Отступление от сюжета: некоторые фрагменты истории тайной войны стран НАТО против СССР в 50-х годах прошлого столетия 1 страница

Эпиграфом к следующему ниже отступлению можно сделать меткие слова американского разведчика Роберта Стила (Robert Steel), сотрудника межведомственного Центра по борьбе с терроризмом, заявившего в интервью французским тележурналистам (телекомпании «Arte France & Roche productions») буквально следующее: «Даже наиболее опытные сотрудники ЦРУ, люди с двадцати- и тридцатилетним стажем, не до конца сознают, каких успехов ЦРУ добилось посредством убийств и других тайных операций». Фрагменты этого интервью приведены в весьма познавательном 3-серийном документальном фильме «Тайные войны ЦРУ», его имеет смысл посмотреть всем, кто твёрдо верит в то, будто главная американская разведка в своей деятельности всегда руководствовалась нормами международного права.

Если читатель хорошо ориентируется в теме, вынесенной в заглавие раздела, он может смело пропустить эту часть очерка и перейти к следующей. Но поскольку значительная часть отечественной интернет-аудитории имеет совершенно неверное представление о характере противостояния советской госбезопасности и иностранных разведок в период 1950–60 гг., либо вообще ничего не знает об этом, то приведённый ниже материал может оказаться для части наших читателей небесполезным.

В России широко известен и многократно повторён нашей прессой факт, что разведки США и прочих стран НАТО позорно проворонили момент создания Советским Союзом атомного оружия. Менее чем за год до подрыва первого советского атомного боеприпаса американские журналисты Джон Хогерон и Эллсуорт Рэймонд опубликовали в журнале «Лук» статью под говорящим названием «Когда Россия будет иметь атомную бомбу?» Прогноз авторов был безапелляционен, по их мнению ранее 1954 г. СССР никак не мог обзавестись таковой.

А 29 августа 1949 г. Советский Союз в глубокой тайне взорвал свою первую ядерную бомбу. Таинственность, окружавшая это испытание, была вовсе не данью параноидальным страхам Сталина. Государственное руководство нашей страны имело все основания опасаться, что США, узнав о появлении атомного оружия в СССР, поспешат нанести упреждающий удар, не дожидаясь, пока Страна Советов заготовит достаточный арсенал. В тот день на Семипалатинском полигоне СССР «сжёг» практически все наработанные запасы плутония, и новые бомбы было фактически не из чего делать…

Минули три недели и великий государственный секрет СССР перестал быть таковым. Метеорологический самолёт ВВС США над Тихим океаном попал в облако радиоактивной пыли непонятного происхождения. Американское политическое руководство оказалось шокировано предположением специалистов, что обнаружен след атмосферного ядерного взрыва, имевшего место в СССР. Не доверяя собственным специалистам, Трумэн велел передать образцы пыли для исследования учёным-ядерщикам Канады и Великобритании. Лишь после того, как полученные от союзников заключения полностью совпали с выводами американских коллег, Президент США сделал официальное заявление, из которого следовало, что американцам стало известно о ядерном взрыве в СССР. Произошло это 23 сентября 1949 г., в тот же день аналогичные заявления сделали представители правительств Великобритании и Канады. Поскольку секрет перестал быть секретом 25 сентября 1949 г. Советское правительство распространённым через ТАСС сообщением, признало точность утверждений американского Президента.

Такова завязка этой истории, хорошо известная как в СССР, так и нынешней России. Гораздо меньше известно о том, что последовало дальше.

Разведки США и Великобритании действительно не заметили тех колоссальных усилий, что Советский Союз приложил для создания ядерного оружия. Это означало крайне низкую эффективность их разведывательной деятельности на территории СССР. Американцы понимали, что вскрыть инфраструктура атомной промышленности, узнать её производственные мощности и перспективы развития, является для них задачей не просто важной, а жизненно необходимой. Но поскольку способы и методы работы обычной разведки показали свою неэффективность в СССР, им предстояло придумать нечто иное, нечто такое, что оказалось бы способным сломать контрразведывательный заслон советского МГБ.

Успехи американского «атомного шпионажа» оказались во многом связаны с неординарным военным разведчиком, полковником американской армии, этническим русским, православным священником Борисом Фёдоровичем Пашковским. Впрочем, в Америке его знали по большей частью под фамилией Паш, которую он официально принял в 1926 г.

