Что и как происходило на склоне Холат-Сяхыл после 16 часов 1 февраля 1959 г.

Теперь, пожалуй, самое время остановиться на том, почему на склоне Холат-Сяхыл случилось то, что случилось? Каким факторами была обусловлена трагедия, имелся ли шанс её избежать?

Чтобы понять внутреннюю логику событий, необходимо определиться с моделью предполагаемых действий, запланированных в рамках операции «контролируемой поставки». Общая схема таковой операции излагалась выше — Кривонищенко нёс в своём рюкзаке одежду, загрязнённую изотопной пылью, с целью передачи явившимся на встречу агентам иностранной разведки, а Золотарёв и Колеватов должны были играть роль обеспечения, подстраховки от разного рода неожиданностей, отвлечения внимания и сглаживания «шероховатостей», возможных в процессе общения. Для встречи, скорее всего, было назначено некоторое «окно допустимого ожидания», т. е. временнЫе рамки, в пределах которых допускался сдвиг момента встречи (опоздание одной из групп). Тем не менее, опаздывать нашим туристам было крайне нежелательно и группе Дятлова следовало явиться к месту запланированного рандеву в строго оговоренный момент времени — отклонение грозило если не срывом встречи, то возбуждением у противной стороны ненужных подозрений. Золотарёву помимо прочего отводилась очень важная роль — фотографирование лиц, явившихся для получения груза. Для этого он имел кроме обычного фотоаппарата, найденного впоследствии в палатке, второй со специальной плёнкой.

Поскольку «опытные туристы — исследователи трагедии группы Дятлова», как показала практика общения с таковыми в Интернете, не имеют понятия об элементарных вещах и явлениях (вроде добивания лежащего человека ударом колена или продолжительности времени работы двигателей ракеты Р-7), упоминание о специальной плёнке требует некоторого пояснения.

Сотрудники КГБ, посылавшие Золотарёва и Кривонищенко на задание, прекрасно понимали, что условия для фотосъёмки могут оказаться не слишком благоприятными. Поэтому Золотарёв, скорее всего, должен был получить специальную плёнку под условным названием «щит» (этим термином обозначалось целое семейство специальных фотоплёнок, разработанных КГБ во второй половине 50-х гг. прошлого века. Все они предназначались для использования в особых условиях и главная их особенность заключалось в наличии двух светочувствительных слоёв — один поверх другого — воспринимавших световые волны различных частей спектра. Благодаря этому каждый кадр такой плёнки мог нести два различных изображения, сделанных в условиях различной освещённости, а кроме того, один из слоёв можно было «засветить» без уничтожения изображения на втором слое). КГБ широко использовал фотоплёнки «щит» в различных спецоперациях как внутри страны, так и за её пределами, поскольку некоторые её разновидности позволяли делать фотоснимки как в условиях низкой освещённости, так и в частях спектра, либо пограничных зоне человеческой видимости, либо лежащих за пределами таковой. Визуально фотоплёнка «щит» ничем не отличалось от обычной и взяв катушку с нею в руки, невозможно было догадаться об её особых свойствах. В КГБ эти плёнки считали высокозащищёнными и уникальными, но как показала практика, их свойства оказались явно переоценёнными. Шведская контрразведка, разоблачившая в июне 1960 г. советского разведчика, полковника генерального штаба Стига Веннерстрёма, сумела раскрыть секрет «щита» и извлечь кадры со «скрытого» слоя, которые содержали совершенно секретные материалы, подготовленные к передаче связнику-нелегалу. Это была не единственная причина, обусловившая провал опытного советского разведчика Веннерстрёма, но самый, пожалуй, веский довод в пользу его виновности. Через много лет Веннерстрём вспоминал, что «особозащищённая» фотоплёнка оказалась «самым толстым гвоздём», который шведская контрразведка заколотила ему в гроб. Следует особо указать, что при использовании фотоплёнок такого типа сам по себе фотоаппарат особой роли не играл (т. е. специальный фотоаппарат не требовался). Тем не менее, и фотоаппарат также мог быть особым — с бесшумным срабатыванием затвора, во второй половине 50-х гг. такая фототехника уже имелась в распоряжении советской контрразведки.

Движение группы Игоря Дятлова в контексте версии «контролируемой поставки» вплоть до 31 января особого интереса не вызывает — поход проходил в штатном режиме с выдержкой необходимого графика. Мы предполагаем, что на вокзале в Серове Георгий Кривонищенко выходил на связь по телефону с куратором операции и докладывал об обстановке, складывающейся внутри группы. Следующий контакт с куратором, вполне возможно, имел место при размещении группы в Вижае; там, как и в Серове, имело место какая-то нелепая ситуация (связанная с переводом группы из клуба в гостиницу), которая даёт основание подозревать это. С момента ухода группы из населённых мест началась «автономка», в которой алгоритм действий всей группы определялся полученными Золотарёвым в Свердловске инструкциями, хотя этого, разумеется, не знал никто, кроме самого Золотарёва и его товарищей по тайной работе — Колеватова и Кривонищенко.

Итак, 31 января группа оказалась в горной местности — если до этого движение происходило сначала вверх по течению рек Лозьвы и Ауспии в условиях равномерно повышающегося рельефа, то теперь группу обступили настоящие горы. Пусть не очень крутые и не самые высокие, но зато существенно искажавшие линию горизонта (внимательный читатель помнит ту часть настоящего очерка, где рассматривался вопрос наступления сумерек в условиях гористой местности). Видимо, 31 января оказался для членов группы днём хорошего настроения и «лёгкой» лыжни, потому что несмотря на общее утомление Игорь Дятлов в самом конце перехода решил быстрым рывком перевести группу через перевал, получивший впоследствии его имя, в долину Лозьвы, дабы там заночевать. Другими словами, группа должна была миновать гору Холат-Сяхыл и 1 февраля эта гора фактически должна была остаться за спиной туристов. Они двигались бы вперёд к Отортену, удаляясь как от перевала, так и от горы.

Это, однако, не входило в планы Золотарёва и его подчинённых, ибо «контролируемая поставка» была запланирована именно на 1 февраля 1959 г. на склоне Холат-Сяхыл (либо её вершине — о точных ориентирах мы знать не можем, да это и непринципиально). Говоря иначе, группа Дятлова выскочила к «финишу» раньше срока. А это разрушало всю комбинацию: Кривонищенко не успел надеть на себя радиоактивную одежду. Золотарёв — не приготовил фотоаппарат со спецплёнкой, спрятанный глубоко в рюкзаке… И тогда последовала одна из простеньких комбинаций, заранее обдуманных и подготовленных при разработке операции. Группу Дятлова чуть-чуть придержали, ровно настолько, чтобы не дать ей перейти в долину Лозьвы раньше времени и заставить отправиться на повторный штурм склона Холат-Сяхыл на следующий день. Обеспечил столь необходимую задержку Александр Колеватов, сымитировавший травму ноги. Либо действительно повредивший ногу — нам интересен даже не сам факт травмирования, а его нарочитость.

