ПРИЛОЖЕНИЕ 21 страница

Примечание. Главным источником запутанности зако­нодательства является то обстоятельство, что в ряде случа­ев в неправовые по своему содержанию, тем самым чисто исторические, институты со временем проникает разумное, в себе и для себя правовое, как это произошло в римских институтах {§ 180, прим.), в старом ленном праве и т. д. Однако важно понять, что сама природа конечного мате­риала ведет к тому, что применение к нему даже в себе

и для себя разумных, внутри себя всеобщих определений ведет к поступательному движению в бесконечность. Предъявлять к кодексу требование, чтобы он был абсолют­но законченным и не допускал дальнейших определений,— требование, являющееся но преимуществу немецкой бо­лезнью,— и не допускать, вследствие того что он не может быть завершен, создания так называемого несовершенного, т. е. действительного, осуществления, значит не понимать природу таких конечных предметов, как частное право, в которых так называемое совершенство есть постоянное приближение, а также не понимать различие между все­общим разума и всеобщим рассудка и применения его к уходящему в бесконечность материалу конечности и еди­ничности. Le plus grand ennemi du bien c'est 1e mieux ^uo— вот выражение истинного здравого смысла в отличие от суетного резонерства и рефлектирования.

Прибавление. Полнотой называется завершенное собра­ние всего единичного, входящего в некую сферу, и в этом смысле нет ни науки, ни познания, которые обладали бы полнотой. Когда говорят, что философия или какая-либо наука неполна, то под этим подразумевается, что следует подождать, пока она не станет полной, ибо ведь, может быть, отсутствует лучшее. Однако при таком подходе ничто не сдвинется с места: ни кажущаяся завершенной геомет­рия, в которой все-таки возникают новые определения, ни философия, предметом которой, правда, является всеоб­щая идея, но которая тем не менее может быть все более специализирована. Испокон веку всеобщим законом были десять заповедей ^|П: не провозглашать закона — не убий только потому, что кодекс не может быть полным, сразу же воспринимается как абсурд. Каждый кодекс мог бы быть еще лучше, это смело может утверждать праздная рефлек­сия, ибо самое замечательное, возвышенное и прекрасное может мыслиться еще более замечательным, возвышенным и прекрасным. Большое старое дерево все более разветвля­ется, не становясь тем самым новым деревом, однако без­рассудно было бы не сажать деревьев только потому, что могут появиться новые ветви.

§ 217

Подобно тому как в гражданском обществе право в себе становится законом, так и бывшее ранее непосредственным и абстрактным наличное бытие моего единичного права принимает значение признанности в качестве наличного бытия в существующих всеобщей воле и знании. Поэтому

приобретение собственности и связанные с этим действия должны предприниматься и совершаться в той форме, ко­торую сообщает им это наличное бытие. Собственность по­коится на договоре и на формальностях, делающих ее дока­зательной и правомерной.

Примечание. В гражданском обществе изначальные, _т. е. непосредственные, виды приобретения и связанные с ними формальности (§ 54 и след.), собственно говоря, отпадают и встречаются только как отдельные случайности или ограниченные моменты. Формальности отвергаются отчасти чувством, не идущим дальше субъективного, отча­сти рефлексией, которая видит в абстракции свое сущест­венное; в свою очередь мертвый рассудок может держать­ся формальностей, противопоставляя их существу дела, и увеличивать их число до бесконечности. Впрочем, разви­тие образованности ведет к тому, что от чувственной и не­посредственной формы содержания в ходе длительной и трудной работы удается прийти к форме его мысли и тем самым к соответствующему ему простому выражению; лишь в состоянии только возникающего образования пра­ва торжественные церемонии и формальности чрезвычайно сложны и считаются скорее самой сутью дела, чем знаком; поэтому и в римском праве сохранялось множество опре­делений и особенно выражений, связанных с торжествен­ными церемониями, вместо того чтобы заменить их опреде­лениями мысли и их адекватным выражением.

