ЧАСТЬ 1 1 страница

БРИГАДА 9

ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ

Александр БЕЛОВ

OCR: Кравенков Владислав Владимирович

Анонс

Годы

Учинив, несмотря на все призывы к благоразумию, расправу на Кавериным и его людьми, Белов тем самым совершил харакири. Он сознательно отказался от всего, чего достиг в жизни: от денег, власти и даже собственной семьи. Он почувствовал, ощутил нутром, что впереди – только тупик. Ради чего погибли Космос, Фил и Пчёла? Им бы жить и жить! Выстрел киллера в аэропорту, оборвавший его существование в прежнем качестве, оказался для Саши неожиданны подарком. Он умирал, но не умер. Бог дал ему шанс начать жизнь сначала! Зачем? Белов должен найти ответ на этот вопрос…

Как и на другой: кто организовал на него покушение?

ПРОЛОГ

Он помнил все, причем очень четко. Вот он стоит на автомобильной эстакаде и смотрит, как пузатый ИЛ-86 с натужным ревом отрывается от земли и уносит в далекую и беспечную страну за океаном двух самых дорогих и близких ему лю­дей - жену и сына, Последних близких ему лю­дей в этом мире…

Вот он поворачивается к дороге, и чудовищ­ной силы удар в грудь отбрасывает его к огражде­нию эстакады… Он изо всех сил пытается удер­жаться на ногах, цепляется за холодный гранит парапета слабеющими пальцами и падает на спи­ну... Больно... Господи, как не хочется умирать...

Наверное, они уходили из жизни так же: Кос­мос, Пчела, Фил... Те, кого он любил, и кто со­ставлял часть его самого. Но и те, кого он ненави­дел, должно быть, так же пытались удержать по­следние уходящие мгновения. Каверин, Макс, Артур … Смерть примирила всех, а теперь, видно, настал и его черед...

Последнее, что он запомнил из прошлой жиз­ни, были две парящие в высоком небе птицы ­черный, как сажа ворон и снежно-белый голубь. И было понимание того, что они появились не случайно...

Не за ним ли они прилетели, за его бессмерт­ной душой? Потом был провал. Тьма не6ытия, и ничего похожего на коридор или тоннель со све­том в дальнем конце...

Когда он снова через силу открыл глаза, то первое, что увидел, была кружившаяся над ним стая ворон. Он лежал на спине и не мог пошеве­литься… Мог только смотреть в небо - высокое, бескрайнее, вечное... Одна из птиц оторвалась от стаи, заложила крутой вираж, спланировала и уселась ему на грудь. Мудрым глазом-бусинкой уставилась в лицо человека...

Значит, все-таки не голубь и не черный ворон прилетели по его душу, а ворона - серая птица с длинным, мощным, чуть искривленным на конце клювом. С помощью такого клюва она добывает пропитание... Падаль и все такое... Кажется, пер­вым делом вороны выклевывают покойнику гла­за... Но ведь он еще не покойник? Он не падаль!

Или он уже умер? И сейчас, как в кино, видит себя как бы со стороны? Но тогда почему так сильно болит у него грудь, будто легкие сжигает невидимый огонь?

Неожиданно ворона с раздражением каркнула и взлетела. Через секунду она исчезла из виду, как и стая ее сородичей. И тут он вдруг увидел белых птиц. Прекрасных белых чаек. Они кру­жились в бездонном синем небе с пронзительны­ми криками, так не похожими на воронье карка­нье. Он всегда любил чаек, и вот теперь они при­летели за ним.

Где-то в глубинах памяти возникла картинка: большой речной порт, ржавые суда на берегу, ог­ромные, похожие на журавлей, краны. В порту царил особый запах - бензина, солярки, свежей и не очень свежей рыбы. Неожиданно к нему вер­нулась обоняние. А ведь здесь действительно пахло бензином и рыбой. Пожалуй, даже не пах­ло, а воняло! Бензином и тухлой рыбой. Где он? Не поворачивая головы… На это просто не было сил, - он скосил глаза и увидел край черного пластикового мешка...