Нам известно, что на теле погибшего Колеватова была обнаружена ослабевшая марлевая повязка, сползшая на левую лодыжку. При жизни эта повязка охватывала, видимо, голень или колено, причём накладывалась она явно не в последние часы жизни — тогда туристам стало уже не до повязок. Да и не оказалось у них под рукою перевязочного материала — весь остался в палатке. Мы также знаем, что у Александра имелся разлитый кровоподтёк с внутренней стороны левого колена, так что предположение о наложении давящей повязки на травмированный сустав выглядит вполне логичным.

Как бы там ни было, группа, поднявшаяся выше границы леса и начавшая было восхождение на Холат-Сяхыл, была вынуждена прекратить движение вперёд и повернула обратно в лес. Об этом подъёме и возвращении назад нам известно достоверно из последней записи в дневнике Дятлова, датированной 31 января: «Постепенно удаляемся от Ауспии. Подъем плавный. Кончились ели, пошел редкий березняк. Вот и граница леса. Наст. Место голое. Нужно выбрать ночлег. Спускаемся на юг — в долину Ауспии. Это, видимо, самое снегопадное место. Усталые, принялись за устройство ночлега. Дров мало. Костер развели на бревнах, рыть яму неохота. Ужинаем в палатке. Тепло…». О формальной причине возвращения со склона вниз можно гадать. Однако нельзя не признать, что травмирование Колеватова (мнимое, либо действительное, случайное или нарочитое — не имеет значения) явилось бы веской причиной для возвращения группы под полог леса и устройства лагеря в долине Ауспии.

Во второй половине дня 31 января группа Игоря Дятлова поднялась выше границы леса и выскочила на водораздел между долинами рек Ауспия и Лозьва. Именно там, в районе редколесья и кустарника на высоте более 700 м, и сделан этот фотоснимок Георгием Кривонищенко. Если бы туристы продолжили движение, преодолели перевал и ушли в долину Лозьвы, то гора Холат-Сяхыл осталась бы левее и позади группы. И никакой стоянки на склоне Холат-Сяхыл во второй половине дня 1 февраля не было бы ни при каких обстоятельствах. Однако группа вернулась с перевала обратно в долину Ауспии для того, чтобы на следующий день повторить трудозатратный подъём. Очень нелогичные действия, если только не признать, что внутри группы имелся «тормоз», умышленно не позволявший группе покинуть район горы Холат-Сяхыл ранее 1 февраля. Фотография из фотоплёнки № 1, обнародованная Алексеем Владимировичем Коськиным. Изображение кликабельно, фотоснимок можно рассмотреть в максимальном разрешении.

Случайно ли это возвращение группы связано с человеком, в котором мы подозреваем «конфиденциального помощника» КГБ? Вопрос риторический, ответа не требующий, предлагаем читателям задуматься над этим самостоятельно.

Итак, 31 января группа Игоря Дятлова разбивает лагерь в долине реки Ауспия у подножия горы Холат-Сяхыл. Если версия «контролируемой поставки» верна, то к этому времени на горе уже находились лица, прибывшие туда для принятия груза. Не подлежит сомнению, что эти люди должны были выдвинуться в район предполагаемой встречи заблаговременно в силу вполне очевидной причины — они должны были проконтролировать все перемещения в «точке рандеву». От их внимания зависело как собственное выживание, так и выполнение операции: заблаговременный контроль местности давал возможность иностранным спецназовцам обнаружить возможные засады КГБ, оцепление либо прочёсывание местности войсками. Кстати, именно для лучшего контроля окружающей местности и подъездных путей большинство личных встреч разведчиков осуществляется в малонаселённой местности — парках, лесопарках, заповедниках, районах отчуждения железных дорог, на пустырях и т. п. Гламурные встречи в ресторанах украшают телесериалы, но в реальной жизни им нет места, а потому сотрудники всех разведок мира в зоне ответственности своих резидентур всегда тщательно изучают всевозможные свалки, помойки, пустыри, леса и долины реки и притом тщательно фиксируют все обнаруженные ориентиры. Ибо в работе пригодится!

Поэтому разведчики противной стороны, заблаговременно выдвинувшиеся в район рандеву и 31 января уже находившиеся на вершине Холат-Сяхыл, безусловно, обратили внимание на странную группу туристов, вышедшую из леса, поднявшуюся по склону, а потом возвратившуюся обратно в лес. Действия группы выглядели подозрительно. Во-первых, туристы появились на сутки раньше назначенного срока, а во-вторых, численность группы оказалась 9 человек, вместо 10, как ожидалось изначально (Юдин вернулся с маршрута, о чём встречавшие группу иностранные разведчики не знали). Группа иностранных спецназовцев, однако, осталась на своём месте и продолжила наблюдение. Поскольку иной подозрительной деятельности в контролируемом районе не отмечалось, оснований покидать район встречи, вроде бы, не имелось.

Так заканчивался день 31 января 1959 г. Часы отсчитывали последние сутки жизни «дятловцев».

Наступило 1 февраля. Какой была погода в этот день в районе перевала? Вопрос далеко не праздный, ибо от ответа на него в значительной степени зависит оценка действий членов группы и правильное понимание их мотивации. Среди «профессиональных туристов» и «знающих матчасть исследователей трагедии» в этом вопросе мы видим хаотическую разноголосицу мнений, так сказать, раздрай душевный. Значительная часть «знатоков» считает, что тогда задувала метель и температура весь день не поднималась выше -25 °C и даже была существенно ниже. Сия снежная круговерть расценивается как жуткий холод. Правда, жителей Санкт-Петербурга и Ленобласти эти страшные рассказы вряд ли введут в заблуждение, ибо североуральские -25 °C при 50 %-ой влажности воздуха переносятся несравнимо легче питерских -15 °C при влажности 95 %. А если к этому добавить постоянно задувающий с Финского залива бодрящий ветер со скоростью 10–15 м/с, то можно с уверенностью сказать, что жители Васильевского острова всю зиму живут в условиях, не только сопоставимых с североуральскими, но даже много худших. И при этом не воспринимают их как экстраординарные.

Однако, на самом деле в районе Отортена в тот день не было -25 °C. Температура была существенно выше. Петербургский исследователь трагедии группы Евгений Вадимович Буянов приводил в своих книгах сводку погоды по Ивдельскому району на тот день: температура в течение суток понижалась до -20 °C —21 °C, осадков выпало мало — около 0,5 мм, влажность оставалась невысокой — около 56 %, ветер северо-северо-западный имел скорость 1–3 м/c. Ивдельский район — это чуть ли не половина Бельгии, так что данные весьма неточны, однако, всё равно любопытны. Как видим, никаких метелей, буранов и штормов; на фоне отвратительных петербургских зим погода кажется курортной, а холодный сухой воздух мог бы стать целительным для сотен тысяч питерских астматиков. Тем не менее, представленная Е. В. Буяновым сводка не может нас устроить, поскольку температура воздуха -20 °C соответствует окончанию суток, т. е. 23–24 часам, когда все участники похода Игоря Дятлова были уже давно мертвы. В течение дня, когда разворачивались основные события на склоне Холат-Сяхыл, воздух был гораздо теплее. Но насколько?

