Первая любовь. На пляже у пруда яблоку негде было упасть

X

На пляже у пруда яблоку негде было упасть. Июльское солнце палило так, что казалось — мозги вот-вот закипят. Саша перевернулся на спину и накрыл учебником математики лицо.

— Ну и жарища... — простонал он. — Ничего в голову не лезет...

Лена не ответила. Саша скосил на нее глаза — она лежала в той же самой позе, что и час назад. Уткнувшись носом в расстеленное махровое полотенце и распластавшись на нем, как цыпленок табака. Рядом на траве валялись ее учебники — как и вчера, она к ним опять так и не прикоснулась.

— Лен, ты живая? — спросил Белов.

— Угу... — слегка пошевелившись, томно ответила она.

— Ты бы хоть перевернулась, — улыбнулся Саша, — а то скоро дымиться начнешь.

Девушка приоткрыла глаза — в них сверкнули лукавые искорки.

— А ты на что? Потушишь...

Но предупреждению Саши она все-таки вняла — повернулась на бок и, подперев голову рукой, не без доли ехидства спросила:

— Ну и как успехи, геолог?

Саша тоже повернулся на бок — они оказались лицом к лицу.

— Да какие там успехи! Еле-еле пару параграфов одолел... Жара... А ты-то что не занимаешься? Как экзамены сдавать будешь, текстильщица?

Лена подала документы в текстильный институт, на художника-модельера. До начала вступительных экзаменов оставалась всего неделя, но его подружка не выказывала ни беспокойства, ни рвения. Не поймешь — то ли была уверена в своих силах, то ли наоборот — не питала никаких надежд.

— А! — легко отмахнулась Лена и опрокинулась на спину. — Ну и не поступлю — не велика беда! Подумаешь... Я ж тебе говорила, у нас на художника-модельера конкурс — пять человек на место! Пять! А у меня в аттестате — половина троек...

— Так зачем же тогда ты документы туда подавала? — непостижимая женская логика для Саши пока еще оставалась загадкой. — Если, говоришь, шансов нет?

Девушка лениво засмеялась:

— Ну, почему нет? Шансы, Сашенька, всегда есть, мало ли что... — внезапно она резко повернулась к нему и сделала страшные глаза: — А вдруг эпидемия какая-нибудь? Или землетрясение! Представляешь, все испугаются, разбегутся кто куда... И тут я — одна-одинешенька! И никакого конкурса... — Лена снова упала на спину и, прикрыв глаза, с плутовской усмешечкой добавила: — А может я какому-нибудь профессору из приемной комиссии понравлюсь?

Она просто поддразнивала его — Саша это видел совершенно отчетливо. На самом деле Лена была не из таких. Они были вместе уже почти месяц, практически каждый день, но никаких вольностей она ему не позволяла. И это Саше парадоксальным образом нравилось!

Он скосил глаза на ее стройные ноги, на плоский живот, на упругую грудь под тонкой тканью купальника...

Саша осторожно протянул руку и положил ладонь на ее такой соблазнительный мягкий и бархатистый животик.

И в ту же секунду Лена дернулась, взвилась и, отбросив его руку, испуганно завертела головой по сторонам.

— Ты что — с ума сошел? — сердито прошипела она.

Саша откинулся на спину и счастливо засмеялся — нет, его Ленка не из таких!

— Дурак! — выразительно повертев пальцем у виска, Лена отвернулась и снова уткнулась носом в полотенце.

Саша встал и широко потянулся.

— Пойдем окунемся, а, Лен? — как ни в чем не бывало предложил он.

Девушка молчала. Саша беспечно усмехнулся: он точно знал, что через каких-нибудь пять минут от ее обиды не останется и следа. И эта черта в характере Лены ему тоже очень нравилась.

— Не хочешь? А я окунусь! — он повернулся и, аккуратно обходя распластавшиеся на траве тела, направился к воде.

В пруду было такое же столпотворение, как и на берегу. Пробравшись сквозь толпу барахтающихся у берега,

Саша отплыл на середину пруда и лег на спину. Над ним гигантской перевернутой чашей висело безоблачное небо невероятной, сказочной голубизны.

От этой картины, от обволакивающей ласки теплой, как парное молоко, воды, от сознания того, что на берегу его ждет любимая девушка, Сашина душа до краев наполнилась радостным покоем и безмятежностью. В ней просто не осталось места проблемам, сомнениям и тревогам. И предстоящие экзамены в институт уже не казались серьезным испытанием, в одночасье превратившись в пустую формальность. Ни о чем плохом не думалось. Раскинув руки, он беззаботно и бездумно парил — как одинокая чайка в ясном летнем небе над ним.

Лишь спустя несколько минут в его охваченном дремотной негой сознании возникла первая мысль. И эта мысль была: «Как там Ленка?»

Саша повернулся к берегу и вгляделся в пляжную толпу: «Вон кусты боярышника, а где-то левее и ниже должна быть моя Ленка».

Вытянув шею, он обшаривал взглядом берег и, наконец, увидел ее. Лена сидела на полотенце спиной к берегу, а перед ней стоял какой-то волосатый парень в потрепанных джинсах и черной футболке. Скрестив на груди руки, он что-то говорил — как показалось Саше, довольно агрессивно.

«А это что еще за прыщ?» — раздражаясь, подумал Белов. Этого парня он не знал, но отчего-то ему стало тревожно.

И тут Саша вспомнил, как на следующий день после выпускного всезнающий Пчела просвещал его насчет Лены.

— Зря ты, Сань, с Елисеевой связался, — неспешно потягивая пивко, качал тогда головой Пчела. — Когда она еще в той, старой школе училась, у нее один ухажер был, из пэтэушников. Во-лосан такой нечесаный, Бакеном кличут... Так вот этот Бакен — дебил полный, все время с пером ходит и везде приключения на свою сраку ищет... Узнает про тебя и Елисееву — вдруг разобраться захочет? Тебе это нужно?

«Это Бакен!» — догадался Саша.

Он торопливо поплыл к берегу, не спуская глаз с Лены и парня в черном. Вдруг парень схватил Лену за руку и рывком поднял ее на ноги. Она вскочила, выдернула руку и что-то ему разгневанно выкрикнула. Бакен злобно ощерился, шагнув вперед, он резко схватил девушку за волосы и пригнул ее голову к земле!

— Сволочь! — бешено завопил Белов, что было сил загребая руками воду.

Захлебываясь яростью и водой, он на полных парах мчался к берегу и не видел, как к распоясавшемуся хулигану кинулись двое мужчин и как опрометью бросился прочь Бакен. Когда Саша выскочил из воды, мерзавца уже и след простыл. Лена стояла, держась за голову, и кусала губы от обиды и боли.

— Гад какой... подлец... ублюдок... — шептала она, изо всех сил стараясь не расплакаться.

— Где он? — подлетел к ней дрожащий от ярости Белов. — Куда смылся? Куда?

Лена взглянула в его искаженное ненавистью лицо, в безумные глаза, на трясущиеся, словно в ознобе, губы. Ей стало страшно..

— Ты что? — она испуганно схватила его за руку. — Да что с тобой, Саша?

— Где он? — задыхаясь, снова прорычал Белов. — Где?

Лена видела — он не в себе, он словно обезумел. И тогда она на глазах у всех обняла его, прижалась к его холодной и мокрой коже своим горячим телом и, склонив его голову к своему плечу, быстро зашептала:

— Ну, успокойся, миленький, ну что ты? Да разве так можно, Сашенька? Подумаешь, дурак какой-то, а ты уже... Ну, все, все, успокойся... Слышишь?

Дрожь в Сашином теле унялась, постепенно приходя в себя, он тяжко, порывисто вздохнул. Лена чуть отстранилась и заглянула ему в глаза.

— Ну что, успокоился? Саша молча кивнул.

— Вот и умница... — Лена отпустила его и, состроив забавную рожицу, провела рукой по своей растрепанной макушке. — Вот гад, больно-то как!

— Это Бакен? — мрачно спросил Белов.

Лена недоуменно вскинула было на него глаза, но по насупленному Сашиному виду тут же поняла — отпираться бесполезно, он все знает.

— Бакен, чтоб ему... — кивнула она и после крохотной паузы как-то не очень уверенно попросила: — Саш, ну, пожалуйста, не связывайся ты с ним! Он же идиот безмозглый, шпана, пьянь! Его даже из ПТУ выгнали! И брат старший у него сидит... Ну его к черту, ладно?

— Ладно, посмотрим... — неопределенно буркнул Белов, ничком заваливаясь на полотенце.

