ЧАСТЬ 1 2 страница

— Происходящее было зафиксировано теле­камерами телевизионных агентств, — коммен­тировал свое сообщение полковник. — Сговор с журналистами маловероятен. Они его откро­венно недолюбливали... У меня есть версия, объясняющая случившееся, но это из области предположений... Разрешите доложить? - Получив согласие генерала, Введенский продолжал:

— Полагаю, что единственным человеком, способным организовать инсценировку поку­шения на таком уровне, может быть известный продюсер и каскадер Александр Киншаков. Он сейчас в Америке. Работает со Спилбергом. Так вот, вскоре после гибели, сейчас я придер­живаюсь официальной версии, Белова и его се­мьи, странным образом погибают Каверин, его близкий друг и давний враг Белова Артур Лап­шин и непосредственный исполнитель убийств друзей Белова — Максим Карельский. Подо­зрения в первую очередь пали на начальника беловской службы безопасности Дмитрия Ан­дреевича Шмидта. Он отставной офицер спец­наза МВД, человек без нервов. В «бригаде» Бе­лова Шмидт исполнял самую грязную и крова­вую работу. Сейчас у него есть все шансы стать наследником Белова.

— Его арестовали? — поинтересовался гене­рал.

— Нет, задержали и отпустили. На время убийства Каверина и остальных фигурантов у него оказалось стопроцентное алиби. Улик против него никаких. Самурайская верность погибшему хозяину по нашим законам серьез­ным мотивом считаться не может. Кроме того, сразу после этого убийства жена и сын Белова по чужим документам вылетели в Нью-Йорк. Дальше их след был потерян.

Генерал помолчал некоторое время, перева­ривая информацию, а затем спросил, следует ли из всего вышесказанного, что Белов жив?

— Интуиция подсказывает мне, товарищ ге­нерал, что он не погиб, —уверенно сказал Введенский — И если она меня не обманывает, и Белов жив, то я его найду.

— Добро, — генерал откинулся в кресле. — Кого из людей возьмете в свою группу?

— Думаю подключить к этому делу опера­тивников Воскобойникова и Змиенко. Толко­вые ребята. Разрешите идти?

Генерал жестом дал понять полковнику, что больше не задерживает. Введенский собрал бу­маги в папку и покинул кабинет. Генерал, веро­ятно, сильно удивился бы, если бы узнал, что все листы в папке Введенского были девствен­но чистыми.

IV

Кроме генерала Хохлова и полковника Вве­денского судьба Александра Белова не на шутку волновала еще одного весьма солидного челове­ка. Им был высокопоставленный чиновник и с недавних пор член Совета безопасности России Виктор Петрович Зорин.

Весну девяносто восьмого он встретил в тре­воге. Время было нестабильное. Положение президента было непрочным, а позиции ком­мунистов, напротив, крепчали день ото дня. Война в Чечне как будто шла к концу, но боевики и не думали сдаваться, а доля чеченского капитала в российском бизнесе неуклонно рос­ла. Сомнения вызывала и платежеспособность государства по своим кредитным обязательст­вам. Эта конструкция напоминала Зорину все ту же хорошо известную финансовую пирами­ду, которая готова была вот-вот рухнуть. И тре­бовался точнейший расчет, чтобы не погибнуть под ее обломками, но и не привлечь на себя преждевременным бегством огонь своих.

И вот час пробил. Президент заменил пре­мьера. Вместо солидного, хотя и одиозного по­литика взял и вытащил вдруг, как шулер из ру­кава, какого-то мальчишку. Это означало одно государство готово объявить себя банкротом. И то, что старый политический зубр Черномо­ров никогда не допустил бы из соображений элементарной брезгливости, этот молодой сде­лает и глазом не моргнет. И еще чечетку сбаца­ет. Ни стыда, ни совести.

Зорин невольно вспомнил Сашу Белова. То­же ведь молодой, к тому же, что скрывать, бан­дит. Но порядочности у него было — на сотню политиков и министров. Зорин сам не всегда вел себя порядочно в отношении Белова, но в его надежности был уверен на сто пятьдесят процентов. А эти — гниль, болото. Хоть и с чи­стенькими манжетами. Нигде кровью, вроде бы, не замараны.