Прибавление. Закон есть право, положенное таким, каким оно было в себе. Я владею чем-то, у меня есть собст­венность, которой я завладел как бесхозной: теперь это должно быть еще признано и положено как мое. Поэтому в обществе имеют место формальности в отношении собст­венности: ставятся пограничные камни как знак, требую­щий признания других; заводятся ипотечные книги, реги­страция собственности. Большая часть собственности в гражданском обществе покоится на договоре, формально­сти которого твердо определены. Можно, конечно, питать неприязнь к таким формальностям, полагая, что они су­ществуют лишь для того, чтобы приносить доход началь­ству; можно даже рассматривать их как нечто оскорбитель­ное и как знак недоверия, ибо утверждение — слово чести больше не имеет силы; однако существенное в форме — это то, что есть право в себе и как таковое положенное. Моя воля — воля разумная, она имеет значимость, и эта значимость должна быть признана другим. Здесь моя субъ­ективность и субъективность другого должны отпасть,

и воля должна достигнуть уверенности, твердости и объек­тивности, которых она может достигнуть только посред­ством формы.

§ 218

Так как собственность и личность обладают в граждан­ском обществе признанием закона и значимостью, то пре­ступление — уже нарушение не только субъективно-бес конечного, но и всеобщего дела, обладающего в себе проч­ным и сильным существованием. Тем самым здесь вы­ступает точка зрения опасности преступного действи} для общества, что, с одной стороны, увеличивает серьез­ность преступления, но, с другой — общество, уверенно«в своей силе, снижает внешнюю важность преступлен!«и способствует поэтому большей мягкости наказания.

Примечание. То обстоятельство, что в лице одного член; общества поражены и все другие, изменяет характер пре­ступления не по его понятию, а лишь со стороны внешней: существования, со стороны поражения, которое затрагива­ет представление и сознание гражданского общества а не только наличное бытие непосредственно пострадавше­го. Во времена героев (см. древние трагедии) граждане не считали себя задетыми теми преступлениями, которьк члены царских домов совершали по отношению друг к дру­гу. Поскольку преступление в себе — бесконечное наруше­ние, должно быть в качестве наличного бытия определеш соразмерно качественным и количественным различия! (§ 96), а это наличное бытие существенно определяете} как представление о действии законов, сознание их значи­мости, то опасность для гражданского общества составляет определение размера преступления или также одно из ег< качественных определений. Но это качество или разме] изменяется соответственно состоянию гражданского обще­ства, и в этом заключается оправдание в одном случае того, что кража нескольких су или репы карается смертно! казнью, а в другом — что кража в сто или тысячу раз боль­ших ценностей влечет за собой мягкое наказание. Xotj точка зрения, согласно которой преступление опасно дл> гражданского общества, как будто делает преступленш более тяжким, именно она преимущественно и привела смягчению наказания. Поэтому уголовный кодекс связа! прежде всего со своим временем и с состоянием граж­данского общества в это время.

Прибавление. То обстоятельство, что совершенное в об­ществе преступление, будучи более тяжким, тем не мене*

карается менее сурово, кажется внутренне противоречи­вым. Но если, с одной стороны, общество не может остав­лять преступление безнаказанным, ибо в таком случае это преступление было бы положено как право, то, с другой стороны, поскольку общество уверено в себе, преступление есть всегда лишь нечто единичное, направленное против общества покушение, нечто шаткое и изолированное. Бла­годаря прочности самого общества преступление обретает значение чего-то чисто субъективного, возникшего, как кажется, не столько как продукт обдуманности и воли, сколько из природных импульсов. Это воззрение придает преступлению меньшую значимость, и наказание также становится менее суровым. Если же общество само еще недостаточно устойчиво, то наказания должны служить устрашающим примером, так как наказание само есть пример, направленный против примера преступления. В прочном же в себе обществе положенность преступления столь слаба, что в соответствии с этим должно соизмеряться и устранение этой положенности. Следовательно, суровые наказания в себе и для себя — не несправедливость, а нахо­дятся s соотношении с состоянием времени; один и тот же уголовный кодекс не может быть пригодным для всех времен, и преступления являются мнимыми существова­ниями, которые могут повлечь за собой большее или мень­шее отклонение.

с) Суд § 219

Право, вступившее в наличное бытие в форме закона, есть для себя, самостоятельно противостоит особенному волению и мнению о праве и должно сделать себя значи­мым как всеобщее. Это познание и осуществление права в особенном случае без субъективного чувства особенного интереса принадлежит публичной власти, суду.