На самом деле об этом ясно свидетельствуют отпечатки ног уходивших вниз по склону людей. Мы видим, что снег крепко спрессовывался под весом тел, другими словами, таким снегом можно было играть в снежки. А это возможно в интервале температур от 0 °C до -5 °C, когда же температура ниже, снег становится сухим настолько, что перестаёт скрепляться. Помимо чисто эмпирической оценки, вынесенной на основании жизненного опыта, существует весьма примечательное объективное свидетельство, подтверждающее справедливость высказанного предположения. В те самые дни, когда группа Игоря Дятлова двигалась к Отортену, туристическая группа под руководством Сергея Согрина (та самая, в составе которой намеревался поначалу идти в поход Семён Золотарёв) направлялась 500-километровым маршрутом через горы Сабля, Неройка, Тельпоз-Из. Из дневников участников похода нам точно известна температура в конце января-начале февраля 1959 г. в тех местах. Так, например, из записей Виктора Малютина мы знаем, что 31 января температура утром, при подъёме группы, составляла -10 °C, а днём воздух прогрелся до -5 °C. Причём в его дневнике есть интересное указание на то, что снежинки таяли на одежде, что свидетельствует о температуре близкой, либо даже превышающей 0 °C, т. е. отрицательная температура, скорее всего, явилась следствием погрешности показаний термометра. На следующий день было также тепло, до обеда шёл снег, потом небо прояснилось и температура стала понижаться, опустившись к вечеру до -16 °C. По-настоящему крепкий мороз ударил только в ночь на 3 февраля, когда температура упала до -30 °C.

В те дни группа Сергея Согрина шла севернее «дятловцев» примерно на 330–340 км, а это расстояние фронт погоды преодолевает за сутки. Тот самый циклон, что описан в дневнике Виктора Малютина 31 января 1959 г., нёс потепление и местами снегопад; в течение вечера и ночи он спустился южнее, к Отортену. В зоне его действия и оказалась группа Игоря Дятлова утром 1 февраля. Это предположение отлично согласуется и со снегом, слипавшимся под ногами «дятловцев», и с прогнозом погоды по Ивдельскому району.

Здесь у внимательного читателя может возникнуть обоснованный вопрос: как подобное предположение соответствует последним фотографиям туристов из фотоаппарата Георгия Кривонищенко, где их можно видеть идущими по безлесому склону в снежной мгле и метели? Ведь эти фотографии явно противоречат прогнозу погоды, согласно которому снегопада в тот день практически не было, а скорость ветра составляла всего лишь 1–3 м/с! Противоречие это, однако, кажущееся: снегопада действительно не было, а имела место низовая метель, переносившая с места на место выпавший прежде снег. На голом, лишённом растительности, склоне Холат-Сяхыл даже в безветренную погоду порывы ветра вполне могли достигать и 10 м/с, и даже более, создавая тем самым условия для метели — в горах подобные явления отмечаются постоянно, вот только связаны они не с движением атмосферных фронтов, а локальными возмущениями при обтекании воздушными массами сложных поверхностей (кстати, в городской черте это явление наблюдается круглый год, особенно в районах высотной застройки). Такого рода возмущения непродолжительны и переменчивы, что создаёт ложное впечатление непостоянства погоды. Последние фотографии Георгия Кривонищенко вовсе не отменяют данные метеосводки, они лишь зафиксировали состояние погоды в конкретные моменты времени. Буквально через считанные минуты после того, как были сделаны эти фотоснимки, ветер мог утихомириться, а метель прекратиться, для того лишь, чтобы через четверть часа опять возобновиться. Но при этом на значительных территориях, прилегающих к Холат-Сяхыл — в долинах рек Ауспия и Лозьва — царила маловетреная погода и было не по-зимнему тепло.

Т. е. 1 февраля 1959 г. погода в целом «дятловцев» порадовала. Особенно утром и днём, когда ветер почти не ощущался и температура воздуха находилась около 0 °C. Комфортная погода явно способствовала тому, что группа поднималась ото сна вяло и неспешно (то, что в своих дневниках сами «дятловцы» называли «пассивным» подъёмом). Низкая облачность и тихий, прерывистый снегопад скрывали Солнце и это обстоятельство не позволило членам группы правильно оценить продолжительность светового дня (напомним, что в предыдущие дни группа двигалась в условиях сравнительно ровной местности). Завтрак и последующее устройство лабаза сократили и без того небольшой запас светлого времени, который имелся в их распоряжении. Лишь около 14 часов (возможно, чуть ранее) они начали лихорадочно собираться, сообразив, что сумерки в условиях горной местности наступят раньше, чем на равнине.

Исследователь трагедии группы Игоря Дятлова Алексей Владимировчи Коськин совершенно верно обратил внимание на то, что на одном из последних фотоснимков за плечами кого-то из «дятловцев» хорошо различима небрежно свёрнутая палатка. Подобная небрежность свидетельствует о нескольких весьма интересных моментах, характеризующих последние сборы туристов: они торопились (не было времени на аккуратное сворачивание длинной палатки), предполагали двигаться по склону вне лесной зоны (при движении по лесу небрежно топорщившийся брезент можно было порвать о сучки и ветки) и, наконец, в момент сборов их не беспокоил ветер (плохо уложенная палатка значительно увеличивала парусность, что банально мешало нёсшему её человеку. Если бы в тот день действительно был сильный ветер, то туристы не поленились бы потратить бы лишние 5 минут, но уложили бы палатку как следует). Эта фотография прекрасно укладывается в ту схему событий 1 февраля 1959 г., которую можно условно назвать «торопливые сборы при хорошей погоде», но при этом противоречит распространённому взгляду, условно выражаемые формулой «тяжёлый переход в страшный холод, зимний шторм».

Не было в тот день никакого зимнего шторма и в помине, и леденящего ветра при -25 °C не было тоже!

В 14:34 Солнце, пусть даже и не видимое из-за низкой облачности, опустилось ниже 6°30′ над горизонтом и скрылось за отрогами Уральского хребта. И хотя это не был закат в астрономически точном значении этого слова, тем не менее, для участников похода Игоря Дятлова это событие оказалось равноценно настоящему закату — солнечный свет никогда более не мог осветить окружающий их пейзаж даже в условиях прозрачной атмосферы. Это был в высшей степени неприятный сюрприз для всех, связанных с выполнением спецоперации КГБ, поскольку фотографирование агентов иностранной разведки, явившихся за грузом, являлось важнейшим этапом операции. С одной стороны, инструктаж, полученный в Свердловске, предписывал осуществить фотосъёмку при любой освещённости, хоть в полной темноте («ваша задать сделать фотоснимки, а уж наши специалисты получат изображение!»), но с другой стороны было понятно, что темнота ника не могла явиться оптимальным условием для фотосъёмки.

Закат Солнца в нерасчётное время спутал все карты и возможно, вызвал определённую нервозность Колеватова, Золотарёва и Кривонищенко. При подъёме на склон Холат-Сяхыл последний сделал те самые фотографии, на которых мы видим колонну лыжников, бредущую сквозь снежную пелену. Возможно, эти фотографии были сделаны в последние минуты до захода Солнца, когда ещё оставалась надежда зафиксировать на плёнке с невысокой светочувствительностью (всего-то 65 единиц), заправленной в фотоаппарат Кривонищенко, более-менее разборчивое изображение.