Который день Зорин терялся в догадках отно­сительно гибели Белова и его семьи. Не до конца ему были понятны и обстоятельства расстрела Каверина со товарищи на стройке. Вот и сегодня, придя на работу в свой кремлевский кабинет, Зорин никак не мог избавиться от этой навязчи­вой идеи. Он нажал кнопку связи и приказал.

— Сережа, зайди ко мне.

Игнорируя табель о рангах, Зорин имел соб­ственную службу безопасности. При тех делах, которыми он занимался, она стала ему просто необходима. Через минуту его телохранитель, он же начальник службы безопасности, пере­ступил порог его кабинета.

— Вызывали, Виктор Петрович? — спросил молодой человек с лицом Шерлока Холмса, интеллигентное выражение которого странно контрастировало с телом боксера-тяжеловеса, отпущенным ему природой.

— Да, садись... — сказал Зорин, указывая на стул.

Зорин не спешил отдать приказ, обдумывая, как бы получше его сформулировать.

— Слушай, Сережа, ты помнишь убийство Саши Белова? — спросил он наконец. — Ка­жется, по поводу его смерти был какой-то ре­портаж с документальными кадрами?

Телохранитель кивнул.

— Совершенно верно, Виктор Петрович. Было такое дело. Аварию засняли случайно проезжавшие мимо журналисты.

— Случайно, говоришь? Нет, Сережа. В ми­ре ничего не происходит случайно. Разыщи-ка мне этих журналистов или, по крайней мере, хотя бы одного из них. Но только самого разго­ворчивого. Я бы хотел задать ему несколько во­просов. А сейчас едем обедать.

Обедал Виктор Петрович Зорин в компании очень солидного человека из аппарата Государ­ственной Думы. Его очень сильно интересовала судьба депутатского места Александра Белова.

— Что ж, пока нет подтверждения смерти де­путата Белова, место за ним зарезервировано, — заверил Зорина собеседник. — В случае же подтверждения его смерти или по истечении установленного законом срока будут назначе­ны перевыборы.

Его ответ удовлетворил Зорина. Он твердо решил, что на период смуты, наступления кото­рой он ожидал со дня на день, самым спокойным местом будет кресло депутата Государственной Думы. И кресло это было у него в кармане.

Главное, что требовалось сейчас Зорину, это найти и обнародовать доказательства смерти депутата Белова в тот момент, когда он сам бу­дет максимально готов к участию в выборах. Если же вдруг окажется, что Белов жив, его следовало найти и убить. Но сделать это надо руками какого-нибудь криминального автори­тета. Например, того же Кабана.

Кроме того, у Зорина были все основания бояться Сашу Белова. Когда-то тот собрал на Виктора Петровича серьезную компру, но в де­ло ее не пустил, поскольку партнером Зорина был друг Белова Виктор Пчелкин. Если бы Бе­лов тогда попытался утопить Зорина, его удар пришелся бы и по Пчелкину. Поэтому Белов использовал свой компрометирующий матери­ал не для разоблачения, а в качестве гарантии. Он удерживал Виктора Петровича от искушения нанести своим компаньонам удар в спину.

Но теперь Пчелкин был мертв, и Зорин, как опытный политик, ждал от Белова если не уда­ра, то, по крайней мере, той же политики сдер­живания, которая его так же раздражала. Ко­нечно, при условии, что тот был жив.

Самого Сашу Белова за годы их тесных отно­шений он «кидал» не один раз и не стеснялся этого. Политика вкупе с бизнесом — вещи под­лые, здесь не до сантиментов. Поэтому сейчас Виктор Петрович как само собой разумеюще­еся воспринял бы ответные действия Белова.

В принципе, они его не пугали, он всегда был готов к борьбе. Но необъяснимое исчезно­вение Белова путало все карты. Виктора Пет­ровича оно не то, чтобы пугало, но вызывало подспудную тревогу. А не начало ли это много­ходовой комбинации против него, Зорина?

