург. Там жилой дом.

С. К.: Сможете найти это место?

Е. М.: Kungaba…[11]

С. К.: Что он сделал потом?

Е. М.: Связал меня. Привязал к стулу. И много говорил.

С. К.: Что он говорил?

Е. М.: Говорил, что хочет вернуть свои деньги.

С. К.: Какие деньги?

Е. М.: Которые лежали в его сумке.

С. К.: Вы видели эти деньги?

Е. М.: не отвечает.

С. К.: Ну же, Енох, я уже сказал вам, нам нужен Беккер, а не вы. Вы видели деньги?

Е. М.: Yebo.

С. К.: Сколько их было?

Е. М.: Много. Английские деньги. Фунты.

С. К.: И что вы ему сказали?

Е. М.: Что у меня его денег нет.

С. К: А он?

Е. М.: Он спросил, у кого они.

С. К.: А вы?

Е. М.: Я молчал.

С. К.: А потом?

Е. М.: Потом он снова начал болтать, говорил всю ночь. Не давал ни есть, ни пить. И спать я не мог, засыпал, но все время просыпался, потому что неудобно было сидеть.

С. К.: Енох, когда вы ему сказали о Шабангу? Об Инкунзи?

Е. М.: На третий день. Он отвез меня в полицию.

С. К.: Как — в полицию? Не понимаю…

Е. М.: Посадил в машину, отвез в полицию. Потом велел мне говорить, иначе грозил отправить меня в тюрьму.

С. К.: Отвез в полицейский участок?

Е. М.: Ну да. Мы были снаружи.

С. К.: И тогда вы ему сказали?

Е. М.: А что мне было делать?

С. К.: А потом?

Е. М.: Потом он позвонил Инкунзи. А меня отпустил.

С. К.: Он вас пытал?

Е. М.: Чего?

С. К.: Бил вас?

Е. М.: Нет.

С. К.: Совсем не бил?

Е. М.: не отвечает.

С. К.: Он спрашивал у вас что-нибудь еще? О том, что было в сумке?

Е. М.: Например?

С. К.: Меня интересует все.

Е. М.: Он говорил только про деньги.

С. К.: А больше ни о чем? Совсем ни о чем?

Е. М.: Ни о чем.

— Она остановилась, — сказал Квинн по рации. — На стоянке возле торгового центра «Тейгер-Вэлли», с восточной стороны. Первый, вы далеко от торгового центра?

— Где-то в километре…

— Поторопитесь. Припаркуйтесь и найдите ее. Второй — то же самое. Третий, дайте знать, когда попадете туда, вы должны будете следить за ее машиной.

— Есть! — ответили все три группы.

— Сейчас мы пеленгуем ее мобильный телефон; мы сообщим вам, где она приблизительно находится.

Милла часто бывала в торговом центре «Тейгер-Вэлли», знала там все ходы и закоулки.

Она поспешила к восьмому входу, остановилась на пороге и огляделась. Кругом люди, все входят, выходят, никто не выглядит подозрительным.

Она вошла внутрь, свернула налево, к супермаркету «Пик-н-Пей», вышла у аптеки, спустилась по эскалатору, повернула налево, нырнула под канат у кинотеатра.

— Мадам, куда вы? — окликнул ее один из контролеров.

Милла побежала, отмахнувшись от него.

На другой стороне она повернула направо, поднялась по ступенькам, потом снова свернула налево у «Арены». Телефоны-автоматы были на месте, рядом с эскалаторами, как она и запомнила. Она открыла сумку, достала кошелек и стала искать автомат, который работал за деньги. Он находился дальше всех. Она достала монеты. Еще раз хорошенько огляделась и набрала нужные цифры.

Послышались гудки.

Она сунула в щель монету. Монета провалилась.

— Алло, — хрипло сказал Лукас.

— У меня мало времени. Звоню из телефона-автомата. Я хочу задать тебе два вопроса. Ответь на них, и все. Больше ничего.

— Милла, что…

— И больше ничего.

— Я слушаю.

— Ты работаешь на ЦРУ?

Она вслушивалась каждой клеточкой. Он тихо ахнул, и в его голосе она уловила изумление и радость, как будто она пошутила.

— Работаю ли я… — Он еще раз тихо ахнул, на сей раз с тревогой. — Нет. Мой ответ «нет».

Милла подумала: он говорит правду. Она знала это.

