Часть 3. Белов отложил кипу документов и устало потер ладонями виски

ДЕФОЛТ

XXVII

Белов отложил кипу документов и устало потер ладонями виски. Новый проект Бригады — строительство нового высотного бизнес—центра — обещал грандиозные прибыли. Во всяком случае, это следовало из расчетов, приведённых в подробнейшем бизнес—плане, с которым он только что ознакомился. Последние сомнения остались в прошлом, теперь надо было договариваться с подрядчиками. Белов решил с этим не тянуть и пригласить их к себе уже завтра. Через неделю съемочная группа «Бессмертных» отправлялась в Североуральск, поэтому надо было закончить все дела по бизнес—центру до отъезда.

Он нажал клавишу селектора.

— Слушаю, Александр Николаевич, — тут же ответил ему ровный голос Людмилы.

— Людочка, пригласи ко мне назавтра, часов на десять, руководство «Мосбизнесстроя», «Гефеста» и СМУ 123, хорошо? Да, и пусть обязательно придет... — Белов осекся, потому что внезапно из селектора донесся сдавленный вскрик секретарши и, следом, грохот падающего стула.

— Люда! — встревоженно окликнул ее Саша. — Люда, что с тобой?!

Селектор молчал, Белов вскочил и, чертыхаясь, бросился в приемную. Он рванул на себя дверь и остолбенел.

Посреди прием ной, застыв подобием Роденовской скульптуры, стояли, слившись в жарком поцелуе, Люда и... Космос!

— Брат! — выдохнул Саша.

Ему, конечно, тоже хотелось обнять друга, но он сделал над собой усилие и остался на месте. Только когда Космос оторвался, наконец, от девушки, он рявкнул во весь голос:

— Ты, чудище Косматое! Откуда ты взялся?!

Космос повернулся и, раскинув в стороны руки, кинулся к нему.

— Саня, брат!

Белов тихо охнул — объятия Космоса были непривычно, прямо—таки по—медвежьи, крепки.

— Осторожно, чудила, — ребра мне переломаешь! — засмеялся он.

— Извини, брат... — улыбнулся Космос, выпуская Сашу из рук. — Ну как вы тут без меня?

Белов, улыбаясь, рассматривал друга.

Тот явно окреп, налился скрытой мужской силой, от него исходило спокойствие и уверенность в себе. Лицо его загорело и обветрилось, теперь Космос чем-то походил на моряка или геолога, вернувшегося из дальней экспедиции. Смотреть на него было невыразимо приятно.

«Неужели колдун помог?» — подумал Саша, а вслух ответил, посмеиваясь, на вопрос друга:

— Плохо, Кос! Бросили меня все.

Пчела на Гавайях кости греет, ты в деревенскую глушь забился; ну а Фил... Там все по—прежнему...

— А если серьезно? — наморщил лоб Космос. — Что нового?

— Ну, если серьезно... — Саша шагнул в сторону и церемонно указал на распахнутую 'дверь своего кабинета. —

Прошу....

Космос бросил быстрый взгляд на Люду. Та, утирая слезы радости, тут же кивнула: ну, конечно, мол, о чем речь?

В кабинете они сели друг напротив друга и закурили.

— Ну что, у Фила все по—прежнему, выпустив тугую струю дыма, Белов начал свой отчет. — Пластина в черепе прижилась хорошо, повязок у него больше нет, ну а в остальном. Врачи говорят — положительной динамики нет, надо ждать. Что касается дел, то тут все нормально. И старые схемы все работают, и кое—что новое затеваем. вот, собираемся строить высотный бизнес—центр на берегу Москвы—реки. Посмотришь потом проект — знаешь, какая красотища. Что еще? — Саша осторожно взглянул на друга и вздохнул. — Кино Филовское я все—таки снимаю. Вместе с Кордоном. Если все будет нормально, в ноябре—декабре премьеру устроим...

— Сань, — перебил его Космос. — Я вот что хотел тебе сказать... Знаешь, с этим Филовским кино ты прав. Кругом прав, на все сто! И с Кордоном — тоже! Пусть Фил сам решит — жить этой суке или нет... Так будет справедливо!

— Ну слава богу! — с облегчением выдохнул Саша. — А я боялся — ты опять орать начнешь...

Космос задумчиво покачал головой. — Нет, Сань, не начну... Я вообще там, на пасеке, многое про себя, да и про всех нас понял. Знаешь, в чем наша главная ошибка? Мы всегда думали, что мы — волки, а мы, Саня — хорьки!

— Почему — хорьки? — опешил Белов.

— А, долго объяснять! — отмахнулся Космос. Он пожевал губами и, исподлобья взглянув на Белова, твердо, даже, пожалуй, жестко отчеканил. — Короче, Саня, наркотой и оружием я больше заниматься не буду, и денег от них мне не надо. Вот так... Хочешь — пошли меня сразу на хрен, а хочешь — постарайся понять...

Белов встал и, опустив голову, прошелся по кабинету. То, что он услышал, требовало осмысления. Как следовало понимать слова друга — как начало полного развала Бригады или как первый шаг к их выздоровлению?.. Положа руку на сердце, Саша не знал ответа на этот вопрос. С одной стороны, демарш Космоса мог спровоцировать новый нешуточный конфликт — с тем же Пчелой, например. А с другой... С другой стороны, мотивы этого демарша ему, Саше Белову, были не только абсолютно понятны, но и весьма близки. Вот только позволить себе подобные заявления он не мог. Не имел права — по той простой причине, что уже давным—давно он был не просто Сашей Беловым, он был САШЕЙ БЕЛЫМ.

Он опустился на диван рядом с Космосом и положил ему на плечо руку..

— Эх, Кос, Кос... Знаешь, как я хотел бы сказать что-нибудь подобное... Послать все вот это к едрене фене и заявить: все, баста, я хочу быть чистым и выхожу из игры! Вот только поймут ли? Сколько людей на меня завязано! Какие деньги крутятся! Да разве ж мне дадут соскочить?

— Саня, если ты хочешь меня уговорить, предупреждаю сразу — это голяк! — упрямо буркнул Космос. — У меня было время все обдумать и решить. Теперь решай ты.

— Чего решать-то? — не понял Саша.

— Ну как?. — смутился Космос. —

Что со мной делать... Коленом под зад или...

— Ты охренел?! — вспыхнул Белов. — Какое колено?!.. Передашь свои контакты D Азии Шмидту и все! Что, блин, других дел что ли нет?!..

— Например?

— Да мало ли! — Белов в растерянности огляделся по сторонам и его взгляд наткнулся на бумажную кипу на столе—проект бизнес—центра. — Хоть вот это, например! Бери на себя бизнес—центр и строй себе на здоровье!

— Ты серьезно?

— А то! — радостно фыркнул Саша. — Завтра соберем совещание с подрядчиками, заодно и архитекторов пригласим.. Познакомишься там со всеми, вникнешь в суть — И вперед! Дело-то какое, а, Кос?! Ну что, хоккей?

— Хоккей! — Космос рассмеялся и звонко шлепнул по протянутой Беловым руке.

Белов вскочил и распахнул дверь в приемную.

— Люда! Значит, назавтра – «Mocбизнесстрой», «Гефесть», СМУ —123 и этих... как их... а, архитекторов! — выпалил ОН. — Да, и вот еще что! Скажи там им, что руководить всем проектом будет Космос Юрьевич Холмогоров! Поняла?

— Поняла! — просияла девушка.

— ВОТ и умница! А потом чаю нам, кофе, коньяку, посади вместо себя кого—нибудь — и к нам! Запремся ото всех, Кос будет рассказывать, как в деревне пчел доил!

XXVIII

В середине августа часть съемочной группы выехала в Североуральск. Им предстояло подготовить натуру — тот самый завод, что в свое время нашел Фил. Остальные киношники должны были отправляться на Урал в конце месяца — с ними планировал уехать и Белов.