XI

Лена все-таки еще плохо знала Сашу. Вообще-то драться он не любил, но обид своих никогда и никому не прощал. Потому, наверное, и обижали его крайне редко. То, что Бакен сделал с Леной на глазах у Белова, без всяких сомнений было обидой, и обидой жестокой. Простить такое Саша не мог. В тот же день, вечером, он отправился на поиски Бакена.

Дело осложнялось двумя обстоятельствами. Во-первых, разбираясь с Бакеном, Саша мог рассчитывать только на себя. Фил укатил на очередные соревнования, Космоса отец запер на даче и самолично натаскивал в Универ, а Пчела уехал с матерью в деревню куда-то в Калужскую область. А во-вторых, он почти ничего не знал об этом проклятом Бакене. Ни имени, ни фамилии, ни адреса — ничего.

Проще всего было, конечно, дождаться друзей. Пчела наверняка выдал бы всю необходимую информацию, а присутствие Фила гарантировало бы от любых неожиданностей при встрече с обидчиком. Но Саша ждать не стал — слишком горяча была его обида и слишком сильна была жажда мести.

Весь вечер он ходил по дворам вокруг старой Лениной школы. Выискивал своих сверстников и приставал к ним с одним и тем же вопросом — не знают ли они Бакена и где его можно найти. К его немалому удивлению, никто из парней, к которым он обращался, ничего о Бакене не слышали.

Удача улыбнулась ему лишь в шестом по счету дворе, да и то только тогда, когда со своим дежурным вопросом он обратился к компании мальчишек года на три младше себя.

— Кто ж Бакена не знает! — важно хмыкнул один из них, небрежно сплюнув сквозь зубы.

— И где его найти? — спросил Саша, стараясь не обращать внимания на вызывающий тон подростка.

— Там, за гаражами... — паренек мотнул головой куда-то направо. — А зачем он тебе?

— Старшим, мальчик, надо говорить «вы», — назидательно сказал Белов и, не оглядываясь, зашагал в указанном направлении.

За гаражами, на бетонных блоках, расположилась теплая компания — человек пять. Перед ними стояла батарея разномастных бутылок, по большей части пустых. Саше хватило одного взгляда, чтобы понять: все пацаны были в изрядном подпитии. «Ну, слава богу, — отлегло у него от сердца, — с такими-то как-нибудь справлюсь!»

— Чего тебе, мужик? — равнодушно спросил его один из алкашей.

Белов даже не взглянул в его сторону. Он шагнул к длинноволосому, в черной футболке парню и ледяным тоном отчеканил:

— Бакен, разговор есть. Отойдем?

— Что за дела? — вяло возмутилась компания. — Ты кто такой, вообще?

— Ша, пацаны! — прикрикнул Бакен и с комичной важностью пьяного кивнул Саше: — Говори...

— Я — Белов. Александр Белов, — Саша говорил это Бакену и только ему, не сводя с него презрительно прищуренных глаз. — Сегодня днем ты обидел мою девушку — Лену Елисееву. Я хочу поговорить с тобой один на один, как мужчина с мужчиной. Или тебе слабо?

Собутыльники снова зашумели, и опять Бакен остановил их все тем же:

— Ша, пацаны!

Он поднялся и не спеша, вразвалочку, приблизился к Белову.

— Так вот, значит, кто теперь Ленку тискает! — нагло усмехнулся он, обнажив гнилые зубы. — Ну, пойдем, козел, побазарим...

«Шваль!» — сдерживая ярость, подумал Саша.

Бакен сделал несколько шагов в сторону и вдруг резко развернулся навстречу Саше. В его выставленной вперед руке блеснуло лезвие ножа.

— А ну, козел, давай-ка позырим, какого цвета у тебя кровушка! — грозно прохрипел он в хмельном кураже.

Белов пристально взглянул на врага. Бакена слегка пошатывало, а нож в его руке и вовсе ходил ходуном. Саша поднял руки, словно сдаваясь, и сделал осторожный шаг навстречу противнику. Бакен самодовольно ухмылялся, он чувствовал полное свое превосходство.

В следующее мгновение Саша левой рукой резко отбросил в сторону выставленный кулак с ножом, а правой, всем корпусом подавшись вперед, в точности, как учил Фил, со всей мощи въехал кулаком в ненавистную рожу Бакена! Тот хрюкнул и, раскинув руки, плашмя рухнул на спину. С ним все было ясно: Бакен спекся.

Мгновенно поняв это, Белов юлой развернулся к остолбеневшим собутыльникам и грозно взревел:

— А ну, кому тут еще?

Двое, начавшие было приподниматься, тут же опустились на блоки. Стало тихо-тихо...

Белов поднял оброненный Бакеном нож, вставил лезвие в щель меж бетонных гаражных плит и всем телом навалился на рукоятку.

— Дзынь! — с мелодичным звоном сломалась каленая сталь.

От лезвия остался куцый, не больше сантиметра длиной, кусок. Сломанный нож Саша бросил на живот неподвижного Бакена и повернулся к притихшим алкашам.

— Когда прочухается, передайте: в следующий раз убью! Запомнили? — внушительно произнес он и, не дожидаясь ответа, быстро зашагал прочь.

XII

Сразу после выпускного Космос угодил под домашний арест. Отец пожертвовал своим летним отпуском, чтобы самолично подготовить разгильдяя-сына к поступлению в Университет. Времени на раскачку не было — вступительные экзамены на физфак начинались уже в июле, поэтому они поселились на даче у какого-то приятеля отца и с головой окунулись в работу.

Вообще-то Юрий Ростиславович никогда не занимался репетиторством и поначалу ему было нелегко. Он ждал немедленных результатов, а их, конечно же, не было. Тогда профессор впал в панику. Ему стало казаться, что его сын непроходимо туп, что он не в состоянии понять даже самых элементарных вещей. Юрий Ростиславович нервничал, горячился, и это, разумеется, только мешало делу.

Профессору понадобилось несколько дней чтобы наконец понять, что вчерашний школьник — это не коллеги по кафедре, что разговаривать с сыном нужно на понятном ему, Космосу, языке, и что его академические экскурсы, скажем, в квантовую теорию поля ничего, кроме вреда, не приносят. Усвоив это, Юрий Ростиславович наскоро ознакомился с содержанием школьных учебников физики и математики, и дело пошло.

Оказалось, что математику в рамках школьной программы Космос знает вполне сносно, зато с физикой ситуация была заметно хуже. Ей-то и посвятили большую часть времени Холмогоровы.

Юрий Ростиславович быстро вошел во вкус репетиторства. Он втолковывал сыну законы физики с такой увлеченностью и энтузиазмом, что частенько заставлял Космоса задумываться — кому из них эти занятия нужнее. Глядя в горящие азартом глаза отца и старательно изображая заинтересованность на лице, Космос рассеянно думал:

«Черт возьми, ну зачем ему нужно все это? Что это — слепая вера в то, что интересней физики ничего нет и быть не может? Или просто отцовское честолюбие: во что бы то ни стало направить отпрыска по своему пути? Ну, почему, почему он вбил себе в голову,

что этот долбанный физфак — это именно то, что мне надо? Даже жалко его — отпуск на меня угробил. Пиява его в Ялте жирует — на его, кстати, денежки, — а он тут со мной парится... И ничего, главное, не объяснить — упертый, как танк! Или все-таки рискнуть и попробовать?»

Тем временем начались экзамены. Письменную математику Космос сдал на пять и поверг тем самым отца в бурный до неприличия восторг. Профессор скакал по даче козлом, вопил какие-то древние песни и даже предложил на радостях распить бутылку шампанского. Космосу, правда, достался всего один фужер, остальное выпил совершенно счастливый отец абитуриента.

Два следующих экзамена Космос сдал на четверки. Перед последним — устной физикой — расклад был такой: пятерка гарантировала поступление, с четверкой набирался полупроходной балл, что тоже, учитывая фамилию Холмогоров, можно было считать поступлением. Впрочем, Космосу было ясно — любой из преподов с кафедры физики, принимающих экзамены, влепит ему пятерку не задумываясь, просто из уважения к папаше.

Шансы угодить в студенты физфака стали угрожающе реальны, и накануне экзамена Космос, наконец, решился на серьезный разговор с отцом.

— Пап, ты можешь объяснить мне одну вещь? — спросил он, усаживаясь в кресло напротив отца.

— Разумеется, — улыбнулся тот, с готовностью откладывая в сторону газету. — Опять что-нибудь из термодинамики?

— Нет. Скажи, почему ты так хочешь загнать меня на физфак? Зачем тебе это нужно?