ЧАСТЬ 1

НА ДНЕ

I

Свалка была нелегальной. Но это никак не сказывалось на ее размерах. Она была широка и безбрежна, как море. Ближний край ее ды­мился. Делая воздух малопригодным для дыха­ния. Но Федя привык. Он жил на свалке уже не первый год. Правда, «такого» тут он еще ни­когда не видел. Присев на корточки между ку­чами мусора, он с интересом разглядывал по­сланцев земной цивилизации...

По разбитой мусоровозами грязной колее медленно полз «Мерседес». Черный. Блестя­щий, нездешний... Воплощение жизненного ус­пеха. Водитель не спешил, видимо, не хотел на­пороться на гвоздь или кое-что похуже.

У края свалки. Затянутого дымом пожара. Машина остановилась. Из нее вылезли трое мужчин. Они были подстать своему автомоби­лю - массивные, солидные, в черных костю­мах. Один из них, рыжий, что плохо вязалось с цветом его костюма. Был за старшего. Обрывки его фраз едва долетали до Феди.

Повинуясь его командам. Двое других - блон­дин и брюнет - открыли багажник и достали от­туда большой черный пластиковый мешок. При виде мешка Федя затаил дыхание. Блондин с брюнетом, увязая по щиколотку в грязи, понес­ли мешок в сторону надвигающегося огня.

Далеко они не ушли, остановились возле го­ры отходов с рыбного комбината. Здесь они бросили мешок; и принялись усиленно жести­кулировать. Федя догадался, что рыжий застав­лял их тащить мешок дальше, а они ему доказы­вали, что и так, мол, сойдет. Все равно сгорит.

Потом рыжий плюнул и что-то приказал. Блондин вернулся к машине, взял из багажни­ка большую двадцатилитровую канистру и вернулся к оставленному мешку. Он принялся щедро поливать мешок и все вокруг него из ка­нистры. Опустошив емкость, он бросил ее тут же и бегом направился к «Мерседесу».

Тем временем брюнет так же подошел к машине и достал откуда-то из-под заднего си­денья автомат. Он направился было к мешку, но тут рыжий замахал руками. Из-за поворо­та показал ась целая колонна грузовиков со строительным мусором. Все трое амбалов прыгнули в свою машину, и она медленно двинулась по ухабам и колдобинам к дальне­му выезду со свалки.

Федя, лавируя между горами мусора, бро­сился в противоположном направлении.· он торопился к друзьям поделиться новостью. Степаныча и Витька он нашел за привычным делом. Оба сидели на прогретых весенним солнцем бетонных блоках, пили водку из пластмассовых стаканчиков и закусывали ма­ринованными огурчиками из банки. Рядом ле­жала полотняная сумка с продуктами. Между ними, как поставленный на попа снаряд, стоя­ла початая бутылка «3авалинки».

Завидев Федю, Витек ощерился:

- Ну вот, Степаныч, а ты говорил много будет.

- Ты что такой взъерошенный? - проигно­рировав замечание коллеги, обратился Степа­ныч к Феде.

Тот еле отдышался. Его ослабленный алко­голем организм совершенно отвык от нагрузок.

- Там это, как его... сейчас на дальний конец мужики на «мерине» приезжали... - сообщил он, с трудом выпихивая слова изо рта.

— А ты откуда знаешь, что на мерине? Щу­пал, что ли? - заржал Витек.

— Да не на лошади, а на «мерседесе»! Мужи­ки солидные, в костюмах.

— К тебе, что ли? Не иначе как от президен­та за советом, - не унимался Витек.

Но Федя не обратил внимания на его шпиль­ки. Он поскреб трехдневную щетину на скуле и уставился на бутылку водки. «С бодуна мужик мается...» - понял Степаныч. Он неторопливо достал из сумки еще один пластмассовый ста­канчик, налил почти до краев и протянул Феде.

— Выпей, расслабься.