Зорин не любил без крайней необходимости встречаться с бандитами, особенно с такими не­цивилизованными — он называл их «неумыты­ми», — как Кабан. Но ничего не попишешь. На­до, так надо...

V

Сауна была закрыта на спецобслуживание. Здесь принимали дорогих в буквальном смыс­ле этого слова и очень уважаемых гостей. За большим столом, накрытым прямо на краю бассейна, в шезлонгах возлежали воры — Тариэл и Алмаз. В бассейне плавали голые наяды. По мере надобности то одна, то другая из русалок выбиралась на сушу и исполняла обязан­ности официантки.

Алмазу все это очень не нравилось и выраже­ние кислого недовольства не сходило с его лица. Он был вором старой формации, «нэпманским», как говорил он сам. Алмаз вел аскетический об­раз жизни. Его не трогала роскошь, не манили прочие земные радости. Из своих шестидесяти лет около сорока он провел за колючей проволо­кой и за тюремной решеткой. На свободу выхо­дил редко и> ненадолго, свято исповедуя прин­цип: «Тюрьма для вора — дом родной».

Жил Алмаз в скромной однокомнатной квартирке где-то на окраине Москвы. Но власть его над криминальным миром была без­гранична. По одному его слову поднимались на бунт или объявляли голодовку не то, что от­дельные зоны, а целые регионы. Он даже имел право в одиночку короновать законных воров. Правда, в настоящее время он отошел от дел, уступив дорогу молодым.

Он сидел в шезлонге, плотно завернувшись в махровую простыню, пытаясь сохранить теп­ло в костях, выстуженных десятилетиями пре­бывания в карцерах и на лесоповалах... И все-таки советское государство с его безграничной мощью так и не смогло заставить его работать! Не уронил Алмаз воровской чести!

Старый вор сжимал ладонями большую ме­таллическую кружку с чифирем — грелся. На запястьях его виднелось множество белесых по­лосок — шрамов. Это были следы его борьбы с администрацией зон и тюрем, поскольку единственное, что он мог противопоставить могучей системе государственного насилия в неравной борьбе за свои права — это вскрыть себе вены...

Голые девки выскочили из бассейна, исчез­ли ненадолго и вскоре появились с шампура­ми, унизанными сочным горячим шашлыком.

— Приятного аппетита, Тариэл Автандилыч... — Обращаться к Алмазу наяды побаива­лись, уж больно он был похож на Кощея Бес­смертного, случайно зарулившего в сауну из страшной сказки.

Тариэл по-хозяйски похлопал одну из них по изящному бедру своей поросшей темным ворсом лапой.

— Э, идите, девочки, покушайте пока, — лас­ково сказал он со своим неизбывным кавказ­ским акцентом, — нам тут поговорить надо, э!

Когда жрицы любви скрылись за дверью, Тариэл налил водки и выпил. Когда жизнь да­вала «добро», он наслаждался ею и не стеснял­ся этого. С одинаковым комфортом он жил и в тюрьме, и на воле. В сауну он приехал прямо из собственного трехэтажного особнячка на Руб­левском шоссе. Он был вором новой форма­ции. Торговал нефтью и паленой водкой, вме­шивался в политику. Имел даже не одну, а три семьи. Одна жила в Москве, другая в Тбилиси, а третья в Париже.

В отличие от многих своих земляков, Тари­эл не был «апельсином», купившим воровской титул за деньги или получившим его незаслуженно. Наоборот, «апельсины» боялись Алма­за, как огня, он развенчивал их пачками, от­правляя кого в «мужики», а кого и прямо в «обиженку».

Тариэл заработал свой высокий титул года­ми пребывания в карцере и штрафном изоля­торе. Во всех конфликтах с лагерной админис­трацией он поддерживал воров и ни разу не вы­шел на волю досрочно. На свободе он так же подолгу не задерживался, вел романтический образ жизни: ел ложками черную икру, зубы не чистил, а полоскал дорогим коньяком, и при­куривал от крупных купюр с американскими президентами. И вскоре возвращался в «дом родной». Садился он исключительно по уважа­емой статье — «карманная тяга».