Улыбка сползла с лица Юрия Ростиславовича.

— Затем, что это нужно тебе, — серьезно и веско ответил он.

Космос покачал головой:

— Нет, папа. Ты прекрасно знаешь, что это не так, я терпеть не могу физики.

— Это только пока. Поверь, сын, потом ты скажешь мне спасибо! Работа ученого очень интересна! И, кроме того, — это престиж, хорошая зарплата... Здесь я смогу тебе помогать, да у тебя и самого все получится! Ты же мой сын — гены, знаешь ли... — отец замялся, его

аргументы, похоже, иссякли. — А армия? — вдруг вспомнил он. — Ты ведь не хочешь загреметь в Афганистан?

— Хорошо, — серьезно кивнул Космос. — Давай разбираться по порядку. Работа ученого интересна? Безусловно. Но только тому, кому она по душе! Мне лично — нисколечко! Престиж, зарплата? Не смеши меня, папа! Тебе ли не знать, что меньше мэнээсов сейчас получают только уборщицы! Поверь, даже твоя профессорская зарплата не дотягивает до доходов хорошего портного или автомеханика! Что там дальше? А, гены! Так вот — природа на детях отдыхает, и мы с тобой — лучшая иллюстрация для этой истины. Из меня не получится путного физика, папа! Не получится, даже если ты будешь всю жизнь тащить меня за уши, как этот месяц! И последнее — армия. Да, я не хочу загреметь в Афган, но мы с тобой взрослые люди и оба прекрасно понимаем: для того, чтоб откосить от армии, совсем не обязательно поступать в МГУ! — Космос сделал паузу и вновь повторил свой вопрос: — Так зачем же мне поступать на физфак, папа?

Юрий Ростиславович молчал, опустив глаза. Он не мог не признать того, что доводы сына казались куда весомей его аргументов. Наконец он поднял голову и мрачно спросил:

— У тебя есть конкретные планы относительно своего будущего?

«Сказать?» — мелькнуло в голове у Космоса. Секунды раздумья хватило, чтобы понять: если сейчас заявить, что физфаку МГУ он предпочитает курсы барменов — отец будет в шоке! И что за этим последует — одному богу известно...

— Нет. Пока нет, — подчеркнул он. Отец с видимым облегчением

вздохнул.

— Тогда, Космос, давай с тобой решим так: завтра ты отправишься на последний экзамен, а я даю тебе слово, что не буду возражать, если, выбрав себе достойную профессию, ты решишь уйти с физфака. Такой вариант тебя устроит?

И снова секунда раздумья, и, наконец, короткий ответ: -Да.

На следующий день Холмогоровы на «Волге» Юрия Ростиславовича подкатили к университетской высотке.

— Ну, абитуриент, ни пуха... — улыбнулся отец.

— К черту!

Сын хлопнул дверью и быстро зашагал по широкой лестнице к входу в здание. Оставшийся в машине отец нервно закурил.

В вестибюле Космос остановился, как витязь на распутье. На экзамен — прямо и наверх, в приемную комиссию — по коридору направо. Он вдруг отчетливо понял: принимать решение надо здесь и сейчас. Потом, когда он станет студентом физфака, сделать это будет куда тяжелей. Жизнь его изменится, побежит по чужой колее, и выбраться из нее с каждым днем будет все сложней и сложней. Да и отца было жалко — нет, уж лучше сразу!

Еще пару минут он собирался с силами — стоял, опустив голову и сосредоточенно покусывая пухлую нижнюю губу. А потом повернулся направо и решительно зашагал по коридору.

Увидев спускающегося по ступенькам сына, Юрий Ростиславович сразу понял — дело швах!

— А почему так быстро? — нахмурился он.

— Я забрал документы, папа, — Космос ответил отцу таким же хмурым, упрямым взглядом.

— Позволь, а как же наша договоренность? Или...

— Она осталась в силе, — перебил отца Космос. — Просто я уже выбрал себе профессию.

— Вот как? — вздернул брови Юрий Ростиславович. — И кем же ты намерен стать?

— Барменом, — отчеканил Космос и. резко развернувшись на каблуках, быстро зашагал прочь — уличный скандал с отцом никак не входил в его планы.

До позднего вечера он болтался по улицам, не решаясь прийти домой, а когда наконец вернулся, квартира оказалась пустой.

На тумбочке в прихожей лежала мятая сторублевка и коротенькое послание от отца, написанное стремительным, нервным почерком:

«Уехал в Ялту, вернусь через неделю. Очень надеюсь, что через год ты поумнеешь. А пока — успехов в учебе!

P.S. Это тебе на чай, гарсон...»

XIII

Лена срезалась на первом же вступительном экзамене. Саша — на втором.

Первый — нелюбимую математику — ему удалось спихнуть на четверку. Следующей была химия. Этот предмет Саша, наоборот, любил. Писал по нему рефераты, даже участвовал в районных олимпиадах. Если за какой-то экзамен он и был спокоен, то именно за химию. Поэтому Саша решил устроить себе передышку — три дня он лоботрясничал, ездил за город на пикник с Леной и Космосом, ходил с ними по киношкам и дискотекам, валялся на пляже. Лишь в последний перед экзаменом день он взялся за учебники. Но учеба никак не шла — то ли сказывалась трехдневная расслабуха, то ли отвлекали постоянные мысли о Ленке, то ли мешал простой, как дважды два, расклад: уж если заумную математику он смог сдать на четыре, то уж химию-то...

Саше пришлось горько пожалеть о потерянном времени — стоило ему только взять экзаменационный билет. Надо же такому случиться — из трех его пунктов не вызывала затруднений только задача, а оба теоретических вопроса моментально поставили Сашу в тупик. За время, отведенное на подготовку ответа, кое-что удалось вспомнить, впрочем, Саша вполне отдавал себе отчет, что в сложившихся обстоятельствах вряд ли ему светит что-нибудь выше тройки.

Но действительность оказалась еще трагичней. Оказалось, что он умудрился сделать детскую ошибку даже в задаче! Эта новость расстроила его настолько, что, впав в какой-то тягостный ступор, он не смог ответить ни на один дополнительный вопрос!

— Приходите, молодой человек, на следующий год... — вздохнула пожилая женщина-экзаменатор, заполняя ведомость.

Когда-то Саша расспрашивал Фила, что испытывает боксер в состоянии «грогги». Тогда немногословный Фил толком не смог объяснить это. Зато сейчас, покидая стены Горного института,

Белов ощутил все «прелести» этого состояния на своей шкуре. Его сковало бессильное оцепенение, в голове не было ни единой мысли — один лишь тоскливый, заунывный звон, он почти ничего не видел и не слышал — словно разом отказали все его органы чувств.

Часа два он бездумно бродил по городу, прежде чем сумел свыкнуться с новой печальной реальностью — ему не быть студентом-геологом. Во всяком случае, пока. Все его планы полетели к черту! Теперь надо было перекраивать их заново: что-то решать с работой и ждать призыва в армию. С мечтой о студенческом билете Белову предстояло расстаться — подумать только! — на целых три года!

К своему подъезду Саша подошел с тяжелым сердцем. Он-то уже успел переварить свой провал, а вот мама... Татьяна Николаевна верила в успех сына, пожалуй, даже больше, чем он сам. Как теперь сообщить ей о случившемся — Саша просто не представлял.

Но ломать голову ему не пришлось. Едва взглянув на сына, Татьяна Николаевна ахнула:

— Завалил?

Саша молча кивнул, снял туфли и направился в свою комнату. Сейчас ему меньше всего хотелось выслушивать утешения или упреки. Но тут из кухни вышла тетя Катя — младшая мамина сестра.

— Привет, племянничек! Как успехи? — расплылась она в улыбке, словно по его лицу не было видно — как!

— Никак, — угрюмо буркнул Саша. — По химии — пара... Все, теть Кать, не получилось из меня студента!

Мать и тетка смотрели на него с совершенно одинаковым выражением лица — смеси удивления, жалости и испуга. Хорошо хоть молчали.

Саша прошел в свою комнату и плотно закрыл за собою дверь — хватит, все разговоры потом! Скинув пиджак, он завалился на диван и невидящим взглядом уставился в потолок. Через минуту за стеной послышались негромкие голоса женщин.

— Как же так, Тань? По химии? — недоуменно спрашивала тетка. — Уж по химии-то у него всегда пятерка

была!

— Ох, Кать, сама ничего не пойму... — жалобно вздохнула мать. — Из-за девушки, наверное...

— Какой такой девушки? — оживилась тетка.