Тот вытянул весь стакан, не поморщившись, и замер с закрытыми глазами. Словно заснул.

— Ты чего? - испугался Белов.

— Ща, подожди, - Федя как будто прислушивался к чему-то 'внутри себя.

Собутыльники смотрели на него с понимани­ем. А Федя стал меняться буквально на глазах.

Его серое испитое лицо вдруг посветлело, мор­щины разгладились, кожа на лице порозовела... Впечатление было такое, что он сбросил одну маску - бомжа-клошара, и надел другую. То ли Чехова, то ли Леонида Андреева.

- Так о чем мы? - Исцеленный открыл гла­за. - Степаныч, ты помнишь, в прошлом году Пельмень возле старой бойлерной тоже мешок. Подобрал? А там деньги оказались. Толи их в бан­ке на уничтожение списали, толи украли где. Они еще тогда чуть подгорелые с одного боку были.

- Ну и где твой Пельмень? - напомнил Ви­тек. - Приехали вот такие же, в костюмах, и увезли. А потом его голову на свалке нашли. Пару месяцев он на эти бабки только и прожил.

Но Федю было трудно переспорить.

- Зато как жил? Сам благоденствовал и нуждающимся помогал, как мать Тереза. Так и пакет-то у него был небольшой совсем. А тут. Настоящий мешок. Вот такой! С тебя размером. Ну что, Степаныч, голубчик, вперед? А то ведь сгорит добро!

. Степаныч скривился, как от зубной боли.

- Нет, на дальний конец не поеду. Я там в прошлый раз картер чуть не пробил. И подвес­ку угроблю. У меня же не самосвал.

- И не «мерседес», - ухмыльнулся Витек.

Но Федя не сдавался.

- Слышь, Степаныч, а там канистра новая лежит, на двадцать литров. Они бензин-то вы­лили, а канистру там же и бросили.

Степаныч задумался. В мешок с миллио­ном долларов он, конечно, не поверил, но вот новая канистра - другое дело. Это - конкре­тика!

- Съездить разве, поглядеть? - спросил он не то Витька, не то самого себя.

А Федя все не унимался.

- Говорю же - деньги там. На уничтожение привезли, сжечь. Может. Это вообще баксы?

Витек. Белобрысый голубоглазый парень лет двадцати пяти, сплюнул в щель между зу­бами.

- Нам и рубли сойдут! Ладно. Интеллигент малахольный, считай - уболтал. Степаныч, за­води свою ласточку! Поехали, глянем, пока все не сгорело!

Степаныч. Солидный мужчина пожилого возраста, с недовольным ворчанием направил­ся к дощатому, сбитому из горбыля сараю. Во­зился он там минут пять... За это время Витек и Федя успели допить водку. Степанычу остав­лять не стали, поскольку он за рулем.

Наконец в сарае зафырчал двигатель, и из распахнутых ворот показалась небесно-голубо­го цвета легендарная «копейка». Несмотря на преклонный возраст, машина сверкала чисто­той и выглядела ухоженной. За рулем восседал гордый Степаныч. Счастливое выражение как ветром сдуло с его лица, когда Витек, а за ним и Федя, полезли в машину, марая сиденья свои­ми грязными засаленными обносками.

- Трогай, шеф! - сказал Витек с вальяж­ным видом, как барин кучеру.

И машина медленно покатилась по грунтов­ке в сторону свалки. Когда они прибыли на место, огонь уже совсем ·приблизился к мешку. Еще немного - и могла бы вспыхнуть пропи­танная бензином земля, а вслед за ней и сам ме­шок с его содержимым.

Витек заметно прихрамывал на правую но­гу. Утопая в грязи по щиколотку, он, а за ним и Федя приблизились к мешку. Он был боль­шой и черный. В таких и в самом деле возят деньги. И трупы. Витек с Федей осторожно ух­ватили мешок за концы и отволокли его по­дальше от огня. Степаныч тем временем за­нялся канистрой.