Этот человек настолько необычен, что о нём следует рассказать подробнее, тем более, что многие решения Бориса Фёдоровича диктовались его личными пристрастиями, чертами характера и образом мышления.

Родился Борис Пашковский 20 июня 1900 г. в семье православного священника Фёдора Николаевича Пашковского (1874–1950 гг.), бывшего в то время секретарём миссии РПЦ в Сан-Франциско. Матерью будущего разведчика и диверсанта была девушка из сербской общины города и южно-славянская кровь, очевидно, сказалась определённым образом на его характере и темпераменте. В 1906 г. отец Бориса возвратился в Россию, а в 1910 г. за ним последовали жена и сын. У Бориса рано обнаружились способности к языкам — помимо русского, он с самого детства прекрасно читал и говорил на сербохорватском, а в дальнейшем в совершенстве изучил английский, немецкий и французский языки. Будучи глубоко религиозным молодым человеком, Борис подобно деду и отцу выбрал духовную карьеру и в 1917 г. закончил ускоренный курс Киевской духовной семинарии. Впрочем, несмотря на рукоположение в сан, он так никогда и не стал священником — этому помешает крушение исторической России, Гражданская война и красный террор.

В годы Первой мировой войны его отец служил священником на фронте, да и сам Борис Пашковский только-только выпустился из семинарии — худшей рекомендации для Киевской ЧК просто и быть не могло. Неудивительно, что мать Бориса попала в число заложников и погибла в застенках этого мрачного учреждения. Сыну удалось скрыться, он бежал к «белым» и завербовался во флот. Борис был готов служить простым матросом, но его образование и филологические познания предопределили иную судьбу — Пашковский стал переводчиком при штабе флота, одел мичманские погоны и в самом конце гражданской войны удостоился английской медали. На линкоре «Адмирал Алексеев» он вместе с остатками врангелевской армии покинул Крым, чтобы никогда больше не увидеть Родины.

В эмиграции Борис Пашковский женился и в 1921 г. в Берлине стал отцом. На следующий год семья перебралась в САСШ (так в те времена именовались США на русском языке), к отцу, принявшему вскоре монашеский постриг. Фёдор Николаевич Пашковский, кстати, сделал в дальнейшем выдающуюся карьеру на ниве духовного служения и в 1934 г. стал митрополитом всея Америки и Канады Православной Церкви Америки (т. н. ПЦА — не путать с РПЦЗ, это разные структуры!).

Сам же Борис смог начать жизнь сызнова — он успешно закончил американский колледж в Спрингфилде, штат Массачусетс, а затем Университет Южной Калифорнии. И хотя специальностью его была философия, настоящее пристрастие Борис питал к спорту — согласитесь, довольно необычное сочетание для «яйцеголового» интеллигента первой половины прошлого века. Пашковский с увлечением занимался самыми разными видами спорта, предполагавшими жёсткое, динамичное противоборство с соперником — отлично боксировал, играл в футбол (классический и американский), а также в регби. Кроме того, он много занимался плаванием и бегом на средние и длинные дистанции, брал призы на соревнованиях. В теории спорта есть такое понятие — «двигательная одарённость», под этим словосочетанием понимается способность совершать движения быстрее и точнее большинства обычных здоровых людей. Двигательно одарённый человек будет успешен практически в любом виде спорта, за исключением, разве что шахмат или шашек; поручи ему заняться плаванием — и он поплывёт быстрее всех, научи борьбе — и он станет классным борцом. Борис Пашковский, видимо, был именно из породы двигательно одарённых людей и до самой глубокой старости сохранял не только бодрость духа, но и телесную крепость.