Можно предположить, как именно инициаторы операции из КГБ планировали провести встречу с иностранными агентами и какие инструкции получили Золотарёв, Колеватов и Кривонищенко. Разумеется, в точности изложить все эти нюансы невозможно, но некоторые моменты очевидны из самой специфики операции «контролируемой поставки», подразумевающей передачу некоего груза и возможность последующего контроля как за его перемещением, так и лиц, перевозящих этот груз. Важный нюанс, который надо уточнить, сводится к вопросу: почему чекисты использовали в качестве «груза-приманки» одежду, сильно загрязнённую радиоактивной пылью? Логика очевидна — передача одежды не вызывает таких подозрений, как, скажем, передача тряпок, камней или пакетов с землёй. В туристическом походе может возникнуть масса ситуаций, вынуждающих попросить одежду у того, кто может поделиться — от её, одежды, намокания в болоте летом, до порчи у костра в зимнее время («дневальный вздремнул у костра, прожёг валенки и штаны на коленях! Одеть вообще невозможно… братишки, спасайте дурилу!»). Выручить брата-туриста запасным свитером и штанами — это не просто красивый поступок, но благородный и по-мужски достойный. Более того, подобный случай является прекрасным поводом для формального завязывания знакомства. Мы не знаем, как Комитет предполагал строить оперативную игру в дальнейшем, вполне возможно, что через некоторое время планировалась якобы «случайная» встреча Кривонищенко с кем-то из иностранных агентов, увиденных на перевале, в которой он выступал в роли лица, уже доказавшего свою надёжность. На языке оперативной работы это называется «подход агента с хорошими агентурными позициями к разрабатываемому объекту». В этом случае доверие к нему оказывалось много выше, нежели к незнакомому человеку, что облегчало его включение в оперативную игру иностранных агентов и очень помогало развитию той комбинации, которую готовил КГБ.

Разумеется, всё это голая теория оперативно-розыскной деятельности, мы не можем знать, что именно готовил Комитет иностранным агентам и какую дальнейшую судьбу должна была иметь операция, затевавшаяся на склоне Холат-Сяхыл 1 февраля 1959 г. Но все эти соображения надо держать в голове, если мы хотим правильно понимать поведение в той ситуации Золотарёва, Кривонищенко и Колеватова, поскольку оно — это поведение — всецело диктовалось интрукциями их кураторов из Комитета.

Для организации слежки за иностранными агентами в местах их возможного появления (ж/дорожные станции и вокзалы, поезда, автовокзалы, торговые и пивные точки в населённых пунктах и пр.) необходимы были как можно более полные сведения об их внешности, лучше всего фотографии. А значит, советские контрразведчики, во-первых, требовали от Золотарёва, Колеватова и Кривонищенко поддержания доброжелательной манеры общения с лицами, явившимися за радиоактивным грузом. Причина этого требования очевидна — этим преследовалась цель максимального затягивания встречи. Во-вторых, следовало добиться вовлечения в беседу всех агентов, вступивших в контакт, дабы запомнить их голоса и по возможности выяснить характерную для каждого манеру разговора. В-третьих, Колеватов и Кривонищенко должны были «работать на» Золотарёва в качестве статистов, обеспечивая ему оптимальные условия фотосъёмки. Несомненно, перед Золотарёвым ставилась задача сделать фотографии иностранных агентов в полный рост, причём в кадр должны были попасть предметы с точно известной размерностью (например, лыжные палки или другие люди, чей рост был известен). Соблюдение этого требования позволило бы с высокой точностью определить рост неизвестных даже в том случае, если бы те оказались сфотографированы по колено в снегу.

Все эти требования определённым образом диктовали поведение Кривонищенко, Колеватова и Золотарёва при контакте с иностранными агентами.

Первый такой контакт произошёл на склоне Холат-Сяхыл, причём, скорее всего неподалёку от того места, где была установлена (и впоследствии найдена) палатка «дятловцев». Многие поисковики, побывавшие в марте 1959 г. на том месте говорили, что выбор Игоря Дятлова понять трудно, ибо место для разбивки лагеря кажется неудачным. Оно не выглядело опасным (крутизна склона, напомним, всего 15°, а это меньше крутизны лестницы в жилом многоквартирном доме типовой постройки или эскалатора в метро), скорее это место можно было назвать неуютным и неудобным. Это ощущение «неудобности» очень ёмко выразил Масленников, сказавший на допросе 10 марта 1959 г. дословно следующее: «намеренно остановиться на ночевку в этом месте, зная о том, что это склон главного хребта, Дятлов не мог». И это ощущение кажется совершенно логичным и интуитивно точным — Игорь Дятлов действительно не захотел бы остановиться в этом месте добровольно. Палатка была разбита там, где её нашли, вынужденно. Сразу над оговориться, что слово «вынужденно» в данном контексте вовсе не означает «под принуждением».

Нет, принуждения никакого не было и в помине! Просто-напросто была неожиданная (якобы «неожиданная»!) встреча на склоне Холат-Сяхыл с некими симпатичными туристами, которые вывалились из сумеречной снежной мглы с криками «привет, братишки! Вы откуда?» или что-то в этом роде. Последовал спонтанный разговор, вполне доброжелательный на первый взгляд, с общими расспросами, кто, откуда и куда идёт… Может быть Игорь Дятлов и не желал бы задерживаться на этом месте, может, он намеревался увести группу со склона вниз, в долину Лозьвы, где не было дурацкого ветра, задувающего, казалось, со всех сторон, да только вот Колеватов и Кривонищенко зацепились языками с этими непонятно откуда появившимися мужиками…

А потом уже стало ясно, что идти вперёд смысла нет, ибо совсем скоро стемнеет по-настоящему. Из-за этого палатку надо ставить там, где группу застала темнота. Всего-то в двух километрах от предыдущей стоянки! «Профессиональные дятломаны», бессильно разгадывающие загадку гибели группы Игоря Дятлова последние десять лет, упорно силятся придумать объяснение тому, что выгнало туристов из палатки. Они напридумали массу глупостей, от медведей-шатунов, лосей, йети и натриевых двигателей ракет (которые, к слову сказать, в принципе не могли сработать в атмосфере в силу конструктивных особенностей) — в общем, изобрели массу лишних «сущностей», но при этом не поняли самой главной, очевидной и принципиальной загадки этого дела. А загадка эта заключена в вопросе: почему последний переход группы был таким коротким, всего-то 2 км? На самом деле, даже чуть меньше, ибо 2 км упомянуты здесь, так сказать, «с запасом». Именно в правильном ответе на этот вопрос и кроется ответ на все остальные загадки.

Наш ответ распадается на 3 элемента, взаимно связанных и дополняющих друг друга: 1) Игорь Дятлов и все остальные члены его группы неправильно оценили продолжительность светового дня в гористой местности, а потому поздно покинули лагерь в долине реки Ауспия, 2) движению группы по склону Холат-Сяхыл помешала неожиданная встреча с другой туристической группой (неожиданная для всех, кроме Золотарёва, Колеватова и Кривонищенко) и, наконец, 3) эта встреча первоначально не представляла угрозы для группы, потому что «дятловцы» в спокойной обстановке приступили к постановке палатки, проводили эту постановку правильно, без спешки — на лыжи и скатами на снег — и почти успели её закончить.