Едва взявшись за мешок, Федя сразу же по­нял, что там, внутри, не деньги, а что-то совсем другое. Край мешка задрался, и обитатели свалки увидели лицо человека. Смертельно бледное лицо!

- Мужик! Мертвый! - охнул Федя.

- Вот тебе и бабки! - Витек снова ухмылялся, хотя И ему было не до смеха. - Пошли-ка отсюда, пока нам хомут не подвесили!

- За что? - не понял Федя. - Мы же ниче­го такого...

Витек просто в ярость пришел от такой бес­толковости.

- А ничего такого от тебя и не требуется.

Зуб даю - это они нарочно свою ментовскую прокладку устроили! Подкинули трупешник, а сами сидят сейчас вон в тех кустиках и ждут, чтобы нас взять.

Федя решительно покачал головой.

- А чего же тогда не берут? Ждут Нового го­да? Нет, это и не менты были.

К ним подошел Степаныч, озабоченно поти­рая подбородок. Он долго и внимательно раз­глядывал лицо человека в мешке.

- Не нравится мне этот парень, ох, не нра­вится! Хорошего человека на свалку просто так не выбросят.

Витек осклабился.

- Так себя же, поди, плохим. Не считаешь?

А ты ведь тоже тут, на свалке оказался.

- у меня на то причины были, - хмуро воз­разил Степаныч.

- Так и у него они наверняка имеются, ­гнул свое Витек и поправился. - То есть име­лись. При жизни.

Федя присел над мешком и потянул носом воздух.. Он предполагал унюхать трупный за­пах, но в ноздри бил только бензин.

- Хама хомини люпус эст! - произнес Федя торжественно, подняв указательный палец.

- Чего? - раздраженно обернулся к нему Витек.

- Латынь это: человек человеку волк.

- Товарищ и брат, - еще более раздраженно закончил Витек - Чем пургу гнать, давай луч-. Ше думать, что с этим трупаком делать будем?

- А может, он еще живой? Может, его водой полить? - предложил Федя.

Витек хлопнул себя по бедру.

- Ну, ты даешь? А водкой полить его не хо­чешь? Водка у Степаныча в багажнике имеет­ся, а вот где ты воду возьмешь? На речку сбега­ешь? Ну давай, дуй!

Степаныч глубокомысленно потер лысину. - На него поссать надо. Моча - это элексир жизни. Я в одной научной книге читал...

- Не делайте этого, мужики, - еле слышно прохрипел человек в мешке. - Я еще не по­мер... Потом сколько угодно...

- Живой, гадом буду! Шутит! - обрадовал­ся Витек. - Потащили его.в тачку. К доктору отвезем.

И он принялся - с минимальным успехом ­вытаскивать незнакомца из мешка. Федя помо­гал ему, но при этом рассматривал свою наход­ку со скептической улыбкой.

- А мне кажется, я его морду где-то видел, ­сказал он наконец. - Не то в кино, не то на сце­не. Он на артиста похож.

Витек отвесил ему легкий подзатыльник.

- Чего ты гонишь? Много ты в театр ходил?

Сам ты артист-говночист.

Федя начал было вспоминать, что в свое время он из партеров-бельэтажей не вылезал, и что с ним видные критики советовались, как с театральным человеком, но Витек уже схватил пациента за плечи и кивком велел Феде сдер­нуть с "его черный мешок.·И только теперь они заметили, что тот ранен.

- Ух ты, блин, кровищи-то натекло! - заме­тил Витек. - Не зря, видно, эти из «мерседеса». Следы прятали.

Он подхватил мешок и бросил в тлеющий мусор. Пламя охватило его, раздалось шипе­ние - это испарялась несвернувшаяся кровь...

— Черепушку бы туда еще подбросить, — мечтательно проговорил Федя. — Как улику. А куда голову Пельменя дели?

— Я бы твою голову подбросил, если бы она у тебя была, — огрызнулся Витек. — Садись, поехали.

Они занесли раненого на заднее сиденье, Федя сел с ним рядом, а Витек занял место впереди, рядом со Степанычем. Машина ука­тила.

