Эвритмическая терапия и космическое образование органов

РУДОЛЬФ ШТЕЙНЕР

Лечебная эвритмия

GA 315

Лекции 1921—1922 годов.

Перевод с немецкого Д.М. Виноградова.

Под редакцией С.В. Казачкова.

Товарищество научных изданий КМК.

Москва-2008.

RUDOLF STEINER

Heileurythmie

Acht Vorträge, gehalten in Dornach vom 12. bis 18. April 1921 und in Stuttgart am 28. Oktober 1922.

2003.

RUDOLF STEtNER VERLAG.

Научный редактор Т. Стрижак. Фонд «Терапевтическая эвритмия»

Научный консультант Z:. 7V. Кафедра пропедевтики внутренних болезней лечебного факультета РГМУ

Серийное оформление Ю. ß.

В оформлении использован силуэт М. В. Ломоносова, гравированный Ф. И. Захаровым.

Перевод опубликован с согласия Попечительства о наследии Рудольфа Штейнера, Дорнах (Rudolf Steiner Nachlassverwaltung, Dornach / Schweiz)

ISBN 3-7274-3152-0 О Rudolf Steiner Nachlassverwaltung,

Dornach / Schweiz, 2003 О Фонд «Терапевтическая эвритмия».

Перевод, оформление, 2008 О С. В. Казачков. Редакция перевода, ISBN 978-5-87317-455-3 примечания, 2008, статья, 2001

КУРС ЛЕКЦИЙ ПО ЛЕЧЕБНОЙ ЭВРИТМИИ,

прочитанный врачам, эвритмистам и студентам-медикам в Гётеануме, Свободной высшей школе духовного знания.

Дорнах, 12—17 апреля 1921г.

СОДЕРЖАНИЕ

ЛЕКЦИЯ ПЕРВАЯ.

ЛЕКЦИЯ ВТОРАЯ.

ЛЕКЦИЯ ТРЕТЬЯ.

ЛЕКЦИЯ ЧЕТВЕРТАЯ.

ЛЕКЦИЯ ПЯТАЯ.

ЛЕКЦИЯ ШЕСТАЯ.

ОТДЕЛЬНЫЕ ЛЕКЦИИ.

ЭВРИТМИЧЕСКАЯ ТЕРАПИЯ И КОСМИЧЕСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ ОРГАНОВ. Лекция из Второго курса для врачей и студентов-медиков. ДОРНАХ 18 АПРЕЛЯ 1921г.

О ЛЕЧЕБНОЙ ЭВРИТМИИ.

Доклад на Неделе антропософской медицины. ШТУТТГАРТ 28 ОКТЯБРЯ1922 г.

ПРИЛОЖЕНИЯ.

Примечания (С В. Казачков, В. Келлер-Рот, В. Куглер)

Литература

Указатель имен

Предметный указатель (Т. Л. Стрижак)

Рудольф Штейнер (С. В. Казачков)

ЛЕКЦИЯ ПЕРВАЯ

На этих послеобеденных лекциях я предполагаю очертить основы некой эвритмии, но эвритмии, я бы сказал, ЛЕЧЕБНОЙ.

Намеченное сегодня в некотором введении в последующие дни обретет определенные формы. Я хотел бы начать с одного принципиального замечания. До сих пор под именем эвритмии существовала лишь эвритмия как искусство/2/ именно в качестве искусства детская эвритмия призвана войти в состав педагогики и дидактики. Ведь в ходе ее прежнего развития эвритмия была почерпнута из здорового человеческого образа. Нам же предстоит рассмотреть некоторые исходные данные для развития на основе эвритмии гигиено-терапевтических методов. Мы увидим, как преобразуются многие художественные формы, чтобы стать тем, что можно назвать родом эвритмии лечебной.

Принципиально важно подчеркнуть, что художественную эвритмию (в сущности — полноту проявления стихийных задатков облика и тенденций движения человеческого тела) надо считать полезным зрелищем и прекрасным средством развития здорового организма, душевно-духовно-телесного формирования здорового организма. Но, кроме того, можно стремиться к эвритмии лечебной, которая способна очень многого достичь в терапии тех или иных хронических, да и острых состояний, но особенно рациональной и действенной будет в профилактике подступающих болезней, в борьбе с предрасположенностью к ним. Здесь речь идет о том, что дидактико-педагогический элемент эвритмии должен постепенно переходить в гигиено-терапевтический.

Тем же, кто намерен заниматься артистической эвритмией/3/, я хотел бы недвусмысленно сказать, что — раз они думают заниматься искусством — им придется вычеркнуть из памяти все, чем они овладеют на этих лекциях. Ибо именно в данной области необходимо строжайшим образом отличать то, что преследует гигиено-терапевтические цели, от художественного идеала эвритмии. И тот, кто вздумает смешать два направления, во-первых, нанесет ущерб своему собственному эвритмическому творчеству, а во-вторых, не достигнет сколь бы то ни было значимых успехов и в терапевтико-гигиеническом отношении. Кроме того, предстоящие лекции покажут нам, что для практического применения гигиено-терапевтического элемента эвритмии нужно обладать известными познаниями в физиологии, которые должны вылиться в своеобразное чувство строения и формы человеческого организма.

После этого небольшого предисловия я хотел бы, ради лучшего достижения названных целей, попристальней всмотреться в то, что нужно положить в основу всей эвритмии человека как таковой. Желая понять, что представляет собой эвритмия во всех ее различных чертах, следует прежде получить некоторое представление о человеческой гортани/4/. С другими органами речи мы познакомимся уже в связи с гортанью — в ходе наших упражнений. Но первое, что нам нужно усвоить, это определенные знания о гортани и всем ее значении для организма в целом. Люди слишком склонны считать, что всякий отдельный орган — сюжет особый. Только это не так. У человека не такие органы. Каждый человеческий орган — элемент сложного организма и в то же время метаморфическая версия некоторых других органов/5/. В сущности, каждый замкнутый в самом себе орган — это метаморфоз других замкнутых в самих себе органов. Правда, одним органам и группам органов яркий, так сказать, четкий характер метаморфоза присущ более, а другим — менее. И прекрасным примером того, что единственную возможность постичь природу нашего организма, исходя из отдельного органа, дает правильно понятый метаморфоз, — служит как раз гортань. Обратитесь к своим познаниям в анатомии и физиологии и вспомните, как своеобразно устроен этот орган.

Но понять то, что я хочу сказать, можно лишь при гётеанском взгляде на гортань. И, сделав попытку подняться к такому взгляду на соответствующие органы — к ним мы теперь обратимся, — вы убедитесь, что он полезен. Начав с понимания гортани как продолжения трахеи вверх и изучив ее форму, вы обнаружите характерную черту: гортань представляет собой как бы повернутый, смотрящий назад, фрагмент человеческого организма, — взятый в другом месте и повернутый фрагмент организма. Представьте себе затылок вместе с органами слуха (поскольку они расположены в этой части головы), пока без переднего мозга, и затем, продолжая этот образ вниз, — то, как все это переходит в грудную клетку: в грудные позвонки и прикрепленные к ним ребра, наделенные спереди гораздо более мягкой грудиной, совершенно исчезающей ниже. Итак, вы представляете себе эту систему органов, она имеет, конечно, не столь четкие границы. Я рисую: задняя часть головы, уши, внизу грудная клетка.

Теперь представьте себе следующий метаморфоз: диаметр ребер/6/ сильно уменьшается. То, что в ребрах, в грудной клетке расставлено столь редко, здесь превращается в трубку [трахеи], костные образования видоизменяются в хрящевые. Выделенную мною часть головы представьте себе так, будто все наполненное жидкостно-твердой массой подвергается замене. Что менее заполненные, содержащие проходы части головы стали наполнены, а то, что было заполнено более плотной тканью, отсутствует. Представьте себе подобное преобразование этой части человеческого организма, и вы получите ее метаморфоз в гортань — повернутый затылок и соединенную с ним грудную клетку. Продолжение [трахеи] вверх в виде гортани — это нечто вроде метаморфизованного затылка. В случае гортани эфирные формирующие силы/7/ оказываются повернутыми по сравнению с силами комплекса от затылка до грудной клетки включительно. В нашей груди, вместе с гортанью, мы в известном смысле несем, если речь об эфирных процессах, второго человека. Он, правда, представлен лишь в некой рудиментарной форме, но этот рудимент обладает потенцией к известному развитию.