Эта задержка оказалась весьма кстати. Саша мог спокойно, без спешки передать все дела по строительству бизнес—центра Космосу. А заодно и приглядеться, как новоиспеченный руководитель проекта будет брать в свои руки бразды правления. Все—таки кое—какие сомнения в правильности своего выбора у Белова оставались. Как ни крути, а последние два—три года Космос никаких серьезных дел самостоятельно не вел, все, что ему доверяли — это контроль за отправкой наркотиков из Таджикистана. Впрочем, этот процесс был настолько давно и хорошо отлажен, что никакого особого контроля за собой не требовал.

Все первые совещания и переговоры по строительству бизнес—центра проводились в присутствии Белова. Сам он в разговоры практически не вступал, но. внимательно следил за всем, что делал и что говорил Космос. А говорил он, кстати, против обыкновения немного — больше слушал, мотал на ус, делая массу пометок в специально заведенном для этого дела блокноте.

Обычно; отпустив гостей, Космос с Беловым оставались еще на какое-то время чтобы обсудить услышанное и прикинуть свои дальнейшие действия. И с каждым таким разговором Саша все больше убеждался — он не ошибся в своем выборе. Космос вникал в суть дела плотно и конкретно, проект изучил досконально, и абсолютно все, что он предлагал, было взвешенным, толковым и дельным.

«Чудеса! — думал порой, слушая его, Белов. — Похоже, этот пасечник не только отвадил его от кокса, но и мозги вправил!

Вскоре вернулся с отдыха Пчела — загорелый, веселый и шебутной. Он то—же был искренне рад встрече с Космосом и тоже отметил очевидные перемены, про изошедшие с другом.

— Саня, ты заметил что с Косом случилось? — спросил o~ Белова после первого серьезного разговора с Космосом насчет финансирования строительства.

— А что такое?

— Ну просто другим человеком стал!

Морда стала как у ковбоя, лапа вся в мозолях, твердая, как сковородка. Терминатор, блин!' Мало этого — он, черт Косматый, наконец-то соображать на—чал! Знаешь, как он меня в оборот взял?! Я и охнуть не успел, а он мне — бац! — план поэтапного финансирования на восемь месяцев вперед! Я спрашиваю — Кос, откуда у тебя это? А он глазки потупил — ну прямо Золушка на балу! — сам, говорит, составил. Сань, я этот план посмотрел — толковый план!

От былых конфликтов между друзьями не осталось, казалось, и следа. Взаимопонимание было полным —.и в работе, и в жизни. Так что Белов мог отправляться в Североуральск со спокойным сердцем.

Он заказал билет на самолет до Екатеринбурга и теплым августовским утром отправился в аэропорт. Звонок Пчелы раздался, когда Саша проходил регистрацию на рейс.

— Саня, беда! — голос друга звучал так, словно он задохнулся от быстрого бега — Рубль рухнул.

— Как рухнул? — не понял Белов.

— Так! Торги на бирже остановлены, курс не определен, все валютные операции сворачиваются... Короче, труба полная! Давай бросай все и лети сюда — будем думать, что делать.

Слушая донельзя встревоженного Пчелу, Белов уже пробирался к выходу из здания аэропорта.

— Уже еду! — бросил он в трубку и отключил телефон.

. Вся следующая неделя прошла под знаком неведомого прежде, пугающего слова «дефолт». Это слово довлело надо всем деловым миром, не сходило с уст, повергая слабых в гибельный ступор и заставляя сильных крутиться с утроенной энергией.

Кипела работа и в Бригаде. Первым делом надо было заморозить все операции с валютой — в условиях, когда никто не знал реального курса рубля, любые операции с «зелеными» могли обернуться серьезными убытками.

Другой головной болью стали им—портные товары по линии Фонда, уже проплаченные долларами. Понятно, что реализовывать их по прежним рублевым ценам было нельзя, но и новых цен никто пока назвать не мог. Отпуск таких товаров приостановили, а тем временем на склады Фонда продолжали приходить все новые грузы. Возникла острейшая проблема складских помещений. Взмыленные Космос с Пчелой целыми днями носились по Москве и пригородам. пытаясь пристроить нескончаемые фуры с импортными сигаретами и алкоголем.

И все—таки самых страшных, самых непоправимых последствий кризиса им избежать удалось. Когда премьер—министр, которого в стране все поголовно звали «Киндер—сюрпризом», объявил, что государство отказывается от своих обязательств по ГКО, Пчела надрался в драбадан. В таком виде он приехал к Белову.

— Саня, кореш... Японский городовой... Как в воду смотрел.... — с пьяным восторгом нечленораздельно мычал Пчела и лез целоваться. — Дай я тебя... Спас банк, в натуре спас...

Банк «Бриг» и в самом деле вышел из урагана под названием «Дефолт» можно сказать целехоньким. Он оказался едва ли не единственным коммерческим банком в Москве, в активах которого не оказалось ни единой облигации ГКО. Это обстоятельство вознесло «Бриг» к вершинам рейтинга надежности, а имя Виктора Пчелкина стало в кругах банкиров почти таким же известным, как среди футболистов — имя Пеле.

Пчела чувствовал себя королем. Ему так льстила обрушившаяся на него популярность, что он не про пускал ни одной тусовки, на которой засвечивались столичные финансисты. А наутро пересказывал друзьям слухи, сплетни и свежие, весьма специфичные, анекдоты:

— Пацаны, новую хохму слышали?

Один банкир звонит другому: «Брателла, ну как дела?» Ему отвечают: «Нормально...» А этот: «Извините, я не туда попал».

В сентябре ситуация более или менее стабилизировалась. Курс рубля продолжал снижаться, но это уже был не обвал, а мягкое планирование. В таких условиях уже можно было возобновлять и торговлю, и валютные операции. Коммерческая деятельность Бригады возобновилась почти в полном объеме.

Белову стало понятно — все самое страшное осталось позади, и он снова засобирался на Урал. Космос с Пчелой не возражали, Ольга — тоже, и в середине сентября Саша отправился в Североуральск.

XXIX

Урал встретил Белова бабьим летом — теплым, тихим и необычайно красивым. В аэропорту Екатеринбурга его ждали давние партнеры по бизнесу — братья Боричевы. Для дорогого гостя была приготовлена целая программа, включавшая охоту, рыбалку, русскую баню и прочие нехитрые утехи. Но Саша от всего этого отказался, сославшись на острую нехватку времени, и попросил немедленно ОТ—править его в Североуральск.

— Александр Николаевич, как же так? — обиженно бубнили долговязые, чем-то похожие на Космоса, братья. — В кои-то веки выбрались к нам, и сразу уезжать?!

— Не могу, пацаны, — оправдывался Белов. — Ну честное слово — времени нет совсем!

Отчасти это было правдой. Съемки в Североуральске шли полным ходом и, по прикидкам Белова, должны были вот—вот закончиться. Ему хотелось застать хотя бы самый конец. Так что времени на «культурную программу» братьев у Саши действительно не было.

Разочарованным хозяевам пришлось уступить. Белову дали «бумер» с шофером и охранником и тут же, в аэропорту, проводили гостя в неблизкую дорогу на север области.

Трасса на Севереуральск пролегала большей частью среди лесов, и поначалу Белов с удовольствием любовался пейзажами за окном. Осень уже успела раскрасить уральские леса самыми разными красками, и в свете яркого солнечного дня они представляли собой великолепное, завораживающее зрелище.

Потом Саша утомился и как-то незаметно задремал. Он проснулся уже в Севереуральске. К тому времени уже совсем стемнело, поэтому сколько ни вглядывался Белов в безлюдные и темные улицы города, ни одного знакомого дома он не заметил.

«Что Ж у них ни одного фонаря-то нет! — не без досады думал Белов. — Ну ни хрена не видать! А, ладно, завтра все рассмотрю...

Машина остановилась у единственной в городе гостиницы, практически целиком занятой съемочной группой. По ее ступенькам навстречу Белову уже спешил маленький лысый человечек — администратор киногруппы.

— Александр Николаевич, дорогой! — восторженно верещал он. — Ну наконец-то! А мы тут все уже заждались, обещались ведь еще в августе быть — и не едете никак!

— Где Кордон? — Саша бесцеремонно оборвал поток его неискренней радости.

— Андрей Андреевич отдыхает уже.

Утомился, знаете ли... Прикажете разбудить?...

— Не надо, пусть спит, — небрежно махнул рукой Белов. — Куда мне?