Примечание. Исторически возникновение судьи и судов могло принимать форму патриархальных отношений, на­силия или добровольного выбора; для понятия предмета это безразлично. Рассмотрение введения правосудия госу­дарями и правительствами просто как акта случайного благоволения и милости, как это делает г. фон Галлер в его «Restauration der Staatswissenschaft» "², относится к сфере бессмысленности, в которой нет и следа понимания того, что при рассмотрении закона и государства речь идет о том, что их институты в качестве разумных в себе и для себя

⁹ Г. В. Гегель 257

необходимы, а форма, в которой они возникли и были введены, не есть то, что важно при рассмотрении их разум­ного основания. Другой крайностью по отношению к этому воззрению служит грубое представление, которое видит в осуществлении права, как это было во времена кулач­ного права, неподобающее насилие, подавление свободы и деспотизм. Правосудие следует считать как обязан­ностью, так и правом государственной власти, которое отнюдь не связано с желанием индивидов передавать или не передавать эти полномочия особой власти.

§ 220

Право на наказание преступления в форме .чести (§ 102) есть лишь право б себе, а не в форме правового акта, т. е. не правовое в своем существовании. Вместо по­терпевшей стороны выступает потерпевшее всеобщее, об­ладающее в лице суда своей особой действительностью, и берет на себя преследование преступника и наказание преступления, которое тем самым перестает быть лишь субъективным и случайным возмездием, местью, а превра­щается в подлинное примирение права с самим собой, в наказание; в объективном отношении оно выступает как умиротворение восстанавливающего себя посредством снятия преступления закона, тем самым осуществляющего себя как значимого; в субъективном отношении, с точки зрения преступника, это примирение — умиротворение его, известного ему, значимого для него и осуществляю­щего его защиту закона, в применении которого к нему он сам находит удовлетворение справедливости, лишь свое собственное деяние.

§ 221

Член гражданского общества имеет право искать суда и обязанность предстать перед судом и получить только через суд оспариваемое им право.

Прибавление. Так как каждый индивид имеет право ис­кать суда, он должен знать законы, ибо в противном случае это право ничем бы ему не помогло. Но индивид обязан также предстать перед судом. В эпоху феодализма могу­щественные лица часто не являлись на судебное заседание, вели себя вызывающе по отношению к судебным инстан­циям и рассматривали вызов в суд могущественного лица как неправое деяние. Это — состояние, противоречащее тому, чем должен быть суд. В новейшее время правитель

обязан по частным вопросам признавать над собой власть _суд_Э) и в свободных государствах он обычно проигрывает свои процессы.

§ 222

Перед судом право получает определение, согласно которому оно должно быть доказуемо. Судопроизводство предоставляет сторонам возможность приводить свои дока­зательства и правовые основания, а судье войти в суть дела. Эти стадии процесса суть сами права, их ход должен быть поэтому определен законом, и они составляют существен­ную часть теоретической пауки о праве.

Прибавление. Человека может возмущать, если ему от­казывают в праве, в котором он уверен, на том основании, что оно не доказуемо; но право, которое я имею, должно быть и положенным: я должен суметь представить, дока­зать его и лишь посредством того, что в себе сущее также оказывается и положенным, оно может быть значимым в обществе.

§ 223

Посредством расщепления этих действий на все более обособленные действия и их права, расщепления, не имею­щего в себе границы, судопроизводство, которое уже в себе есть средство, выступает по отношению к своей цели как нечто внешнее. Поскольку сторонам предоставляется пра­во пройти весь тот длительный путь разветвленных фор­мальностей, который есть их право, а такие формальности могут быть обращены им во вред и даже превращены в не­правовое орудие, чтобы защитить стороны и само право в качестве того субстанциального, что только и имеет значение, от злоупотреблений, возможных в судопроизвод­стве, следует вменить сторонам в обязанность обратиться, прежде чем они передадут дело в официальный суд, к про­стому (третейскому, мировому) суду и попытаться прийти к соглашению.

Примечание. Естественная справедливость отказывает­ся по моральным или иным соображениям от формального права и занимается прежде всего содержанием правового спора. Значение же суда совести состоит в том, что в выне­сенном им решении по данному отдельному случаю он не придерживается формальностей судопроизводства и особенно объективных доказательств, удовлетворяющих

9*

требованиям закона, а основывается на интересе, присут­ствующем в отдельном случае, как этом, не руководствуясь необходимостью вынести всеобщее законное решение.