Надписи: «Ухо. Передний мозг» (нем.).

Если то, что я вам здесь изобразил, мы снова представим в виде затылочной части, то, согласно силам формирования, спереди к этому должны добавиться лобные части головного мозга. Тенденция к добавлению подобного элемента в гортани действительно есть. Поэтому по соседству с нею расположена щитовидная железа. А то, что из современной физиологии вам известно как особые условия [деятельности] щитовидной железы, вы метаморфически поймете, увидев в ней нечто вроде вырожденного переднего мозга/8/, — ибо в какой-то мере она выполняет функции, от которых у говорящего человека она освобождает передний мозг. Щитовидная железа должна участвовать в деятельности, общей у нее с передним отделом мозга/9/. Поэтому, если она так или иначе нездорова, вам нетрудно себе представить, что за состояния будут наступать, ибо, обладая щитовидной железой, человек устроен буквально так, что использует ее в качестве принадлежащего к грудному организму мыслительного органа.

Деятельность сил, названных мной эфирными формирующими силами, направлена на осуществление второго, входящего в нас в повернутом виде, человека/10/ — и она весьма дифференцированна. И когда мы дышим и используем дыхание для пения или речи, когда, стало быть, это модифицированное дыхание — с известной точки зрения его надо называть так — воплощается в речи или пении, тогда изображенная вначале система органов (от затылка и далее до груди) совершает такое внутреннее движение, что последнее отражается организмом гортани/11/. Представим себе: вся эта система (вместе с органами слуха она есть не что иное, как метаморфизованная гортань, передний мозг — вот здесь) вызывает некие действия и действия эти отражаются. Так что наша гортань эвритмически лепит спереди назад то, что мы мыслим, чувствуем и т.д. Подобная эвритмия присутствует в нас как данность.

Наша гортань занята эвритмией, и перед нами стоит задача: то, что благодаря гортанному отражению происходит чувственно-сверхчувственно, снова повернуть и превратить в нечто зримое, то есть выразить руками нечто, уже возвращенное в свою первоначальную форму. Фактически перед нами вещи, взятые прямо из человеческого организма.

Следует осознать, что речь идет об органе, перемещенном в ритмический организм как бы в виде второй головы с ее продолжением вниз. Наша голова как таковая, мыслящая более или менее голова, обладает особенностью — успокаивать тот ритм, ту пульсацию, которая ее достигает (в основном через арахноидальное пространство/12/) и которая является продолжением дыхания — голова обладает особенностью превращать все это в покой. Движение, наполнявшее внизу ритмическую систему, поднимаясь, приходит к покою, возникает равновесие: статика возникает из подвижной, динамической взаимообусловленности, — благодаря этому возможно мышление.

И наоборот. То, что мы развиваем в покое, в статике головы, оказывает воздействие на динамику ритмического организма — и воздействие в основном замедляющее. Неестественное напряжение души и ума, влияя через голову, замедляет кровообращение. Другое следствие этого состоит в том, что хаотичное, неряшливое мышление делает ритмичное аритмичным, превращает естественный ритм, свойственный процессам ритмической системы человека, в аритмию, а затем, при вырождении, — даже в антиритмию. Желая понять человека, следует замечать связь систем дыхания и кровообращения с мышлением, которое может быть неряшливым и сбивчивым, но также и логичным. Ведь логичное мышление как таковое обладает тенденцией замедлять ритм, делать его вялым. Логичное мышление упрямо — оно выбивается из ритма. А та душевная жизнь, что стремится, напротив, слиться с ритмом, будет, избегая одной логики, строить фразу, строить стих так, чтобы он отвечал не синтаксису, но ритму. Когда в поэзии хотят вернуться от прозы к ритму — а она враг ритма, если это не ритмическая проза, — то стремятся стать вновь человечней. Я, понятно, не говорю, что путем логики мы приближаемся к животным. Если угодно, можно все же представлять, будто мы превращаемся в ангелов. Но когда речь идет о возвращении от логичного к человеческому, то в цепочке, в потоке слогов, в потоке звуков и строе фразы нужно следовать не логике, не синтаксису, а ритму. Возвращаясь к поэзии, мы должны прислушаться к «человеку ритма», идя к прозе — прислушаться к «человеку головы».

Все это укажет вам на то, какова в действительности связь между описанной мной вполне явной частью человеческого организма и тем, что, будучи метаморфозом этой части, остается в какой-то мере скрытым. Это сокрытое — эвритмист в нас! — есть эфирное тело гортани, которое исполняет точную эвритмию, — и, как можно заключить из всего изложенного, это опять-таки тесно связано с нормальным развитием системы дыхания, всей нашей системы кровообращения и тем самым, опосредованно через систему кровообращения, даже с системой обмена веществ.

Существует множество причин, по которым это чрезвычайно сложное сооружение, эта согласованность встречно ориентированных (вперед и назад) систем может легко разладиться. Можно сказать, что в нашей сегодняшней культуре она сохраняет устойчивость у очень немногих. Поэтому важно развить в себе дар наблюдения в данной области, ибо... — когда, например, в детском возрасте верхний, головной, организм развивается в ущерб организму ритмическому, а в нашем организме незначительные причины порождают лавину значительных последствий... — ибо разлад описанной взаимосвязи в более позднем возрасте сказывается во всевозможных недугах.

Например, чрезвычайно важно задавать себе вопрос, в какой мере у детей жизнь в ритмах (скорее, бессознательная) преобладает во всей их душевной жизни над усмиряющей стихией организма головы. Если это действительно так, если ритмическая система преобладает, доминирует, следует присмотреться: не нужно ли в ходе воспитании ребенка что-то предпринять. Если же такие проявления принимают хроническую форму, следует непременно что-то предпринять. Ибо, когда из-за указанной аномалии возбужденность ребенка растет, непоседливость растет и растет, когда с ним не сладить, нужно постараться привнести в организм ребенка ямбический элемент/14/. Этого можно достичь, так занимаясь с ним ходьбой, чтобы он вполне сознательно — ребенком нужно руководить — делал движение вперед сначала левой рукой, затем правой рукой: ради роста сознательности. Он должен хорошо сознавать: это — первое и сразу было первым. В ходе всего упражнения должно господствовать сознание: это было первым и таковым остается. Он начал с левой руки. Все в целом можно подкрепить такой ходьбой, когда шагают с левой ноги, снова и снова с левой, а к ней подтягивается правая, — так что упражнение для рук (завтра это можно будет освоить на другом материале /15/) присоединяется к упражнению для ног, роль которого просто вспомогательна. Главное заключается в упражнении для рук. Если заниматься в такой форме — ее можно назвать ямбической — то, продолжая упражнения достаточно долго, можно убедиться, что на непоседливого ребенка, на беспокойного ребенка и подобных детей они действуют успокоительно.

Опираясь на познания в эвритмии, вы могли бы сказать приблизительно следующее: речь идет о том, чтобы ребенок делал левой рукой половину звука а1, а затем дополнял эту половину до целого а правой рукой, и т. д. Ребенок пребывает в движении: а выполняется не сразу, но постепенно, складываясь из парных движений.