Угроза возникла в самом конце постановки палатки и эта угроза напрямую была связана со встречей на склоне.

Быстрой передачи одежды со следами радиоактивной пыли при встрече на склоне не произошло, хотя необходимые для этого пароли и отзывы были произнесены. Иностранные агенты поняли, что встретили тех, кого надо, то же самое поняли и члены группы Дятлова, посвящённые в план операции КГБ. Однако, выполняя поручение максимально затянуть встречу, Кривонищенко одежды не отдал, предложив встретиться чуть позже, после постановки палатки. В принципе, подобное предложение выглядело совершенно обыденно — одна группа туристов пригласила в гости другую, так что сам по себе перенос момента передачи вещей выглядел логично и обоснованно. Тем более, что Золотарёв, Кривонищенко и Колеватов заранее планировали эту комбинацию, обсуждали детали разговора и были к нему готовы. Возможно, всё было обыграно так, что передача одежды на склоне могла выглядеть слишком подозрительно и сами иностранные агенты должны были это понять. Для нас важно другое — иностранным агентам пришлось согласиться на повторную встречу через некоторое время и они пообещали нанести эдакий визит вежливости в лагерь группы Игоря Дятлова.

Однако во время первой встречи произошло некое событие — или несколько событий — хотя и показавшиеся первоначально незначительными, но повлёкшие за собою далеко идущие последствия. Что-то вызвало насторожённость явившейся на встречу группы лиц; возможно, насторожённость эта оказалась обоюдной. Что это были за события в точности не скажет никто, просто потому, что их участников не осталось в живых. Подозрение могла вызвать ошибка в речевом обороте, допущенная иностранным агентом и замеченная «дятловцами», неправильно понятая и использованная идиома, неспособность понять юмор хорошо знакомого жителям Советского Союза анекдота. На языковую подготовку своих агентов все разведки мира обращают самое серьёзное внимание, но исключать лингвистический «прокол» полностью нельзя, поскольку даже носители языка вне традиционной языковой среды за несколько лет заметно теряют разговорный навык. Подозрения туристов мог вызвать и акцент, появившихся на склоне Холат-Сяхыл людей. Не может быть 100 %-ной уверенности в том, что для этой операции иностранная разведка использовала этнических русских. Известно, что английская разведка SIS давала поручения, связанные с проникновением в районы Урала и Сибири выходцам из Прибалтики — латышам и эстонцам — говорившим с заметным акцентом (в этом была своя логика, поскольку в 1940 г. и в послевоенное время в северные районы страны направлялось большое число депортированных из этого региона жителей — бывших помещиков, чиновников и т. п. Кстати Великявичус, тот самый возница с лошадью, что отвозил вещи группы Игоря Дятлова в заброшенный посёлок Северный-2, был этническим литовцем, осуждённым в 1950 г. и вышедим из «зоны» на «поселение» через 6 лет). А вот, например, спецподразделение глубинной разведки MINOS, созданное в первой половине 50-х гг. в составе французской разведки SDESE и широко привлекавшееся к нелегальной засылке агентов в СССР кораблями торгового флота, использовало сербов. А многие ли из вас, дорогие читатели, отличат серба от грузина или, скажем, бакинского еврея, особенно в том случае, когда сам серб будет выдавать себя за такового? Уверяю, не отличите, во всяком случае не при первом же разговоре…

Если кто-то из членов группы Игоря Дятлова обратил внимание на акцент незнакомцев и стал задавать по этому поводу вопросы, то такое поведение, безусловно, могло вызвать тревогу и даже панику явившихся на встречу агентов иностранной разведки. Не следует упускать из вида, что иностранные разведчики чувствовали себя «как на войне» — они находились на боевом задании во враждебном окружении, они сознавали, что рискуют всем, так что нервы у них были напряжены… Наконец, нельзя исключать и того, что сами Кривонищенко, Колеватов или Золотарёв отработали свои задачи не совсем удачно, спровоцировав вопросы и недоверие. Вполне возможно и то, что кто-то обратил внимание на попытки Семёна Золотарёва сделать фотографии в условиях явно недостаточной освещённости и нескольких сказанных по этому поводу слов оказалось достаточно, чтобы заронить в головах шпионах подозрения. Наконец, памятуя о том, что из палатки почему-то исчезли два фотоаппарата (предположительно Тибо-Бриньоля и Колмогоровой), нельзя исключить того, что «прокололся» с фотосъёмкой вовсе не Золотарёв, а кто-то из туристов, никак не связанных с операцией КГБ.

В общем, представлять можно всякое, сообразно уму, здравому смыслу и жизненному опыту.

Как бы там ни было, первая встреча закончилась мирно и даже с демонстрацией показного дружелюбия. В этом можно не сомневаться, поскольку при ином её исходе палатки «дятловцев» на склоне просто бы не оказалось — Золотарёв (вместе с Колеватовым и Кривонищенко) добился бы того, чтобы группа ушла со склона и предприняла попытку оторваться от незнакомых «туристов». Этого, как мы знаем, не случилось и туристы ставили палатку на склоне Холат-Сяхыл штатным способом. Ещё раз повторим, что Игорь Дятлов оказался вынужден санкционировать постановку палатки практически на том самом месте, где произошла встреча с неизвестными, причём, вынуждали его к этому члены собственной же группы — те самые Золотарёв, Колеватов и Кривонищенко, которые дружелюбнее прочих отнеслись к появившимся из ниоткуда незнакомцам. Сам Дятлов, может быть, и не желал устраивать лагерь на склоне, но друзья его уговорили, дескать, поставим палатку, к нам придут братишки-туристы, спиртику по двадцать капель разольём, ноги вытянем, поболтаем по душам, анекдоты-песенки-куплеты, то да сё, в конце-концов, надо же им одежду отдать, коли просят, а завтра сделаем марш-бросок и наверстаем отставание.

Ещё раз подчеркнём принципиально важный момент: группа Игоря Дятлова могла и должна была в тот день перейти из долины Ауспии в долину Лозьвы — это была главная задача на день. И даже короткий световой день в принципе не мог группе в этом помешать. Просто потому, что расстояние было совсем невелико — всего-то 3,0–3,5 км. Даже в самых отвратительных условиях похода — на морозе и в лесной чаще с буреломом такой переход не потребовал бы более 2 часов. Но на склоне не было ни мороза, ни бурелома. Даже в условиях короткого светового дня «дятловцы» должны были без особых затруднений перейти в долину Лозьвы и разбить лагерь там. Пусть в сумерках, пусть второпях и даже ругаясь, но тем не менее успеть… Ничего фатального в таком переходе не таилось. Вместо этого они поставили палатку на склоне практически на середине пути, в самой неудобной точке дневного перехода.