Сейчас Тариэл изменился. В тюрьму калачом не заманишь. А ведь у старых воров правило бы­ло — хотя бы через пяток лет «на тюрьму за­ехать». Фирмы пооткрывал, бизнесом занялся.

Алмазу это не нравилось, но, по большому счету, предъявить Тариэлу серьезных претен­зий он не мог. Он сам же и короновал его на Владимирской пересылке. Осудить его за та­кое поведение мог только воровской сход, по­этому Алмаз только хмурился и всячески де­монстрировал ему свое недовольство...

Воры ждали Кабана. Тот запаздывал. Это было явное неуважение. Но какого уважения можно ждать от бандита? Для него понятия во­ровской чести — пустой звук. Как для бывшего комсомольца моральный кодекс строителя коммунизма. То есть о его существовании он

что-то слышал, так же, как и о существовании жизни в глубинах океана. Но и то, и другое его не касается. Кабану все одно, что с ворами ра­ботать, что с ментами. А при случае продаст и тех, и других. Одно слово — отморозок...

Кабан появился в сауне как ни в чем не бы­вало, с нахальной улыбкой на свинячьей морде.

— В пробку попал, — заявил он первое, что пришло в голову. — Ворам наше почтение!

— Проходи, дорогой! Ты бы еще сказал, что в лифте застрял, — Тариэл на правах хозяина изобразил радушие, в то время как Алмаз не потрудился даже формальную улыбку выда­вить. — Шашлык давно остывает!

Кабан пошел в предбанник раздеваться и че­рез пару минут появился оттуда во всей красе: голый, жирный, нахрапистый... И сразу полез к столу.

«Хорошо, что Тариэл девок отправил, — по­думал Алмаз с неприязнью. — А то этот боров тут бы и трахаться принялся».

— Я вас пригласил, чтобы обсудить важное событие, — начал Тариэл, совершенно не со­знавая, что пародирует гоголевского Городни­чего. — С некоторых пор у нас творятся какие-то непонятки. И связано это с Сашей Беловым, которого все мы хорошо знаем. Знали, — по­правился он.

— Я его не убивал, — тут же перебил его Ка­бан, чавкая как настоящий хряк у помойного корыта.

— Мы знаем, что на Сашу наехал Каверин, — продолжал Тариэл. — Мы просили Сашу не включать ответку, подождать с местью. Но Ка­верина все равно кто-то грохнул. Кто? Мы не знаем. По крайней мере Белова и его семьи в тот момент уже не было в живых...

Тариэл имел к Каверину серьезные претен­зии. Когда-то, после возвращения Каверина из Чечни после разгрома каравана с оружием для боевиков, он буквально вынул раненого Каве­рина из грязи, помог ему подняться и закре­питься в нефтяном бизнесе. Вместо благодар­ности бывший мент едва не отодвинул от неф­тяной трубы самого Тариэла...

Но и с Беловым у него время от времени возникали проблемы. Бизнес есть бизнес.

Кабан налил себе полный стакан водки и вытянул ее, как воду, не поморщившись. По­том отправил в рот большой кусок мяса. Не прожевав толком, принялся говорить.

— Я, блин, не пойму, в натуре, в чем тема? В том, кто кого завалил? Мы что, менты, чтобы в этом дерьме копаться? Сейчас надо о другом ду­мать. После Белого не одна фирма осталась — це­лая империя. Как делить будем? Предупреж­даю — я не жадный, но и обжать себя не позволю.

— Никто тебя обжимать не собирается, — ус­покоил отморозка Тариэл. — Но сначала надо разобраться. У Каверина, кстати, тоже немало добра осталось. Я боюсь, сейчас большая грыз­ня начнется. Каждый захочет кусок урвать.

Он был прав. Кабан и сам об этом немало ду­мал в последнее время. Гибель Каверина и Бе­лова наверняка породит очередной всплеск криминальных войн за передел собственности.