На земле, не замеченные друзьями, остались лежать связки предвыборных плакатов, выбро­шенные на свалку за ненадобностью. На одних улыбающийся Александр Белов предлагал из­бирателям отдать голос именно за него. На других, с надписью «Криминал рвется к влас­ти», он же целился в электорат из пистолета... Чуть поодаль валялись плакаты его соперника, кандидата в депутаты Владимира Каверина...

II

В советские времена Степаныч — персональ­ный пенсионер Арсений Степанович Власов — руководил небольшим заводиком по производ­ству пластмассовых игрушек. В отличие от ос­тальных обитателей свалки, у Степаныча оста­лась московская прописка. На пенсию его выгна­ли в разгар перестройки, чтобы освободить место для прогрессивного заместителя. К слову сказать, заместитель свой завод быстро обанкро­тил и положил в карман кругленькую сумму.

Не утративший энергии Степаныч тем вре­менем пустился в экономические авантюры. В результате очередного неудачного капитало­вложения он потерял квартиру, но умудрился сохранить комнату в коммуналке и раритетную вазовскую «копейку» итальянской сборки. В поселке он был кем-то вроде неофициального старосты. Федя в шутку называл его иногда Бурмистром Власовым, но кличка не прижи­лась. Благодаря машине он мог возить на про­дажу в город просроченную колбасу и другие продукты, которые производители и продавцы вынуждены были вывозить на свалку. У Степаныча были постоянные оптовые покупатели.

Своим товарищам «травиться бракованной дрянью» Степаныч не разрешал и привозил им продукты, купленные на рынках и в магазинах. Правда, очень часто привезенные им продукты ничем не отличались от тех, что он перед этим вывез со свалки. Будучи человеком с пропис­кой и деньгами, он мог и милицию вызвать. Местный участковый не то чтобы был у него на содержании, но некоторую ежемесячную до­бавку к мизерному жалованию получал.

Степаныч был строг, но справедлив, и под­держивал в поселке видимость порядка. С ним считались. Пьяным за руль он никогда не са­дился. За это его так же уважали все, кроме Витька. Тот не признавал никаких авторите­тов, обзывал Степаныча номенклатурщиком и бюрократом. Бывший директор терпел, потому что Витек напоминал ему погибшего в Афгани­стане сына...

«Копейка» проехала с километр и останови­лась у грубо сколоченных сараев и бытовок возле заброшенной стройки. С лучших времен неплохо сохранились фундаменты и несколько метров кладки над ними. Захватившие бытов­ки бомжи и нелегалы с юмором окрестили свой поселок Карфагеном.

Пока Степаныч ставил машину в гараж, Фе­дя с Витьком затащили раненого в самый боль­шой из домов поселка. Здесь жил и практико­вал местный эскулап — Доктор Ватсон. Сейчас его не было на месте. Друзья положили ношу на топчан и в растерянности переглянулись....

— Побудь с ним, я доктора поищу! — крик­нул Федя Витьку, выбегая на улицу.

Витек осмотрел комнату. В ней размещался импровизированный медпункт. Он не часто бывал здесь. Большую часть помещения зани­мал солидный стол, знававший и лучшие вре­мена. Когда-то вокруг него, должно быть, соби­ралось большое семейство. Теперь же он стоял, как оскверненный памятник былого благопо­лучия, залитый портвейном, изрезанный ножа­ми, покрытый неприличными надписями. В уг­лу, рядом металлическим шкафом, белела газо­вая плита, подключенная к большому красному баллону.

Витек тщательно исследовал все потайные места, где Доктор мог прятать спирт. Ибо ка­кой же доктор без спирта, это понятия неразде­лимые, как сиамские близнецы...

В стеклянном медицинском шкафчике он обнаружил пачку безопасных лезвий для бри-

тья. Ими Доктор Ватсон вскрывал нарывы и делал прочие несложные хирургические опера­ции. Здесь же лежали длинные узкие плоско­губцы, которыми Доктор, за неимением лучше­го, удалял в случае необходимости больные зу­бы. Верхние полки шкафа были завалены просроченными таблетками, нижние — ис­пользованными шприцами.