§ 22/,

К составу прав субъективного сознания относятся как публичное оглашение законов (§ 215), так и возможность знать осуществление закона в особом случае, а именно ход внешних действий, правовых оснований и т. д. Поскольку этот процесс в себе общезначим, то, хотя отдельный слу­чай по своему особенному значению касается только инте­реса тяжущихся сторон, всеобщее его содержание относит­ся к заключающемуся в нем праву, и решение суда затраги­вает интересы всех: судопроизводство должно быть пуб­личным.

Примечание. Совещания членов суда о решении, кото­рое должно быть вынесено,— это еще высказывания осо­бенных мнений и взглядов, и они, следовательно, не пуб­личны по своей природе.

Прибавление. Публичность судопроизводства призна­ется здравым человеческим рассудком справедливой и пра­вильной. Серьезное возражение против публичности вы­зывалось всегда важностью господ судей, не желавших открываться перед каждым и рассматривавших себя как оплот правосудия, куда профанам вход должен быть за­прещен. Однако в право именно и входит доверие граждан к нему, и эта сторона права требует публичности судопро­изводства. Право требовать публичности судопроизводства основано на том, что цель суда есть право, которое в каче­стве всеобщего должно совершаться в присутствии всеоб­щего; основано оно также и на том, что граждане приходят к убеждению, что осуществляется действительно право.

§ 225

В деле осуществления права как применения закона к отдельному случаю различаются две стороны: во-первых, знание характера случая в его непосредственной единич­ности — существует ли договор и т. п., совершено ли нару­шающее права действие и кто его совершил, а в уголовном праве — рефлексия как определение действия по его суб­станциальному, преступному характеру (§ 119, прим.); во-вторых, подведение данного случая под закон, восста­навливающий право, в уголовном праве сюда относится и наказание. Решения по этим двум сторонам — различные функции.

Примечание. В римском судопроизводстве различие этих функций проявлялось в том, что претор выносил свое решение, исходя из того, что дело с фактической стороны обстоит таким или иным образом, а для расследования обстоятельств дела назначал особого judex ^I!J. Определение характера действия со стороны его определенного преступ­ного качества (является ли оно, например, убийством или умерщвлением) предоставлено в английском судопроиз­водстве мнению или произволу прокурора, и суд не может принять другое определение, если он считает это непра­вильным.

§ 226

Введение всего хода расследования, затем правовые действия сторон — две функции, которые сами суть пра­ва (§ 222), а также и вторая сторона судопроизводства (см. предшествующий параграф) — вынесение судебного решения есть главным образом дело судьи, для которого как для органа закона случай должен быть подготовлен, чтобы его можно было подвести под определенный за­кон, т. е. возвести его данный в явлении эмпирический характер до признанного факта и всеобщей квалификации.

§ 227

Первая сторона — познание случая в его непосред­ственной единичности и его квалификация — для себя не содержит судопроизводства. Это — познание, которое доступно каждому образованному человеку. Поскольку для квалификации действия существен субъективный момент понимания и намерения действующего лица (см. вторую

)

1 1 4, и к тому же доказательство касается не предме­тов разума или абстрактного рассудка, а лишь подробно­стей, обстоятельств и предметов чувственного созерцания и субъективной достоверности и поэтому не содержит в се­бе абсолютно объективного определения, то последнее в ре­шении — это субъективное убеждение и совесть (animi sententia "⁵), подобно тому как в отношении доказатель­ства, основанного на высказываниях и заверениях других, присяга есть хотя и субъективное, но последнее подтвер­ждение.

Примечание. При рассмотрении предмета, о котором идет речь, главное состоит в том, чтобы не упускать из виду природу доказательства, которое здесь важно, и отличать его от познания и доказательств другого рода. Определение разума, каким является само понятие права, т. е. познание

его необходимости, требует другого метода, чем доказатель­ство геометрической теоремы. В последнем случае фигура определена рассудком, уже сделана абстрактной и соответ­ственно закону; в эмпирическом же содержании, каким является факт, материалом познания служит данное чувст­венное созерцание, чувственная субъективная достовер­ность, высказывание ее и заверение в ней — на подобных высказываниях, свидетельствах, обстоятельствах и т. д., комбинируя их, складывается умозаключение. Объектив­ная истина, выступающая из подобного материала и соот­ветствующего ему метода, ведет при попытке определить ее для себя объективно к половинчатым доказательствам, а при дальнейшей подлинной последовательности, которая вместе с тем содержит и формальную непоследователь­ность,— к чрезвычайным наказаниям, — эта истина имеет совершенно иной смысл, чем истина определения разума или положения, материал которого уже ранее был аб­страктно определен рассудком. Показать, что познание такой эмпирической истины события есть дело собственно юридического определения суда, что в нем содержится особое качество для этого и тем самым исключительное право в себе и необходимость,— показать это составляет главную исходную точку в вопросе о том, в какой степени следует признать делом формальных судебных инстанций суждение о факте и о правовом вопросе.