Имеется информация, основанная на собственном рассказе Бориса Паша (не подтверждаемая, правда, официальными источниками в США), что в 1925 г. он попал в кадровый резерв ФБР. Он никогда не числился официальным сотрудником этого ведомства, хотя, вполне возможно, исполнял негласно какие-то разовые поручения и действовал как информатор. Формально Паш вплоть до 1940 г. работал учителем физкультуры и спорта в Высшей школе Голливуда, в Лос-Анджелесе и возможно, что на этой тихой рутинной работе и прошла бы вся его жизнь, но… Но в том году судьба Бориса Фёдоровича нарисовала необыкновенный зигзаг, толкнув Паша на совершенно новое поприще, благодаря которому имя его и останется в истории. Бориса призвали в вооружённые силы США, хотя страна ещё не вступила во Вторую мировую войну и даже, как будто, не собиралась этого делать. Просто какой-то умник из мобилизационного отдела вдруг припомнил, что эмигрант из России не отдал воинского долга своей новой Родине. Борис Пашковский, видимо, был сильно раздосадован случившимся, потому что отомстил своему обидчику очень сурово и притом весьма необычно.

Хорошо запомнив расположение комнат в здании, где с ним проводилось собеседование, он проникнул ночью в кабинет обидчика и похитил его служебный сейф весом под центнер. Свою добычу Пашковский далеко не понёс — спрятал в подсобном помещении на этом же этаже и незамеченным вернулся в казарму. На следующий день, пока контрразведка искала вражеских шпионов и допрашивала взятых под арест часовых, Паш явился в местный офис ФБР и рассказал там, сколь отвратительно поставлена охрана штаба гарнизона. Разумеется, он сообщил, где надлежит искать исчезнувший сейф, так что шпионский скандал оказался погашен, не успев толком разгореться. Для него самого история этим не закончилась. Паш до такой степени заинтересовал контрразведчиков, а рекомендации местного подразделения ФБР оказались столь положительны, что ему предложили поступить на службу в военную контрразведку. Точнее, разведку, поскольку действующая на постоянной основе с 1885 г. разведка американской армии осуществляла также и контрразведывательные функции. В то время эта странная организация (эдакий двуглавый орёл, выполнявший прямо противоположные функции), скрывалась под аббревиатурой МИД (MID-Military Intelligence Division). Это название практически ничего не говорило рядовым американцам той поры, в отличие от звучного FBI (то бишь, ФБР), сотрудники которого уже в 30-е годы прошлого столетия успели стать героями кинофильмов и газетных передовиц.

Итак, Борис Фёдорович Пашковский неожиданно для самого себя попал в разведку американской армии. Довольно необычный зигзаг в судьбе, что и говорить, особенно если принять во внимание, что шутка с сейфом могла привести его примерно с такой же вероятностью на скамью подсудимых! Тем не менее, Борис Паш оказался не в тюрьме, а в рядах MID. Неизвестно, чем именно занимался Борис в последующие годы, но карьера его оказалась по-настоящему успешной, потому что уже в 1942 г. Паш сделался заместителем руководителя «Манхэттенского проекта» по режиму. Шутка ли сказать, на 42-летнем эмигранте из России лежало контрразведывательное обеспечение всех мероприятий по разработке и производству ядерного оружия США! О Борисе Пашковском тех лет написали в своих мемуарах некоторые участники «Манхэттенского проекта», в частности генерал Лесли Гровс, а также Сэмюэл Гаудсмит, всемирно известный физик-ядерщик, разработавший совместно с Дж. Уленбеком теорию спина электрона. Все, знавшие Паша, отмечали его удивительную работоспособность и потрясающее умение видеть людей насквозь. При этом ему всегда удавалось произвести нужное впечатление и расположить собеседника к себе. Сейчас это качество психологи назвали бы «лабильностью», способностью сопереживать, подстраиваться под собеседника, но при этом сохранять холодную голову и оставаться самим собой. Незаменимая для настоящего разведчика способность! Это был прирождённый манипулятор людьми, вербовщик и кадровик в одном лице. Казалось, его невозможно было одурачить.