— Ну, как? Девушка у него появилась — Лена... Сама понимаешь — какая уж тут учеба...

Слушать это было невыносимо. Причем здесь Ленка? Саша схватил подушку и закрыл ею голову — так, чтоб из кухни до него не доносилось ни звука. Какое-то время он лежал неподвижно, ничего не видя и ничего не слыша. Дышать было почти нечем, Саша покрылся испариной, но терпел сколько мог. Когда он, наконец, снял подушку, речь за стенкой шла уже совершенно о другом.

— Господи, Таня, о чем ты говоришь? — возмущалась тетка. — Тебе надо думать, как сына от армии спасать, а ты!

— Спасать?

— Да, Танечка, спасать! А ты как думала? А если Санька в Афганистан попадет? Ты что, сестренка?

— Кать, я как-то не думала... — беспомощно лепетала мама. — Я же не знала... Студентов ведь не берут, вот я и не думала...

— А надо было думать! Надо! Ты — мать! Ты должна была все предусмотреть! — сердито поучала ее сестра. — Короче, я так понимаю, что лапы в военкомате у тебя нет?

— Да ты что, Кать, какая лапа? Откуда?

— Тогда вот что, дам я тебе один телефончик, позвонишь по нему... Или нет, ты только все испортишь, я лучше сама позвоню...

Кипучий, деятельный характер тетки Саша знал хорошо. Катя обладала прямо-таки носорожьей целеустремленностью и если уж ставила себе какую-то серьезную задачу, то добивалась ее достижения в одиннадцати случаях из десяти. К тому же его бездетная тетка любила единственного племянника как сына — горячо и слепо. В принципе теперь для того, чтобы избежать службы, Саше достаточно было просто остаться лежать на диване. Его законное место в рядах славных Вооруженных Сил со стопроцентной гарантией занял бы кто-то другой — какой-нибудь бедолага, у которого не оказалось такой хваткой, оборотистой, целеустремленной тетки...

Саша вошел в кухню, когда азартно раскрасневшаяся Катя уже накручивала телефонный диск.

Он опустил ладонь на рычажки аппарата и сел на табуретку напротив нее.

— Не надо никому звонить, теть Кать... — хмуро попросил он. — Не надо...

— То есть как это «не надо»? — тотчас же вспыхнула тетка. — Нет уж, Саня, позволь нам самим решать — что надо, а чего не надо! Ты у нас с Таней один, и мы не намерены...

— Уймись, теть Кать, слышишь? — улыбнулся Саша, взяв тетку за

руку

— Санечка, это ведь не шутки... — взмолилась Катя. — Вон что в Афганистане творится... А если, не приведи господь...

— Не приведет, не бойся! — не переставая улыбаться, перебил ее Саша. — Все будет путем! — и он беззаботно промурлыкал: «Отслужу, как надо, и вернусь!»

Сестры переглянулись. Взгляд мамы был совершенно растерян, а в глазах тетки все еще горела неуемная жажда деятельности. Саша заметил это, его улыбка тут же исчезла, и он — уже абсолютно серьезно — повторил, вставая: — Короче, завязывайте с этими пустыми хлопотами! И имейте в виду: если что — уйду в армию сам. Добровольцем, ясно?

XIV

На следующий день друзья собрались в своей беседке — впервые после выпускного в полном составе.

— Зашибись! Вот уж клево, так клево! — радость Космоса по поводу провала Белова была искренней и до неприличия бурной. — Ну ее в пень, эту твою географию! Пойдем на бармен-ские курсы вместе! Прикинь, Сань, — бабочка, белая рубашка, стоишь себе за стойкой и этой хреновиной трясешь! Устроимся с тобой в «Интурист» или «Метрополь», будем на пару иностранок клеить! Лафа!

Космос тут же напустил на себя важный вид и наглядно изобразил, как он будет трясти «этой хреновиной». Фил усмехнулся, Пчела саркастически фыркнул:

— Клоун...

— Что б ты понимал, слесарь! — презрительно скривил губы Космос.

— Нет, Кос, — покачал головой Саша. — Бармен — это не по мне... Слышь, Пчел, ты бы поговорил с отцом — может и меня к нему в автоколонну возьмут?

— Ты серьезно? — изумился Пчела. Он совершенно искренне полагал,

что навязанный ему батей вариант трудоустройства — самый никудышный из всех возможных. И то, что его незавидную судьбу намерен разделить Белов, стало для него настоящим открытием.

— А что? — пожал плечами Саша. — Автомеханик — отличная профессия...

— Ага! — заржал Космос. — Руки в масле, жопа в мыле — мы работаем на ЗИЛе! Ой, не могу — пролетарии, блин!

— Закрой хлебало, халдей! — тут же ощерился Пчела.

— Чего? — набычился Космос. Скучавший на лавочке Фил мгновенно вскочил и встал между ними:

— Брэк, пацаны, брэк...

Пчела разом остыл и смущенно хлопнул Космоса по плечу:

— Извини, Косматый, ничего не попишешь: классовая ненависть...

— Ладно тебе... — улыбнулся тот. — В СССР любой труд в почете...

Пчела повернулся к Белову.

— Хорошо, Сань, я с батей поговорю, — кивнул он. — А сейчас куда — на пруд?

— Айда лучше по пиву! — предложил Космос.

Саша сделал шаг назад и виновато развел руками:

— Пацаны, я — пас! Меня Ленка будет ждать...

— Да брось ты, Сань! — махнул рукой Фил. — Столько не виделись...

— Да ладно, Теофило, пусть идет! — Пчела положил Филу руку на плечо и потащил к выходу из беседки. На пороге он обернулся и с плутовской улыбочкой подмигнул Белову: — Ты давай там, это... Как говорил Ги де Мопассан — ближе к телу, понял?

— Доброй охоты, мой Белый брат! — крикнул Саше Космос, подхватывая расстроенного Фила с другого бока.

Через минуту они, перешучиваясь и похохатывая, скрылись за деревьями. Саша взглянул на часы — до встречи с Леной оставалось двадцать минут.

XV

Наступила осень — и друзей разметало кого куда, как разносит в разные стороны стылый осенний ветер пожелтевшие листья с одной ветки. У всех появились дела — у каждого свои, — и встречаться они стали заметно реже.

В сентябре Космос поступил на трехмесячные курсы подготовки барменов — как он уверял, самые крутые в Москве. К учебе, на удивление всех, он относился вполне ответственно — занятий не пропускал, не лоботрясничал и, вообще, был на своих курсах на самом отличном счету.

Фила в октябре забрали в армию — в спортроту Московского военного округа. Это событие прошло, по сути, незамеченным, поскольку на жизнь Фила почти не повлияло. Он по-прежнему тренировался у тех же тренеров в школе ЦСКА и так же ездил по соревнованиям. Правда, ночевал он теперь не в интернате, а в казарме. Свободы стало поменьше, но с увольнительными, по его словам, особых проблем не

было. В солдатской форме друзья его не видели ни разу, и чисто внешне новый армейский статус Фила выражался только в короткой, бобриком, стрижке.

Даже с Пчелой, работавшим с ним на одном предприятии, Саша стал видеться реже. Его друг, в отличие от него самого, пришел в автоколонну фактически сложившимся мастером. Благодаря своему бате он знал и умел многое, и это не осталось незамеченным. Уже через пару недель из гаража грузового автотранспорта, куда они пришли вместе с Беловым, Витьку перевели к легковушкам — в новый, просторный и чистый гараж. Вот почему, работая в разных концах огромной территории, они виделись далеко не каждый день.

Зато с Леной Саша продолжал встречаться почти ежедневно. Она устроилась приемщицей в прачечную недалеко от дома. Саша работал до пяти, а Лена — до шести. Он заходил к ней после работы, и они отправлялись гулять.

Со второй своей получки (с первой не получилось) он купил ей тоненькое золотое колечко с крохотным алым камушком-глазком. Ленка была в невообразимом восторге от подарка! Наивная девчоночья радость и искренняя благодарность переполняли ее до краев. Никогда прежде ее поцелуи не были столь откровенны и горячи, никогда прежде так тесно не прижималась она к Саше всем своим телом, никогда прежде не позволялось его рукам так многое!

Тот безумный вечер, проведенный в ее подъезде между вторым и третьим этажом, натолкнул Белова на мысль: настало время переходить к самым решительным действиям! Но для этого, как воздух, нужна была свободная хата, и Саша обратился за помощью к Космосу. Дело было в том, что Юрий Ростиславович довольно часто уезжал в командировки, и тогда его сын оставался за полноправного хозяина профессорской квартиры.