Масленников, главный свердловский специалист по туризму того времени, во время допроса в прокуратуре через несколько месяцев предположил, что Дятлов ошибся с направлением и забрёл на склон Холат-Сяхыл по ошибке, рассчитывая на самом деле перейти через перевал, впоследствии получивший его имя. Грубо говоря, Дятлову надо было держать прямо, а он повёл группу налево. Но!.. Даже допустив такую ошибку Игорь Дятлов мог исправить её без всяких затруднений, для этого ему достаточно было отвести группу вниз по склону. Уж направление «вверх» и «вниз» группа могла бы различить в любую погоду, при любой видимости. А там, внизу, почти безветрие, тихая лакуна с температурой воздуха около -5 °C, так контрастирующая с порывистым ветром на склоне, бросающим в лицо снег из перемётных сугробов. Ничто, вроде бы, не препятствовало переходу группы в долину Лозьвы, кроме одного — человеческого фактора. Постановку палатки на склоне можно объяснить только воздействием человеческого фактора, причём такого, который сами члены группы не расценили как угрожающий. По крайней мере, первоначально.

Что же последовало дальше? Две группы туристов на некоторое время разошлись: «дятловцы» принялись искать и отыскали место для постановки палатки, а попавшиеся им навстречу путешественники, так и не получившие нужную им одежду, поднялись в свой лагерь, уже более суток существовавший на вершине Холат-Сяхыл (либо где-то неподалёку от вершины, в точке, обеспечивавшей хороший визуальный контроль за подходами к горе с юга и востока). Там, скорее всего, их дожидался ещё один член группы, охранявший имущество. Иностранных агентов не могло быть много, вряд ли более трёх человек, об этом можно вполне определённо судить по характеру их действий. Несомненно, между ними имел место обмен мнениями о прошедшей встрече и тщательный разбор её деталей. Моменты, вызвавшие подозрение, были квалифицированы как свидетельства работы членов группы Игоря Дятлова на Комитет госбезопасности СССР. Другими словами, агенты «расшифровали» подставу советской контрразведки. А раз так, то сама операция по получению одежды с изотопной пылью, коль скоро она проходила под контролем КГБ, теряла в их глазах всякий смысл.

По результатам обсуждения сложившейся ситуации, иностранные агенты приняли решение ликвидировать всю группу, поскольку выборочное убийство подозрительных лиц не обеспечивало их безопасность в будущем. Как это можно было сделать? Технически несложно это можно было осуществить, используя огнестрельное и холодное оружие, которым заброшенные вглубь СССР агенты, безусловно, располагали. Но не подлежало сомнению, что погибшую группу будут искать и однозначно найдут. Причём, неизвестно, как скоро это случится. Вдруг по следам этой группы идёт другая и через день-два-три в районе Холат-Сяхыл окажутся люди? Да притом ещё с рацией… Явно криминальная гибель туристов расскажет КГБ о случившемся красноречиво и точно. На всех вокзалах и полустанках уральского региона будут дежурить милицейские наряды, вся агентура госбезопасности и внутренних дел будет ориентирована на обнаружение подозрительных лиц, и убийц обложат, точно волков флажками. Нет, для агентов иностранной разведки это был, очевидно, неоптимальный выход. Убивать группу надо было так, чтобы гибель людей выглядела по возможности некриминально. Годилось отравление, поскольку можно было быть уверенным, что свердловское областное Бюро судебной медицины, оснащённое далеко не по последнему слову науки и техники, вряд ли определит какой-нибудь экзотический алкалоид, каковыми, несомненно, располагали лучшие разведки мира. Но отравление девятерых человек рождало множество вопросов практического характера: какой использовать яд (мгновенного действия или отложенного)? как его давать (незаметно или открыто, под угрозой оружия)? как поступить с телами отравленных после убийства (имитировать сцену несчастного случая или оставить всё так, как получится)? наконец, как поступать с теми, кого не удастся отравить незаметно? Думается, что от группового отравления отказались именно в силу трудности его практической реализации, тем более, что зимняя уральская погода подсказывала куда более реалистичный план — выморозить группу, выгнав её — раздетой и разутой — на снег под угрозой оружия. Тривиально и эффективно.

Убийство холодом широко практиковалась как в ГУЛАГовских «зонах», так и в немецких концлагерях. Гибель генерала Карбышева, замороженного фашистами в составе большой группы военнопленных, вовсе не была чем-то исключительным, случаи смерти заключённых концлагарей от переохлаждения известны во множестве. Имеется достоверная информация также о том, что во многих советских тюрьмах существовали как «горячие», так и «холодные» камеры для продолжительной пытки арестантов. Иностранных агентов предупреждали о возможном использовании в отношении них пытки холодом в случае задержания советскими органами госбезопасности. Так что идея заморозить группу Дятлова вряд ли была какой-то спонтанной выдумкой, рождённым на ходу экспромтом — нет, скорее всего это была одна из тех «заготовок» на случай замаскированного убийства, которые разбирались в процессе обучения в разведывательной школе.

Важнейший элемент такого рода убийства, его специфика, заключались в том, что жертва до последних минут не должна была понимать, какая же судьба ей уготована. Жертва должна была пребывать в уверенности, что через минуту-другую ситуация разъяснится, все проблемы будут успешно сняты и конфликт рассосётся сам собою. Условие это соблюсти было совершенно необходимо, поскольку как только жертва догадается, что происходящее преследует одну только цель — её убийство, то с её стороны делалась неизбежной активная оборона, а стало быть, и появление специфических ран. А этого иностранные агенты как раз намеревались избежать.

Очевидно, что нападение должно было состоять из ряда последовательно реализуемых этапов: а) разоружение группы (поскольку предполагалось, что сотрудники КГБ могут быть вооружены); б) лишение членов группы тёплой одежды (головных уборов, перчаток и обуви); в) изгнание людей на мороз, прочь от места стоянки; г) проведение обыска в палатке, дабы обнаружить фотоаппарат, которым были сделаны снимки встречи на склоне и приведение в негодность заправленной в него фотоплёнки (в том случае, если иностранные агенты заметили попытку их фотографирования); д) приведение в негодность палатки, с целью исключения её дальнейшего использования (на тот случай, если кто-то из группы вернётся в отсутствие нападающих); е) подтверждение фактов гибели всех членов группы спустя несколько часов после изгнания туристов на мороз (либо утром следующего дня). После уточнения всех необходимых деталей, иностранные агенты спустились к лагерю группы Игоря Дятлова.

Произошло это в районе 15:30–16:00. Именно к этому времени следует отнести начало развития трагических событий.

На тот момент туристическая группа практически закончила постановку палатки, оставалось только подвесить конёк на растяжке, но эта работа не требовала участия всех членов группы. Поэтому часть туристов уже находилась в палатке, а несколько человек оставались на склоне. Это могли быть Семён Золотарёв, Николай Тибо-Бриньоль, возможно, кто-то ещё, но гадать о персоналиях в данном случае особого смысла не имеет — эти догадки ничего не дают для понимания ситуации. Зато весьма говорящим свидетельством оказывается тот факт, что куртки-штормовки всех 9 членов группы в конечном итоге были сняты и оказались найдены в палатке — никто из «дятловцев» не ушёл вниз по склону в такой куртке (хотя мы их видим в этих куртках на последних фотографиях). Понятно, что находившиеся в палатке люди снимали штормовки, мокрые от налипшего снега, в первую очередь, но поскольку без штормовок оказались и те, кто оставался «на улице» и подвешивал конёк, то сие однозначно свидетельствует о том, что никому из «дятловцев» не удалось избежать принудительного раздевания. А если точнее, самого начала этого действа.