В случае флегматичного ребенка, ребенка, который плохо схватывает (нашим учителям-вальдорфцам хорошо знаком этот тип — иной раз такие дети могут запросто довести до отчаяния: что им ни говори, они не слышат, все пролетает мимо ушей), благотворный результат дает хорсическое, то есть обратное, воздействие. Понятно, что сразу всего не достичь, и в вальдорфскую педагогику/16/ данный элемент только должен войти. И нужно выполнять так, чтобы ребенок знал: во-первых, правая рука, левая рука, правая рука, левая рука, и опять же: правая нога вперед, левая за ней; так что движение рук, принимающее форму а, постадийно возникающего а, следует подкреплять движением ног. Особенное внимание нужно уделить сознательности в выполнении упражнений, чтобы ребенок действительно сознавал: один раз первой была левая рука, другой раз первой была рука правая.

Вы убедитесь, что эти вещи будут понимать с трудом, что в их внутреннем усвоении встретит препоны тот, кто в современном смысле является физиологом до кончиков ногтей и считает, что все процессы жизни души опосредует нервная система. Тот, кто, стало быть, не знает, что чувства опосредует ритмическая система, что нервная система опосредует лишь представление, а система обмена веществ опосредует волю. Когда не имеют об этом понятия, трудно составить себе представление о том, какое значение для всей душевно-духовной природы человека, а с другой стороны, и для его телесно-физической природы имеют процессы в том или ином месте его тела. Кто развил дар наблюдения в этой области, знает: человек, неловко владеющий рукой, неловко двигающий пальцами и т.п., проявляет совершенно особый тип мышления, сравнимый с тем, что являют его пальцы. Поистине большой интерес представляет исследование связи того, как человек владеет рукой, «физиогномикой» пальцев, и того, как он мыслит. Ибо проявляемая нами духовно-душевная деятельность проистекает не только от мозга и его нервной сети, но фактически от всего человека. И нужно научиться понимать: человек мыслит не просто мозгом, человек мыслит даже мизинцем на руке и большим пальцем ноги/17/.Легкость в движениях конечностей сообщает легкость в движениях души. Но, в сущности, как мы еще увидим, эти вещи можно осуществить лишь при наличии необходимых средств для полноценной школьной гигиены, проводимой параллельно учебному процессу. Например, ребенок оказывается неспособным к усвоению геометрических фигур/18/. Он не в состоянии понять геометрические фигуры путем их умственного созерцания. Тогда вы сослужите ребенку хорошую службу, если (пусть даже с трудом) добьетесь, чтобы, зажав небольшой карандаш между большим и следующим пальцем ноги/19/, он писал самые настоящие буквы. Это имеет немаловажное значение и верно указывает на определенную взаимосвязь в человеке.

Как раз наблюдая детей, можно подчас заметить следующее: три части человеческого организма как бы не входят как следует друг в друга. Такое недостаточное схватывание служит причиной значительной части аномалий. Во-первых: у детей бывают головные боли, в то же время можно заметить некоторые нарушения со стороны пищеварения/20/, и т. д. Тут могут наступать самые разные состояния. На этот счет в ближайшие дни мы выскажем дальнейшие идеи в связи с упражнениями, которые вы еще увидите. Столкнувшись с таким фактом, для ребенка, для детей можно многое сделать, занимаясь с ними следующим упражнением: эвритмический i; — уже вам известный, — эвритмический a и эвритмический о, но так, чтобы i выполнялся всей верхней частью туловища. Я хочу резко подчеркнуть, чтобы это было ясно нашим врачам: главное в эвритмии, то, благодаря чему достигается главное и в эвритмии как искусстве, — это не просто увиденная извне форма, принятая конечностью, главное возникает, когда в конечности — и это видно по человеку — ощущается ее выпрямление или сгибание. Испытанное в конечности чувство — вот что важно. Допустим, вы делаете двумя руками Даже внешнее воплощение i не будет правильным, если вы видите только очертания, только форму, но одновременно (это заметно по человеку) вы должны иметь чувство: совершая это движение, он ощущает в нем выпрямляющие силы. Точно так же, когда кто-то делает, скажем, е, речь не о том, чтобы сделать вот так "скрещивает руки", но чтобы чувствовать: тут одна конечность налегает на другую. Ощущение одной конечности на другой — таков подлинный е. И то, что предстает взору, является выражением этого осязания одной конечности с помощью другой. Ведь здесь производимое вами не отличается от того, что вы делаете, когда смотрите. Скрещивая зрительные оси правого и левого глаза/21/, вы постоянно выполняете е, чтобы "неразборчиво"/22/. Собственно говоря, это первое. В принципе то, что тут исполнено телесно, будет, конечно, подражанием, но ведь в человеке всё — метаморфоз, и такой е будет подражанием обоснованным, ибо при произнесении e гортань продуцирует назад точно такую же форму в мире эфирном.

Итак, говорю я, тогда необходимо заниматься с детьми этим упражнением: им надо выполнять i верхней половиной тела — так ребенок учится приводить корпус в распрямленное состояние. Верхнюю половину тела он чувствует выпрямленной. Ногами он выполняет a, а руками, вот так, — о. Пусть ребенок делает это последовательно и как можно быстрее: верхнюю половину тела выпрямить вертикально вверх, ноги врозь, движение о руками "перед собой", убрать [в исходное положение]/23/, повторить, убрать, повторить и т.д. Подобное упражнение можно делать с детьми и ансамблем. Нужно, конечно, учесть, что в принципе подобные упражнения классным методом проводить не следует. Художественной эвритмией и эвритмией педагогико-дидактического характера занимаются классом. Это правильно: тут, например, дети одного возраста составляют одну группу. Но чтобы превратить обычную классную эвритмию в эти упражнения (связанные уже с гигиено-терапевтической эвритмией), нужно было бы взять из разных классов детей, которым подобное упражнение нужно в силу их особенностей, характеризованных мной как несогласованность трех систем человеческой природы. Тут можно брать детей из разных классов. Так, однако, пришлось бы поступать, если бы гигиеническую эвритмию, терапевтическую эвритмию решили проводить в школе. И, не правда ли, уже это приводит нас, в сущности, к тому, что, идя в данном направлении, мы изучим и проследим воздействие определенных движений, представляющих собой просто метаморфоз обычной эвритмии. В сущности, дело в том, что у нас есть внутренние органы и они имеют определенные формы. В формах могут быть аномалии. Форма каждого органа соответствует известной форме внешнего движения, так что можно сказать: предположим, какой-нибудь орган, к примеру желчный пузырь, имеет тенденцию к деформации, к принятию аномальной формы. Существует противодействующая этому форма движения — и это справедливо для любого органа.

В этом же духе давайте строить остальное. Таким образом, намечен путь и дано введение к нашим дальнейшим рассмотрениям.

ЛЕКЦИЯ ВТОРАЯ

Сегодня я намерен говорить о принципе гласных в эвритмии. Нам достаточно всего лишь вспомнить уже известный нам из духовной науки факт, что гласные более выражают то, что живет в нас, — чувства, эмоции и прочее. Тогда как согласные/24/ более выражают все, что является внешне-предметным. Значит, для языка будут справедливы два положения. Гласные больше говорят о внутренней стороне чувств, гласными мы в какой-то мере раскрываем себя — то, что мы ощущаем, что чувствуем к предмету. Согласные с помощью движений языка, губ, нёба и т.д. больше подлаживаются пластически к внешним формам предметов, воспринятых, конечно же, духовно/25/, стремятся копировать эти формы. В принципе все согласные — копия внешних проявлений, или форм, вещей/26/. Но, в сущности, говорить в таком ключе о гласных и согласных можно, лишь имея в виду ту древнюю стадию развития человечества, когда, собственно, и шло становление языка/27/, когда было естественно двигать все <тело>, а значит, и конечности — в связи со звуком, — когда одиночные звуки/28/ были неразрывно связаны с движениями тела. Эта связь в ходе развития ослабла. Речь в целом ушла, скорее, внутрь, пропала эта подвижность, эта выразительность жеста, и обычно в повседневной жизни мы не сопровождаем речь соответственным движением. Благодаря эвритмии движение вновь сопровождает гласные и согласные — тело вновь движется. Но теперь надо понять, что, произнося гласный, мы как бы вычеркиваем движение — и тот гласный, который когда-то шел в ногу с внешним движением, как бы погружаем целиком внутрь. На пути внутрь мы в нем нечто гасим. Гасим движение. Поэтому здесь происходит следующее: во внешнем движении мы возвращаем гласному то, что гасим в нем на пути внутрь. Значит, в случае с гласным для нас исключительно многое определяет внешнее движение — раз мы ищем переход от действия этого гласного, эвритмически переданного гласного, ко всему человеку. Вот что надо принять во внимание.