Сашина- просьба была встречена с абсолютным пониманием.

— О чем речь, Санек! — расплылся Космос в плутоватой улыбке. — Как говорится, со всем нашим почтением! Между нами, девочками — давно пора!

— Ты вот что, — нахмурился Саша, — не трепись об этом, понял?

— Обижаешь! — встряхнул головою друг. — Могила! Значит так, как только что-нибудь узнаю, — позвоню. Что-то, кажись, он говорил насчет какого-то там симпозиума...

Долгожданный звонок раздался уже через три дня.

— Саня, готовься... — заговорщицким голосом прошипел Кос. — Он улетает днем в воскресенье. На четыре дня. На какой день назначим операцию?

Белову не терпелось — гормоны бурлили в его молодом организме подобно огненной лаве в жерле вулкана. Он кивнул и ответил охрипшим от волнения голосом:

— А чего тянуть? В воскресенье — так в воскресенье!

В воскресенье, едва за отцом закрылась дверь, Космос развернул бурную деятельность.

Первым делом он схватил телефон и позвонил в аэропорт — справиться, летная ли стоит погода. Внезапное возвращение отца сегодня грозило обернуться катастрофой, и предусмотрительный сын решил подстраховаться. В аэропорту ответили, что все рейсы уходят без задержки — строго по расписанию. Только после этого Космос позвонил Белову.

Саша со своей пассией должен был появиться менее чем через час, и Космос, не мешкая, занялся приготовлениями. Сперва он постелил в своей комнате свежее белье. Все должно быть по высшему классу — лучший друг, как никак! Покончив с этим довольно интимным занятием, он занялся столом.

Накрыть он решил маленький чайный столик в гостиной — для двоих в самый раз. Из отцовского бара были решительно извлечены все самые редкие и красивые бутылки. Последствий такого самоуправства Космос не боялся — много они все равно не выпьют, им будет явно не до этого! Аккуратно, как учили на курсах, разложил салфетки, расставил рюмки и бокалы. С закуской дело обстояло несколько хуже, в холодильнике удалось обнаружить только сыр и полукопченую колбасу. Подумав, Космос добавил к ним банку греческих маслин, которую отец приберег ко дню своего рожденья. Закуски были нарезаны, разложены по тарелкам и расставлены между бутылок.

Там же не без труда нашла свое место коробка конфет. Оценив стол, Космос добавил последний штрих — массивный бронзовый подсвечник на три свечи. Вот теперь все было готово.

Едва Космос успел переодеться, в прихожей раздался звонок. Он открыл дверь — на пороге с букетом гладиолусов стояла торжественно улыбающаяся Лена! За ее спиной маячил озадаченный Белов, вовсю «семафоривший» глазами другу.

— Поздравляю, Космос, — перешагнув порог, Лена протянула опешившему хозяину букет и звонко чмокнула его в щеку.

— Спасибо... — промямлил ничего не понимающий Космос и уставился на Белова вопросительным взглядом. Вечер начинался с сюрприза!

— С днем рожденья тебя, Косматый! — внушительно произнес Саша и энергично встряхнул его вялую, недоуменную ладонь.

— А-а-а-а... — с облегчением протянул хозяин. Ситуация несколько прояснилась, он оживился и, взволнованно прижав букет к груди, сделал широкий приглашающий жест. — Добро пожаловать, гости дорогие!

Лена, с любопытством оглядывая непривычно просторную квартиру, двинулась вперед. Космос схватил Сашу за руку и прошипел:

— Какой день рожденья, ты что?

— Экспромт, — быстро прошептал тот в ответ. — Иначе идти не хотела...

Они прошли в гостиную и сели за столик. И тут повисла томительная, неловкая пауза. У всех троих была своя причина для молчания. Космос лихорадочно пытался понять, как ему себя вести в новой роли — виновника торжества. Лена была убеждена, что виной замешательства Космоса стало ее, Лены, незваное появление. А Белову казалось, что сложившаяся ситуация меньше всего похожа на день рождения — ни нормального стола, ни гостей, ни подарков...

— Ты извини, Кос, мы без подарка... — нашелся наконец Саша. — Его Пчела с Филом принесут... Потом...

— Космос, а почему только три прибора? — удивилась Лена — такой маленький столик и ей показался странным. — Ты что, больше никого не

ждешь?

— Нет! — решительно мотнул головой «именинник».

Саша тут же сделал ему «страшные» глаза, и Кос моментально поправился:

— То есть да, конечно! Но не сейчас, потом... Да, еще Фил с Пчелой придут. С подарком.

Кое-как отбрехавшись, он снова напряженно замолчал. Скрывая закипающее раздражение, Саша поднял свой пустой бокал:

— Ну что, именинник, так и будем сидеть — на сухую?

Космос будто очнулся. Он выскочил из кресла, засуетился, схватил бутылку, тут же поставил ее на место и принялся зажигать свечи... Потом наполнил бокалы: сначала даме — красным вином, потом Саше и себе — коньяком.

— За мое здоровье! — выпалил он и, наскоро чокнувшись с гостями, жадно опрокинул рюмку.

Не успели Лена с Сашей поставить свои бокалы на стол, как Космос с размаху хлопнул себя пятерней по лбу.

— Вот голова садовая! — весело вскричал он, снова вскакивая со своего места. — Сигарет-то я и не купил! Вы сидите — пейте, закусывайте, а я мигом слетаю, пока гастроном не закрыли...

Саша понял — Космос сваливает. «Как? Уже?» — с невесть откуда нахлынувшим страхом подумал он.

— Подожди! — схватил он друга за рукав. — У меня есть, вот... — он вытащил из кармана мятую пачку «Опала».

Космос шарахнулся в сторону, едва не свалив при этом Сашу со стула.

— Нет! — испуганно вскрикнул он, отцепляя пальцы Белова от рукава. — Пчела болгарские не курит — ты же знаешь!

— Пчела со своими придет... Он... он всегда со своими... ходит...— пыхтел Саша, изо всех сил стараясь удержать «именинника».

Лена с неподдельным изумлением следила за чрезвычайно странной борьбой друзей. «Это шутки у них такие, что ли?» — растерянно думала она.

Наконец Космосу удалось вырваться, он шустро отскочил к дверям и, расплывшись в радостной улыбке обретшего долгожданную свободу человека, сделал своим гостям ручкой:

— Всем привет! Не скучайте тут!

Оставив в прихожей связку ключей — так, на всякий пожарный, — он пулей вылетел из дома и захлопнул за собою дверь.

Он болтался в центре почти до полуночи — сходил в «Зарядье» на какую-то слезливую мелодраму, посидел в «Космосе» («одноименном кафе», как называл его Пчела) на улице Горького, прогулялся по бульвару. Время тащилось еле-еле, он устал, замерз, но мужественно продолжал отсчитывать шаги по полупустым московским улицам.

Домой Космос вернулся в первом часу ночи. Он вышел из лифта и в растерянности остановился у своей двери. Ключей у него не было. Что делать? Позвонить? А вдруг у них там все в самом разгаре? Космос приблизился вплотную к порогу и приложил ухо к двери. Неожиданно дверь отворилась.

Космос, стараясь ступать как можно тише, прокрался в свою квартиру. Там было тихо. «Смотались? — подумал он. — А почему же тогда дверь не заперли?»

Дверь в его комнату была открыта, причем постель имела совершенно нетронутый, можно сказать — девственный вид. Космос сделал еще несколько осторожных шагов и заглянул в гостиную. И озадаченно присвистнул.

На маленьком диванчике, свернувшись в клубок, безмятежно спал Белов. Могучий алкогольный дух, исходивший от него, и несколько пустых бутылок под столиком однозначно свидетельствовали — его друг напился. Космос склонился к спящему и схватил его за грудки. После энергичной встряски Саша разлепил глаза и кое-как, еле ворочая языком, рассказал другу о том, что здесь произошло. Из его невнятных и путаных объяснений Космосу не без труда удалось уяснить следующее.

После его ухода Саша пропустил еще пару рюмок для храбрости и перешел к решительным действиям. Судя по всему — даже слишком решительным. Лена, и до этого подозревавшая в странном дне рождения что-то неладное, мгновенно раскусила иезуитский план Белова. Низость и коварство его замысла поразили ее до глубины души. Между ними вспыхнула короткая, но бурная ссора, закончившаяся звонкой оплеухой, которой Лена наградила грязного интригана. После этого девушка в слезах покинула профессорскую квартиру. Оставшийся в одиночестве незадачливый соблазнитель не придумал ничего лучшего, чем залить горечь неудачи лошадиной дозой спиртного.