Администратор засеменил вперед, показывая дорогу к номеру Белова. А Саша шагал следом и думал о том, что Кордон, похоже, окончательно зарвался. Белов звонил ему из машины, поэтому продюсер знал точное время его приезда. И тем не менее дожидаться его Кордон не стал. Тут было о чем подумать.

Вообще, после истории с освобождением из «обезьянника» отношения Саши с Кордоном довольно резко изменились. Отныне ни о каком панибратстве со стороны продюсера не было и речи. Наоборот, теперь он старался держаться от Белова подальше. В принципе, такой поворот Сашу вполне устраивал, и о причинах этих перемен он предпочитал не задумываться. Главное — Кордон больше не капризничал, работал как полагается, а все остальное Белову было по барабану.

Иногда, правда, его посещали сомнения — а не пронюхал ли часом продюсер об истинной роли Саши во всей этой истории. Например, он вполне мог разузнать в прокуратуре, что никакого дела на него нет. Не то чтобы у Белова были какие-то конкретные подозрения на этот счет — просто ничего другого в голову не приходило.

~A, плевать! — вяло думал он тогда. — Даже если и догадался — что он теперь сделает? До конца съемок осталось всего ничего, а уж после премьеры...

XXX

Утром Белов отправился на завод.. превратившийся на время в съемочную площадку. То, что ему пришлось там увидеть, и впрямь больше походило на какие-то фантастические декорации, чем на нормальный металлургический завод.

Повсюду была полная разруха — выбитые стекла, облупившиеся стены, горы мусора,' ржавых железяк, бетонной крошки и кирпичного боя...

«Как же так? — растерянно думал Белов, озираясь по сторонам. — Я же помню этот завод — вполне приличный заводик был, полгорода на нем работало. Это ж надо — как Мамай прошел!...»

Съемочная группа расположилась в плавильном цеху, здесь по замыслу сценаристов должны были развернуться ключевые события фильма. На современном заводе, среди огнедышащих печей и рек расплавленного металла, средневековые рыцари устраивали свои последние разборки. Здесь же должна была состояться и финальная, самая многолюдная сцена картины — апофеоз торжества справедливости, окончательная и бесповоротная победа добра над злом.

Вслед за суетливым администратором Саша вошел в цех, и первым человеком, которого он там увидел, был Киншаков — в рыцарских доспехах и с огромным двуручным мечом в руках.

— Сань! — окликнул Белов приятеля. — Здорово!..

— Здорово! — откликнулся тот. — Приехал? Молодец! А я уж думал, что из—за этого дефолта...

Его перебил пронзительный, как автосигнализация, крик ассистентки режиссера:

— Александр Иванович! Ну сколько можно звать?! Идите переодеваться, только вас все ждут!

Киншаков хлопнул Сашу по плечу закованной в сверкающий металл ладонью:

— Извини, дела...

Каскадер ушел, Белов двинулся дальше, но не успел он сделать и десятка шагов, как к нему подскочил Кордон:

— С приездом, Саш! Проходи, устраивайся... Там, возле камеры, кресло тебе поставили, — он махнул рукой куда-то направо и, нацепив на себя озабоченную мину, пробормотал: — Ну где же эти механики, черт бы их побрал...

Продюсер, уже не обращая ни малейшего внимания на Белова, высматривал.кого-то поверх его головы. Вдруг он увидел кого-то и, мгновенно сорвавшись с места, исчез. Саша, недоуменно качнув головой, отправился в противоположную сторону.

В цеху царила невообразимая суета.

Готовились к съемкам финальной сцены, в которой помимо трех десятков актеров должны были сыграть свою роль давно потухшие плавильные печи и прочее заводское оборудование. Печи должны были изрыгать пламя, возле них суетились пиротехники, начинявшие их своими адскими смесями. Костюмеры и гримеры хлопотали вокруг артистов, облаченных в роскошные на—ряды средневековья. В глазах рябило от обилия сверкающих доспехов, парчовых платьев, ярких плащей и пышных плюмажей.

Саша без труда нашел свое кресло и сел в сторонке от беспрерывно снующих туда—сюда киношников и приготовился ждать. По собственному опыту о» уже знал — львиная часть времени на съемках уходит на подготовку. Порой для того чтобы отснять не самый сложный трехминутный эпизод нужно было готовить его чуть ли не сутки, и главная проблема чаще всего заключалась в какой—нибудь досадной мелочи.

Подобная ситуация, как вскоре понял Саша, сложилась и сейчас. К съемкам было готово все, кроме одной детали. По замыслу режиссера встреча двух противоборствующих сил проходила на фоне огнедышащих печей. Но этого ему показалось мало. Режиссер хотел, чтоб над актерами во время действия проплывал, разбрасывая водопады искр, ковш с якобы жидким металлом. Ковш был на месте, пиротехники уже начинили его всем необходимым, вот только двигаться он не желал. От многолетнего бездействия в его механизмах что-то заело, в результате чего несчастный ковш только дергался, как паралитик, и ни с места.

Наверху, под крышей цеха, уже копошились механики и электрики, пытаясь оживить механизмы ковша, но пока толку от их суетни было немного.

— «Это надолго...» — решил Белов и вышел из цеха.

Около часа он бродил по заводской территории, не уставая удивляться тому, что огромный завод, производивший тысячи тонн металла и дававший сотням людей работу, оказался просто выброшен на свалку, как прохудившаяся кастрюля.

«Интересно, — невольно прикидывал Саша, — сколько надо вложить в эту махину, чтобы ее снова запустить? И будет ли от этого толк...»

Когда он вернулся в цех, механизм ковша был уже реанимирован. Заводской инженер показывал ассистенту Кордона как управлять его движением. Рядом с кислой физиономией стоял сам продюсер.

— Эта кнопка — вперед, эта — назад, а красная — стоп... — тыкал он в кнопки массивного пульта на длинном гофрированном шланге. Ковш, подчиняясь командам, с надрывным гудением елозил по стальному рельсу под потолком цеха. — Смотри только дальше третьей печи не заезжай! — предупредил инженер. — Там крепления сгнили совсем, могут не выдержать...

Саша прошел мимо них и сел в свое кресло. Осветители уже включили свои прожектора, оператор склонился к камере, актеры замерли на исходных позициях, пиротехники посматривали на режиссера, готовые в любую секунду запустить свои фейерверки. Все было готово, с минуту на минуту должна была начаться съемка.

— Внимание! — прогремел усиленный мегафоном голос режиссера. — Всем приготовиться к съемке! Пиротехники, начали!

В плавильных печах вспыхнул огонь и валом повалил рыжий дым, из ковша посыпались искры.

— Камера! — рявкнул режиссер. — Актеры, начали!!!

Две группы актеров двинулись навстречу друг другу.

— Пошел ковш!

И ковш, разбрасывая искры, действительно, поплыл над цехом.

Актеры встретились и о чем-то жарко заспорили. Со своего места Саша не мог разобрать, в чем там было дело. Впрочем, это было не важно — рядом с актерами работали еще две камеры. Минута — и рыцари вытащили из ножен мечи, дамы бросились в стороны. Там, похоже, назревала конкретная рубка.

Ковш тем временем достиг противоположной стены, остановился на мгновение и не спеша двинулся обратно.

А посредине цеха уже мелькали мечи. Рыцари, разбившись на пары, осыпали друг друга градом ударов. Среди двух десятков дерущихся сноровкой и статью выделялся Саша Киншаков, его соперникам явно приходилось не сладко. Несколько рыцарей уже пали, та группа, заводилой в которой был Киншаков, одерживала верх. Противники пятились, теряя все новых и новых бойцов.

в это время над ними проплыл ковш, осыпав тысячью искр все еще сражающихся и неподвижные тела «убитых». Миновав место боя, ковш продолжил движение. Теперь он полз прямо на Белова, который сидел в одиночестве, чуть в стороне от остальной группы, столпившейся возле камеры и режиссера.

Вот ковш миновал третью печь, о которой предупреждал заводской инженер. Останавливаться он и не думал. Саша посмотрел налево — туда, где с пультом управления ковшом находился ассистент Кордона. Но того паренька на месте не было. Вместо него с черным пультом в руках стоял сам Кордон.