Наконец Витек пришел к неутешительному выводу. Спирт и другие виды кайфа могли на­ходиться только в тяжелом, толстостенном не­сгораемом шкафу. Его приволокли со свалки специально для Доктора. Витек подергал ручку импровизированного сейфа, но она не подда­лась. Тогда он попробовал качнуть массивный шкаф плечом. С тем же результатом, то есть, с нулевым. «Без фомки или лома не обойтись», — подумал Витек, но перейти ко второй фазе ис­следований не успел: на улице послышались то­ропливые шаги и голоса Феди и Доктора.

Он отскочил от сейфа и метнулся к противо­положной стене, обклеенной вместо обоев пла­катами вперемежку с вырезками из журналов. И в центре этого коллажа Витек с удивлением узрел лицо их раненого. Того самого, что сей­час лежал на топчане без сознания...

Федя чуть ли не силой загнал Доктора в его апартаменты. Тот шел явно неохотно.

— Ну и что? Ну, подстреленный. А что я с ним буду делать? — вяло отбивался он от Феди. — Какого хрена вы вообще его сюда притащили?

Это пренебрежение к человеческой жизни страшно возмутило Витька.

— А что, значит, пусть доходит? — крикнул он, — Давай, Док, напрягись... Ты Гиппократ или кто?.. Человека спасать надо!

Доктор, похожий на Розенбаума усатый дылда с голым, как Голгофа, черепом, бро­сил на раненого быстрый взгляд. Заслонив собой сейф, он достал из кармана ключи и открыл его. На свет божий были извлечены лоток для кипячения инструмента, какие-то скальпели, шприцы и хитрые зажимы. Лоток Доктор наполнил минералкой из пластико­вой бутыли и тут же поставил его на газо­вую горелку.

— Ну хорошо, — сказал он раздраженно. — Я посмотрю, что тут можно сделать. А сейчас марш отсюда оба.

И он бесцеремонно вытолкал обоих спасате­лей из «операционной».

Они присели на крыльце, закурили. Через некоторое время к ним подошел Степаныч.

— Ну, как там наш больной? — спросил он. — Не загнулся еще?

Витек начертил в воздухе беломориной не­понятную загогулину:

— А, этот Ватсон, кишка клистирная, мудрит чего-то.

Витек знаками пригласил друзей нагнуться к нему поближе.

— Знаете, кого мы привезли?

— Гусь-Березовского? — сострил в меру сил Степаныч.

Витек интригующе прищурился.

— Канай сюда! — махнул он рукой прияте­лям.

Под его руководством они забрались на бетонный блок фундамента у окна мед­пункта.

— Гляди, кто на стенке висит! Степаныч и Федя прильнули к окну. Прямо

на них со стены смотрел депутат государствен­ной Думы Александр Белов.

— Гадом буду, это ж он! — Федя указал паль­цем на стену.

Степаныч почесал затылок.

— Ох, мать вашу! Чую, погибель мы на свою голову накликали. Депутатов просто так не от­стреливают и в мешках на помойку не выбра­сывают.

— Так что же его, обратно везти? — озада­ченно спросил Витек.

— Гляньте, что Ватсон творит! — восклик­нул Федя.

Доктор вскипятил шприц, набрал в не­го лекарство и ввел его себе в вену. Когда тройка спасателей ворвалась в его кабинет, Доктор встретил их живым задорным взгля­дом.

— Ну-с, — сказал он, потирая руки, — теперь полный порядок. Можно и поработать. Так где тут у нас больной? Давайте его быстренько на стол.

И снял с огня лоток с инструментами...

III

Генерал-лейтенант Хохлов с задумчивым ви­дом стоял перед огромной картой Чечни и при­легающих районов, занимавшей половину сте­ны его большого кабинета. Мятежная республи­ка представлялась ему ключ-камнем, на котором, собственно, и держатся арки и своды. Выбей его, и все рухнет к чертовой бабушке. Вот ведь не повезло России с беспокойным соседом!