Вот теперь все было более или менее ясно. Космос отпустил Белова — тот сразу же завалился обратно на диван, — и снял телефонную трубку.

— Тетя Тань, здрасьте, это Космос... — он старательно заплетал язык, уподобляясь пьяному. — Вы уж извините, мы тут с Сашкой перебрали маленько, он у меня переночует, хорошо? Что? На работу? Конечно, разбужу, о чем разговор? Вот прямо сейчас будильник заведу... Нет, тетя Тань, все нормально, просто вышло вот так... Угу... Спокойной ночи, тетя Тань...

Положив трубку, Космос взвалил бесчувственное тело друга на спину и отволок его в свою комнату. Кое-как раздев его, он уложил Сашу на свежие простыни, предназначавшиеся, кстати сказать, не ему одному...

Когда Космос нагнулся, чтобы собрать разбросанную одежду Белова, то обнаружил на ковре выпавшее, видимо, из Сашиного кармана тоненькое золотое колечко с крохотным алым камушком-глазком. Он поднял его, сочувственно вздохнул и, задумчиво повертев кольцо в руках, нацепил его на мизинец спящего друга.

XV

Ссору с Леной Белов переживал мучительно. Его подавленное состояние было столь явным, что его без труда заметили и Пчела, и Фил. Сам Белов ничего не объяснял, отмалчивался — удрученный и угрюмый. Космос, верный слову хранить в тайне Сашин облом, в ответ на недоуменные расспросы друзей ограничился минимумом информации:

— Что тут неясного — с Ленкой своей поссорился...

На Сашу было больно смотреть, и друзья — каждый по-своему — старались ему помочь. Пчела приводил в беседку смазливых девчушек-хохотушек — продавщиц из универсама. Девушки, видимо предварительно проинструктированные Пчелой, оказывали хмурому Саше самые недвусмысленные знаки внимания — без толку. Белов никак не реагировал на их заигрывания, а когда девушки становились чересчур навязчивыми, просто вставал и уходил.

Тогда Фил предложил свой рецепт. Однажды он принес в беседку билеты на футбол.

— Пацаны, суперматч! Кубок Кубков! «Спартак» — «Эйндховен»! Айда, а? — выкрикивал он голосом ярмарочного зазывалы.

Футболом, кроме Фила, в компании особо не увлекался никто, но тут Пчела с Космосом проявили вдруг небывалый интерес.

— Зашибись! Ништяк! — едва не прыгал от восторга Кос. — На Федю Черенкова посмотрим! Он, говорят, такое вытворяет!

— А голландцы! — вторил ему Пчела. — Это же вообще улет! Ты как, Сань?

— Пойдем, сходим... — равнодушно пожал плечами Белов.

В Лужниках, несмотря на собачий холод, был аншлаг. Стадион ревел, стонал, выл. Захваченные всеобщим безумием, к тому же еще и подогретые пронесенной в рукаве Космоса поллитровкой, друзья так же, как и весь стадион, ревели, стонали и выли. «Спартак» выигрывал 2:1, голландцы наседали, игра становилась нервной. Атмосфера на трибунах тоже накалилась до предела.

Минут за десять до конца матча какой-то долговязый голландец, картинно всплеснув руками, завалился в паре метров от линии штрафной. Английский судья, естественно, свистнул. Стадион взорвался праведным гневом, на поле кое-где полетели бутылки, стаканы, какой-то хлам... Шумная компания пацанов лет четырнадцати несколькими рядами ниже тоже начала что-то швырять на поле.

И в ту же минуту курсанты школы милиции, стоявшие цепочкой в проходе, ринулись на чересчур раздухарившихся пацанов. В воздухе замелькали резиновые дубинки. Пацаны, прикрывая головы и яростно матерясь, беспомощно отступали, но менты, казалось, только входили во вкус своей усмирительной операции.

Особенно старался один светловолосый курсант. В пылу боя он успел потерять фуражку, но холодный ноябрьский ветер не мог остудить его непокрытую голову. Он вклинился в толпу болельщиков глубже всех и с искаженным от бешенства лицом исступленно лупил своею палкой направо и налево, не разбирая кто прав, кто виноват.

Было очень похоже, что он просто потерял над собою контроль, почти обезумел. Это заметили и его товарищи-курсанты. Один схватил его за рукав шинели, другой навалился сзади, третий, сграбастав коллегу за грудки, орал в его побелевшее лицо;

— Вовка! Каверин! Ты что, охренел? Да что с тобой, Вовка?

Двое курсантов подхватили блондинистого мента под локотки и быстро-быстро утащили куда-то под трибуну. В это время остальные курсанты отлавливали окровавленных пацанов и тоже куда-то уводили.

Пока длился этот инцидент, матч закончился. «Спартак» выстоял — на табло значились все те же 2: 1. Друзья покидали стадион, бурно обсуждая не столько перипетии игры, сколько карательную операцию ментов. Причем Белов принимал в этом самое активное участие.

Фил, Космос и Пчела незаметно переглядывались - похоже, футбол встряхнул-таки их захандрившего друга.

XVI

Поход на стадион и в самом деле встряхнул Белова. Уже на следующий день он сразу после работы отправился в прачечную, к Лене. Намерения его были просты, как две копейки — поговорить, объясниться, а если, паче чаяния, возникнет такая необходимость — то и повиниться.

Саша очень спешил и потому едва не сшиб с ног топтавшегося на углу возле прачечной молодого человека.

— Извините... — машинально буркнул он и в ту же секунду узнал этого парня. Это был тот самый дохлый очкарик, одноклассник Лены, который имел наглость танцевать с ней на выпускном!

Саша сдвинул брови и тоном, не предвещавшим очкарику ничего хорошего, хмуро поинтересовался:

— Та-а-ак... А ты что здесь делаешь?

— Лену жду, — просто ответил тот.

— Понятно... — процедил Белов.

Ему действительно все стало понятно: он, значит, мучается, страдает, а Ленка, выходит, и думать о нем забыла! Разыскала своего прежнего ухажера и крутит с ним на всю катушку! Взгляд Белова стал еще более мрачным. Он коснулся рукава очкарика и кивнул куда-то в сторону:

— Пойдем, поговорим... Парень невесело усмехнулся:

— Бить будешь?

Саша на секунду задумался и честно признался: -Да.

— А смысл? — снова усмехнулся очкарик.

— Не понял... — Белов и впрямь не понял — какой ему, к черту, смысл? Он покрепче ухватился за рукав дохляка и решительно потащил его за угол.

И тут сзади раздался пронзительный голос:

— Стойте! Куда? Сережа!

Белов резко обернулся — к ним на всех парах летела перепуганная Лена. Она подскочила к очкарику и, вцепившись в другой его рукав, выдернула парня из мгновенно ослабевших Сашиных рук. На Белова она едва взглянула, но в этом коротком взгляде было столько неприкрытой, обжигающей, бурлящей ненависти, что Саша оторопел.

А Лена подхватила своего шибздика под руку и, гордо вскинув голову, неспешно удалилась прочь. Лишь когда парочка скрылась за поворотом, Сашина оторопь прошла. На смену ей пришла злость, досада и жгучая, затмевающая разум, ревность.

Не отдавая себе отчета, зачем он это делает, Белов поспешил за ними. Он быстро их догнал и, прячась за спинами прохожих, проследил за Леной и ее новым кавалером до самого ее дома. К его удивлению, всю дорогу они шли отдельно, каждый сам по себе, причем очкарик не предпринимал никаких попыток сблизиться с девушкой. А Лена все это время, не переставая ни на минуту, что-то очень эмоционально и, как показалось Саше, сердито ему рассказывала.

«Кроет, наверное, меня и в хвост и в гриву...» — был стопроцентно уверен

Белов.

У Лениного подъезда они расстались — тоже без малейших намеков на какие-то особые отношения. Лена скрылась в подъезде, шибздик тут же

отправился восвояси. Все. Между ними ничего — то есть абсолютно ничего! — не произошло.

На следующий день Саша пришел к прачечной пораньше и снова встретил там очкарика: На сей раз Белов вполне дружелюбно протянул ему руку и представился:

— Саша.

— Сергей, — ответил тот неожиданно крепким рукопожатием.

— Ждешь? — после неловкой паузы спросил Белов, кивнув на дверь прачечной.

— Жду, — также не без некоторого смущения ответил парень.