Ковш был уже метрах в десяти от Белова.

Он двигался теперь с надсадным, пронзительным скрежетом. Саша поднял глаза — рельс, по которому полз ковш, трясся словно в ознобе.

Саша уже отрыл рот, чтобы остановить Кордона, и в эту секунду он вдруг перехватил его короткий, быстрый взгляд, брошенный через плечо. Всего одно мгновение они смотрели друг другу в глаза, но этого мгновения Белову хватило с лихвой, чтобы понять все о намерениях Кордона.

Продюсер не собирался останавливать ковш. Наоборот, с мстительным нетерпением он ждал того 'момента, когда, ударившись о ступор на конце рельса, массивный ковш сорвет прогнивший крепеж и рухнет вниз — прямо на голову Белова!..

Бежать! — была его первая мысль.

Саша взглянул вверх — рельс ходил ходуном, а до удара о ступор ковшу оставалось не более трех метров! Но вместо того, чтоб сигануть с кресла, Белов лишь подался вперед и поджал под себя ноги, приготовившись к решительному рывку, как спринтер на стартовых колодках.

Он не спускал глаз с ковша. Еще полтора метра, еще метр, еще...

Удар! Страшный скрежет! Сверху, прямо в глаза, полетели ошметки ржавчины и известковая пыль. Рельс перекосило, но ковш — о, чудо! — все—таки удержался!

Кордон стоял к Саше спиной, он ждал удара ковша об пол, но удара все не было...

Белов медленно встал, смахнул со лба выступивший пот и шагнул к продюсеру.

— Что же ты, Андрюша, чужую технику ломаешь? Так и до беды недалеко... — угрюмо сказал он, хлопнув Кордона по сгорбленной спине. — Нехорошо, дружок, нехорошо...

Кордон не шевелился, он словно превратился в соляной столб. Саша вздохнул и направился к выходу из цеха. Больше ему здесь делать было нечего.

ХХХI

На следующий день доснимали последние крупные планы и прочую мелочевку. По всему выходило этот день — последний. На съемочную площадку потянулись все без исключения киношники, ведь после завершения съемок ожидалась традиционная грандиозная пьянка.

На брошенный завод не пошел только один человек — Белов. ОН сыт был кинематографом по горло. Вместо этого Саша отправился гулять по городу.

Он шел знакомыми улицами — и не узнавал их. Абсолютно на всем вокруг лежала печать запустения и упадка. Белова окружали стены домов с давно облупившейся краской, покосившиеся заборы, мусор и грязь, асфальт под его ногами был испещрен колдобинами, в которых стояла мутная вода.

А еще его удивило то, что на улицах было совсем мало людей, а те, что попадались Саше навстречу, все были мрачными и озабоченными. Молодежи не было видно совсем.

Рыночная площадь, где восемь лет назад Саша с приятелями шерстил «челноков», была пуста, если не считать трех скособочившихся, заколоченных ларьков. В единственной действующей палатке скучала одутловатая тетка, работы у нее, судя по всему, было немного. Она мазнула по Белову блеклым, равнодушным взглядом и исчезла в глубине своей будки.

Городской парк зарос настолько, что какой—нибудь чужак мог запросто принять его за обычный лес. О том, что кота-то здесь отдыхали люди, говорили только ржавые остовы качелей и каруселей. Саша прошел дальше — к танцплощадке, вокруг которой когда-то кипели жуткие страсти. Здесь местные пацаны клеили девчонок, дрались, устраивали разборки... Теперь сквозь прогнившие доски танцплощадки проросли кусты шиповника и тонкие прутики молодых березок...

Выйдя из парка, Белов отправился на поиски теткиного дома. Эта часть города была застроена частными деревянными домами. Когда-то Саше нравилось бродить среди этих домиков. Каждый из них чем-то отличался от остальных — яркими ли наличниками, необычным флюгером или затейливыми резными подзорами. Теперь все они были похожи друг на друга, как бомжи—близнецы, — одинаково почерневшие, покосившиеся. неухоженные. Многие дома были и вовсе брошены хозяевами — окна на них были заколочены или выбиты, а участки порой позарастали так, что и сами дома разглядеть было непросто.

Из—за этого унылого однообразия Белов не сразу нашел нужную улицу, Теткин дом тоже оказался брошенным. Эта избушка, и в прежние-то времена выглядевшая весьма скромно, теперь и вовсе, казалось, вросла в землю, окна были выбиты, не было даже рам. Шиферная крыша зияла огромными дырами. Довершали эту печальную картину заросший палисадник и завалившийся забор.

«Надо бы узнать, что с теткой...» — вяло подумал Белов.

Он направился к соседнему дому и вдруг остановился. Прямо у калитки соседей лежал смердящий. полуразложившийся собачий труп. К горлу подкатила тошнота. Саша отвернулся и торопливо пошел прочь.

Тетка умерла — это было ясно как день, а искать ее могилу на таком же заброшенном, как все в этом городе, кладбище Белову совсем не хотелось. Он шел по улице и в который уже раз задавал себе один и тот же вопрос — как могло случиться, что живой город всего-то за восемь лет превратился в город—призрак. в грязную свалку, в подобие кладбища.

Он миновал заколоченный Дом культуры, здание городской милиции, которое когда-то обходил за версту и вышел к автостанции. Здесь, по местным меркам, было многолюдно. Работало несколько ларьков, стояли бабульки с овощами, семечками и прочей ерундой, возле обшарпанной пивнушки кучковались местные алкаши.

Белов пересек площадь, направляясь к гостинице, и вдруг услыхал хриплый окрик

— Твою мать! Белый!

Саша обернулся — к нему от пивнухи, слегка пошатываясь, шагал какой-то скрюченный мужичонка, болезненно—худой, небритый и лохматый.

— Белый, кореш! — радостно повторил алкаш, подойдя вплотную.

Сашу обдал отвратительный смрад многодневного перегара. Он слегка попятился, уклоняясь от намеревавшегося облапить его мужичка и кисло улыбнулся:

— Я-то Белый, а вот ты кто?.

Пьяница по—бабьи всплеснул руками и заорал:

— Да ты что, Белый, старых корешей не при—знаешь, ешкин дух?!

— Ешкин дух» — эта словечко—паразит всегда вертелось на языке Ферзя, одного из ближайших помощников Боцмана...

«Не может быть! — растерянно думал Белов, вглядываясь в жалкого алкаша, радостно осклабившегося в гнилозубой улыбке. — Это—Ферзь?! — В то, что высокий красавец и балагур Ферзь, который был всего-то года на три старше Саши, превратился в этого сутулого, беззубого, с седоватой щетиной старика, поверить и в самом деле было трудно.

— Ферзь?. — наконец неуверенно произнес он.

— Точно, ешкин дух! Угадал! — восторженно выкрикнул тот и, подхватив Сашу под руку, чуть ли не волоком потащил его к пивной. — Ну пойдем, Белый, такую встречу грех не обмыть!

Ошарашенный Белов не успел и глазом моргнуть, как оказался в тесной, вонючей пивнушке.

— Давай бабки, Белый! — орал ему в ухо Ферзь. — Сейчас загудим! Давай бабки, ешкин дух!

Саша покорно достал бумажник, и на грязном столе мгновенно появились кружки с пивом, водка, ржавая селедка на бумажных тарелках...

— Ну, со свиданьицем, Белый! — Ферзь чокнулся с Сашей и разом заглотил полстакана водки. Запив это дело пивом, он снова потянулся к бутылке.

— Притормози—ка, Ферзь, — перехватил его руку Белов. — Не гони... Расскажи сперва, как пацаны, где сейчас Боцман...

Ферзь сунул в рот «беломоринуь, выпустил вверх струю едкого дыма и невесело усмехнулся:

— На том свете Боцман! Помер, ешкин дух, от туберкулеза на зоне. Еще два года назад...

— А остальные? Зяма, Бивень, Татарин, Горыныч?.

— Эх, Белый... — повесил голову Ферзь. — Никого, ешкин дух, не осталось! Кто срок схлопотал, кто пулю, кто перо, кто вообще сгинул неизвестно где... Один я остался, ешкин дух, один я...