Итак, говоря сегодня о гласных, мы говорим лишь о значении звуков, выраженных в движении, звуков, выраженных в эвритмии. И тут очень много зависит от развития чувства того, что вливается в движение, от развития сознательного видения того, что происходит с соответствующим членом тела: выпрямлен он либо округлен и т.п. Все это нужно научиться ясно воспринимать. При выполнении гласных исключительно важно чувствовать движение или позу. В этом суть. И, преобразуя на этой основе гласные, перенесем одиночные гласные из эвритмии в сферу терапии.

Посмотрим демонстрацию "выполняет Э. Бауман/29/: четкий i — распрямляем руки. Это распрямление можно получить, возвращаясь в исходное положение и делая то же движение несколько ниже. Вновь возвращение, за которым движение рук идет в горизонтальной плоскости. Опять возвращение, и если сначала с правой стороны вы делали движение вперед, то теперь, перейдя вниз, с правой стороны вы делаете его назад, затем вперед, теперь чуть назад и снова ниже. Не буду вас мучить, но данное упражнение можно усложнить, увеличив количество позиций i: так что выполняют i, возвращаются [в исходное положение]; снова выполняют i, чуть сместив направление; вновь возвращаются, и т.д., охватывая возможно большее количество позиций i, выполненных сверху вниз при регулярном возвращении в исходное положение. В этих движениях получает самовыражение всё присущее человеку индивидуально-личное.

Можно, к примеру, заметить, что какой-нибудь ребенок, а если угодно взрослый, не в состоянии по-настоящему показать себя как личность. Что-то ему мешает проявить в полноте свою индивидуальность. Пусть в известном смысле он мечтатель и т.п. Когда же речь идет о физическом недостатке у ребенка, мы увидим, например, следующее: он не учится как следует ходить, он ходит неловко|30|. Мы видим даже у взрослых, что по гигиеническим или терапевтическим соображениям им надо научиться лучше ходить, — тогда это упражнение заслуживает исключительного внимания. Если взрослый, скажем, плохо вышагивает, если шаг его недостаточно широк, это всегда наносит ущерб кровообращению. Поэтому, когда ходят так кровообращение будет всегда медленней того, каким оно должно быть у данного лица. Значит, надо постараться, чтобы человек научился шире шагать. Но с помощью указанного упражнения вы достигнете более верной цели. Оно вызовет большое, коренное улучшение в овладении правильной ходьбой. Следовательно, можно сказать, что такое модифицированное упражнение i особенно благотворно для тех, кто, говоря радикально, не умеет как следует ходить. Так это можно сформулировать: для тех, кто не умеет как следует ходить.

Это упражнение вы можете усилить, и оно будет тем более полезно, если дополнить его неким резюме того, что сейчас демонстрировала г-жа Бауман. Итак, попробуйте, не возвращая рук в исходное положение, выполнить все упражнение таким образом, чтобы достигнуть последней позиции простым вращением: вращайте их в одной плоскости — быстрее, быстрее, еще быстрее. Так мы интенсифицируем первый вариант упражнения благодаря чему оно может выручить того, кто не умеет как следует ходить. Тогда научиться правильно ходить ему будет исключительно легко. Вдобавок его можно убедить, что он должен шагать как следует, но и без таких увещеваний успех в изменении походки будет обеспечен.

Теперь г-жа Бауман любезно покажет нам упражнение и. Вытянуть руки высоко вверх, руки обратно — обратно в исходное положение, — теперь то же немного ниже, обратно, еще ниже, теперь горизонтально, опять обратно, теперь вниз, обратно, глубже вниз — таков принцип. Теперь проделайте все это так, что, начав наверху и перемещая руки вниз, сохраняйте и: руки идут то вверх, то вниз; а теперь делайте движение все быстрее, так чтобы к концу набрать значительную скорость.

Вот что я просил бы воспринять как образец/31/ движения и. Если снова формулировать кратко, это движение для детей и взрослых, не умеющих стоять. В случае i; речь шла о тех, кто не умеет ходить, в случае и мы говорим о тех, кто не умеет стоять.

Не уметь стоять — значит обладать в принципе слабой стопой и быстро уставать в положении стоя. Это означает также неспособность достаточно долго стоять, например, на цыпочках или — не из-за неловкости — на пятках. Стоять на цыпочках, стоять на пятках — упражнения не эвритмические, но их должны делать те, у кого некрепкие ноги: кто устает стоять или в общем смысле этого слова не может как полагается стоять. Последнее, в частности, означает — уставать во время ходьбы. Так что с точки зрения специальной терминологии я прошу различать следующее: «идти неловко» и «уставать, когда идешь», — это далеко не одно и то же. Если кто-то устает при ходьбе, то имейте в виду упражнение и. Когда же мы идем неловко или когда вся наша конституция требует, чтобы мы научились шире шагать, применяется термин «неумение ходить». Напротив, когда мы устаем при ходьбе — термин «неумение стоять». И для тех, кто этому подвержен, упражнение и — как раз то, что нужно. Это связано с тем, что мы еще разберем в дальнейшем.

Теперь, пожалуйста, сделайте движение о: совсем вверху и вернитесь в исходное положение, теперь немного ниже, обратно, еще ниже и снова вернитесь, и т.д. А теперь, выполнив движение о вверх, плавно опустите руки, но верно — то есть чувствуя их округлость. Когда вы ведете руки вниз, о должен сохраняться. А теперь делайте это все быстрее и быстрее.

Блестящее применение этого движения вы увидели бы со всей ясностью, будь перед вами настоящий толстяк. Если ребенок или взрослый ненормально толстеет, следует прибегать к данному упражнению. Все это — благодаря постоянному, многократному выполнению эвритмического о и расширению его в конце до, так сказать, бочкообразного тела (ибо человек и впрямь очерчивает вне себя бочку), все это составляет другой полюс, противоположный тем динамическим тенденциям, которые ведут к полноте. Это можно с успехом применять в гигиенических и терапевтических целях — и вам предстоит убедиться, что у пациентов возникнет тенденция к похуданию; особенно, если они будут делать и кое-что другое, о чем мы тоже будем говорить. При этом важно, а в случае этого движения особенно важно, чтобы движение прекращалось, прежде чем человек начнет сильно потеть, прежде чем слишком разогреется. Значит, желая достичь нужных результатов, нужно во время этого упражнения делать перерыв для отдыха.

А сейчас, не покажет ли нам г-жа Бауман движение е? Совсем вверху. Движение е получается лишь тогда, когда эта рука положена на другую и соприкасается с ней. Теперь вернитесь в исходное положение, теперь сделайте движение пониже, правая кисть на левой руке. А теперь, чтобы е был по-настоящему действенным, он должен отступать к плечам; и снова делаем сверху вниз — е нужно выполнять как следует. Далее, опуская сами [руки], мы делаем одно движение/32/, а другое делаем, опуская само [скрещение], то есть отступая все ближе к плечам, так что под конец трещит шов у рукавов на спине. Это движение особенно рекомендуется людям слабого сложения — уже не полным, а худым, тем, у кого слабость обусловлена внутренними, но органическими причинами. Она должна быть обусловлена органически.