Белов достал сигарету и закурил. Выпустив вверх тугую струю табачного дыма, он не слишком уверенно предложил:

— Отойдем, разговор есть... Сергей внимательно взглянул на

Сашу и кивнул:

— Ну что ж, давай поговорим. Они зашли во двор и, смахнув со

спинки скамейки первый снег, сели. Белов молчал — он никак не мог ре-шить, как подобраться к интересующей его теме. Тогда Сергей, быстро взглянув на часы, взял инициативу в

свои руки.

— Я так понимаю, что ты хотел поговорить о Лене? — спросил он.

— Да, — кивнул Белов, постаравшись принять безучастный вид. — Просто интересно, что у вас с ней?

— Ничего... — пожал плечами Сергей.

— Ничего? И ты ее не... — Саша замялся.

— Нет. То есть когда-то, еще в девятом классе, я был в нее немножко влюблен, но это — давно забытая история, — очкарик едва заметно усмехнулся. — Просто мы очень давно дружим, с первого класса. Когда у Ленки возникают какие-нибудь проблемы, она любит поплакаться мне в жилетку, потому что знает — я не из болтливых.

— И о чем, интересно, она плачется

тебе сейчас? Не скажешь?

Сергей снова пристально взглянул

на Сашу.

— Почему же? Тебе — скажу... — вздохнул он. — О тебе. Позавчера, например, она рассказывала о том, какой ты замечательный и необыкновенный, а вчера — какой ты негодяй и подлец...

Белов опустил голову.

— Мы поссорились... — глухо сказал он. — Знаешь, из-за чего?

— В общих чертах.

— Ну вот, и теперь... Черт! — ударил кулаком по коленке Белов. — Я просто ума не приложу, как теперь помириться...

— Ничего, — кивнул Сергей, — помиритесь... Знаешь, я думаю, она любит тебя. По-настоящему, понимаешь? Ты только не торопись, дай ей время остыть... Она сама простит тебя — и очень скоро. А ты потерпи еще немного, хорошо?

Саша кивнул и опять замолчал. Очкарик посмотрел на часы и встал.

— Ладно, Саш, мне пора — Ленка, наверное, уже ждет. Пока...

— Пока, — Белов пожал протянутую руку и негромко добавил: — Спасибо тебе, Серег...

Сергей торопился к своей подружке. Он был абсолютно уверен, что Саша воспользуется его весьма разумным советом и сделает необходимую паузу, а потому и не подумал оглянуться.

У дверей прачечной, спиной к нему, уже стояла Лена. Она всматривалась в ту сторону, откуда должен был появиться ее бывший одноклассник. Сергей прибавил шагу, но в последний момент его вдруг настиг невесть откуда взявшийся Белов!

— Извини, Серег! — он, в точности как на выпускном вечере, бесцеремонно оттер очкарика в сторону и обратился к опешившей Лене.

— Выслушай меня, Лен, — начал он глухим, чуть подрагивающим от волнения голосом. — Я перед тобой виноват, ты меня прости. Прости прямо сейчас, слышишь? Вот... — он достал из кармана то самое колечко с красным камушком-глазком и протянул его девушке. — Или возьми его обратно, и мы забудем все плохое, или... или я сейчас выкину его к чертовой матери, и тогда — все! Понимаешь — все! Решай!

Испуг на лице Лены сменился растерянностью, а та, в свою очередь, уступила место тихой, загадочной улыбке. Девушка оторвала взгляд от колечка и посмотрела на замершего в ожидании Сашу. Не говоря ни слова, она стянула с руки пеструю варежку и медленно, отчасти даже торжественно, поднесла пальцы к кольцу.

Саша мгновенно понял все. Так же медленно и так же торжественно он надел кольцо на безымянный палец Лены. Все это так напоминало нечто, что девушка смутилась и, опустив голову, доверчиво и трогательно уткнулась носом в Сашино плечо. Он растерянно повернулся к Сергею, но того уже и след простыл. Тогда Саша шумно, с облегчением вздохнул и осторожно обнял Лену, широко и радостно улыбаясь.

XVII

Новый год всей компанией встречали у Космоса. Его отец устроил себе зимние каникулы и укатил со своей Пиявой на две недели в Приэль-брусье.

Все четверо пришли с девушками, накрыли шикарный стол, врубили музыку... Но веселье почему-то не шло. У всех были свои проблемы, не оставлявшие их даже за праздничным столом.

У Космоса после курсов возникли проблемы с трудоустройством. Речь уже давно не шла ни о «Метрополе», ни о «Интуристе», дело обстояло куда как хуже — не было никаких вариантов вообще! Больше месяца Кос болтался без дела, с каждым днем мрачнея все больше и больше.

У Фила была серьезная травма. На последних соревнованиях он умудрился прозевать мощнейший встречный удар соперника. Дело кончилось плохо — помимо нокаута и сломанного носа Фил, падая, получил еще и сложный, со смещением, двойной перелом руки!

Теперь о тренировках можно бы-ло забыть по крайней мере на полгода, а сколько еще времени уйдет на восстановление формы — об этом Фил старался не думать...

А у Пчелы с Беловым была одна общая проблема — неумолимо приближающийся призыв. Пчела уже давно начал искать ходы-выходы, чтобы откосить от «почетной обязанности», но пока у него ровным счетом ничего не получалось.

Саша же терзался сомнениями. Ему настолько хорошо с Леной, что все чаще и чаще он задумывался — а не совершил ли он несусветную глупость, отказавшись от помощи тетки. Ситуацию, наверное, еще вполне можно было исправить, но Саша никак не мог определиться - что ему делать в сло-жившейся ситуации.

Словом, несмотря на елку в огнях, шампанское и прочие непременные атрибуты праздника, у большинства из собравшихся за столом праздничного настроения не было и в помине. Очень скоро выяснилось, что восполняться этот пробел будет, очевидно, самым традиционным способом — обилием выпитого. Космос, Пчела и Фил налегали на водку, от них не отставали и две хохотушки из универсама, приглашенные Пчелой для себя и Космоса.

Эрзац-веселье быстро набирало обороты. И вот уже Кос, напялив банный халат отца и нацепив вместо бороды мочалку, изображал Деда Мороза. С пьяным занудством он пытался заставить гостей водить хоровод — его, разумеется, никто не слушал. Фил, подперев загипсованной рукой голову, уныло мычал любимую «Лучинушку», а Пчела, облапив непрерывно хохочущую продавщицу, засыпал ее похабными анекдотами.

Саша понимал — праздник катится куда-то не туда, дальше могло быть только хуже. Он переглянулся с Леной, и они незаметно один за другим улизнули в прихожую. Заговорщицки перешептываясь, они быстро оделись и выскользнули из профессорской квартиры.

Полночи они гуляли по морозной ночной Москве, болтали, смеялись и целовались, ничуть не жалея ни об оставленном праздничном столе, ни о теплой, просторной квартире.

И о призыве той новогодней ночью Саша больше не вспоминал, ведь весна, казалось, наступит еще так нескоро...

XVIII

И все же она пришла — бурная, бесшабашная, последняя весна вольной жизни. Саша давно уже поставил крест на своих сомнениях относительно армии, он решил — пусть будет, как у всех! Он пойдет, как все, служить, а Лена, как все, останется ждать его возвращения. Подумаешь — всего-то два года! Ничего, если любит — дождется!

Его уверенность в том, что он поступает так, как надо, была настолько сильна, что, отправляясь на медкомиссию, Саша поймал себя на парадоксальной мысли: если его сейчас вдруг забракуют, то он, пожалуй, даже расстроится!

Медкомиссия, впрочем, прошла без сучка, без задоринки. Белова признали годным и определили служить в погранвойска. До отправки оставалось еще без малого две недели, надо было только каждые три-четыре дня отмечаться в военкомате. Получив на руки необходимые документы, Саша отправился домой.

— Ну как, Сань? — встретила его вопросом мама. В ее глазах еще теплилась надежда — а вдруг не взяли?

— Все нормально — годен! — гордо ответил Саша. — Восемнадцатого, в девять ноль-ноль к военкомату с вещами.

— Господи! — ахнула Татьяна Николаевна, опускаясь на табурет. — И куда тебя?

— В погранвойска!

— На границу? — испуганно прошептала мать побелевшими губами.

Саша присел перед нею на корточки и взял ее руки в свои.

— Ну, ты чего, мам? Это же не Аф-ган! А на границе сейчас везде тихо... Ну, ты чего, а?

Татьяна Николаевна, быстро смахнув выкатившуюся слезинку, через силу улыбнулась:

— Ничего, Сань... Просто... Как я без тебя — ведь два года...