Ферзь плеснул себе еще полстакана и выпил. Саша видел, что он, как и все хронические алкоголики, стремительно, прямо на глазах, пьянел.

— Ферзь, а что с городом стало? — спросил он. — Почему везде разруха-то такая жуткая?. — А тебе какое дело?! — закатив глаза, вдруг гневно прорычал тот. — Хрен ли тебе здесь надо?! Ты кто, вообще, такой, а?

Промычав еще что-то нечленораздельное, Ферзь уронил голову на стол и затих. Саша огляделся — столпившиеся вокруг стола алкаши с тоской, как голодные собаки, смотрели на оставшуюся выпивку. Он встал и вышел на улицу.

— A действительно, хрен ли мне здесь надо?. — вдруг подумал он. — Какого черта я сюда приперся!»

С кристальной ясностью Белов понял: все, что он делал последние полгода, — глупая, никому не нужная суета. Разве нужен сейчас Филу этот дурацкий фильм? Разве о нем болит его душа, блуждающая в неведомых далях между жизнью и смертью? Нет, конечно! Сто тысяч раз — нет! И если уж быть до конца честным, то надо признать: это его личная безумная гордыня и носорожье упрямство заставили Сашу снимать этот фильм наперекор всему, выбрасывая сотни тысяч на ветер и выкручивая руки подонку Кордону. А еще — непреходящее, мучительное чувство вины перед Филом. Ведь именно из—за него, Белова, Фил подался в криминал. Он привык верить другу во всем, поверил и в этом... И что в итоге? А в итоге он подорвался на бомбе, предназначенной для Белова. Гнетущая мысль о том, что Фил оказался в коме из—за него, грызла Сашу все время после взрыва на набережной, и скорее всего именно она стала толчком всей этой глупой, хлопотной и совершенно бесполезной истории с фильмом.

«И что же мне теперь делать...» — тоскливо думал Белов, подходя к гостинице.

На пустой стоянке сиротливо стоял «бумер», выделенный ему братьями Боричевыми, Решение созрело мгновенно. Саша подошел к шоферу, скучавшему у автомобиля, и хмуро приказал:

— Заводи свою колымагу, сейчас поедем... Через полчаса черный БМВ покинул Североуральск, увозя в своем салоне Белова, как казалось ему — навсегда.

В Екатеринбурге Саша снова попал в руки гостеприимных братьев, но на этот раз возражать против «культурной программы» он не стал.

Стараясь заглушить ноющую в груди тоску, он бросился в загул, как в омут. За неделю, проведенную в охотничьих угодьях Боричевых, Белов выпил, наверное, бочку спиртного самых разных сортов и видов.

Наконец, устав от пьянства и заполучив вместо душевного покоя одну только головную боль, он сел в самолет и полетел домой, в Москву.

ХХХII

Ольга восприняла возвращение мужа с тем же равнодушием, что и его отъезд. Несмотря на разрыв с Аней, отношения между Беловыми не улучшились ни на йоту. Почему — Саша не мог понять. Вроде бы никаких скандалов и ссор между ними не случалось, но тем не менее трещина, возникшая после памятной разборки в кабинете главврача, затягиваться никак не желала.

Временами Белову казалось, что виной этому была Олина бабка. Жена часто проведывала ее на старой даче, иногда жила там неделями, и каждый раз возвращалась оттуда в какой-то странной задумчивости. Словно старалась решить для себя что-то важное и никак не могла сделать окончательный выбор. Нечастые попытки Белова пробиться сквозь отчуждение жены кончались, как правило, ничем. Она легко уступала мужу, оставаясь, впрочем, при этом все такой же безучастной и, по большому счету, чужой.

Общение их сводилось лишь к незначительным разговорам за ужином, Саша уже забыл, когда Оля последний раз звонила ему на работу. Поэтому когда в его кабинете раздался звонок жены, Белов изрядно удивился.

— Саш, я только что от Кати, — явно взволнованно начала Ольга. — У нее крупные неприятности...

— Что случилось? — напрягся Саша.

— Помнишь, она говорила про частный роддом?

— Ну конечно.

— Так вот, они из—за дефолта крупно прогорели. В чем там конкретная причина — я не знаю, но... — голос жены дрогнул. — Саш, Катя продает квартиру!

— Как? Зачем? — растерялся Белов.

— За долги! Послушай, она просто не в себе, ревет белугой и... Ты бы съездил к ней, а?! — Уже еду! — бросил Саша в трубку, вставая из—за стола.

— Саша, она просила пока ничего тебе не говорить...

— Ладно, разберемся!

Он нажал кнопку звонка и прислушался. За дверью послышались торопливые шаги и голос тетки:

— Минуточку...

Говорила она явно в нос. «Так и есть — плачет...» — подумал Саша.

Вскоре щелкнул замок и дверь отворилась.

Увидев племянника, Катя растерянно охнула: — Саня... Как ты здесь...

Белов медленно встал, смахнул со лба выступивший пот и шагнул к продюсеру.

— Что же ты, Андрюша, чужую технику ломаешь? Так и до беды недалеко... — угрюмо сказал он, хлопнув Кордона по сгорбленной спине. — Нехорошо, дружок, нехорошо...

Кордон не шевелился, он словно превратился в соляной столб. Саша вздохнул и направился к выходу из цеха. Больше ему здесь делать было нечего.

— Так, понятно, и что же вы решили предпринять? — продолжил свои расспросы мрачный как туча Белов.

— Продать свои квартиры... — всхлипнула Катя.

— А жить ты где собиралась?

— Так Танина квартира пустует... — пролепетала тетка. — Бот я и подумала...

— Ах ты подумала?!.. — рявкнул во весь голос Белов, дав, наконец, волю душившему его гневу. — А ты не подумала, Катя, что у тебя есть племянник, у которого этих долларов — как грязи?

— Санечка, так я хотела тебе позвонить... — размазывая слезы, принялась оправдываться тетка.

— И что ж не позвонила?!

— Мне запретили, Саня... Сказали — мы и

так у тебя на крючке... А Седлецкий говорит: он бандит, он нас всех на счетчик поставит...

Катя уронила голову на руки и затряслась в рыданиях. Белов вскочил на ноги, его просто трясло от ярости, он, захлебываясь, орал:

— Как ты могла послушать этого идиота, Катя? Как ты могла? Ты — единственный родной человек, который у меня остался! Ты помнишь, как я рыдал у тебя на плече, когда мы хоронили маму? Ты помнишь это, Катя? Поверь, я могу подарить тебе этот роддом так же легко, как ты даришь мне галстук на день рожденья! Да и не в этом дело! Для чего вообще нужны деньги, если не помогать родному человеку? Для чего они мне тогда? Ты меня убила, Катя! Просто убила, понимаешь?

Вдруг раздался звонок в дверь. Красный как рак Белов, чертыхнувшись, бросился к двери. На пороге стояли двое рослых кавказцев — надменных и нагловатых.

— Ты квартиру продаешь, да? — не поздоровавшись, спросил один из них.

— Валите отсюда, ничего здесь не продается! — рявкнул взвинченный Белов и потянул на себя дверь.

Кавказец подставил ногу, не давая двери за—хлопнуться, и вытаращил глаза:

— Как не продается, а?! Ты что гонишь?

Я час назад с хозяйкой говорил! Сказала — приезжай, смотри, понравится — покупай' Я задаток привез, а ты говоришь — не продается! Ты вообще кто такой, а?

— Я сказал — валите! — Саша, потеряв терпение, что было сил вмазал кавказцу 'между глаз и захлопнул дверь.

В тот же миг на дверь обрушился град ударов. Кавказцы орали благим матом, охаживая дверь ногами. Несчастная дверь ходила ходуном и вряд ли долго выдержала бы такой напор. Белов достал телефон, ткнул кнопку и бросил в трубку:

— Четвертый этаж, живо!

Через минуту удары в дверь прекратились, послышался короткий шум борьбы и – следом – чьи-то жалобные стоны. Саша выглянул на площадку — оба кавказца лежали, уткнувшись носом в пол, над ними стояли двое из Беловской охраны.