Впрочем, и соседу с нами тоже, и даже в большей степени. Достаточно вспомнить опе­рацию «Чечевица», начавшуюся, по иронии ис­тории, 23 февраля 1944 года, в День Красной армии. Тогда под предлогом учений более ста тысяч штыков войск НКВД были введены в непокорную республику. Почти мгновенная высылка за тридевять земель полумиллионного народа, «зараженного антисоветскими настро­ениями» — это подвиг, достойный самого сата­ны. А ведь активных «моджахедов Гитлера» на тот момент было всего четыре-пять тысяч че­ловек. До боли знакомая цифра!

Вот и сейчас боевиков загнали в горы, но их силы еще не сломлены. Нужно ждать ответных действий.

От размышлений его оторвал зуммер селек­торного вызова, вслед за которым раздался го­лос секретарши:

— Андрей Анатольевич, к вам полковник Введенский. Вы его примете?

— Пусть войдет, — ответил генерал и вер­нулся в свое кресло за огромным, как военный

полигон, прямоугольным столом, стоявшим напротив входа в кабинет.

На пороге появился как всегда серьезный и сосредоточенный Введенский с пухлой папкой руках.

— Разрешите? — спросил он с отстраненной вежливостью.

— Присаживайтесь, Игорь Леонидович, — пригласил генерал, указывая на один из стуль­ев, стоявших около его стола, — Я бы хотел по­слушать ваши соображения по делу Каверина. Официальное следствие ведь забуксовало, не так ли?

— Так точно. И не просто забуксовало, оно безнадежно увязло... — констатировал Введен­ский без тени разочарования в голосе.

Он положил папку на полированную поверхность стола, открыл ее и сел, спокойно гля­дя начальнику в глаза. Генерал насупил широ­кие, как у Брежнева, брови.

— Я что-то не понимаю, Игорь Леонидович, вашего настроения. Вы, похоже, рады гибели на­шего ценного и весьма перспективного агента?

Введенский так хорошо изучил характер своего начальника, что весь ход предстоящей беседы просчитал заранее, и теперь внутренне усмехнулся, поздравив себя с угаданным нача­лом партии.

— Не рад, но оцениваю сложившуюся ситуа­цию как наиболее оптимальную. Хуже могло быть, лучше — вряд ли.

Теперь генерал посмотрел на Введенского не столько хмуро, сколько заинтересованно.

— Поясните вашу точку зрения и, пожалуй­ста, с максимальной полнотой.

Полковник Введенский знал, что больше всего генерал ценит в сотрудниках компетент­ность, самостоятельность в суждениях и точ­ность. Никаких «по-моему» или «если я не ошибаюсь». Только четкие выводы, основан­ные на достоверной, проверенной информа­ции. Он начал с главного.

— На деле Каверин не был ни ценным, ни перспективным сотрудником. Он умело ими­тировал деятельность, это правда, но во всем преследовал личные, корыстные цели. Более того, на момент своей гибели он даже представ­лял для нас опасность. Выборы он проиграл, и тем самым исчерпал свою ценность как потен­циальный агент влияния. При этом он попы­тался свести счеты с Беловым самым неприем­лемым способом. Бойня, которую он устроил, получила большой резонанс. Если бы кто-то узнал, что он наш агент, у нас были бы серьез­ные неприятности. В последнее время Каверин стал совершенно неуправляем.

— А Белов? — перебил его генерал. — Разве он управляем? Вы же лично запретили ему мстить Каверину. Но он проигнорировал ваше, а, следовательно, и наше предупреждение.

Введенский замялся. Ему не хотелось объ­яснять генералу, что, передавая Белову приказ отказаться от мести Каверину, он уже тогда не верил, что тот его исполнит...