— Ты застрелил Юлиуса Шабангу?

— Нет! — пылко воскликнул он. — Милла, ты должна сказать…

— Лукас, молчи и слушай. В моей квартире стоят «жучки», мои телефонные разговоры прослушиваются… По-моему, они за мной следят. Они ищут тебя. Я хочу предупредить тебя и помочь тебе.

Сначала он молчал. Когда он заговорил, голос его звучал хладнокровно:

— Ты знаешь, кто они такие?

— Да. Президентское разведывательное агентство.

Снова пауза. Потом:

— Как ты узнала… Погоди, сейчас это не важно. Где ты?

— В торговом центре «Тейгер-Вэлли». Когда я вошла, за мной никто не следил.

— Где твой мобильник?

— В машине. Снаружи.

— Хорошо. Слушай меня очень внимательно, сейчас я объясню, что тебе делать.

Раджкумар вперевалку вошел в оперативный штаб; дыхание у него сбилось. В руке он держал карту памяти.

— Вы лучше послушайте, — сказал он Квинну и Масило, вставил карту в компьютер и продолжал: — Пробил по базе. Выпуск новостей по Кей-эф-эм, пять минут назад.

Он запустил запись, и они услышали голос диктора, звонкий и торжественный:

«Полиция Кейптауна обращается ко всем жителям города с просьбой помочь в розысках местного бизнесмена и мусульманского религиозного лидера Шахида Османа. По неподтвержденным данным, машину Османа угнали от мечети. Несколько свидетелей видели, как какой-то мужчина заталкивает Османа в его „тойоту-прадо“ последней модели. Члены семьи мистера Османа сообщили сотрудникам Кей-эф-эм, что они серьезно опасаются за состояние здоровья своего родственника, так как у него больное сердце».

Милла быстро вышла из другого выхода, прошла насквозь подземную парковку, спустилась по пандусу на Хьюм-стрит. Поискала пешеходную дорожку, увидела ее справа и быстро зашагала к ней. Сбежала вниз.

Улица была оживленной, как она и надеялась. Увидев небольшое окно в потоке машин, она бросилась на другую сторону. Какой-то мотоциклист нажал на клаксон. Милла немного отдышалась на середине дороги, на «островке безопасности», и перебежала шоссе. Перед ней высилась уродливая стальная ограда еще одного торгового центра, «Уиллоу-Бридж». У входа она остановилась и огляделась по сторонам. Она вспоминала, чему учил ее Лукас. «Может быть, кто-то из прохожих идет слишком быстро или бежит. Постарайся запомнить, как они выглядят. Цвет кожи, пол, одежду, рост, внешность».

Подозрительных людей рядом не оказалось.

Она добежала до угла и повернула налево.

— Нашли? — спросил Квинн.

— Торговый центр большой, — отозвался Второй. — А нас всего четверо.

— Продолжайте поиски!

— Что ее мобильник?

— Мы подозреваем, что она оставила его в машине.

В одном магазине она купила ярко-красную косынку и белую куртку. Попросила упаковать покупки в самый большой пакет. Потом — темные очки в огромной белой оправе. «Если у тебя нет наличных, воспользуйся кредитной картой. Теперь это уже не важно».

Потом она купила мобильный телефон.

«Где твой мобильник?» — «В машине». — «Вот и хорошо. Пусть там и остается. Купи новый. В магазине попросят предъявить удостоверение личности, обещай, что принесешь его завтра, скажи, что у тебя экстренный случай… что у тебя украли телефон и тебе нужно срочно известить близких. Купи зарядник, который работает в машине. Потом найди место, где-нибудь в магазине, откуда просматриваются входные двери, какой-нибудь тихий уголок…»

Она спустилась на подземную парковку, побежала к дальней стене. Спрятавшись за синюю «мазду», открыла коробку, вставила в телефон батарейку.

«Заряда батарейки обычно хватает на час или два…»

Милла отправила текстовое сообщение: «Купила телефон. Перехожу ко 2-му этапу».

Она повязала голову косынкой, надела темные очки и белую куртку.

В супермаркете она быстро купила самое нужное — зубную щетку, бесцветный блеск для губ, тушь для ресниц и дезодорант. Блокнот и ручку. Спросила упаковщика, где стоянка маршрутного такси.

— Куда вам нужно, мадам?

— В Бельвиль.

— Стоянка на Дурбан-Роуд, у заправки «Энген». Но туда долго идти.