— Куда их, Александр Николаевич? — спросил один ИЗ них.

— Пусть проваливают, — буркнул Саша. — Только сперва выбейте из их мозгов этот адрес, чтобы духу их здесь не было!

Он закрыл дверь и, опустив голову, прислонился к ней спиной. В комнате продолжала плакать Катя. Белов постоял так минуту—другую, потом прошел на кухню и, склонившись над раковиной, стал жадными глотками пить прямо из—под крана противную, пахнувшую хлором водопроводную воду. С каждым глотком ему становилось легче, наконец он выпрямился и вытерся льняным кухонным полотенцем.

Вспышка гнева прошла, осталась только щемящая жалость к плачущей в соседней комнате женщине. Саша набрал в стакан воды, закрыл кран и вернулся к тетке.

— Ладно, Катя, все, забыли... — он поставил перед ней стакан и мягко провел ладонью по ее вздрагивающему плечу. — Выпей вот и успокойся... И скажи мне, ради бога, кому и куда перечислять деньги...

XXXIII

После Севереуральска Белов с Кордоном не встречался. Да что там встречался — он даже ни разу не поговорил с ним по телефону! Теперь новости о картине ему регулярно докладывал лысый администратор — он звонил раз в неделю и давал Саше самый подробный отчет о состоянии дел. Белов выслушивал его довольно рассеянно — после вояжа в Североуральск его интерес к судьбе фильма упал почти до нуля. Пожалуй единственное, что заставляло его отвечать на звонки с киностудии, — это его извечная привычка непременно доводить начатое дело до конца.

Белов знал, что монтаж картины завершен, что полным ходом идет озвучание, и что премьеры, судя по всему, надо ждать во второй половине ноября.

А в начале месяца ему позвонил Киншаков. Он связался с ним прямо из Мосфильмовской студии, где озвучивал свою роль в «Бессмертных».

— Саша, у тебя есть время? — спросил он. — Надо бы встретиться, переговорить...

Увидеться с Киншаковым Саша был совсем не против. Никаких особых дел в этот день У него не было, к тому же Белову было немного неловко перед каскадером за свой стремительный отъезд из Северобайкальска.

— Давай, конечно! О чем речь? — немедленно согласился он. — Ты где сейчас?

— На Мосфильме. Я освобожусь примерно через час. Сможешь сюда подъехать?

— Без вопросов!

— Ну тогда — до встречи!

Они встретились возле одной из проходных киностудии, пожали друг другу руки и неторопливо пошли вдоль ограды, по ковру из опавшей листвы.

— Что, Сань, какие-то проблемы? — спросил Белов.

— Да нет, какие проблемы?. — пожал плечами Киншаков. — Бот «Бессмертных» заканчиваем, через пару недель — премьера в Доме кино... Ты пойдешь?

— А как же?! — удивился Саша. — Это же Фила картина! Да и я как-никак к ней руку приложил... Пойду обязательно!

Киншаков немного помолчал, словно раздумывая о чем-то, и, остановившись, взял Белова за локоть.

— Не ходи, Саш, не надо... — преодолевая неловкость, попросил он.

— Не понял — нахмурился Белов. — Это еще что за новости?!

— Понимаешь, Я сегодня просмотрел уже смонтированный фильм. Короче, Кордон выкинул из него все сцены с Валерой!

— Как — все?!.. Все до единой!

— Все... — вздохнул Киншаков.

— С—с—сука... — с яростью прошипел сквозь

зубы Белов. — Вот паскуда...

— Вот я и говорю — не ходи на премьеру, — повторил свою просьбу каскадер. — Еще не дай бог взорвешься, дров наломаешь, я ж тебя, черта, знаю...

— А где Кордон? Ты его видел? Что он говорит?

— Нет его нигде. Я сам его два дня искал, хотел сказать пару ласковых... — Киншаков беспомощно развел руками. — Нигде нету — ни дома, ни на даче, и мобила отключена...

— Из—под земли гада найду! — тряхнул головой Саша.

— Брось, не кипятись, — остановил его каскадер. — Тут ведь вот какая штука... Картина-то уже смонтирована и почти полностью озвучена. Она практически готова, понимаешь, и менять что-то уже поздно. К тому же и премьера уже назначена... Нет, Саш, ничего уже не поправить, поверь... Я, собственно, для того с тобой и встретился, чтобы ты глупостей не натворил!

Белов, опустив голову, тяжело молчал.

— Ну, Саш?. — ткнул его в плечо Киншаков.

— Ладно, пусть живет, гнида... — неохотно процедил, наконец, Белов.

Фу—у—у... Ну слава богу!.. — с облегчением вздохнул каскадер. — А ты знаешь, Саш, картина-то получил ась очень даже приличная! Думаю, Валера был бы доволен...

— Он — может быть, а я вот — нет... — угрюмо пробормотал себе под нос Саша.

Киншаков сделал вид, что последней его фразы не расслышал.

— Ну что, Саш, значит договорились — дров ломать не будешь?

— Я же сказал — пусть живет... — ответил Белов, пожимая протянутую руку.

Длинноволосый каскадер удовлетворенно кивнул и, хлопнув Сашу по плечу, пошел прочь.

— Пусть живет... пока... — прошептал Белов, задумчиво глядя ему вслед.

Киншаков сел в свой джип и укатил, а Саша остался. Ему надо было выждать, дать уйти своему гневу, чтобы, как выражался Киншаков, не наломать сгоряча дров. Ломать дрова Белов предпочитал на холодную голову.

Он поднял воротник пальто и, сунув руки в карманы, неторопливо пошел вдоль ограды киностудии.

То, что картина, на которую он угрохал полгода своей жизни и почти два миллиона долларов, вышла «очень даже приличной» его совершенно не грело. Он снимал ее не для себя, а для Фила. Впрочем, до грандиозных планов друга ему сейчас тоже, по сути, не было никакого дела. Это, опять—таки, была мечта Фила. А что было нужно ему, Саше Белову? К чему тянулась его душа?

Саша шагал, задумчиво глядя себе под ноги. Асфальт устилали ярко—красные кленовые листья, что-то навязчиво ему напоминая. Белов напрягся и вдруг понял: эти листья были похожи на кляксы крови. Когда он поднял размозженную голову Фила, с его рук капала кровь друга, оставляя на снегу точно такие же, только очень маленькие, кленовые листочки. Едва поняв это, он тут же понял и другое: единственное, чего он реально хочет, — это смерти Кордона! И это вовсе не было следствием недавней вспышки гнева, это было настоящее, выстраданное, заветное желание. То самое, к чему стремилась его душа!

Саша остановился, пораженный простой и страшной истиной — его душа жаждала смерти Кордона! Невольно вспомнилось пушкинское: «души прекрасные порывы». Он горько усмехнулся и покачал головой. Получалось, что даже душа его предпочитала жить по понятиям! Да и осталась ли она у него — душа?! Не потерял ли он ее навсегда в своей жестокой и суетной жизни?!

Ответов на эти вопросы у него не находилось, впрочем, решил через секунду Белов, они ему и не нужны. Все это блажь, минутная слабость. Все, хватит разводить нюни! Все стало как стало, и ничего уже не изменить, а значит...

Он достал трубку мобильника и набрал Шмидта.

— Шмидт, — произнес он ледяным голосом. — Пригласи ко мне на пять часов Пчелу и Космоса. Есть разговор.

XXXIV

Пчела наткнулся на Космоса в приемной Белова. Тот о чем -то мило шептался с Людой и, похоже, ничего вокруг не замечал. Извинившись перед девушкой, Пчела отвел Космоса в сторонку и обеспокоенно спросил:

— Кос, для чего нас Белый вызвал — не знаешь?

— Нет, а что? Пчела замялся.

— Да тут такое дело... Кредит у меня один завис, так может он из—за этого?

— Не гони, Пчелкин! — засмеялся Космос. Когда это Белый в твои банковские дела лез? — Ну да... — вынужден был согласиться Пчела и посмотрел на часы. — Ну что, идем?