— Белов был не управляемым, а прогнозируе­мым человеком, — сказал Введенский ровным голосом. — Это, согласитесь, гораздо лучше. Про­гнозируемым человеком легко управлять. Ему только нужно создавать соответствующие усло­вия. Каверин переиграл себя самого, загнал себя в угол. А то, что он предпочел убить не Белова, а его друзей, говорит о психическом расстройстве. По­зер, актер погорелого театра. Кто знает, с каким зверем в его лице нам пришлось бы столкнуться в дальнейшем? Мне, например, было совершенно ясно, что Белов не простит ему этой бойни.

Генерал слушал Введенского со скептиче­ским видом, изредка постукивая по столу ту­пым концом красного карандаша.

— Так что же, может быть мы должны Бело­ва благодарить? — скептически усмехнулся Хохлов.

Введенский напомнил генералу, что Белов уже восемь лет состоит под наблюдением их организации. Семь лет, с девяностого года, на­ходится в разработке. Проанализировав исто­рию этих двух агентов, полковник сделал не­утешительный вывод: ими была совершена ошибка, ставить надо было на Белова, а не на Каверина. Не на того поставили, не на того. Те­перь, с высоты накопленного опыта ясно, что надо было двигать Белова.

Генерал посмотрел на полковника с непод­дельным интересом.

— Вы говорите бойня. Но ведь и бойню надо уметь организовать. Убийцу-то найти не удалось! Что у нас на него есть?

Это вопрос был Введенским специально глубоко проработан. Убийцей оказался водитель и охранник семьи Белова — Максим Ка­рельский. Каверин держал Карельского на крючке и использовал его как агента глубокого внедрения. Следует признать, что опером Ка­верин был, что называется, от бога. Максим Карельский был «законсервирован» им на не­сколько лет. Каверин проявил удивительную выдержку, не дергал своего агента по пустякам, благодаря чему Карельский добился неограни­ченного доверия со стороны Белова. Каверин мог использовать его с куда большей отдачей. Но его подвела животная ненависть к Белову. Победа соперника на выборах переполнила ча­шу терпения бывшего опера, и он отдал приказ своему агенту на уничтожение самых близких друзей своего врага. И, фактически, пригово­рил себя к смерти. Он убил не просто друзей Белова, а очень близких ему людей. И это не могло остаться без ответа.

Пока Введенский излагал эту достойную пе­ра Шекспира печальную повесть, генерал вре­мя от времени кивал головой, то ли одобряя компетентность своего подчиненного, то ли ловкость, с какой бывший опер сумел обмануть Белова и его команду. Выслушав подчиненно­го, генерал снял очки и протер их, хотя на них не было ни единой пылинки.

— Мы ведь были не единственными, кто предостерегал Белова от вендетты? — задумчи­во спросил он.

— Так точно, — согласился Введенский, — Белова просили воздержаться от ответных действий в адрес Каверина его коммерческие и политические партнеры. В частности господин Зорин. О том же его просили и криминальные авторитеты.

— Но он их послал на хрен? — с неожидан­ным озорством вставил генерал. — Так же как и нас?

— Послал, — без тени улыбки подтвердил Введенский. — Но принял меры предосторож­ности.

— О каких мерах предосторожности вы го­ворите? — не понял генерал. — Ведь он, его же­на и сын погибли.

Введенский позволил себе не согласиться с этим утверждением и объяснил, что по его мне­нию это далеко не так. Хотя это из области предположений, но, по его мнению, скорее все­го это была инсценировка...

Направлявшийся на похороны друзей Белов и его автомобиль были обстреляны на мосту из гранатомета. После аварии на дне реки под мостом была найден сильно покореженный взрывом и падением с большой высоты авто­мобиль «линкольн». Салон машины был пуст. И ни единого трупа: ни тела водителя, ни Бело­ва, ни его жены и ребенка найти не смогли. Са­мо по себе это еще ни о чем не говорит. Тече­ние, и все такое... Могло унести... В общем, со­гласно официальной версии, все они погибли...

Дата добавления: 2015-07-26