— Не важно. Спасибо!

Выйти из «Уиллоу-Бридж» оказалось нелегко, вход и выход был только один.

«Купи что-нибудь, чтобы изменить внешность, свитер или куртку, что-нибудь яркое. И большую сумку — она изменит твой силуэт. После этого старайся идти по-другому, медленнее, опустив голову, как будто ты устала и возвращаешься домой. Не оборачивайся, не смотри по сторонам, иди, и все…»

На то, чтобы добраться до заправочной станции, у нее ушло пятнадцать минут. На стоянке стояли три маршрутки. Она подошла к последней.

— Куда вы едете? — спросила она у кондуктора.

— Это философский вопрос или мадам в самом деле желает ехать с нами?

Из Бельвиля она приехала в центр города на электричке.

Во второй половине дня в сторону центра ехало совсем немного народу. Помня наставления Лукаса, она нашла самое переполненное купе. Смотрела все время в пол, сумку поставила на колени, держала ее обеими руками. Почти все ее спутники оказались людьми молодыми. Милла вспомнила отчет об организованной преступности.

Она послала Лукасу эсэмэску: «Я в поезде».

Через несколько минут пришел ответ: «Жди перед станцией в Аддерли. Синий „фольксваген-гольф“».

Она ответила: «ОК».

Потом положила мобильник в сумку, сгорбилась на сиденье и стала гадать, что он ответит, когда она расскажет ему все.

— Мы не можем ее найти, — сказал оперативник Квинну.

— В торговом центре есть камеры видеонаблюдения. Сейчас позвоню администратору и попрошу провести вас в аппаратную. Она должна быть где-то там, ее машина на стоянке, мобильник в машине… И двое пусть продолжают искать ее. В примерочных смотрели?

— Как мы попадем в женские примерочные?

— Как хотите. Ищите!

Ей не пришлось долго ждать; вскоре рядом остановился синий «гольф». Краска на машине выцвела и облупилась, она заметила пятна ржавчины, несколько вмятин на крыльях. Нагнулась, рассмотрела водителя — Лукас натянул бейсболку на самые глаза, — открыла дверцу и села в машину.

Он тут же тронулся с места, но успел взять ее за руку, посмотрел на косынку и темные очки. Широко улыбнулся:

— Мата Хари Страхан.

Она заметила, как напряжено его лицо, и решила, что во всем виновата она. Сжала его руку и сказала:

— Прости меня.

— Нет, Милла, это ты меня прости. — Он не сводил взгляда с дороги; они двигались в плотном потоке машин.

— Лукас, кое-чего ты не знаешь.

Он бегло и озабоченно покосился на нее.

Тогда она все ему рассказала — с самого начала.

Час пик заканчивался. Они ехали в сторону Блуберга. Проехали мимо пляжа в Милнертоне, где Милла несколько часов назад приходила в себя, хотя тогда она едва замечала, где находится. Слова лились потоком — пожалуй, даже слишком бурным. Она стыдилась того, что поневоле обманывала его, и часто запиналась. Солнце заходило над морем; в приглушенном свете лицо Лукаса казалось мрачным. Он слушал молча, не глядя на нее.

Когда она закончила, он с усталым восхищением произнес:

— Милла…

Она испытала облегчение. Огромная тяжесть свалилась с плеч. Она напряженно ждала его реакции. Он ответил не сразу.

Он вздохнул и сказал:

— Я не работаю на ЦРУ и не имею никакого отношения к смерти Шабангу.

— Лукас, я тебе верю… Но тогда что это — совпадение? Ты действительно случайно пришел на танцы?

— Да.

— А вечером в понедельник?

Он беспомощным жестом оторвал руки от руля.

Она ждала, все больше замечая, как он устал.

— Однажды ночью в Нью-Йорке, — тихо сказал он, — я вспоминал свою университетскую подружку. И мне стало интересно, как она поживает, что делает. А на следующий день я вдруг наткнулся на нее на Лексингтон-авеню… Как ты думаешь, велики ли были у нас шансы встретиться? Я не знаю, как объяснить такие явления.

Она поняла, что он хотел сказать, и кивнула.

— Так вышло, и все…

— Ты ее до сих пор вспоминаешь? — спросила она, нарочно переводя разговор на другое.

Получилось. Он повернул к ней голову и улыбнулся:

— Сейчас уже нет.

— Ты устал, — заметила она.