Они вошли в кабинет Белова. Кроме него там уже сидел Шмидт, который тоже, похоже, не понимал для чего их собрали. Зато это знал задумчиво расхаживающий по кабинету Белов. Он хмуро кивнул в ответ на приветствие друзей и уселся в кресло за круглым столом. Пчела, Космос и Шмидт, недоуменно переглядываясь, последовали за ним. Саша, сцепив пальцы в нервный узел, сумрачно оглядел друзей и начал разговор:

Помните — полгода назад мы лаялись здесь из-за Кордона и фильма Фила? Я тогда настоял, что картину надо закончить, и сделать это должен сам Кордон. Так вот. Я сегодня узнал, что фильм уже готов. Но в нем нет ни одной сцены с Филом. Их выкинул оттуда Кордон. Он кинул нас, братва...

Никто из сидящих за столом не проронил ни слова. Белов подождал немного — нет, все трое молчали, словно воды в рот набрали. Саша вздохнул и продолжил:

— Я знаю, что вы сейчас думаете... Если бы Белый не затеял эту дурацкую канитель с фильмом, суку Кордона давно бы уже черви сожрали — так? Так... Что ж, вы правы — я слажал... Но вы же понимаете — я хотел только чтобы Фил... чтобы его мечта...

— Да ладно, Сань, — оборвал его мучения Космос. — Чего ты? Все и так понятно...

— Обычное дело: хотели как лучше, а вышло — как всегда! — поддакнул Пчела. — Что теперь-то делать будем? Мочить?

— Я считаю — да! — кивнул Белов и вопросительно взглянул на друзей. — А вы что скажете?

— Давно пора! — немедленно согласился Пчела. — Эта паскуда и так лишних полгода землю топчет, верно, Кос?

Космос откинулся в кресле и в явном затруднении пожевал губами:

— Не знаю, пацаны... Вообще-то я думал — пусть сам Фил решит, но... Раз он опять кинул — и нас, и Фила... Нет, пацаны, не знаю! Решайте без меня.

Пчела наградил Космоса безмерно удивленным взглядом, но промолчал. А Белов тем временем повернулся к Шмидту:

— А ты что скажешь?

Теперь удивились все — и Пчела, и Космос, и больше всех — сам Шмидт. Никогда прежде ему не доводилось еще участвовать в принятии решений Бригады. Он всегда был исполнителем — и только. То, что Белов поинтересовался его мнением, стало для него полнейшей неожиданностью.

— Я? — на всякий случай переспросил Шмидт.

— Ты, ты!.. — нетерпеливо кивнул Саша.

— Мочить однозначно! — безапелляционно выпалил Шмидт.

Белов хлопнул по столу ладонью.

— Значит, решено! Готовься, Шмидт.

— А что готовиться, Саш? — слегка

удивленно улыбнулся тот. — У меня давно уже все готово.

— Что у тебя готово? — Поморщился Белов. — Ты хотя бы знаешь, где он сейчас?

— Конечно... — Шмидт достал трубку мобильника и набрал номер. — Сережа, где клиент?

Выслушав ответ, он спокойно доложил:

— Он сейчас на даче у одного деятеля, двадцать седьмой километр по Ярославке. В бане парится с мальчиками...

Белов вытаращил глаза:

— И давно ты его пасешь, Шмидт?..

— А как только с Урала вернулся... —

Шмидт смущенно огладил ладонью свою бритую голову. — Думаю — съемки уже закончились, а ну как опять, гад, куда—нибудь в бега сорвется? Ищи его потом по всему свету... Вот и приставил ребят приглядывать — так, на всякий пожарный...

— А почему — с мальчиками? — спросил, глуповато хихикнув, Пчела. — Он что — педик?

— Да тут не поймешь ничего, — развел руками Шмидт. — То с девочками оттягивается, то с мальчиками... Одно слово — Кордон...

Пчела с Космосом заржали, а Белов, улыбаясь, с любопытством спросил:

— Так у тебя, наверное, уже и планчик есть, а, Шмидт?

— Есть... — со вздохом признался Шмидт. — Как не быть, если столько об этом думаешь...

— Ну давай тогда, излагай! — приказал Белов.

— Ну—ка, ну—ка... — оживились и Пчела с Космосом.

Шмидт со смущенной полуулыбкой оглядел всех троих и охотно приступил К изложению своего «планчика».

— Значит так... По—моему, нам надо сыграть на его гомосексуальных связях. То, ЧТО Кордон частенько забавляется с мальчиками, — не секрет для многих из его окружения. Известно и то, что постоянного партнера у него нет, он предпочитает случайные знакомства. А убийства в такой среде — дело довольно обычное. Как говорится: связи случайные — результаты печальные! улавливаете?

— Ты хочешь сказать, — недоуменно поднял брови Белов, — что у тебя есть' человек, который сможет закадрить нашего педрилу?

Есть, — кивнул Шмидт. — Этого парнишку, Рому, еще Фил завербовал. С виду — ну прямо чистый ангелок! Если уж Кордон на него не клюнет, тогда я не знаю!.. Тогда он и не педик вовсе! Значит, делаем так: надеваем на Ромку парик, мажем ему губки, глазки — все как полагается — и засылаем его на какой—нибудь тусняк, где будет Кордон. Там Ромка его склеивает, они на глазах всей публики сваливают, а потом нашего голубого друга находят где—нибудь в подворотне с вывернутыми карманами и с дыркой в черепе! Ну как?!

— А что, мне нравится! — ухмыльнулся Пчела. — И на нас никто не подумает, и Кордона обосрем напоследок!

— На премьере! — пробормотал Саша. — Это можно сделать на премьере... Вот только...

— Что — только? — переспросил Шмидт.

Мрачный Белов с сомнением покачал головой:

— Дырка в черепе мне не нравится — слишком легко для этой паскуды... А кроме ствола твой Рома что-нибудь в руках держал?

— Вообще-то он из молодых, да ранних, — кивнул Шмидт. — Может и перо в бок заправить, и петлю на шею...

— Петлю! — злобно прищурившись, прохрипел Белов и с маху припечатал ладонью по столу. — Петлю гниде!

За столом повисла тягостная тишина — столь резкой реакции от Саши не ожидали. И как-то разом все невольно подумали о том, что судьба Андрея Кордона, резвящегося в эту минуту где-то на подмосковной даче со столь милыми его сердцу мальчиками, решена. И что отныне невидимые часы будут отсчитывать последние мгновения его беспутной жизни — мгновения, оставшиеся до его последней премьеры...

— Ну что, все решили? — спросил, наконец, сумрачный Космос.

— Последнее... — сказал Белов и поднял глаза на Шмидта. — Пусть твой человек перед смертью передаст ему от меня привет. Обязательно, понял?

— Понял.

— Вот теперь — все... — угрюмо вздохнул Белов. — Идите, пацаны, работайте...

XXXV

На следующий день Саша отправился в больницу к Филу. Он не был у него уже довольно давно и поэтому остро чувствовал свою вину перед другом. Теперь, когда участь Кордона была решена, у Белова осталось только одно, но самое главное обязательство перед Филом — позаботиться о его выздоровлении.

Разговоры врачей о том, что надо ждать, что все возможное сделано и делается, его больше не устраивали. Деятельная натура Саши требовала каких-то решительных действий. Сегодня он намеревался самым конкретным образом переговорить с врачом, чтобы понять — что еще нужно сделать для скорейшего выздоровления Фила. Он готов был перевести его в любую другую клинику, отправить друга заграницу, выписать для него лучших специалистов хоть из Антарктиды!

В больнице его встретил лечащий врач Фила и, пряча глаза, пригласил в свой кабинет.

Разговор получился тяжелым. Доктор не стал тянуть резину и сразу выложил суть дела — никаких положительных сдвигов в состоянии его друга нет и, что хуже всего, нет никаких оснований рассчитывать на улучшение ситуации в будущем.

— Понимаете, фактически Филатов мертв, — негромко, но твердо говорил врач. — Функционирование его организма поддерживает система жизнеобеспечения, но жизнью, как вы понимаете, это назвать нельзя. Если б у нас оставалась надежда, можно было бы ждать и дальше, но…

— Короче, что вы предлагаете? — оборвал его помрачневший Белов.