В отношении следующего упражнения, которое удобно ставить в параллель к предыдущему, нужно соблюдать некоторую осторожность: оно влияет больше на сферу души. И выполняется сзади, как можно дальше, — а теперь так глубоко /33/, как только возможно. Может стать по-настоящему больно. Данное движение — таков его характер — причиняет легкую боль, что также соответствует цели. Им следует заниматься с теми детьми и взрослыми, у кого худоба объясняется душевными причинами — угнетенностью и чем-то подобным. Во всех случаях, когда мы прибегаем к внешнему исцелению, к таким духовным средствам, надо соблюдать осторожность, так что и это упражнение требует, конечно, осторожности. Это значит, обращаясь к нему, постарайтесь оказать и моральное влияние на унылого или удрученного, с депрессивной симптоматикой, ребенка. При таком подходе к ребенку — если его утешать и опекать душевно — с ним можно выполнять и данные упражнения.

Как видите, все эти случаи сводятся к следующему: то, что в эвритмии выражается в форме искусства, здесь некоторым образом выходит за эти рамки. Это справедливо особенно для гласных.

Далее, очень важно уяснить следующее. Вы знаете, что вот так образуются гласные, что в основном они представляют собой выражение мира души. И нужно хорошо чувствовать и, созерцая, понимать, что при этом происходит. Значит, надо непременно позаботиться о том, чтобы тот, с кем мы занимаемся в лечебных целях, почувствовал, скажем делая е, действительно почувствовал, что один член тела закрывает другой. При выполнении о добавляется кое-что другое. Кроме чувства замыкания окружности его должно сопровождать и чувство самого изгиба. Нужно прочувствовать образование нами круга; проходящий здесь круг. А когда требуется высокая действенность, внимание выполняющего о следует обратить на то, чтобы он к тому же чувствовал полоску, как бы проведенную вдоль грудины|34| (им самим или кем-то другим), а всю форму чувствовал ограниченной этим ощущением, как бы духовно завершенной сзади.

Теперь выполним а. Вернемся в исходное положение, сделаем а чуть ниже, обратно в исходное положение, теперь выполним его горизонтально, обратно, сделаем л наклонно вниз, снова в исходное положение, выполним а совсем внизу, обратно; затем сзади; последнее нужно сделать только раз, но сначала вернуться в исходное положение. Теперь выполните л вверху и, не изменяя угла, опустите его вниз — и с чувством, что угол остается неизменным, проведите дальше назад.

Это упражнение также даст эффект лишь в том случае, если делать его почаще. Итак: почаще. При условии частого выполнения оно рекомендуется против всякой жадности — тем, у кого особенно резко выступает животная натура. Поэтому, если у вас в школе есть ребенок, который во всех отношениях прямо зверек, причем это обусловлено органически, и вы станете заниматься с ним данным упражнением, у вас будет случай убедиться, что для этого ребенка оно сыграет совершенно особую роль.

На примере этих упражнений вам опять-таки должно быть ясно, что, вводя их в школьную жизнь, нужно разбивать детей на специальные группы. Вы также убедитесь в том, что дети занимаются ими куда менее охотно, чем обычной эвритмией. Эвритмические упражнения вообще для них желанны, а делать эти, скорее всего, придется сильно их уговаривать, ибо сначала они вызовут ту неприязнь, которая нередко бывает у детей к приему лекарств. Они не доставят им никакой радости, но для упражнений с о, и, е и а в этом нет большого вреда; хуже, если они не испытают радости при упражнении i Проводя показанное упражнение i, надо постараться превратить его в забаву. В случаях и, о, е, a нет особого вреда, если дети следуют авторитету и знают, что упражнения надо делать обязательно. Но при конечно же, важно, чтобы им было забавно, ибо, как я уже говорил, он направлен на всё индивидуально-личное в человеке.

В дополнение обдумайте следующее: i раскрывает человека как личность, и раскрывает человека как человека, о раскрывает человека как душу, e фиксирует «я» в эфирном теле, впечатывает «я» в эфирное тело. A действует против звериной природы в человеке.

Теперь дело в том, чтобы войти в подробности всех этих видов воздействия. Применяя эти гласные, вы добьетесь известной нормализации дыхания у пациента с неравномерным дыханием, с какими-либо жалобами на дыхание и т.п. И особенно большую пользу они принесут при работе над произношением, четким произнесением согласных. Когда ребенок плохо формирует согласные губами и языком, эвритмия гласных/35 окажет крайне благотворное воздействие — к нёбным звукам это относится меньше. Приступать к упражнениям следует по возможности раньше.

Вы увидите, что данные упражнения принесут существенное облегчение и тем, кто подвержен головным болям, мигренеподобным состояниям. Они очень полезны при хронических головных болях и хронических мигренозных явлениях/36/, а также при тяжелой голове/37/. Кроме того, проводя сегодняшние упражнения с детьми, не способными сконцентрировать внимание, сонными, вы пробудите у них больше смышлености и бойкости. Это немаловажно в гигиено-дидактическом отношении. Но таким же образом можно расшевелить и апатичного взрослого. Кроме того, в случае слабого, ленивого пищеварения как само пищеварение, так, конечно же, и все, что надо считать с ним связанным, можно сильно улучшить именно этими упражнениями.

Далее, занимаясь определенной гигиенической эвритмией, хорошо бы — когда есть возможность — постараться сделать движения, выполняемые в артистической эвритмии только руками, — сделать их неким образом ногами, но, конечно, слабее (к этому я сейчас вернусь). Вы, может быть, спросите, как сделать ногами i На самом деле это очень просто. Всего лишь вытянуть ногу вперед и иметь в ней чувство выпрямления. U будет заключаться просто в том, чтобы, вполне это сознавая, стоять на обеих ногах, имея в ногах ясное чувство распрямления. Напротив, исполнению ногами о нужно учиться. У тех, кому важно делать о так, как я вам описал, придется выработать навык к выполнению о ногами. Это делается так: носки чуть врозь, затем встать в это положение/38/, но стоя на носках и разведя их. Немного задержаться и вернуться в обычное положение; повторить все в целом, и т.д.

При этом необходимо учесть соотношение между подвижностями, внутренне, морфологически присущими среднему и нижнему [организмам] человека. Оно состоит в том, что выполняемое «нижним человеком», то есть вот такое движение, не получится больше, чем в треть интенсивности движения среднего организма. Поэтому, проводя с кем-нибудь упражнение о, вы должны чувствовать, что делаемое затем движение ногами занимает лишь треть времени, то есть на него затрачивается, скажем так, всего треть сил. Вы добьетесь наилучших результатов, поместив движение ног в середину. Так что сначала идет часть «А», потом еще раз «А», а между ними — «В», движение ног <см. схему >. В сумме: треть, треть и треть — что будет особенно действенным.

Но особенно действенной будет та же композиция применительно к движению е, показанному для ног. Надо, чтобы одна нога действительно налегла на другую. При этом стоять нужно на носках. Это опять — одна треть, которую по возможности нужно поместить в середину. Упражнение следует делать в особенности с астениками — детьми и взрослыми. Конечно, им оно будет не по силам, но речь-то и идет о том, чтобы они научились его делать. Именно в таких случаях можно видеть, что этим разным людям важнее всего учиться тому, к чему они менее всего способны. Они должны этому учиться — именно это и нужно для их здоровья.

Точно так же нужно движение А — и это вы видели вчера. Оно заключается, собственно, в том, чтобы, широко расставив ноги, стоять, насколько это получится, на носках. Вместе с движением А для рук это даст прекрасный результат.

Все описанные сегодня движения можно сделать гораздо эффективней, включив их в ходьбу. Например, астеничному ребенку вы принесете огромную пользу, выполняя с ним движение е при ходьбе — так, как было показано, но во время ходьбы, — чтобы, шагая, он попеременно касался себя то одной, то другой ногой. Сделав шаг, он затем спереди заносит другую ногу и приставляет, а теперь эту. Одна нога всякий раз ставится крест-накрест к другой, чтобы та, которая оказалась сзади/39/, своей передней стороной касалась бы другой. Все это он, конечно, в совершенстве не освоит, но это же полезно — включить те же движения в ходьбу! Вы, может быть, скажете, что движение усложняется, — так это же полезно, когда оно так усложняется!