— Нет, — возразил он. — У меня крупные неприятности. И мне придется обо всем тебе рассказать, потому что ты так или иначе во всем замешана.

В половине седьмого оперативник доложил Квинну, что они отсмотрели все записи, сделанные камерами торгового центра. В начале третьего Милла Страхан вошла в восьмой вход. Более-менее они сумели установить ее маршрут; она пролезла под канатом у кинотеатров, перебежала на другую сторону. Снова попала в объектив камеры у фитнес-центра. И только четырнадцать минут назад они увидели, как она выходит из шестого выхода на западной стороне. Последняя камера проследила, как она спускается на подземную парковку, а оттуда, очевидно, выходит в город.

Они решили, что у выхода ее кто-то подобрал.

Лукас Беккер рассказал Милле о том, как он похитил Шахида Латифа Османа.

Он сказал: скорее всего, все закончится через несколько часов. Он хотел перехватить Османа и его машину у мечети, пересадить его где-нибудь по пути в «гольф», чтобы удостовериться, что за ними никто не следит, поехать в Блуберг, привязать Османа к стулу в наемной квартире… Он собирался освободить Османа после того, как ему вернут деньги.

Вначале все шло по плану. У мечети Осман был очень напуган, потом узнал Лукаса, потому что тот уже приезжал к нему домой. Послушно сел в свою машину, за руль, ехал, куда было велено, и все время повторял:

— Шабангу врет. У меня нет ваших денег.

На что Беккер терпеливо отвечал:

— Значит, вам придется их достать.

Первая трудность возникла, когда он силой вытащил Османа из машины рядом с железнодорожными путями в Вудстоке. Он заметил, как Осман сунул руку в карман.

— Не надо! — закричал Беккер и прицелился в него из пистолета, но Осман не реагировал.

Лукас повалил его на землю, выкрутил руки и приставил ствол пистолета к его щеке.

— Лежи тихо!

Тело Османа страшно напряглось; в глазах появилось отчаянное выражение. Беккер, остро сознавая, что время уходит, сорвал с заложника куртку и обыскал ее. Нашел только мобильник, швырнул его за ограду.

Тогда Осман вскочил, но, как ни странно, не убежал, а попытался снова сесть в машину.

— Что ты делаешь? — крикнул Лукас, останавливая его.

— Сумка! — задыхаясь, проговорил Осман.

Сумка… Когда Осман выходил из мечети, у него на плече висела сумка.

Не выпуская Османа, Лукас нагнулся и достал сумку из салона. Надо было спешить, потому что преследователи приближались.

Как только они перешли пути, в тупичке между фабричными корпусами, Осман попытался отобрать сумку у Лукаса:

— Отдайте мне!

Лукас выдернул сумку и ответил:

— Пошли!

Осман, на лице которого было написано отчаяние, шагал все медленнее и то и дело хватался за грудь.

— Сердце, — сказал он.

— Хватит врать. Пошли!

В «гольфе» Осман сел сгорбившись; он побледнел, на лбу выступил пот, он часто дышал. Дрожащая рука медленно потянулась к черной сумке.

— Оставь сумку в покое! — Лукас посмотрел Осману в глаза, увидел в них дикий страх. Рука дернулась к левому плечу, лицо исказилось от боли. Но Лукас Беккер все еще не верил ему.

— Мне надо принять лекарство! — простонал Осман.

Лукас, не обращая на него внимания, сосредоточился на дороге. Он часто поглядывал в зеркало заднего вида.

Вдруг Осман завалился на бок. Беккер выругался и остановился. Приподнял голову Османа, увидел, что у того закатились глаза. Он схватил его за запястье, с трудом нащупал пульс и понял, что у его заложника сердечный приступ. В свое время его учили приемам первой помощи. Он понимал, что следующие пятнадцать минут значат для Османа жизнь или смерть. Приступ изменил все. Он поехал в город, повез потерявшего сознание Османа в ближайший медицинский центр, больницу имени Кристиана Барнарда. Остановился у приемного отделения, втащил Османа внутрь и позвал на помощь. К ним бросились санитары, он помог положить Османа на каталку. Объяснил, что у этого человека случился сердечный приступ; он солгал, сказав, что только что нашел его неподалеку, на улице.

С Османа сняли мусульманский халат, приставили к груди стетоскопы, надели на лицо кислородную маску и увезли через турникет.