Фотография из последнего похода, дающее представление об экипировке его участников: Николай Тибо-Бриньоль лежит на земле, не снимая рюкзака. Поверх его тёплой меховой куртки надета тонкая брезентовая штормовка с капюшоном. Штормовки защищали толстую зимнюю одежду от намокания, кроме того, они выполняли роль несуществовавших тогда разгрузочных жилетов — в их карманах складировалась разного рода мелочёвка, которая всегда должна была быть под рукой. В карманах конкретно этой штормовки спасатели найдут финский нож в ножнах, принадлежавший Тибо-Бриньолю, перочиный ножик и компас. Штормовки всех без исключения членов группы оказались найдены в палатке (в т. ч. и Тибо), что нельзя не признать очень странным, принимая во внимание почти полную одетость по крайней мере двух из девяти человек.

Однако нам известно, что Золотарёв и Тибо оказались наиболее одетыми из всей группы. Как это могло произойти? Объяснение этому, возможно, кроется в самом слабом месте замысла их противников, о чём необходимо упомянуть. Самым слабым место плана по замораживанию группы, его главной проблемой, являлось отнюдь не возможное физическое сопротивление туристов (весьма маловероятное, надо сказать), а сложность контроля довольно большой и неорганизованной группы людей. Попробуйте с кондачка заставить повиноваться девятерых человек! Окажется, что один не расслышал команды, другой — расслышал, но не до конца понял, третий — расслышал, но не стал выполнять, а четвёртый сам начнёт командовать. Всякий командир знает, что любому подразделению требуется некоторое время на «сколачивание», т. е. выработку привычки согласованно действовать при выполнении команды старшего. В данном случае мы видим отнюдь не воинское подразделение с чётким единоначалием, а группу студентов-балагуров, да притом ещё в компании девушек, чьё присутствие всегда определённым образом расхолаживает мужской коллектив.

Поэтому добиться от «дятловцев» быстрого, безусловного и точного исполнения приказов даже под угрозой автоматического оружия, иностранные агенты вряд ли могли. После первых окриков и угроз последовала та фаза конфликта, которую условно можно назвать «пререканиями». Нападавшие выдвинули некое надуманное объяснение своим действиям, потребовали «объяснений» от группы, заставили всех покинуть палатку. А вылезавшие из палатки туристы, в свою очередь, явно негодовали как из-за направленных на них пистолетов, так и из-за напраслины в свой адрес. Они требовали ответных разъяснений, спорили и даже грозили! Одним словом шум-гам, брань, но в первые минуты всё это оставалось в пределах дозволенного. Туристы ещё не сознавали ту степень угрозы, с которой столкнулись и вполне возможно, что даже Золотарёв, Колеватов и Кривонищенко (самые информированные из членов группы), не сразу сообразили, что их операция провалена и происходящее лишь маскирует предстоящую расправу.

Здесь необходимо сказать несколько слов о тех поведенческих моделях, которыми могли руководствоваться туристы по мере развития конфликта. На тематических форумах, посвящённых истории гибели группы Игоря Дятлова, можно порой натолкнуться на рассуждения, согласно которым справиться с семью молодыми здоровыми мужчинами (да притом в компании двух симпатичных девушек) было под силу лишь столь же многочисленной группе. Мол, вид оружия молодых мужчин вряд ли бы испугал, и малочисленный противник, даже с автоматическим оружием в руках, неизбежно столкнулся бы с непримиримым сопротивлением и оружие ему волей-неволей пришлось бы пустить в ход. Из этого довольно наивного посыла делается вывод, что два даже хорошо подготовленных и вооружённых диверсанта, никак не смогли бы привести группу Игоря Дятлова к повиновению, мол, рукопашная схватка и перестрелка были бы совершенно неизбежны.

Такая оценка событий совершенно неправомерна и имеет мало общего с жизненными реалиями. Поведенческие модели, которым станут следовать люди в конфликтных ситуациях, в явной форме связаны с их психотипами, которые в свою очередь напрямую обусловлены нервными реакциями. Последние чётко делят всех людей на две крайне несхожие категории: одни способны отреагировать на опасность насилием, другие неспособные это сделать ни при каких условиях. Регулятор, «санкционирующий» право на «защитное» насилие, либо его «категорически запрещающий», связан отнюдь не только и не столько с этическим представлениями и ограничениями (как этом может показаться на первый взгляд), а имеет во многом внерассудочную природу.

Поскольку соображение это довольно неочевидно, имеет смысл сделать небольшое отступление. Человеческий мозг устроен таким образом, что физическую боль испытывает сразу несколько его участков — это т. н. островок, таламус, сенсорный кортекс и поясная извилина Gyrus cinguli. Роль последней особенно важна — она отвечает за автоматическую регуляцию частоты сердцебиения и связанное с ним кровяное давление. Боль вызывает сбой в функционировании поясной извилины и чем сильнее (и внезапнее) болевое воздействие, тем сильнее проявляется несбалансированность её функционирования. Примечательно, что за переживание как физической боли, так и эмоциональных страданий, имеющих, казалось бы, совершенно разную природу, отвечают одни и те же участки мозга. Более того, те же самые участки отвечают и за наши сопереживания чужой боли, хотя степень «погружения в сопереживание» очень сильно зависит от черт личности человека и его духовной близости (связи) со страдающим. Это всё, так сказать, голая медицинская теория, из которой следует, что частота и наполненность пульса, а также гормональный и химический состав крови человека в сильной степени зависят от испытываемых им болевых нагрузок, эмоциональных переживаний и сопереживания чужим страданиям. Но вот следствие из этого общего посыла оказывается довольно неожиданным.

На боль и страдания — собственные, либо испытываемые другим человеком — разные люди реагируют не просто по-разному, а диаметрально противоположно: одни испытывают шок со всем сопутствующими проявлениями (дрожанием рук, холодным потом, учащённым малонаполненным пульсом, сужением зрачков и т. п.), другие же переживают приступ гнева (с вбросом адреналина в кровь и максимальной активизацией всех жизненных процессов). У некоторых категорий людей возможны отклонения от описанных реакций (например, беременных женщин, или лиц, находящихся в изменённом сознании), но в целом деление на «испытывающих шок» и «испытывающих гнев» довольно точно описывает основные человеческие реакции на боль и опасность. Об этом знали ещё древние греки, проверявшие годность мужчин к военной службе посредством нанесения им пощёчинам. Подобную проверку обычно устраивает и тренер по боевым единоборствам или боксу, проверяя неопытного новичка в спарринге с заведомо более сильным партнёром: понятно, что новичок будет побит, но для тренера важен не результат боя по очкам, а реакция новичка на боль, унижение и способность контролировать собственный страх (сразу следует оговориться, что существуют и иные способы проверки способности человека к агрессии, которые хорошо известны тренерам и находят применение в практике). Кстати, тренера по боксу и боевым единоборствам прекрасно знают, что отнюдь не каждого мальчика с хорошими физическими задатками можно научиться драться; обучаться, конечно, может, любой, но вот реальный результат покажет далеко не каждый. Потому что помимо одних только физических задатков нужна ещё и «заточенность на борьбу», готовность к агрессии на уровне инстинкта, нервной реакции. А таковая, повторим, наблюдается далеко не у каждого.