Теперь я хочу привлечь ваше внимание к тому, что все, сказанное сегодня о гласных, нужно резко отделять от того, чем мы завтра займемся в связи с согласными. Как мы уже говорили, общий принцип согласных таков, что они выражают внешние очертания. Ведь в речи они формируются так, что губы, и прежде всего язык, принимают формы, которые копируют, имитируют внешнюю форму. Завтра мы увидим, что согласным присущи характерные типы движений, и уже формы этих движений таковы, что, будучи дан эвритмически, согласный известным образом снова погружается внутрь. Он погружается внутрь. Ему возвращается то, что в языке он утратил на пути вовне. Поэтому в случае согласного — как при созерцании сценической эвритмии, так и особенно при выполнении эвритмии в целях оздоровления — крайне важно (в отличие от гласного) иметь не чувство выпрямления, изгиба, расширения, но, выполняя звук, представлять себя в форме этого согласного, в какой-то мере наблюдать самого себя.

И здесь вам яснее всего видна необходимость призвать тех, кто занимается эвритмией как искусством, к тому чтобы не смешивать два направления; ибо для актера-эвритмиста постоянный взгляд на себя со стороны означает утрату всякой непринужденности. Напротив, когда ребенок или же взрослый делает у вас согласные, важно, чтобы взрослый мысленно как бы сфотографировал себя внутренне. Внутреннее фотографирование самого себя и обеспечивает эффективность: он должен себя действительно внутренне видеть в той позиции, которую принимает, чтобы выполнение включало в себя внутреннее созерцание того, что человек выполняет.

Будьте так любезны, покажите нам консонантным способом, допустим, m: сначала правой рукой, теперь левой, но без другой, теперь совсем без правой — левой рукой, теперь обеими руками; здесь, конечно, возможно большое разнообразие исполняет Э.Вольфрам/42/. Итак, m: будем исходить из этого примера, — чем он является, во-первых, в речи? В речи m исключительно важный звук. Его речевую значимость можно ощутить, даже в плане физиологии речи, рассмотрев m по контрасту с s. Пожалуйста, г-жа Бауман, исполните нам грациозный справа, слева, теперь обеими руками.

Все это, конечно, так выглядит, что при выполнении s /41/ вы испытаете или должны бы испытать такое чувство, как будто в вас самих нечто движется (это, собственно, эфирное тело), как будто вы описываете змеевидную линию "лектор делает данное движение", будто она в вас. Эта змеевидная линия при особо резком произнесении s может уподобиться прямой, и ее можно представить в виде прямой.

А при наблюдении m вы должны бы, напротив, испытать чувство, хотя органическая форма его воплощения и похожа на s: здесь не та же стихия, здесь не та же линия. Значит, m есть то, что, будучи приложенным к направлению действует против этого направления. В этом их великий антагонизм: в сущности, s и m — полярные звуки.

Говоря, с вашего разрешения, антропософским языком, s — подлинно аримановский звук, a m — то, что умеряет, что смягчает аримановский [принцип] в его отличительном качестве, что лишает его аримановской, если хотите, силы. Так что, когда s и m в потоке звуков выступают вместе — например, в звукосочетании Samen*, а лучше Sammе**— за резко аримановским принципом звука s следует ослабляющий его m.

Будьте добры, покажите нам еще b "исполняет Э.Вольфрам". Если точно наблюдать h, если действительно перенестись в этот жест, то вы скажете себе: в h заключено то, что выглядит непосредственно люциферовским. В h предстает люциферовский принцип/43/. А теперь присмотритесь сами — тут речь не столько о чувстве, сколько о наблюдении, — присмотритесь, когда г-жа Бауман его исполнит: когда выполняется b прямо переходящий в m. Покажите h медленно переходящий в m. Смотрите. Здесь весь образ люциферовского [принципа] окажется смягченным, ослабленным. Это движение действительно таково, будто мы осаживаем Люцифера. В самом деле осаживаем Люцифера. И вы различите это на слух, просто поняв такие вещи (в сущности, люди современной цивилизации уже не могут их толком понимать): когда человек готов одобрить что-то люциферовское, он, чтобы приглушить чистый люциферизм, истовость этого одобрения, говорит: hm, hm. Здесь h и m сближены вплотную, [принцип] Люцифера обрел любезную умеренность.

Отсюда следует, что, переходя к согласным, надо тотчас обращаться к наблюдению за формой. В этом суть, и об этом мы продолжим разговор завтра.

* Семя (нем.)

** Сумма (нем)

ЛЕКЦИЯ ТРЕТЬЯ

Чтобы нам правильно развивать мысль, давайте рассмотрим формы исполнения согласных — и так подготовим то, что завтра нам предстоит углубить с точки зрения физиологии и психологии. При создании формы их исполнения было учтено действительно все, что связано с языковым проникновением человека в окружающий мир/44/. Ибо тот, кто готов наблюдать язык, найдет, что это соприкосновение с миром состоит, собственно, в том, что в известных случаях человек как бы простирается во внешний мир — он расстается со своей обособленностью и простирается далеко в мир. При образовании гласных он утверждает свою самостоятельность: уходит в свою скорлупу и деятелен в пределах души. При согласных он как бы сливается с внешним миром — но в разной мере. И разные степени этого единства ясно выражены в некоторых видах речевой деятельности. И при разработке эвритмии согласных — путем чувственно-сверхчувственного созерцания, о котором я не раз говорил перед представлениями/45/, — нужно, конечно, строго учитывать: достигает ли говорящий полной объективации вовне (так сказать, схватывая в звуке находящийся в вещах дух), или, несмотря на самообъективацию, он все же не покидает души, не выходит по-настоящему вовне, копируя внешнее в пределах души/46/. Здесь заключено большое различие, и поэтому я просил бы г-жу Бауман о любезности начать с движения b. Теперь, пожалуйста, отвлекитесь от этого b, а г-жа Бауман покажет нам движение f. А теперь внимательно следите за тем, что можно заметить при этих, столь разных, движениях. Вы можете заметить нечто, инстинктивно сопутствующее произнесению, старанию произнести эти звуки. Возьмите h. В действительности, произнося h вы говорите: h-a,— вы, собственно, добавляете гласный. Ведь, не будучи окрашен гласным, согласный у вас не прозвучит/47/. Вслед за ним добавляется a. Чистый согласный получает гласный элемент. Но в случае f вы найдете, что по свойственному речи инстинкту ему предпосылается е: е-f Здесь происходит обратное: перед ним добавляется е.

Из этого вы можете видеть, что, произнося h человек более стремится, с помощью речи, найти дух во внешнем объекте; а произнося f он более стремится это духовное начало повторить чувством как свое. Поэтому возникновение согласного будет совершенно разным в зависимости от того, как мы пробуем окрасить его гласным: «спереди» или «сзади»/48/ — если так можно сказать о произнесении согласных. Выражение этого [различия] вы найдете в той форме, которую только что могли наблюдать.

Пожалуйста, фрейлейн Вольфрам, выполните еще раз h.

Итак, h: здесь вы совсем растворяетесь во внешнем мире, не хотите оставаться в себе, хотите выйти, чтобы жить вовне. Теперь f: перед вами сильное стремление — не уйти чрезмерно во внешний мир, но остаться в мире внутреннем/49/.