С Кавериным было просто. Его структуры были обезглавлены — приходи и бери. Вся про­блема состояла лишь в том, чтобы кинуть долю волкам и отогнать мелких шавок. А вот у Бело­ва на хозяйстве остался Шмидт, пацан крутой. Воевать с ним себе дороже.

Под Кабаном тоже не гранитный постамент. Он хоть и в большом авторитете, но и в его группировке бригадиры-волчата подрастают, зубы показывают, на сторону смотрят. Про­моргаешь или косяк серьезный упорешь — вмиг до костей обгложут. Поэтому он сейчас внимательно заглядывал в рот обоим ворам, ловил каждое их слово, вместо того, чтобы за­гнать по маслине в лоб.

Говорил пока, впрочем, один Тариэл. Алмаз так и сидел молча, катая в ладонях кружку с давно остывшим чифиром. На Кабана он смот­рел хмуро.

— На твоей земле беспредел произошел? — спросил, наконец, старый вор.

Кабан понимал, что спросят все равно с него. Но попытался уйти от ответа. Он никогда не кололся, отстаивал даже безнадежные пози­ции. И это не раз спасало ему жизнь.

— Меня не было, когда беспредел пошел, — промямлил он. — Я тогда в Швейцарию по де­лам мотался, Вы же сами Белому дали понять, что Каверина трогать не надо...

Но Алмаз продолжал, словно не слыша оп­равданий криминального авторитета.

— Когда Белого хотели короновать, я был против. Чтобы считаться вором, надо не один год зону топтать. Но пацаном он был правиль­ным. Против понятий не шел, на воровское благо щедро отстегивал. Сам не беспредельничал. Рамсы, какие случались, разруливал на стрелках. Каверин же с самого начала повел се­бя как беспредельщик. Дела у них!... Какие де­ла могут быть с мусорами?

Кабан понял, что разговор принимает для не­го не совсем удачный оборот. Пришел, идиот, голым. Хоть бы простыню взял — мобильник прикрыть. Вон Алмаз сидит, нахохлившись. Как в саван замотался, и на египетскую мумию похож один к одному, только глазами хлопает. Может, у него там ствол припрятан? Хотя Ал­маз на такое «западло» никогда не пойдет. Тог­да как вот Тариэл запросто! А быки его, Кабана сейчас сидят в своем джипе и блатной шансон слушают. И не чуют, дармоеды, что их босса сейчас завалить могут ни за понюшку кокаина. От страха Кабан перешел в нападение.

— А что вы на меня бочку катите? Если по вашим понятиям Белый был пацан правиль­ный, а Каверин — мусор, так сами и разобра­лись бы. А то советы давать — кого трогать, ко­го нет! Да вы знаете, кем для Белого были его друзья? Благодарите бога, что после этого Бе­лый и вас не посчитал в одной упряжке с Каве­риным. А вообще-то вы правы, с мусорами не хрена связываться.

Алмаз поморщился. Кабан был ему непри­ятен, но обострять сейчас отношения с ним не стоило. Кто знает, не превратится ли передел имущества Белого и Каверина в большую вой­ну? А тогда Кабана и его быков лучше было бы иметь пусть в ненадежных, но союзниках, а не в числе открытых врагов.

Кроме того, определенный резон в словах отморозка имелся, этого нельзя было не при­знать. Важнее всего в сложившейся ситуации был итог. Каверина нет в живых. Белого, веро­ятно, тоже. Крайним оставался человек Бело­го — Шмидт. С него и следовало спросить, хо­тя бы за убийство Каверина.

Ситуация стала ему, Алмазу, яснее ясного.

— Ну, пора и честь знать. Благодарю чест­ную компанию, — Алмаз поднялся и направил­ся в предбанник — одеваться.

Кабан повеселел. Он понял, что начавшие было сгущаться над его головой тучи и в этот раз рассеялись. И с похотливой улыбкой огля­делся по сторонам.

— А где девки-то? — спохватился он.