Сразу необходимо оговориться, что в описанных реакциях на боль нет «хороших» или «плохих», «правильных» или «неправильных», они просто такие, какие есть. Зачастую шок воспринимается как признак слабости или трусости, но это сугубо субъективная оценка. Очень многое зависит от конкретной ситуации, которая обуславливает возникновение боли, например неподконтрольный гнев, пережитый в кресле стоматолога, может спровоцировать сердечный приступ (такие случаи известны). Психопаты в своём большинстве реагируют на агрессию приступом ярости, но никто ведь не посчитает психопата образцом для подражания. Так что нет особенного смысла в размышлизмах на тему «а как лучше?», всегда будет лучше поступать по естеству, по своей природе…

Теперь, после этого необходимого отступления в область спортивной педагогики, вернёмся к рассмотрению поведенческих реакций. Понятно, что человек, испытывающий шок при виде насилия, при всём своём желании не бросится с кулаками на противника, ибо физически не способен на это. Его модель поведения сведётся либо к схеме «подчиниться и постараться никого не злить», либо — «уйти незаметно куда угодно». Другой же тип людей, испытывающих при появлении опасности гнев, реагировать будет принципиально иначе, внутренне эти люди будут ориентированы на активные действия. А таковые сведутся к схеме «напасть и победить любой ценой», либо «спасаться бегством, пока хватает сил». Бегство в данном случае вовсе не признак трусости, а осознанный выбор варианта самоспасения, подразумевающего активные действия (в отличие от варианта «уйти незаметно куда угодно»). На самом деле возможных моделей поведения куда больше, но даже перечисленных вполне достаточно для того, чтобы проиллюстрировать очевидный любому психологу тезис — группа людей, предоставленная сама себе, никогда не будет действовать единообразно. Разные люди, столкнувшись с одной и той же проблемой увидят совершенно разные (порой прямо противоположные!) пути её решения.

Поэтому оказавшись под направленными на них стволами, члены группы Игоря Дятлова не могли думать и тем более действовать одинаково. Даже имея в руках ножи и топоры, они бы не стали петь комсомольские песни и не бросились бы дружными рядами на противника просто-напросто в силу психологической неготовности и неспособности применить оружие против людей.

Скорее всего, кто-то из них — скорее всего, девушки — принялся спорить с неизвестными, кто-то молча выполнял их команды, а кто-то, наоборот, молча невыполнял, дожидаясь, чем же разрешится ситуация. Мы знаем, что Людмила Дубинина была очень упорной девушкой, известны воспоминания её младшего брата на эту тему, и принимая во внимание эту черту её характера, можно допустить, что Людмила вполне могла вступить в упорные и даже нахальные пререкания с неизвестными («Что вы тут нас пугаете, смотрите, как бы вас самих не посадили!»). В этом её поддержал кто-то из окружавших и этот шум, вполне возможно, спровоцировал первое применение насилия со стороны лиц, угрожавших оружием.

Предположение это, с одной стороны, чисто гипотетическое, а с другой — близкое к истине, хорошо вписывающееся в известные нам факты.

При анализе «естественно-научных» и «уфологических» теорий их сторонники обычно обходят скромным молчанием тот факт, что практически все члены группы Игоря Дятлова имели явственные телесные повреждения, не представляющие серьёзной угрозы здоровью. Обычно упоминают о тяжёлых травмах Тибо, Золотарёва и Дубининой, самые продвинутые исследователи невнятно упоминают о травмировании Слободина, но при этом все молчат о том, что помимо этих четверых человек телесные повреждения имелись и у всех остальных членов группы. Вообще у всех! В самом деле, лицо Зины Колмогоровой всё было покрыто кровоподтёками, которые хорошо заметны даже под слоем траурного грима на фотографиях, сделанных во время похорон; на кистях её рук отмечены многочисленные кровоподтёки и ссадины, особенно «говорящая» ссадина представляет собой скальпированную рану длиной 3,2 см и шириной 2 см на кисти правой руки. Сторонники «естественно-научных» гипотез уверяют, что она получила эти раны при сборе хвороста и веток внизу, у кедра. Но невозможно представить, как можно получить скальпированную рану, ломая пихтовые ветки голыми руками, зато механизм ранения станет моментально понятен, если мы представим в правой руке Зины нож, который она пыталась удержать изо всех сил, а кто-то у неё этот нож отнимал. У Георгия Колеватова мы видим сломаный нос, повреждения шеи в районе щитовидного хряща и некий «дефект мягких тканей» на правой щеке. У Игоря Дятлова — синяк по спинке носа длиною 2,0 см, запёкшаяся кровь на губах, ссадины на обеих скулах, причём на левой скуле две ссадины имеют длину 3,0 см, а в дополнение к этому — ссадины на лобных буграх и над левой бровью. У Юрия Дорошенко мы опять видим, как и в случае с Игорем Дятловым, кровь на губах, но помимо этого — кровь в носу и ухе. На нижней трети его правого предплечья эксперт описал по меньшей мере три красно-бурые ссадины, причём, довольно приличные, длиною 4,0 см, 2,5 см и 5,0 см. Фактически вся нижняя часть правого предплечья Юрия Дорошенко представляла собою сплошной синяк. Совершенно невозможно понять, как такие ссадины можно получить при ломке веток. Зато всё встаёт на свои места, если вспомнить, что именно правым предплечьем человек-правша станет прикрывать свою голову от ударов как в положении «стоя», так и «лёжа». Причём боксёрская или какая-то специальная подготовка для этого не нужна — человек будет прикрывать голову просто в силу врождённых рефлексов. Тяжёлые и даже смертельные повреждения Тибо, Золотарёва и Дубининой маскируют тот факт, что и эти участники похода имели сравнительно незначительные (или неопасные — скажем так) травмы. У Людмилы Дубининой был сломан нос, плюс к этому — громадный кровоподтёк на бедре правой ноги спереди (размером 10*15 см), а ещё — повреждение кожи на темени, достигающее кости. Возможно, были и иные повреждения, да только Возрождённый к тому моменту уже старался их не особенно замечать (как тут не вспомнить, про «необычную подвижность подъязычной кости», которую судмедэксперт не пожелал признать за перелом, хотя строго говоря, это был именно перелом, верить в очередную «аномалию» уже невозможно). У Николая Тибо-Бриньоля мы видим ссадину над верхней губой с левой стороны размерами 3*4 см (хорошая такая ссадина, между прочим!) и опять-таки странная подвижность хрящей носа, на основании которой судмедэксперт не пожелал сделать вывод о его переломе (хотя что это, как не перелом? Очередная «аномалия»?).

Дата добавления: 2015-07-20