Кроме того, Борис Паш являлся антисемитом, что было вполне понятно для человека, видевшего «красный террор» большевистских «чрезвычаек» своими глазами. Через всю свою жизнь Пашковский пронёс ненависть к коммунистам, троцкистам, разного рода левакам, либералам, интернационалистам и сторонникам «общечеловеческих ценностей». Его, видимо, не на шутку встревожило то обстоятельство, что среди научных светил, ковавших «ядерный меч» Америки в Лос-Аламосе, оказалось множество как явных леваков, так и лиц, скрытно симпатизирующих коммунизму. В конце 1943 г. Паш представил генералу Гровсу список из 8 физиков-теоретиков, участников «Манхэттенского проекта», которых он подозревал в тайном сотрудничестве с советской разведкой. Все они были либо евреями, либо женаты на еврейках, все имели в прошлом левацкие связи и были замечены в неприкрытых симпатиях коммунизму. Список открывал Роберт Оппенгеймер, научный руководитель «Манхэттенского проекта», женатый на коммунистке, имевший молодую любовницу-коммунистку, неоднократно допускавший просоветские высказывания и всячески опекавший учёных, придерживавшихся схожих с ним взглядов. Многих из них Гровс, кстати, лично привлёк к участию в «Манхэттенском проекте».

Однако Гровс на данном этапе никак не мог отстранить от работ Оппенгеймера, которому, кстати, вполне доверял. А зря! Теперь, после публикаций воспоминаний Серго Берия, можно с полной определённостью заявить, что Борис Пашковский в своих подозрениях в адрес Оппенгеймера не ошибался: ещё в 1939 г. будущий главный теоретик «Манхэттенского проекта» приезжал в Москву с предложением запустить программу по созданию ядерного оружия в СССР. Почти две недели Роберт Оппенгеймер прожил тогда в особняке Лаврентия Павловича Берия в Качаловском переулке на правах личного гостя наркома НКВД.

После того, как генерал Гровс не принял предложений Пашковского по отстранению от сверхсекретных работ потенциальных агентов советской разведки, Борис Фёдорович расценил это как недоверие к нему лично. Он попросил о переводе на другую работу и работу такую получил. Поскольку он хорошо разбирался в ядерной физике, которой очень интересовался во время участия в «Манхэттенском проекте», ему поручили организацию и проведение уникальной операции «Алсос», направленной на сбор технической информации, техники и специалистов, имеющих отношение к ядерной программе Третьего Рейха и перенаправлении их в США для использования в рамках «Манхэттенского проекта» (строго говоря, операция «Алсос» распадалась на два мало связанных между собою этапа, один из которых реализовывался в Италии, а другой — во Франции и Германии, но для нас эти детали сейчас не представляют интереса, а потому мы не станем на них останавливаться). Так в самом конце 1943 г. Борис Пашковский сделался главным «атомным шпионом Америки». Он создал «атомный спецназ» — армейское подразделение, ориентированное на розыск расщепляющихся материалов, их охрану и транспортировку с использованием специальных приёмов и техники. К концу войны численность «группы Паша» достигла 480 чел., при этом в её составе находились 24 учёных-ядерщика, призванных консультировать военнослужащих по специфическим вопросам обращения с ядерными материалами. В числе этих 24 физиков был уже упоминавшийся Сэмюэл Гаудсмит, назначенный в мае 1944 г. главным научным консультантом группы. Сейчас уже мало кто помнит, что этот выдающийся учёный был когда-то американским спецназовцем в самом точном значении этого слова (а не в том, как трактуют его некоторые «дятломаны», для которых «спецназовец» — это любой военный на лыжах и без знаков отличия на форме…).

Слева: Борис Фёдорович Пашковский в форме полковника американской армии, фотография 1955 г. Справа: Сэмюэл Гаудсмит, снимок сделан до Второй мировой войны.

В числе успехов «группы Паша» можно упомянуть прямо-таки феерическое «ограбление» дома Жюлио-Кюри под Парижем, во время которого Борис Пашковский лично вытащил из сейфа записи знаменитого учёного. Американцы действовали под самым носом у немцев, фактически «группа Паша» опередила передовые дозоры американской армии, выдвигавшиеся к Парижу. Случилось это 24 августа 1944 г. А буквально на следующий день Борис Пашковский лично встретился с Фредериком Жолио-Кюри и попросил того сообщить американским властям всю известную ему информацию о «ядерном проекте» Третьего Рейха. Жолио-Кюри ответил на конкретные вопросы, связанные с технологическими деталями реализуемой фашистами концепции атомной бомбы, но при этом отказался предоставить какие-либо личные соображения и математические выкладки по вопросу создания «супер-оружия».

