Навек оставшиеся молодыми: Александр Колеватов, Георгий Кривонищенко, Рустем Слободин.

Однако после окончания первого курса Всесоюзного заочного «политеха» в жизни Колеватова произошло нечто странное и нелогичное — Александр вдруг решил поменять институт. И не просто институт, но и форму обучения — вместо заочной перейти на дневное. А стало быть, бросить работу. И поскольку он решил обучаться в Свердловском УПИ, то и место жительства ему тоже пришлось поменять: отказавшись от Москвы, вернуться в Свердловск. Решение это следует признать совершенно необъяснимым и со всех точек зрения проигрышным. Проводя параллели с современным укладом жизни, можно сказать, что человек отказался от карьеры в компании «тойота» и вернулся из Токио ради того, чтобы полоть грядки на даче в родном Урюпинске. Урюпинск, безусловно, город тоже неплохой, но жизненные перспективы в нём несопоставимы с теми, что открываются в Токио.

Наивно думать, что молодые люди в середине 50-х годов прошлого века были лишены прагматизма и понимания здравого смысла. И пусть кинематограф и литература тех лет старательно рисуют перед нами образы эдаких фантиков-комсомольцев с пылающим восторженным взглядом, на самом деле молодёжь той поры была далеко не такой одномерной. В замечательной и очень познавательной работе «Неизвестный СССР: противостояние народа и власти» можно найти глубокий анализ состояния молодёжной среды тех лет. Там было место и криминальной субкультуре, и шовинизму, и восторженной романтике, и политическому скепсису — в общем, жизненная позиция молодёжи тех лет определялась воздействием настоящего коктейля противоречивых (а порой и несовместимых) чувств и эмоций. Было место в то время и молодёжным бандам, и группировкам, организованным по принципу территориальной или национальной общности; существовала стихийная ненависть «к ментам и партийным», упоминаний о которой мы не найдём в пафосных романах и кинолентах тех лет. Совершеннейшим особняком выделялась армейская молодёжь и многие массовые беспорядки того времени были напрямую связаны с действиями либо солдат, либо мобилизованной молодёжи (не путать с нынешней «дедовщиной»!). В общем, книгу В. А. Козлова «Неизвестный СССР: противостояние народа и власти. 1953–1985 гг.», Москва, ОЛМА-ПРЕСС, 2006 можно рекомендовать к прочтению всем, кто будучи заинтересован в формировании объективного представления о советском обществе «хрущёвской» поры, чувствует неудовлетворение от явной однобокости официальной исторической доктрины. В контексте же темы нашего очерка хочется отметить, что Александр Колеватов безусловно не был эльфом, попавшим в хрущёвский СССР из волшебного леса. Можно не сомневаться в его прагматизме и способности видеть свою выгоду.

Но тем страннее его переезд из Москвы в Свердловск. Ибо этот переезд, не решая проблем, только создавал новые. Колеватов терял работу и, соответственно, перед ним вставала задача замещения выпавших из его личного бюджета денег. Вместо размеренной учёбы в заочном ВУЗе, требовавшей напряжения лишь на период сессий (причём, на это время он по месту работы получал оплачиваемый отпуск!), Колеватову пришлось приспосабливаться к совершенно иному графику, гораздо более напряжённому. Конечно, сделавшись студентов дневного отделения, он получал все те бонусы, что так украшают студенческую жизнь во все времена, но преувеличивать ценность весёлого времяпровождения всё же стоит. И самое главное — Колеватов менял московскую прописку на свердловскую, а по тем временам это была совершенно неравнозначная замена.

Переезд в Свердловск можно было бы объяснить увольнением с работы, дескать, лишившись источника дохода, Александр решил вернуться на родину. Но мы знаем, что порядок событий был обратным — Колеватов сначала перевёлся из заочного «Политеха» в свердловский и лишь затем был уволен. Более того, причиной увольнения как раз явился «уход на учёбу в ВУЗ», т. е. в УПИ, ибо учёба во Всесоюзном заочном «Политехе» работе не мешала.

Что же произошло? Напрашивается явная аналогия с той ситуацией, что мы видели в случае с Семёном Золотарёвым, т. е. человек переезжал на Урал из намного более благополучного региона. На подобный шаг человек решается вовсе не из-за альтруизма, никто в СССР не отказывался от московской прописки только для того, чтобы быть ближе к любимой девушке или больной маме. Для подобного шага требовались не просто очень веские основания, а основания перманентные, т. е. такие, действие которых будет сохраняться много лет. Просто основания эти не всегда могут быть замечены или правильно истолкованы окружающими. Очевидно, что учёба в свердловском «политехе» давала Колеватову некие серьёзные преимущества, которые невозможно было получить в ВЗПИ. Что бы это могло быть?

Прежде всего, в свердловском «политехе» имелась военная кафедра, обучение на которой позволяло окончившим институт получить звание офицера запаса. Заочная форма обучения в ВЗПИ не предусматривала такой возможности. Наличие офицерского звания служило гарантией от призыва на действительную военную службу солдатом. Однако для того, чтобы работать в московском институте Колеватов в этом звании не очень-то нуждался — минсредмашевский НИИ мог обеспечить ему отсрочку от призыва (эта норма не была общепринятой в то время и кроме того, отсрочку требовалось каждый год продлевать вплоть до наступления 27-летнего возраста). Но необычность жизненной ситуации Колеватова заключалась в том, что призыв на действительную военную служб из Москвы был ему определённо выгоден — за ним сохранялось место в штатном расписании предприятия и по возвращении из армии он восстанавливался уже не как молодой специалист с временной пропиской в Москве, а постоянный работник. С предоставлением жилплощади. Т. е. Александр Колеватов мог превратиться в 100 %-ного москвича и при этом благополучно получить инженерный диплом, окончив всесоюзный заочный «политех».

Дата добавления: 2015-07-20