— Перед тем как ехать за тобой, я позвонил в больницу. Его личность до сих пор не установили; говорят, что состояние у него критическое. Если он умрет… Я думал, что за нами ехали его люди. Его телохранители. Думал, что за мной следили его люди. Но когда ты по телефону сказала о ПРА… Это все меняет. Они наверняка думают, что я как-то причастен. Думают, что я убил Шабангу. Теперь они решат, что я убил и Османа.

Сначала Янина Менц швырнула в дверь степлером. За степлером последовало пресс-папье. На двери кабинета осталась еще одна отметина.

— Господи боже! — сквозь зубы процедила она, вскочила и начала мерить комнату шагами. Лицо у нее побагровело от ярости.

Тау Масило сидел на месте. Он не защищался.

Домохозяйка, автор отчетов, дилетантка убежала от профессионалов из Президентского разведывательного агентства!

Что тут скажешь?

Он отпер дверь бунгало пляжного клуба «Биг-Бэй» и пропустил ее вперед. Внутри все было декорировано очень пестро: обитая ситцем мебель, стены цвета морской волны, открытая гостиная и кухня. Она положила пакет с покупками на кухонный стол рядом с черной сумкой. Повернулась к нему, крепко обняла. Он обвил ее руками, но напряжение так и не отпустило его.

— Милла, тебе нельзя здесь оставаться…

Она вопросительно подняла на него глаза.

— Это мои трудности, — сказал он. — Мои проблемы. Мой риск. Тебе они ничего сделать не могут, ты ни в чем не виновата. Тебе надо держаться от меня подальше, пока все не кончится… Ты… Обстоятельства…

Она покачала головой, понимая, что не может сейчас ему ответить: слова будут неправильными, как когда она исповедовалась в машине.

— Когда ты ел в последний раз? — спросила она.

Лукас, любовь моя!

Опять аллитерация, так вышло не нарочно, но я сразу обрадовалась. Вот в чем, кстати, корень проблемы.

Потому что моя жизнь — это поток слов, стремительный поток, река, которая никогда не прекращает свой бег. Я не утопающий, которого смыло течением, а создание, живущее в словесной реке. Меня радуют мысли и слова, которые я слышу, читаю и пишу. Слова во мне и вокруг меня, они проходят сквозь меня и никогда не прекращаются. Я ныряю, плаваю, плескаюсь в словесной реке, в ней я живу, это моя естественная среда обитания, я вижу и чувствую слова, слышу их и ощущаю их на вкус. Для меня словесная вода коричневая; в ней плавают бесцветными пузырьками союзы, частицы и служебные слова. Некоторые слова серебристые, как рыбки, которые мечутся в воде туда-сюда и иногда выпрыгивают из нее, мерцая и переливаясь на солнце. Бывают слова-действия, они очень подвижные. Глаголы. Живые слова. А другие тяжелые, темные, как донные рыбы. Они медленно перекатываются, как камни, царапая, задевая песок. И вот я снова плыву в потоке, то останавливаясь, то двигаясь дальше. Слова — мой наркотик, мое лекарство, они нужны мне каждый день, как доза.

С речью все по-другому. Когда я говорю, меня часто уносит течением; на пути я встречаю водовороты, пороги и подводные камни; слова ускользают от меня. Но когда я пишу, когда есть только я и река, когда я могу открыть глаза под водой, я вижу каждое слово и ищу нужное, выбираю. Так я пишу. Я пишу много и часто; пишу уже давно. Письмо дает мне власть. И в этом заключается проблема.

Мысли и написанные слова не становятся жизнью. Они повествуют, но не живут. Они фантазируют (что мне особенно хорошо удается), но фантазии — призрачные истории, тени слов, миражи, которые тают, если подойти к ним слишком близко. Фантазии — реки, которые пересыхают. Лукас, у меня нет настоящей истории. Позавчера я начала писать книгу. Я решила начать с моего главного поступка в жизни — побега. В сорок лет я решила начать жизнь заново. Вот к чему свелось предыдущее существование, вот в чем заключался единственный источник конфликта, самая высокая вершина и самая глубокая пропасть. Может быть, ты лучше меня поймешь, если я скажу: еще до того, как я с тобой познакомилась, я влюбилась в твою биографию, которую меня заставили включить в твое досье. Ты — тот, кем я хотела стать, все, о чем я мечтала для себя; открыватель, деятель, путешественник, который не боится риска. Ты следуешь за своим сердцем, страстями и интересами, ты экспериментируешь, ты живешь. А я сидела перед компьютером и думала: вот было бы здорово написать о таком человеке, как ты. Какая чудесная вышла бы книга!