Жолио-Кюри не знал, что улыбчивый «русский американец» играл с ним в «кошки-мышки». На самом деле ответы французского физика уже мало интересовали Бориса Пашковского, ведь в то самое время, когда он разговаривал с Жолио-Кюри, все записи и теоретические проработки последнего по теме создания ядерного оружия уже находились в самолёте, летевшем в Вашингтон.

А чуть позже «группа Паша» сумела захватить 1200 тонн обогащённой руды урана-238, заложенных в долговременные хранилища. В кратчайшие сроки Пашковский восстанавил работу расположенной неподалёку фабрики металлической тары, уничтоженной налётами союзнической авиации, благодаря чему было изготовлено нужно количество бочек и урановое сырьё удалось вывезти в США. Сейчас уже мало кто помнит, что первые пять американских атомных бомб были изготовлена из сырья, доставленного из Европы (оттуда поступили не только уран, но и плутоний). Без Бориса Паша не было бы ни Хиросимы, ни Нагасаки.

«Атомный спецназ» Паша вывез в США значительную группу немецких учёных — физиков, химиков и врачей-радиологов — которые могли представлять интерес для продвижения ядерной программы Штатов. Среди вывезенных были 2 Нобелевских лауреата. А уже в самом конце войны — в последней декаде апреля — взвод под личным командованием Бориса Паша совершил рейд по тылам немецкой армии, имевший целью захватить радиоактивные материалы, оказавшиеся в г. Вайде, примерно в 70 км южнее Лейпцига. Линия советско-германского фронта проходила буквально в 10 км от города и американцам грозила двоякая опасность — их могли уничтожить не только фашисты, но и советские войска. Тем не менее, Паш рискнул и, прокатившись по немецким тылам в форме военнослужащего вермахта, попал в Вайде. Там его ожидало пренеприятное открытие — оказалось, что радий, который искали спецназовцы, не имеет штатной свинцовой укупорки, а значит смертельно опасен при транспортировке. Тем не менее, Пашковский не отступил и, не желая подвергать опасности подчинённых, повёз 16 кубиков радия в своём «виллисе». Сумка с опасным грузом стояла подле его правого бедра и офицер получил радиоактивный ожог, след на ноге от которого остался на всю жизнь.

В этом месте уставший читатель может задаться вопросом: для чего автор рассказывает все эти подробности о малоизвестном в России американском разведчике? Какое отношение имеет сие эпическое повествование к истории девяти свердловских туристов, погибших на склоне Холат-Сяхыл в феврале 1959 г.? Самое непосредственное: автор намерен доказать, что именно воспитанники «главного атомного шпиона Америки» спустились к палатке «дятловцев» после 15:00 1 февраля 1959 г. и всё случившееся в дальнейшем напрямую связано с целевыми установками этих людей, их физической, психологической и специальной подготовкой. Правильно понимая мотивацию и логику Бориса Пашковского мы сможем правильно понять побуждения убийц группы Дятлова; все странности и несуразности случившегося получат связанное, логичное и непротиворечивое объяснение.

А пока вернёмся к жизнеописанию Бориса Фёдоровича, благо оно таит ещё немало по-настоящему интересных деталей.

В 1944 г. Пашковский познакомился с будущим президентом США Дуайтом Эйзенхауэром, главнокомандующим союзными войсками на Втором фронте. Борис Паш располагал предписанием Эйзенхауэра об оказании его группе всесторонней помощи, документ этот был обязателен к исполнению любым военнослужащим союзных войск. В 1944–45 гг. Пашковский несколько раз встречался с Главкомом и докладывал тому о действиях своей группы. Эйзенхауэр в послевоенные годы не позабыл толкового разведчика — существуют свидетельства того, что Паш в 50-е гг. имел деловые встречи с Президентом США несмотря на кажущуюся иерархическую пропасть между ними.

После окончания войны в Европе, Борис Фёдорович с частью своего спецназа был переброшен на Дальний Восток: Японию тоже надлежало соответствующим образом зачистить. С этой целью Пашковский побывал даже в Корее, впрочем, без видимого результата, поскольку никаких особых успехов ядерная программа Японии не имела. Японцы располагали всего 1 тонной уранового концентрата, да и то полученного из Германии, так что американцы ничего интересного для себя в Стране Восходящего Солнца не отыскали.