Приняв это во внимание, получаешь представление о том, сколь многое еще должно войти в эвритмию из того, что поначалу не было нужно на нашем уровне развития этого искусства, но что станет нужным, когда в своем развитии оно охватит другие языки. Ибо в тот момент, когда мы говорим не еf, а phi, все меняется: тогда посредством данного согласного мы стремимся охватить внешние вещи. А это указывает на один важный исторический факт. Ведь греки, древние греки, стремились схватить вовне даже то, что люди современности стали узнавать изнутри. Вы видите, что до самой периферии нашего опыта можно проследить то, что описано мной, скажем, в «Загадках философии»/50/, — этот выход человека за пределы себя и схватывание во внешнем мире того, что сегодня мы сознаем в своем «я» уже чисто внутренне. Так что причиной, по которой из-за таких вещей отвергают науку о духе, служит только чрезмерная лень, в целом присущая людям нашей цивилизации. Чтобы додуматься до истины, им нужно слишком многое учесть — и им хочется упростить себе задачу. Ничего не выйдет. Все это хочется упростить — что ж, ничего не выйдет.

О первом, что вошло в исполнение согласных, пока достаточно. Но тот, кто хочет понять согласные эвритмически, должен принять во внимание то, что, думаю, в преподавании сегодня учитывают, конечно, меньше, и в физиологии, в физиологии звуков, речи учитывают меньше|51|, чем третий момент, к которому мы перейдем ниже. Чтобы сделать этот вопрос наглядным, я прошу снова провести сравнение. Речь идет о развитии восприятия. Нет, конечно, никакой возможности уместить восприятие в понятие.

Будьте добры, г-жа Бауман, выполните снова h. А теперь, когда впечатление погашено, пожалуйста, еще d. Обратите внимание на следующее: видимый вами h выражен таким движением, которое сильно отличается от того, что происходит в речи. Я имею в виду определенное свойство, и со стороны этого свойства эвритмия полярно противоположна процессу речи в собственном смысле. Как вы помните, процесс речи — о чем я говорил позавчера — состоит в гортанном отражении. Эвритмический процесс выражает его внешне — в движении. В некоторых случаях это означает переход из одной крайности в другую. В этом отношении особенно характерны h и d/52/— у других согласных это еще нужно оттенять. Что же представляет собой звук h? Это по преимуществу спирантный согласный/53/. Он извлекается духовым путем. И если в речи мы при h дуем, то в эвритмии это выражается в характерном взрывном движении. А когда мы произносим d, то [воздушный] взрыв происходит в речи. Но в эвритмии переводя этот толчок в особое движение, показанное при d/ 54/ вы обращаете его в противоположность. Так что в данном движении произносительный толчок скован.

Итак, вы видите, что, имея дело со спирантными и взрывными согласными/55/, нужно обращать сугубое внимание именно на это свойство. Звуки, конечно, делятся не только на спиранты и взрывные. Но что же делает их спирантными и взрывными? Видите ли, в случае характерного спиранта говорящий, дуя, выражает то, что он рвется за пределы себя, наружу; а в толкании/56/ — что выход ему в тягость, что предпочтительней остаться внутри. Это и служит основанием для такого преобразования звука в эвритмический жест, которое вы только что видели.

Но существуют также звуки, исправно связывающие внутреннее с внешним. Физиологически они таковы, что мы прекращаем, останавливаем то, что как деятельность стремится сразу выразить внутреннее [движение] внешне, включить всего человека в движение. В нашем языке это ярко представлено одним единственным звуком — r. Но r потому и является всеобъемлющим звуком, что, произнося r, человек, так сказать, каждым своим членом бросается повторять [движения] речевого аппарата/57/. Причем в r у нас есть тенденция остановить этот поток следования. Когда произносится губной r, губы бросаются вслед — но останавливают этот поток. Когда произносится язычный r, вслед бросается язык; наконец, когда звучит нёбный r, тогда движению следует нёбо/58/. Эти три r резко различаются, но в то же время они суть одно; и все они находят свое выражение в эвритмии. "Э.Бауман выполняет r". Значит, тут выражено пробуждение того самого порыва, который мы обычно гасим. Эту-то захваченность звуковым движением — вот что выражает такой r. А если нужно выразить различие, то при губном r движение идет пониже, при язычном r — больше в горизонтальной плоскости, а при нёбном r оно идет выше. Так можно модифицировать этот звук в эвритмическом движении. Но, как видите, сама его форма получается благодаря тому, что, отодвигая на задний план вибрацию, мы выражаем, скорее, уносящее нас в нем движение.

Звуком сходным, но таким, что вместо вибрации его речевое движение содержит некую волну, будет L. <Э. Вольфрам выполняет L>. Вы видите, в нем есть что-то от того же движения, что при г но в нем выражена плавная остановка, мягкая захваченность движением, — выражена волна, а не вибрация.

Вот все, что затрагивает внутреннюю, я бы сказал, физиологическую сторону как голосовой окраски согласного, так и окраски его нашим чувством, переходящей уже, скорее, на физический уровень/59/. Но самую внешнюю классификацию согласных|60| мы получим в том случае, если будем руководствоваться органами речи. Тогда, сравнив соответствующие движения, можно предложить вашему восприятию картину того, что нам дают самые внешние, поверхностные признаки классификации. Возьмите b <Э.Бауман выполняет b >. Это — b и сравните с ним t /61/.

Здесь видно по всей позе, на которую тут нужно обращать внимание (в качестве третьего момента) и которая вполне красноречива для чувственно-сверхчувственного восприятия, что b представляет собой губной, а t — зубной согласный. "Фрейлейн Вольфрам, покажите нам k". В k мы вообще выходим за рамки феномена позы — для k главное заключается в движении. Тут мы имеем дело с нёбным согласным: при произнесении он самый спокойный, а во внешней эвритмии переходит в движение, обращается в свою противоположность. Но в отношении всех этих свойств согласные накладываются друг на друга, одна классификация вторгается в другую, и как вспомогательное средство мы можем запомнить следующее.

Возьмем губные согласные, я записываю только самые характерные: w, b, p, f, m. Участие голосовой окраски вы изучите путем произнесения/62/ — мне это указывать ни к чeму. Теперь зубные согласные: d, t, s, sch, L, английский th и звук n. Теперь возьмем нёбные: g, k, ch — и этот ng, французский.

R, собственно говоря, нужно вписать в каждую строку, ибо в каждом ряду звуков у него свои нюансы.

Губные согласные: w, b, p,f, m r

Зубные согласные: d, t, s, sch, L/, (th), nj, r

Нёбные согласные: g, k, ch, ng r

Теперь проведем классификацию с другой точки зрения — белым я подчеркну все характерные спиранты: w, f, s, sch и ещё ch Красным — все характерные взрывные: b, p, m, d, t, n, а также g и k. R будет дрожащим. Тогда как l — причем он приходит в движение плавно и, значит, в каком-то смысле носит внутренний характер, — строго говоря, представляет собой единственный характерный волновой cогласный подчёркивает жёлтым.

Эти три признака классификации: окраска голосом, спирантное, взрывное, вибрантное, волновое извлечение и указанное внешнее деление на зубные, губные и нёбные согласные — отражены в тех формах, которые служат материалом для эвритмического исполнения, выражены в них. Только нужно себе ясно представлять, что эти классификационные признаки сильно модифицируют друг друга. Так, в случае мы имеем дело с характерным зубным согласным, которому, значит, будут присущи все свойства этих звуков, к тому же это скользящий, это волновой — звук со свойствами волны. Кроме того, он вплетен во внутренний мир. Значит, по крайней мере у нас в языке, он будет окрашен из внутреннего мира. Мы говорим не /е, а f/. Перед нами снова переход от более древних форм [восприятия], при которых люди в целом, я сказал бы, страстно стремились приобщиться к внешнему миру/64/, и это ярко проявилось... при которых буквально требовалось слово, чтобы выразить нечто подобное, ясно выразить этот переход вовне/65/. Таким образом, в одиночных буквах мы действительно имеем дело с отражением душевных процессов.