Сегодня утром (а кажется, в другой жизни) я сидела на пляже в Милнертоне, и меня спасла боль в руке — потому что напомнила о том, что и я способна на поступок. Не важно, что именно я сделала, важно другое. Движимая стыдом и гневом, я не ушла в себя, я дала сдачи.

Мне удалось дать им сдачи еще несколько раз. Сначала с помощью одного телефонного звонка я добилась того, чтобы мне вернули мои дневники. С тех пор я ускользаю от них, убегаю, переодеваюсь и хитрю. Глаголы, слова-действия. Сердце у меня билось часто, руки дрожали, я ехала в маршрутке, потом в пригородной электричке — и то и другое впервые. Что бы сказали обо мне мои дурбанвильские соседки? Я открыла для себя другой мир, пересекла границы, я краешком задела опасную жизнь. Теперь мне есть о чем написать, Лукас, об одном дне, прожитом по-настоящему. Теперь и у меня есть крупица собственного опыта. Наверное, ты уже догадался, что я пытаюсь сказать: что я, выражаясь твоими словами, не имею права «держаться подальше». Я хочу большего, хочу жить больше, испытать больше!

Я знаю, что ты имел в виду под «моими обстоятельствами»… и я тебя не виню. Ты хотел сказать, что я мать, что у меня есть сын, есть обязанности, что я не должна оставаться рядом с тобой, пока тебе грозит опасность. Я не знаю, что я должна и чего не должна. Думаю не первый месяц, но так и не поняла, в чем истина. Семнадцать лет я жила ради сына и мужа. Теперь, в том числе и ради Баренда, я должна жить для себя.

Ты сказал: «Тебе нельзя здесь оставаться». Но я должна.

Прошу тебя…

10 октября 2009 г., суббота

Она вышла из спальни в его рубашке. Увидела, что он сидит за высокой стойкой, повернувшись к ней голой спиной, склонился над разобранным ноутбуком. Рядом валяются инструменты.

А сбоку — ее письмо.

Прислонившись к дверному косяку, она залюбовалась его мускулистой спиной, шеей, аккуратно постриженными темными волосами. Захотелось обнять его. Она подошла ближе.

Он резко обернулся; ей показалось, что он ее не узнал.

— Милла! — резко воскликнул он, испугав ее. — Не подходи! Стой, где стоишь!

— Что?

Он снова повернулся к раскуроченному ноутбуку.

— Здесь взрывное устройство. Это ноутбук Османа… Погоди, я сейчас…

Он осторожно извлек из ноутбука тонкую серебристую трубку, от которой отходят два проводка. Очень осторожно, почтительно отложил трубку в сторону. Потом медленно поднял тонкое, похожее на червя, серовато-белое вещество вроде детского пластилина.

— С4, — сказал он, не выпуская вещество из рук. — Возможно, там есть еще один детонатор…

Наконец, он извлек пластилин из компьютера и отложил в сторону. Вытер со лба пот и повернулся к ней и сказал:

— Доброе утро!

Милла обняла его, прижалась к нему всем телом, поцеловала в щеку.

— Так вот чем ты занимаешься до завтрака…

Он молча прижал ее к себе.

— Ты прочел мое письмо?

— Да.

— И что?

— Вот, смотри… — не сразу ответил он, показывая на взрывчатку.

— Понимаю. Но…

Он покачал головой, положил руки ей на плечи. Лицо у него было серьезное.

— Милла…

— Я могу тебе помочь, — сказала она, хотя и понимала, что он собирается сказать.

— Милла, я хочу тебя, я хочу быть с тобой и я вернусь к тебе, когда все закончится, клянусь. Но, пожалуйста, будь объективна. Если ситуация осложнится… я не могу себе позволить бояться еще и за тебя, не могу допустить, чтобы страх за тебя повлиял на мои решения…

Она не скрывала разочарования.

— Извини, — добавил он.

Позже, пока она пила кофе, а Лукас снова собирал ноутбук, он рассказал ей, как понял, что с ним что-то не так. И почему Осман сразу после похищения пытался выхватить мобильник.