До середины 1947 г. Пашковский оставался в Японии, затем последовало возвращение в Европу. Борис Фёдорович был назначен на должность офицера связи между военной разведкой и только что созданным Центральным Разведывательным Управлением. У американского разведывательного сообщества в Европе имелось в тот момент множество проблем, самые серьёзные из которых — огромное число перемещённых на Запад лиц, не желавших возвращаться на территории под контролем СССР, и колоссальный рост просоветских настроений в крупнейших странах, союзниках США. Пашковскому пришлось решать обе.

Он много работал с попавшими на Запад советскими людьми, преимущественно военнопленными, пытаясь отобрать среди них потенциально годных к разведывательной работе против СССР. Одновременно с этим Борис Фёдорович установил контакты с бывшими нацистами, определяя, кого следует отправить в тюрьму (в рамках проводимой союзниками денацификации), а кого — использовать в интересах США. MID и CIA руками бывших нацистов пытались обезглавить коммунистическое движение в Европе. Операция эта получила название «Бартоломью», со стороны ЦРУ её курировал начальник отдела специальных операций Уизнер, а со стороны военной разведки — Борис Пашковский. В рамках этой операции было совершено несколько десятков актов личного террора, направленных против крупных коммунистических и профсоюзных деятелей. Наиболее известные объекты атак — лидер итальянских коммунистов Пальмиро Тольятти, которого неудачно пытались взорвать в 1948 г., и глава бельгийской компартии Лео, убитый в 1951 г. Другая известная операция Пашковского той поры — очистка лагерей перемещённых лиц от просоветски настроенных людей, агитировавших за возвращение в СССР — получила название «Блудстоун» («Bloodstone»). Сколько людей погибло в рамках её реализации сказать невозможно, с уверернностью можно лишь утверждать, что масштабы эта чистка имела немалые. В октябре 1947 г. в лагере перемещённых лиц в местечке Миттенвальд среди заключённых произошла настоящая бойня, в результате которой погибло более 100 человек, преимущественно выходцев с Украины. Администрация лагеря выдала холодное оружие части содержащихся в нём лиц, в основном активным ОУНовцам, для того, чтобы те зачистили «агентов Кремля». Точное число убитых неизвестно, поскольку значительная часть погибших была сожжена в печах лагерной хлебопекарни. Бойня в Миттенвальде — всего лишь один из эпизодов «Блудстоуна».

Но в 1951 г. Борис Фёдорович Пашковский получил новое, пожалуй, самое ответственное в своей жизни назначение. Ему предложили возглавить работу по разведке объектов атомной промышленности СССР, о которых в то время американцы имели крайне отрывочные сведения. Условия ведения агентурной разведки в Советском Союзе были в то время исключительно тяжелы. В 1949 г. Министерство госбезопасности, возглавляемое Виктором Семёновичем Абакумовым, приняло беспрецедентную в истории цивилизованных спецслужб инструкцию по противодействию деятельности иностранных разведок на территории страны. Этот документ давал сотудникам МГБ самые широкие полномочия для проведения оперативной работы не только в отношении граждан СССР, но и иностранных дипломатов. На следующий год в составе МГБ было создано Бюро № 2, призванное взять на себя силовое противодействие иностранным разведчикам, либо лицам, принятым за таковых. Сотрудники Бюро под видом хулиганов совершали нападения на иностранцев, избивали и грабили их, воровали багаж иностранцев при переезде, вторгались в гостиничные номера, подобно ворам. А женщины-сотрудницы, действуя под видом проституток, опаивали снотворным и обворовывали иностранных клиентов. Да-да, буквально так, грубо, прямолинейно, без лишних затей… Задача перед сотрудниками Бюро № 2 формулировалась руководством предельно бесхитростно — создать для «шпионов» нетерпимую обстановку, дабы те просто-напросто боялись нос высунуть куда-либо кроме посольства, Красной площади и Большого театра.