И тут же сиганул в бассейн, вздымая тучу брызг. Тариэл дал сигнал. В зал с веселым ще­бетом вбежали наяды и тоже полезли в воду.

VI

Расслабившись на все сто, Кабан направил­ся на встречу с Зориным, назначенную им в своем любимом японском ресторане закрытого теннисного клуба. Кабана туда пропустили весьма неохотно и только после тщательной проверки.

«Что, рылом не вышел»? — спросил Кабан охранников, демострантивно, с презрением сплюнул на зеркальный пол вестибюля и про­шел в ресторан.

Здесь его сразу проводили к заказанному Зо­риным столу. Кабан уселся на низенькое сиде­нье и недовольно осмотрелся по сторонам. Зал — сплошной выпендреж. Редкие посетители ковы­ряли в тарелках длинными палочками и пили из чашек, похожих на наперстки, какую-то дрянь. Самураи, блин, недоделанные! Ни выпить, ни закусить по-человечески не умеют.

Он хотел было приказать, чтобы принесли нормальной водки и икры, когда из боковой двери ресторана показался Зорин. Он поздоро­вался с криминальным авторитетом так тепло, словно тот был ему дороже отца и матери.

Семенящая узкоглазая официантка — бу­рятка, что ли? — принесла на деревянном лаки­рованном подносе заказ. Зорин все время по­глядывал в угол зала. Кабан поискал глазами и обнаружил, что в углу за служебным столиком, откуда хорошо просматривался весь зал, при­строился зоринский мальчик на побегушках. Кажется, его звали Андреем.

«Да, не доверяет Виктор Петрович авторитет­ным людям, даже здесь боится, на клубную охра­ну не надеется...» — отметил про себя Кабан. Официантка поставила перед каждым высокие, в виде ладей, блюда с суши. Зорин упорно называл их «суси». Он сказал, что именно так это произносят в Японии. Что же, ему виднее, Ка­бану там бывать не приходилось. Он все боль­ше по Европам мотается. Водка была подана в маленьких фарфоровых кувшинчиках. К удив­лению Кабана кувшинчики были горячими.

— Они что, водку с глинтвейном перепута­ли? — удивился бандит.

Виктор Петрович ответил ему широкой оте­ческой улыбкой.

— Это сакэ, рисовая водка. Подается подо­гретой, — пояснил он. — Ну что, выпьем с ус­татку?

Водка была теплой и вонючей. К тому же та капля, которая поместилась в крошечную фар­форовую чашечку-рюмочку, сразу растеклась во рту, вызвав отвращение.

Виктор Петрович выпил с видимым удо­вольствием, подхватил с подноса длинные ла­кированные палочки и принялся ловко метать в рот содержимое своего блюда: рис и кусочки рыбы. Он навалился на еду с аппетитом — вид­но, набегался перед этим за мячиком. Палочка­ми, действительно, он орудовал лихо.

Кабан тоже был бы не против пожрать, хоть и умял перед визитом гору шашлыка. Но жрать-то, собственно, было и нечего. Дурацкий рис с сырой рыбой, креветки... Креветки он с пацанами под пиво убирал, когда сопляком был. Они что, в пивняке? А понты колотят — типа — культурное заведение!

Зорин исподтишка наблюдал за собеседни­ком с плохо скрытой усмешкой. Ему уже случалось иметь дело с Кабаном. Тот проворачи­вал для него кое-какие грязные делишки. И по­ка что оба были довольны друг другом.

Виктор Петрович хорошо изучил тайные приемы искусства управлять людьми. И сейчас ему казалось, что, поставив Кабана в неловкое и непривычное для того положение, он одержал над бандитом психологическую победу. Это прием не раз с успехом применял Наполеон.

Но Зорин ошибался. Кабан не был шахмати­стом. Он был из тех, кто любую игру заканчи­вает китайской ничьей и нокаутирующим уда­ром ногой в солнечное сплетение.

Впрочем, Виктору Петровичу повезло. Еще немного, и Кабан сорвался бы... Виктор Петро­вич шестым чувством угадал, что напряжен­ность за столом становится опасной. И он пе­решел к делу.