Прибавление. Нет основания считать, что только судья должен устанавливать фактические обстоятельства дела, ибо это доступно каждому человеку, обладающему об­щим, а не обязательно специально юридическим образова­нием: суждение о фактических обстоятельствах дела исхо­дит из эмпирических данных, из свидетельств о поступке и тому подобных показаний очевидцев, а затем также из фактов, из которых можно вывести заключение о по­ступке и которые делают его вероятным или невероятным. Здесь надлежит обрести уверенность, а не истину в высшем смысле, которая, безусловно, носит вечный характер: эта уверенность здесь — субъективное убеждение, совесть, и вопрос состоит в том, какую форму эта уверенность должна получить в суде. В требовании признания преступником своей вины, встречающемся обычно в немецком праве, за­ключается то истинное, что этим дается удовлетворение праву субъективного самосознания, ибо то, что говорят судьи, не должно отличаться от того, что содержится в со­знании, и только если преступник сознался, в приговоре не содержится ничего чуждого ему. Однако здесь выступа-

_еТ то затруднение, что преступник может отрицать свою вину и тем самым будет нанесен ущерб интересам справед­ливости. Если же признать, что только субъективное убеж­дение судьи должно иметь силу, то также совершается жестокость, поскольку человек при этом уже не рассматри­вается как свободный. Опосредование состоит здесь в том, чтобы высказывание о виновности или невиновности пре­ступника шло из души преступника — суд должен быть судом присяжных.

§ 228

Право самосознания стороны сохраняется в приговоре судьи в том аспекте, в котором этот приговор есть подведе­ние квалифицированного случая под закон', в отношении закона тем, что закон известен и, следовательно, есть закон самой стороны; в отношении подведения под закон тем, что судебный процесс публичен. В отношении же решения об особенном, субъективном и внешнем содержании дела, познание которого составляет первую из указанных в § 225 функций, это право находит свое удовлетворение в доверии к субъективности выносящих решение. Это доверие осно­вывается преимущественно на равенстве тяжущейся сторо­ны с ними по их особенности, сословию и т. п.

Примечание. Право самосознания, момент субъектив­ной свободы, может рассматриваться как субстанциальная точка зрения в вопросе о необходимости публичного судо­производства и так называемых судов присяжных. К этому сводится все то существенное, что в отношении полезности можно отнести к этим институтам. Исходя из других сооб­ражений и оснований, можно вести бесконечные споры по поводу тех или иных преимуществ или недостатков, они, подобно всем рассудочным основаниям, являются второ­степенными и нерешающими или же заимствованы из дру­гих, быть может более высоких, сфер. Речь идет не о том, что право в себе могло бы быть хорошо или даже лучше осуществлено чисто юридическими судами, чем другими институтами; не об этой возможности идет речь, даже если бы эта возможность достигла степени вероятности, пусть даже необходимости, но право самосознания всегда сохра­нит при этом свои притязания, которые не будут удовлет­ворены. Если знание права вследствие свойств того, что составляет законы во всем их объеме, затем хода судебного разбирательства и возможности предъявлять свои права является достоянием замкнутого сословия, которое остает­ся таковым также благодаря тому, что терминология, кото-

рой оно пользуется, представляет собой для тех, о праве которых идет речь, как бы иностранный язык, то члены гражданского общества обеспечивающие себе средства к существованию своей деятельностью, своим собственным знанием и волением, удерживаются в положении чужих не только по отношению к наиболее личному и собствен­ному, но и по отношению к субстанциальному и разумному в нем, к праву, и полагаются под опеку этого сословия, даже в своего рода крепостную зависимость от него. То, что они имеют право физически, ногами, присутствовать на суде (in judicio stare), немногого стоит, если они не мо­гут присутствовать там духовно, в силу своего знания, и право, предоставляемое им, остается для них внешней судьбой.