— Этот ресивер был прикреплен к крышке с внешней стороны. Осман собирался набрать номер, который приводил в действие взрывное устройство. Мощность его совсем небольшая — хватило бы только на то, чтобы уничтожить сам компьютер. Когда я отобрал у него телефон, он попытался добраться до компьютера, потому что там тоже есть выключатель…

— Но зачем ему понадобилось уничтожать ноутбук? — спросила Милла.

— Это я как раз и пытаюсь выяснить.

Когда он, наконец, снова собрал компьютер, возникло еще одно препятствие.

— Чтобы войти в систему, нужно знать пароль, — сказал Беккер.

Милла подошла посмотреть и увидела на экране надпись: «Введите пароль».

— Ты не знаешь пароля? — спросила она.

— Понятия не имею.

— Может быть, я сумею тебе помочь.

— Ты разбираешься в компьютерах?

— Нет, зато я знаю кое-кого, кто разбирается…

Встреча с американцами проходила в конференц-зале министерства внутренних дел на Плейн-стрит — на нейтральной территории. Янина Менц и Тау Масило сидели по одну сторону стола, американцы — по другую.

С самого начала она холодно держалась с гостями из ЦРУ. Барзински в ответ едва заметно улыбался, как будто что-то знал. Его поведение раздражало Менц, и она решила выпустить первый залп:

— Бруно, я еще не сообщала министру о махинациях ЦРУ, но, если мы к обеду не найдем решение, у меня не останется другого выхода.

— О каких махинациях? — с удивлением невинного человека.

— Прошу вас, у меня в самом деле нет времени играть в игры.

— Янина, я искренне не понимаю, о чем вы говорите.

— Сложные погодные условия в Северной Атлантике? Вы серьезно считаете нас такими отсталыми, что мы даже не в состоянии перепроверить ваши данные о погоде?

— Я сказал, что не был точно уверен где…

— Ерунда, Бруно! Вы все точно знали. Вы всегда все знаете точно. Вы нарочно тянули время, что меня глубоко задевает, так как ваши действия причиняют вред гражданам ЮАР. Вы действительно хотите, чтобы это было на вашей совести?

— Под угрозу поставлены ваши граждане? Вы мне этого не говорили. Янина, может быть, для начала вы сами нам кое-что расскажете? В конце концов, это ведь вы просите, чтобы мы предоставили свои ресурсы для решения вашей проблемы.

— Пожалуйста, Бруно, я охотно вас просвещу. В настоящее время ни один наш сотрудник не пытается внедриться в ЦРУ. Так мы с союзниками не поступаем.

— Вы намекаете на то, что я думаю?

Она похлопала рукой по лежащей перед ней папке, решив разыграть козырную карту.

— Будьте осторожны, Бруно! Здесь у меня очень интересные сведения. — Она заметила, что ее собеседник пришел в замешательство, и подумала: «Ага, попался!»

— Тогда, ради всего святого, поделитесь своими сведениями с нами, — сказал Барзински.

Она открыла папку, извлекла оттуда фотографию Лукаса Беккера и придвинула к нему, следя за ним, как коршун.

На лице Барзински ничего не отразилось; он медленно разгладил снимок и рассмотрел его. Потом поднял на нее взгляд; на его губах снова появилась едва заметная улыбка.

— Позвольте узнать, кто этот тип?

— Вы завербовали его году в девяносто седьмом, если не раньше. Израиль, Египет, Иордания, Иран, Турция… а совсем недавно — Ирак.

— По крайней мере, на меня он не работает. — Барзински показал фото одному из новичков, Гранту, человеку средних лет с большой седеющей бородой и пытливым взглядом.

— Перестаньте, Бруно! Мы знаем, что он пытался подружиться с одной из наших сотрудниц, мы знаем об очень важной вещи, которую у него украли в Йоханнесбурге, мы знаем, что он устранил Юлиуса Шабангу. А вы щедро оплачиваете его услуги. Так что перестаньте оскорблять мои умственные способности, и давайте двигаться дальше… — Она посмотрела на Гранта, заметила, как тот отрицательно покачал головой. Потом она спросила: — Где вы держите Османа?

Последняя фамилия, наконец, вызвала едва заметную реакцию. Бруно слегка прищурился, но тут же стал невозмутим, как раньше. Посмотрел на трех своих коллег. Двое новеньких, Иден и Грант, кивнули ему один за другим.

Менц поняла, что они рангом выше Барзински. Любопытно!

Дата добавления: 2015-07-20