— Да ладно тебе, — Саша тоже улыбнулся. — Я тебе письма писать бу-

ду а ты будешь их читать. Вот и не заметишь, как время полетит... Мне никто не звонил?

— Космос, — мать поднялась и направилась в кухню, досказывая на ходу. — Сказал — они тебя в беседке будут ждать, какое-то у них там дело срочное...

— Да? Тогда я побежал!

— Саня, стой! — Татьяна Николаевна снова выскочила в прихожую. — А поесть?

— Да я сытый, мам! — Саша схватил куртку и выскочил из квартиры.

Вся компания была в сборе — слегка поддатый Пчела, озабоченный Космос и мрачный, как туча, Фил. Рядом с Пчелой стоял стакан и початая бутылка портвейна, на коленях он держал толстенный том какой-то книги. Увидев Белова, Космос вскочил и ткнул Фила в бок:

— Ну вот, тебе и Белый то же самое скажет! Скажи, Сань?

— А в чем проблемы? — улыбнулся Белов, здороваясь с друзьями.

— Да вот, — кивнул Пчела на Фила, — пацифист, блин, не может другу помочь...

— А если поподробней? — Саша совершенно ничего не понимал.

Прояснить ситуацию взялся Космос.

— Короче так. Пчелке завтра на медкомиссию, а ему позарез нужна отсрочка — на месяц примерно, так, Пчел?

— Ну да! — подхватил тот. — Меня обещали свести с одним капитаном из военкомата — ему движок на «копейке» перебрать надо. Он меня отмажет — это сто пудов! Но сейчас он в отпуске, ясно? Приедет только через три недели, а медкомиссия-то — завтра!

— Так, и что дальше?

— А дальше все просто, — развел руками Кос. — С сотрясением мозга дают отсрочку, мне Батон говорил. По теории Пчелу мы уже подковали

— он кивнул на книгу, оказавшуюся при ближайшем рассмотрении медицинским справочником. — Что говорить, на что жаловаться — он знает. Осталось только обеспечить материальное подтверждение факта сотрясения, понимэ? Хороший фонарь под глазом — и всех делов-то! Фил уперся, как этот... и ни в какую!

— Погоди, так вы хотите, чтобы Фил? — Саша с веселым изумлением обвел глазами друзей.

— Ну, ясен пень! — решительно кивнул Кос. — Не под машину же ему бросаться!

Белов не выдержал и расхохотался. Космос и Пчела обиженно переглянулись.

— Хорош ржать! — сердито оборвал Сашу Пчела. — Может, что дельное посоветуешь?

Оборвав смех, Белов задумался: а ведь верно, предложенный Космосом вариант был самым простым и правдоподобным. Драка во дворе, капитальный фингал — и вот вам, пожалуйста, сотрясение!

— Ну что? — нетерпеливо спросил Пчела.

Саша, пряча улыбку, кивнул:

— Да, пожалуй, фонарь — это выход...

— Ну, ты слышал? — снова ткнул Фила в бок Космос.

— Вот сам и бей, — буркнул Фил. — Почему я-то?

— Я ж тебе уже говорил, — покачал головой Космос. — У меня удар не поставлен. Ну что я ему навешу? Банальный бланш? А нужна фирменная гематома, желательно — с отеком!

— У меня, между прочим, травма... — упрямо бубнил Фил.

— Так с левой! — взвился со своего места потерявший терпение Пчела. — Японский городовой! Сто раз же уже сказано — с левой!

Фил поднял совершенно растерянный взгляд на Белова. Саша вздохнул и хлопнул друга по плечу:

— Ничего не попишешь, Фил... Надо!

Фил обреченно кивнул и опустил голову. Взгляд Саши наткнулся на бутылку, он взял ее и протянул Филу:

— На вот, прими для храбрости... Но портвейн тут же перехватил Космос:

— Ты что! — вытаращил он глаза. — Это же анестезия для Пчелы! Ну все, братцы, хорош базарить, давайте начнем...

Фил и Пчела поднялись со скамеек.

— Вить, может, не стоит? — взмолился Фил.

— Я прошу тебя, Валер! — тихо ответил тот.

— Минутку! — встрял между ними Космос со стаканом и бутылкой. — А анестезия? Стакан — до, стакан — после!

Пока Пчела принимал «лекарство», Белов инструктировал Фила.

— Смотри, Теофило, бей без дураков! Схалтуришь — придется повторять, ясно? Помнишь, как Папанов в «Брильянтовой руке»? «Бить буду аккуратно, но сильно!» — вот и ты так же!

— Ладно, — с отрешенностью смертника кивнул Фил. — Сделаю.

«Секунданты» разошлись. Фил стал готовиться к удару.

— Так, Пчел... Голову левее и пониже, еще немного... Ага... — с угрюмой деловитостью распоряжался он. — Теперь колени чуть подогни... Так... Кос, встань за ним — подхватишь, чтоб не упал, понял?

— Ладно, Фил, не тяни... — нервно усмехнулся Пчела.

— Готов? — спросил Фил.

— Готов.

Бум-м-м!!! От могучего удара Фила Пчела отлетел на руки Космосу, и они оба рухнули на дощатый пол беседки! Белов с Филом бросились к ним. Правый глаз несчастного Пчелы почти мгновенно заплыл — осталась только узенькая, как у монгола, щелочка.

— О-о-о... Ну, у тебя и кувалда, Фил... — жалобно простонал он.

— Анестезию, быстро! — скомандовал из-под него Космос.

В мгновение ока Пчелу поставили на ноги и сунули ему в руку стакан.

— Ну, чтоб не зря... — выдохнул он и выпил.

На следующий день в военкомат с Пчелой пошли все — было ужасно интересно, чем закончится история с мнимой сотрясухой. Помимо друзей, Пчелу сопровождали три беспрерывно хныкавшие продавщицы из универсама.

— Витенька, больно? Витенька, как ты? — то и дело спрашивали они, с участливым любопытством рассматривая его выдающийся фингал.

Посмотреть и вправду было на что! За ночь фонарь, казалось, увеличился еще больше, да к тому же еще и расцвел всеми цветами радуги. Доминировали, конечно, черный и темно-синий, но помимо них в творении Фила присутствовали и голубой, и зеленый, и желтый тона. Картинка, что и говорить, была еще та!

Феноменальный синяк волшебным образом изменил и самого Пчелу. Он приобрел настолько шпанистый, беспредельно-отвязный вид, что Космос, внимательно его рассмотрев, удовлетворенно хмыкнул:

— Н-да, Пчел, будь я военкомом — ни за что не доверил бы защиту Отечества такому раздолбаю!

— И почему ты не военком, Косматый? — с тоской в голосе спросил Пчела.

По дороге Космос еще раз проэкзаменовал потенциального новобранца на знание основных симптомов сотрясения мозга. Пчела отвечал уверенно и точно. На пороге военкомата ему пожелали ни пуха ни пера и, усевшись на лавочку, принялись ждать.

Через час с небольшим он вышел — с непокрытой головой, в расстегнутой куртке. На его асимметричной физиономии роились, сталкиваясь и, как в калейдоскопе, непрерывно сменяя друг друга, совершенно несовместимые эмоции — радость и разочарование, облегчение и досада, растерянность и гордость.

— Ну? — вскочили с мест друзья.

Пчела обвел их единственным своим глазом, в котором в эту секунду застыло недоумение.

— Не годен... — едва вымолвил он.

— Иес! — восторженно рявкнул Космос. — Сотрясуха?

Лицо Пчелы исказила гримаса боли, отчаянья и обиды. Он вцепился себе в волосы и простонал:

— Какая, на хрен, сотрясуха? Пацаны, у меня, оказывается, плоскостопие!

XIX

Оставшиеся до призыва дни таяли, как сосулька на солнце. Днем Саша — из автоколонны он уже уволился— валялся на диване, читал, бесцельно болтался по улицам, но в шесть вечера он, как штык, встречал Лену у дверей ее прачечной. Они дорожили буквально каждым часом, проведенным вместе, ведь времени до рокового дня оставалось так мало...

О предстоящем расставании они почти не говорили, но, прощаясь за полночь у Лениного подъезда, каждый с горестью отмечал про себя — еще одним днем у них стало меньше. Словно у обоих в голове непрерывно тикал невидимый хронометр, отсчитывающий часы и минуты, остающиеся им до неизбежной разлуки.

За день до проводов, в десять утра, в квартире Беловых раздался телефонный звонок. Звонила Лена.

— Саш, ты можешь прямо сейчас за мной зайти? — сходу выпалила она. Голос ее звучал странно — так, словно она бежала и запыхалась.

Дата добавления: 2015-07-26