— Хочу попросить тебя об одном одолже­нии, — сказал Зорин дипломатично.

Это означало деловое предложение. Кабан сразу забыл о своем настроении и стал прики­дывать, сколько ему слупить с чиновника. Тот продолжал.

— Найди мне Белова. Хоть из-под земли, но найди!

— Белова грохнули, — уверенно заявил Ка­бан, хотя и понимал, что тем самым лишает се­бя приличного гонорара.

Зорин вдруг понизил голос до шепота и ска­зал, слегка наклонившись в сторону собеседника:

— Я не уверен, что он мертв. Никто его мерт­вым не видел. Нет тела — нет дела, есть такая

поговорка. Так что вся моя надежда на тебя. Доставь мне Белова или его тело. Получишь...

Зорин бегло начертил шестизначную цифру на салфетке, показал ее Кабану, потом поло­жил салфетку в пепельницу и поджег.

— А если не тело, а только голову? — сост­рил Кабан.

Но Зорину было не до шуток.

— Можно и голову, — ответил он вполне се­рьезно.

Кабан с удивлением разглядывал Зори­на своими зоркими свинячьими глазками из-под полуприкрытых, опухших от постоянного пьянства век.

Несмотря на природную придурковатость, интуитивно Кабан просекал очень многие вещи, и просекал обычно правильно. Это и обеспечи­ло ему высокое положение в криминальной ие­рархии... Он понял, что Зорин пригласил его на встречу, потому что нуждается в нем, в Кабане.

«А ведь ты боишься, Виктор Петрович. Бе­лого боишься! — подумал Кабан, улыбаясь про себя. — Хорошо бы знать, почему ты его бо­ишься? Но пока и так сойдет. А Белого нужно достать живым, обязательно живым. Тем бо­лее, что убить-то его никогда не поздно».

VII

Знойное флоридское солнце погрузилось в океан за линией горизонта, и жаркий день сме­нился душной ночью. Госпожа Мария Перейpa, гражданка Коста-Рики, владелица шикар­ного особняка с двумя бассейнами, не спала. Более того, она не находила себе места, словно живая иллюстрация поговорки, согласно кото­рой богатые тоже плачут. Который день подряд у нее все валилось и рук... Судя по всему, она не создана для эмиграции, и эта страна изоби­лия и свободы потребления никогда не станет ее страной. Что с Сашей, с бабушкой? Эти мыс­ли не оставляли ее ни на минуту.

Наконец госпожа Перейра не выдержала и взяла телефонную трубку. Она набрала мос­ковский номер, и только после этого подумала, что в Москве может быть ночь или раннее ут­ро. А в сущности, какая разница?

Однако трубку на другом конце света сняли сразу.

— Шмидт на связи, — услышала она хорошо знакомый голос.

Она не сразу смогла ответить. Горло поче­му-то перехватило. Через секунду она справи­лась с собой.

— Дима... Дмитрий Андреевич... Ты меня уз­нал?

Некоторое время Шмидт молчал, видимо, собираясь с мыслями. Наконец в трубке раз­дался его удивленный голос.

— Оля? Ты жива?.. А... — он опять замолчал, подыскивая слова.

— Ваня со мной, у нас все в порядке, — при­шла ему на помощь Оля, хотя и понимала, что Шмидта сейчас, скорее всего, интересует сов­сем не это. — Я хотела узнать — что с Сашей?

Видимо этот вопрос озадачил Шмидта не меньше, чем сам звонок.

— Ничего не понимаю, — пробормотал он, как показалось Ольге, растерянно. — А разве ты не... Он не с тобой?

— Нет... Как там бабушка? — спросила она скорее для формы

— Плохо. Лежит в больнице. Разумеется па­лата отдельная и обслуживание соответствую­щее. Но, сама понимаешь...

Именно в этот момент Оля приняла очень важное для себя решение: нечего ей делать в этой чужой для нее стране.

— Я вылетаю. Сегодняшним рейсом. — она со­общила время прилета, которое знала на память, и, не слушая возражений Шмидта, положила трубку...