Ярким примером предельно бесцеремонного стиля работы советской госбезопасности тех лет может служить история «разоблачения» трёх американских разведчиков в Волгограде летом 1955 г. Три сотрудника военного атташата США в чинах полковника, майора и капитана выехали в город на Волге в официальную поездку, разрешение на которую должным образом запросили шестью месяцами ранее в советском МИДе. Получив разрешение, американцы прибыли в Волгоград, прогулялись по улицам и набережным, имея при себе сканер радиочастот сантиметрового диапазона. Уяснить цель променада заокеанских гостей не составляло большой сложности — американцы пытались выяснить рабочие частоты советских РЛС, которые включались для тестирования на заводе-изготовителе. Для этого не надо было вторгаться на территорию завода, достаточно было пройтись по периметру вдоль забора, сканер ловил сигналы запускаемых передатчиков и показывал точную частоту настройки. Именно она и интересовала американских гостей.

Волгоградские контрразведчики устроили тайный обыск в гостиничном номере американцев, который сам по себе превратился в настоящее постановочное шоу, поскольку заокеанские гости старались номер без присмотра не оставлять. Тем не менее, сотрудникам КГБ удалось избавиться от их присутствия, заблокировав в лифте и ресторанном туалете. Оперативники удостоверились в наличии у американцев спецтехники и… стали в тупик, не зная что делать. В конечном итоге из Москвы приехали руководящие кадры, которые устроили настоящее «маски-шоу». Американцев публично «разоблачили» как шпионов, с заламыванием рук и плохо скрываемыми ударами в пах, провели в номере новый обыск (на этот раз публичный, с вытряхиванием презервативов из чемоданов), предъявили понятым «шпионскую технику» и рассказали об этом советским журналистам. Абсурдность ситуации заключалась в том, что американские военнослужащие не нарушали ни советских законов, ни норм международного права — они официально находились в СССР на правах представителей Вооружённых Сил США, должным образом получили разрешение на поездку и своими действиями в ходе этой поездки не вышли за рамки дозволенного. То, что советское военное производство не было должным образом защищено от средств технической разведки, являлось проблемой дурной организации технологического процесса и некомпетентного контрразведывательного обеспечения, но эти недостатки отнюдь не давали КГБ оснований действовать в отношении американцев столь грубо и неуклюже. Подобный произвол в отношении представителей военного атташата невозможно представить, скажем, в 70-х гг. прошлого столетия, или скажем в наше время — теперь сотрудники госбезопасности действуют намного тоньше и корректнее — но для 50-х гг. подобные истории были нормой. Спецслужбы противостоящих блоков не церемонились друг с другом.

За период 1950–60 гг. более 20 сотрудников диппредставительств США в СССР были отозваны американцами ввиду грубых провокаций, устроенных в их отношении советской госбезопасностью. Практически каждый год ещё несколько дипломатов и работников военных атташатов объявлялись советской стороной персонами «нон-грата» и высылались в безусловном порядке. Ярким примером обоюдного игнорирования дипломатического этикета может служить история с объявлением персоной «нон-грата» даже самого Посла Джорджа Фроста Кеннана. Случилось это после довольно острого по тону и полемичного по содержанию интервью, которое Кеннан дал западным журналистам в сентябре 1952 г. В нём Посол охарактеризовал обстановку, царившую в Москве вокруг американской дипмиссии, с той, что наблюдалась после разрыва дипотношений между США и гитлеровской Германией. Кеннан был тогда в числе сотрудников американского посольства, подвергшихся интернированию, и почти полгода провёл под домашним арестом. Сравнение Советского Союза с Третьим Рейхом вызвало гнев Сталина, потребовавшего немедленно убрать американского дипломата из Москвы (ещё раз подчеркнём, это был далеко не единичный случай подобного выдворения из страны, так, например, в 1957 г. Советский МИД потребовал убрать из СССР 4 американских дипломатов и такого рода инциденты происходили на протяжении 50-х гг. ежегодно).

Джордж Кеннан (фотография 1947 г.). В 1952 г., находясь в ранге Чрезвычайного и Полномочного Посла США в СССР, дал скандальное интервью западным средствам массовой информации, в котором сравнил условия пребывания американских дипломатов в Москве с теми, в каких находились интернированные Гитлером дипломаты после объявления США войны Германии. Тон интервью, а также допущенные Послом аналогии, вызвали гнев Сталина, потребовавшего «убрать американца». Кеннан был объявлен персоной нон-грата — исключительное событие в отношениях обеих стран.

Дата добавления: 2015-07-20