А теперь, прежде чем обратиться к этим одиночным согласным, бросим мысленный взор на следующее. Вчера мы показали, что а — чей метаморфоз мы уже прошли — связан со всеми силами человека, которые делают его жадным, настраивают на животный лад. Ведь фактически л ближе всего стоит к животному принципу в человеке, и в известном смысле можно сказать, что в речи он льется из недр животной природы человека, несомненно, является (что подтверждает и духовное исследование) древнейшим звуком человечества, — это справедливо как для фило-, так и для онтогенеза. В этом последнем, в онтогенезе, это, конечно, отчасти замаскировано (как вы знаете, бывает и неправильное развитие), но первым, что явилось в ходе развития человечества, был а, звучавший из недр еще чисто животной природы. И когда у нас согласный тяготеет к а, мы все еще взываем к животным силам в человеке, что и дало, как мы видели вчера, форму всему звуку. Тогда, применяя его терапевтически — тот а, что вчера предстал нашему мысленному взору, — мы боремся с тем, что особенно ребенка, но, впрочем, и взрослого делает маленькой или большой зверушкой. И благодаря таким упражнениям мы можем в значительной мере избавить людей от животных качеств/66/.

Теперь обратимся, например, к и. Вчера мы говорили о том, что в терапии к нему прибегают тогда, когда человек не умеет стоять. Вчера вы это видели: уже самим своим формированием и выражает эту физиолого-патологическую специфику. Уже в речевом формировании и видно, что он произносится с почти закрытым ртом и узкой щелью между зубами, губы вытянуты, причем ротовое отверстие сужается и губы вибрируют. Отсюда видно, что, произнося и, мы достигаем подвижности, в основном внешней. Здесь была больше всего выделена подвижная сторона артикуляции и. При эвритмическом и происходит физиологически обратное — наделение устойчивостью, что в нем есть и в артистической эвритмии, по крайней мере как намек.

Обратившись к другим гласным, вы увидите их поступательное погружение внутрь. В случае о вы видите, что губы, я сказал бы, сдвинулись вперед, уменьшился раствор рта, по крайней мере, есть тенденция к его уменьшению; это по принципу контраста получает другой полюс в той «объемности», которая присуща эвритмическому выполнению о. Как раз на таких примерах мы видим природные причины этих вещей. В речевом употреблении о, конечно, заключены известные силы. И у носителей языков с высокой частотностью о преобладает предрасположенность к полноте. Вы можете это использовать как руководящую идею в изучении процессов* артикуляции/67/. Если бы создать язык, в основном состоящий только из модификаций о, то губы и рот постоянно принимали бы форму произнесения о — и все стали бы толстяками. Зная о связанной с этим звуком тенденции к полноте, нетрудно понять, почему, напротив, он служит средством в борьбе с полнотой, когда выполняется эвритмически и метаморфизуется так, как мы сделали вчера.

* См. прим. в конце книги.

Иначе обстоит, например, с е. Язык, особенно богатый е, порождал бы худых, болезненных людей. С этим снова связано то, что я вчера говорил о терапии худых, терапии астеников. Я говорил: для людей слабого сложения особенно благотворно движение е и все его модификации.

Во всех этих вопросах надо иметь в виду следующее. Понимая формы внешним образом, верного ответа не найти — их надо схватить в их становлении, изнутри. Значит, следует меньше учитывать явленное внешне, но смотреть на саму тенденцию: на тенденцию к полноте, подавляемую посредством о, на тенденцию к хронической худобе, подавляемую посредством е. Обращать на них внимание нужно потому, что, применяя эвритмию в лечебных целях, в основном учитывают: силы, наличные в «верхнем человеке» и идущие вширь, и силы, наличные в «нижнем человеке» и тяготеющие к линейности. Поэтому надо сказать, что, произнося о, человек, собственно, расширяет живое/68/.

Видите ли, я рисую приблизительно, наша голова представляет собой шар/69/, а с точки зрения науки о духе — верную копию земного шара. Она отображает все централизованные в земном шаре силы, но в своем генезе строится тем, что заключено в силах лунных. И она построена ими так, что представляет собой земной шар. Это связано с космологией, точнее с космогонией. Как из лунной фазы произошла земная фаза/70/, так голова человека получается из лунообразующих сил, играющих столь важную роль в ее развитии. Она стремится уподобиться шару, и ее шаровидность модифицируют только присоединенные к ней грудь и остальное тело. Будь она предоставлена самой себе, она была бы правильным шаром. То, что это не так, объясняется влиянием двух других частей человеческой природы, изменяющих облик головы.

Произнося о, человек стремится выразить во всей этой эфирной голове то, что выражено в шаровидности самой головы. Так он пробует слепить себе вторую голову. Тот, кто произносит о, поистине хочет слепить себе вторую голову < внешняя, фиолетовая окружность>, и можно сказать,

что, произнося о, человек преисполняется гордыней за собственную голову. Пыжится, «раздувается» и таким образом пробуждает силы, которые на другом полюсе вызывают у него полноту. Эти вещи нужно видеть образно. «Раздувая» себе голову, он стимулирует полноту. Но если мы хотим что-то противопоставить такой тенденции к распуханию эфирной головы (тут она пухнет не от забот), то нужно постараться ее «обточить», втянуть внутрь на другом полюсе. Так можно возразить на распухание головы. Поэтому [эвритмическое] о построено обратным образом. Для каждого звука характерен свой нюанс в ощущении, который, будучи бессознательным, коренится глубоко в организме и обуславливает важнейший компонент внутренней природы звука. Видите ли, для того, кто наблюдает сверхчувственно, та самая лягушка, что хотела раздуться до размеров вола/71/ (если б эта картина сбылась), громыхая как пушка, издавала бы непрестанное о. Так будут проясняться эти вопросы при желании подойти к ним внутренне — в этом их отличительная черта.

В случае [произнесения] е все обстоит ровно наоборот. Собственно, для е характерно то, что человек хочет взять себя в руки, хочет внутренне сжаться. И отсюда это эвритмическое прикосновение к себе, это обнаружение самого себя: положив правую руку на левую, вы просто воспринимаете себя. Как, взяв в руки внешний предмет, вы ощущаете этот предмет, точно так же вы воспринимаете себя. Это можно показать яснее, взяв правую руку в левую (в искусстве все дается лишь намеком): обхватив ее здесь, вы прощупываете себя. Прощупывание самого себя — вот что в основном отражено в эвритмическом е. И это осязание себя, осязание человеком себя проходит по всему организму. Это самоосязание можно изучить, изучив соотношение тех путей, по которым у нас в спине идут нервы, ошибочно называемые в обычной физиологии моторными, с путями сенсорных нервов. Там, где этот «моторный» нерв (но, по сути-то, он тоже сенсорный) встречается с сенсорным, возникает подобный «обхват». В действительности нервные волокна спины постоянно образуют е, и в этом заключается условие внутреннего самоосязания, самоосознания человека — так оно становится фактом, а роль мозга ограничена лишь дифференцировкой последней стадии этого процесса. Это образование е, идущее, значит, в данной плоскости, мы пытались вчера передать. Вы видите: то, что мы пытались копировать, указывает как самим внешним движением, так и его композицией, что наше внутреннее образование е складывается в вертикаль. Подобно тому как хвастает и хочет превратиться в ангельский пузырь голова, так это превращение в е, эта концентрация себя в точке складывается в вертикаль, в линию высоты.

Но какая последовательность, какое постоянство в концентрации свойственны вертикали из е! И это воплощается, это ясно проявляется — посмотрите на астеников. Им свойственна постоянная тенденция вытягивать эфирное тело. Они хотят его вытянуть — не собирают его в точку (что было бы точной антитезой к деятельности головы). Нет, они хотят его растянуть и тем достичь повторения точки. И с этим вытяжением, которое наблюдается у склонных к астенизации лиц (вытяжение не в физическом, но в эфирном теле), с этим вытяжением можно бороться — формируя тот самый е, о котором говорилось вчера.

Дата добавления: 2015-07-26