Гуд бай, Америка! Под крылом самолета мелькнули и пропали вдали берега Нового све­та. Остались позади окруженные пальмами и кипарисами особняки на Пасифик Хейтс. С ус­мешкой Ольга вспомнила, как в первый свой приезд, мчась по Пэлисайд-авеню, была боль­ше всего удивлена диснеевскими утятами в че­ловеческий рост, зазывавших американских пиццеедов в какой-то фастфуд. Или в Макдо­нальдс? Какая разница! Все равно это осталось в другой жизни.

Ванька тихонько посапывал в кресле само­лета: для него авиалайнер — дом родной, столь­ко уже успел налетать в своей коротенькой жизни!

Ольга погрузилась в раздумья. События по­следнего времени, вынудившие ее к отъезду, вернее, к бегству в Америку, были подобны ог­лушительному взрыву. Она никак не могла привыкнуть к мысли о гибели Коса, Пчелы. Смерть Фила после того, как он пошел на по­правку, казалась особенно нелепой. А Тамара? В чем ее вина? Ведь все, что произошло с ней, могло стать и ее, Оли, судьбой!

В голове не укладывалось чудовищное пре­вращение, случившееся с Максом. Наверное, никогда не поверит хозяин в то, что его старый верный пес взбесился, пока сам не увидит по­крытые пеной клыки у своего горла! Макс — оборотень! Невозможно, но факт!

А сколько еще непонятных вещей! Сначала эта инсценировка с покушением на мосту, потом внезапный отлет в Штаты. Из сбивчивого теле­фонного разговора с Сашей в аэропорту она по­няла только одно — все объяснения будут потом. Она не знала, что этого «потом» не будет, что разговор этот с мужем станет для нее последним.

Она ждала его звонка, сидя в своем особня­ке с двумя бассейнами и хорошо вымуштро­ванной прислугой. И так и не дождалась. И тогда она вдруг поняла, что ничего этого ей не надо. Ни особняка, ни спокойной жизни на курорте с отличной репутацией. А что надо? У нее есть сын. И она должна бороться за него. А если Саши уже нет, постараться, чтобы Вань­ка не повторил в жизни его ошибок.

Жить с Сашей было очень трудно. Нелегка доля «жены братка». Но она любила его. Любила, хотя многое в нем настораживало, а иногда и просто пугало. Особенно сцена во время его по­следнего приезда на дачу. Он пытался овладеть ею грубо, со звериной яростью. Осталась бы она с ним после этого? Вряд ли. Разрыв был неиз­бежен, это только вопрос времени. Но теперь это не имело никакого значения. В глубине ду­ши она понимала, что случилось непоправимое, но боялась признаться в этом даже себе самой.

И еще Ольга знала, что жить по-старому она не сможет. Она не будет, сидя сложа руки, без­ропотно сносить удары и пинки судьбы. Нуж­но взять себя в руки и самой встать над обсто­ятельствами. И найти Сашу. Под эти мысли она заснула...

Разбудила ее бортпроводница, предлагав­шая пассажирам застегнуть ремни. Самолет шел на посадку.

— Что, прилетели? — спросила у нее Ольга.

— Нет, это промежуточная посадка в Шен­ноне для дозаправки.

Снова она ошиблась, совсем как тогда, когда летела в Америку в первый раз. А когда это бы­ло, и было ли вообще? Ольга снова грустно улыбнулась.

VIII

Но, пожалуй, больше всего проблем в связи с исчезновением Александра Белова возникло у Шмидта.

В смерти Коса, Пчелы, Фила и его жены Шмидт обвинял только себя. Безопасность — это была его поляна, он должен был просчитать все варианты и нейтрализовать Макса. Он не успокаивал себя мыслью, что на его месте ни­кто не смог бы заподозрить засланного казачка в личном водителе и телохранителе шефа, ко­торому тот доверял не только свою персону, но и жизни жены и сына. Смог бы или не смог бы, но, как начальник службы безопасности, он обязан был вычислить предателя.

Дата добавления: 2015-07-26