— Александр Николаевич, такое положение не может длиться бесконечно, — доктор решительно покачал головой. — По закону, для того чтобы отключить больного от жизнеобеспечения, требуется согласие родственников, и жена Филатова фактически такое согласие дала. Но я хотел бы узнать и ваше мнение...

Белый встал и, глубоко засунув руки в карманы, смерил молодого врача тяжелым взглядом.

— Знаете, доктор, я ни черта не понимаю в медицине, но одно я знаю точно: даже если у Фила не осталось ни одного шанса, ваша аппаратура жизнеобеспечения все равно будет работать. И мне плевать — можете вы назвать это жизнью или нет. Если моему другу не суждено поправиться, он умрет в вашей больнице. Но только от старости, ясно?!

Белов развернулся и, не попрощавшись, вышел из кабинета. Из машины он позвонил Борису Моисеевичу Боркеру — нейрохирургу, оперировавшему Фила. Оказалось, что молодой лечащий врач из больницы советовался с ним, прежде чем говорить с Тамарой и Беловым. И Боркер, в целом, его поддержал. Впрочем, в голосе опытного доктора Саша не услышал той абсолютной убежденности, которая была у его молодого коллеги.

— Как же так, Борис Моисеич, — нажимал на него Белов. — Ну неужели никакой надежды?..

Врач замялся.

— Видите ли, Саша, мы ведь, в сущности, так мало знаем о человеческом мозге, что утверждать что-либо с уверенностью очень трудно... Вот послушайте. В шестьдесят втором году, сразу после института, я работал на зоне под Котласом, и там у меня имел место быть один прелюбопытнейший случай. Зек пытался бежать на машине, которая привезла в лагерь продукты. У него, понятно, ничего не вышло — врезался в стальной шлагбаум, и все. А шофер этой машины подбежал к зеку и пробил ему голову этой, как ее... монтировкой. Она вошла в левый висок, а вышла справа за ухом. Мне принесли бедолагу прямо с этой самой монтировкой в голове. Я мельком его осмотрел — травма тяжелейшая, признаков жизни не подает — и велел отнести его в морг. К вечеру за трупом пришла машина, и тут вдруг обнаружилось, что зек-то жив! Перевели его в больничку — помирать, а он возьми и выживи! Его и лечить-то толком не лечили — нечем было, — но он выкарабкался и восстановился почти полностью. Только ногу стал приволакивать и. немного ухудшилось зрение. Вот так, Саша... Надеюсь, я ответил на ваш вопрос?

— Да, Борис Моисеич, вполне. Спасибо вам... — Белов выключил мобильник и поехал домой.

XXXVI

В просторной гостиной дома Беловых был накрыт чайный столик. Пара изящных чашек на тонких фарфоровых блюдечках, высокий чайник с длинным и узким носиком, хрустальная вазочка с печеньем, открытая коробка конфет — все это стояло нетронутым. Чай в чашках давно остыл и успел подернуться мутноватой пленкой.

За столом, на низеньком диванчике, плечом к плечу сидели Оля Белова и Тамара Филатова. Тамара плакала — и уже, судя по всему, давно. Теребя в руках совершенно мокрый платок и ежесекундно всхлипывая, она потерянно бормотала:

— Вот я сижу, сижу... и на него смотрю... Час смотрю, два смотрю — не шелохнется... У него щетина... Господи, у него даже щетина поседела! Я Бога молю, чтобы он очнулся... Я бы ему ребеночка родила... — и она не выдержала, зарыдала в голос, горестно качая головой. — Никаких надежд не остается... Никаких, Оля, никаких... Все...

— Подожди, Том, сейчас Саня придет, — вздохнула Ольга, поглаживая подругу по вздрагивающему плечу.

Она не представляла, что можно сказать в такой ситуации. Посоветовать набраться терпения и ждать? Но ведь прошло уже больше года, а силы Томы не беспредельны... Подруга и так уже дошла до крайности, насколько. еще ее может хватить? А как же Валера? Неужели и правда ~ никаких надежд?!

— Понимаешь, Оль... — Тамара, чуть успокоившись, уткнулась носом в мокрый платок и простонала: — Я... я уже не верю...

«Господи, да где же он?» — растерянно подумала Ольга. Она не сомневалась, что муж наверняка нашел бы для Тамары нужные слова те самые, которые вернули бы ей веру и придали сил.

И тут снизу послышался голос Белова: Он поднимался по лестнице, разговаривая на ходу по телефону:

~ да добрался, там снегу намело...

Короче, я пока дома буду. Ну все, давай!..

Он вошел в зал и приветливо улыбнулся обеим женщинам, словно и не заметив ни заплаканных глаз Тамары, ни растерянного вида жены.

— Здравствуй, Томочка. Привет, Оль... — Белов наклонился к жене и мельком обозначил поцелуй.

Поцелуй был более чем формальный. Разрыв Белова с артисткой, которого так ждала Ольга, почти _ ничего не изменил в их отношениях с мужем. Ситуация была странной: уйдя от Анны, Белов к жене фактически не вернулся — их жизнь, вполне благополучная внешне, изнутри напоминала.сосуществование вполне корректных, но при этом абсолютно равнодушных друг к другу соседей в коммуналке.

Саша прошел к окну, задернул шторы и только после этого, уже точно зная, о чем пойдет речь, спросил:

. — Ну что, Том, какие дела?

Тамара отняла ладони от лица. Саша поразился — какие страшные темные круги были у нее под глазами. Как у вампира в каком—нибудь голливудском «ужастике».

— Саш, я уже не знаю... Понимаешь, я так устала... — она смотрела на него с жуткой смесью боли, вины и отчаянья, как побитая собака. — Я больше ничего уже не понимаю...

Врачи говорят, бесполезно ждать. Чудес не бывает...

Смотреть в ее глаза было трудно, и Белов снова повернулся к окну — поправить и без того ровные шторы.

— И что они предлагают? — все тем же ровным, почти равнодушным, голосом спросил он.

— Они предлагают сделать эвтаназию... — еле слышно проговорила Тамара.

. ~ Как это делается? — продолжая свою игру, спросил Белов.

— Отключают... отключают систему жизнеобеспечения...

Голос Тамары дрогнул и беспомощно угас. Ольга молча накрыла ее руку ладонью. Они обе выжидающе смотрели на Сашу.

Белов повернулся к ним и, медленно покачивая головой, потянул узел галстука. Он выглядел все таким же невозмутимым, но внутри у него все кипело от негодования. Как только Тамара дала себя уговорить! Эх, бабы, бабы...

— Тома, если хочешь знать мое мнение, я против, — изо всех сил стараясь скрыть клокочущий в груди гнев, сказал он. — Поверь, мне тоже больно, что мой друг стал как растение. Но! Если есть хоть один шанс из тысячи... Да что там — из миллиона, из миллиарда! Если этот шанс есть, то его надо использовать!

Тамара попыталась что-то сказать, но Белов остановил ее движением руки.

— Все будет нормально, Томочка!

Мы переведем Валеру в Бурденко, Пчела подтянет спецов по нейрохирургии — немецких, американских... С завтрашнего дня сиделка при нем будет круглые сутки. Так что тебе станет полегче, Том.

Не прекращая говорить, Белов подошел к бару, плеснул в стакан немного виски. Потом внимательно взглянул на Тамару и долил стакан почти до краев.

— Дальше. Тебе надо отдохнуть, — он протянул виски Тамаре, та, низко опустив голову, беззвучно плакала. — Вот, выпей и ложись спать. Пока поживешь у нас, а завтра люди займутся, отправим тебя на время в теплые страны. Отдохнешь, придешь в себя...

Тамара не двигал ась, Саша опустился перед ней на корточки и вложил бокал в ее безжизненную руку. Она подняла на него красные от слез, измученные глаза. Белов ободрительно кивнул.

— И будем просить Господа, чтобы Валерка выкарабкался, — он говорил так убежденно и проникновенно, что не поверить ему было невозможно. — А он выкарабкается, Томочка, я в него верю! Он же у нас боец!

Саша неожиданно улыбнулся и взял ее за руку.

. — И запомни: все, что было, — ЭТО только первый раунд! — он сжал ее ладонь в кулак. — Ты верь мне, Тома, верь...

Дата добавления: 2015-07-26