§ 229

В осуществлении права гражданское общество, в кото­ром идея потеряла себя в особенности и распалась на разли­ченные внутреннее и внешнее, приводит себя назад к своему понятию, к единству в себе сущего всеобщего и субъектив­ной особенности, однако приводит себя так, что субъектив­ность выступает в единичном случае, а всеобщее — в значе­нии абстрактного права. Осуществление этого единства в распространении его на весь объем особенности, прежде всего как относительного объединения, составляет назначе­ние полиции, а в ограниченной, но конкретной тотально­сти — корпорацию.

Прибавление. В гражданском обществе всеобщность — лишь необходимость: в отношении потребностей прочно лишь право как таковое. Однако это право, представляю­щее собой только ограниченную сферу, относится лишь к защите того, что я имею: для права как такового благо есть нечто внешнее. Однако в системе потребностей это благо — существенное определение. Следовательно, всеоб­щее, которое ближайшим образом есть только право, долж­но распространиться на всю область особенности. Справед­ливость составляет нечто великое в гражданском обществе: хорошие законы ведут к процветанию государства, а сво­бодная собственность есть основное условие его блеска; но поскольку я полностью вплетен в особенность, я имею пра­во требовать, чтобы в этой связи принималось во внимание и мое особенное благо: принято во внимание должно быть мое благо, моя особенность, и это происходит с помощью полиции и корпорации.

С. Полиция и корпорация

§ 230

В системе потребностей пропитание и благо каждого отдельного человека существуют как возможность, дейст­вительность которой обусловлена его произволом и природ­ной особенностью, а также объективной системой потреб­ностей; посредством отправления правосудия устраняется нарушение прав собственности и личности. Но действи­тельное в особенности право требует также, чтобы случай­ности, препятствующие той или иной цели, были уничто-жены.н была установлена нерушимая обеспеченность лица и собственности, т. е. пропитание и благо отдельных лю­ден,— чтобы особенное благо рассматривалось и осуще­ствлялось как право.

а) Полиция

§ 231

Предоставляющая обеспечение сила всеобщего остает­ся, поскольку принципом той или иной цели является еще особенная воля, ограниченной отчасти кругом случайно­стей, отчасти внешним порядком.

§ 232

Кроме преступлений, которые должна предотвращать или передавать судебному разбирательству всеобщая власть,— кроме случайности как произвола злого — дозво­ленный для себя произвол правовых действий и частного потребления собственности также находится во внешних отношениях к другим индивидам, а равно и к прочим пуб­личным установлениям, направленным на общую цель. Вследствие этого всеобщего аспекта частные действия становятся случайностью, которая выходит из-под моей власти и может принести или приносит другим вред или оказывается неправовой по отношению к ним.

§ 233

Хотя это представляет собой лишь возможность вреда, но то, что такого рода действие не приносит вреда, есть в качестве случайности также не более чем возможность; ^3Tt> — аспект неправа, заключающийся в подобных дейст­виях, и, следовательно, последнее основание карающей полицейской справедливости.

§ 234

Отношения внешнего наличного бытия принадлежат области рассудочной бесконечности; поэтому нет границы в себе, которая указала бы на то, что вредно и что не вредно, а применительно к преступлению — что подозрительно и что не подозрительно, что следует запретить или под­вергнуть надзору и что не следует запрещать, за что не сле­дует подвергать надзору, подозрению, допросу или при­влекать к ответственности. Ближайшие определения дают здесь нравы, дух государственного устройства, нынешнее состояние, опасность в данный момент и т. д.

Прибавление. Здесь невозможно дать твердые определе­ния и провести абсолютные границы. Здесь все носит личный характер, выступает как субъективный момент, и ближайшие обстоятельства должны быть указаны духом государственного устройства, опасностью момента. Во время войны, например, приходится считать вредным то, что обычно не приносит вреда. Из-за этих аспектов случайно­сти и произвольных действий личности полиция становит­ся чем-то ненавистным. При очень развитой рефлексии она может принять такую направленность, что вовлечет в сферу своего ведения все возможное, ибо во всем можно найти такое отношение, посредством которого то или иное может стать вредным. Полиция может действовать чрез­вычайно педантично и стеснять повседневную жизнь инди­видов. Однако, сколь ни дурно такое положение, объектив­ную пограничную линию здесь провести нельзя.

Дата добавления: 2015-07-18