ПРИЛОЖЕНИЕ 20 страница

остаток природного состояния. Далее, имманентный в сис­теме человеческих потребностей и их движений разум рас­членяет эту систему, создавая органическое целое разли­чий (см. след. §).

§ 201

Бесконечно разнообразные средства и их столь же бес­конечно переплетающееся движение во взаимном создании и обмене концентрируются благодаря присущей их содер­жанию всеобщности и различаются, образуя всеобщие массы, так что вся совокупность формируется в особенные системы потребностей, их средств и труда, способов и характеров удовлетворения и теоретической и практиче­ской культуры,— в системы, по которым распределены индивиды,— в различие сословий.

Прибавление. Способ участия во всеобщем имуществе предоставлен выбору особенности индивидов, но всеобщее различие обособления в гражданском обществе необхо­димо. Если первым базисом государства является семья, то вторым следует считать сословия. Этот второй базис столь важен потому, что частные лица, хотя они и эгоис­тичны, вынуждены обращаться к другим. Здесь, следова­тельно, находится тот корень, посредством которого эгоизм связывается со всеобщим, с государством, чьей заботой должно быть, чтобы эта связь сохранялась осно­вательной и прочной.

§ 202

Сословия определяются соответственно понятию как субстанциальное или непосредственное, как рефлектирую­щее или формальное и, наконец, как всеобщее сословие.

§ 203

а) Имущество субстанциального сословия состоит в природных продуктах земли, которую представители этого сословия обрабатывают, земли, которая может быть исключительно частной собственностью и требует не только неопределенного пользования, но и объективного формирования. В соответствии со связью труда и дохода с отдельными неизменными временами года и зависимо­стью дохода от изменчивого характера природного про­цесса цель, которая состоит в удовлетворении потребно­стей, превращается в заботу о будущем, но благодаря условиям осуществления этой заботы она сохраняется как способ существования, не столь опосредованный ре-

флексией и собственной волей, и сохраняет в этом вообще субстанциальную настроенность непосредственной, осно­ванной на семейных отношениях и доверии нравственно­сти.

Примечание. Справедливо считалось, что подлинное на­чало и первое основание государства связано с введением земледелия и института брака, так как принцип земледе­лия влечет за собой обработку земли и вместе с этим исклю­чительную частную собственность (ср. § 170, примечание), приводит дикаря, ищущего средства к существованию? кочующего с места на место, к покою частного права и к обеспечению удовлетворения потребностей; с этим связано ограничение половых отношений в браке и расширение этих уз посредством превращения их в постоянный всеоб­щий в себе союз, превращение потребности в заботу о семье, а владения — в семейное имущество. Обеспечение, упрочение, продолжительность удовлетворения потреб­ностей и т. д., которые прежде всего выступают как харак­терные черты этих институтов,— не что иное, как формы всеобщности и образований, посредством которых разум­ность, абсолютная конечная цель проявляет себя в этих предметах. Вряд ли что-либо может быть интереснее для этой материи, чем столь же остроумные, сколь ученые, пояснения, данные моим многоуважаемым другом госпо­дином Крейцером, прежде всего в четвертом томе его «Мифологии и символики» ¹⁰¹, о земледельческих празд­нествах, об изображениях и святынях у древних наро­дов, которые видели во введении земледелия и связанных с ним институтов божественные деяния и посвящали им религиозные культы.

То обстоятельство, что в субстанциальный характер этого сословия законами частного права, особенно право­судием, преподаванием и образованием, а также религией вносятся изменения не со стороны его субстанциального содержания, а со стороны формы и рефлективного разви­тия — дальнейшее следствие, которое имеет место и в отно­шении других сословий.

Прибавление. В наше время земледельческое хозяй­ство ведется так же рефлективно, как фабричное произ­водство, и принимает противоречащий его природе харак­тер занятия второго сословия. Однако это первое сословие все-таки в большей степени сохраняет свой патриархаль­ный образ жизни и его субстанциальную настроенность. Человек принимает здесь с непосредственным чувством даруемое ему и полученное им, благодарит за это бога и

живет в благочестивом уповании, что эта благость будет действовать и впредь. Того, что он получает, ему хватает: он потребляет его, ибо оно будет опять получено. Такова простая, не направленная на приобретение богатства на­строенность: ее можно называть и староаристократической, проживающей то, чем она обладает. Для этого сословия главное делает природа, а собственное трудолюбие подчи­нено ей, тогда как для второго сословия существенным является рассудок, а продукт природы может рассматри­ваться только как материал.

§ 204

b) Занятие промышленного сословия состоит в форми­
ровании продуктов природы и зависит в добывании
средств к существованию от своего труда, от рефлексии и
рассудка, а также существенно от опосредования по­
требностями и трудом других. Всем, что оно производит
и потребляет, оно обязано самому себе, своей собственной
деятельности. Его занятия в свою очередь отличаются
друг от друга: труд, направленный на удовлетворение
отдельных потребностей конкретным образом и по требо­
ванию отдельных людей, характеризует ремесленное со­
словие; в качестве более абстрактной массы труда, на­
правленного на удовлетворение отдельных потреб­
ностей, на которые существует всеобщий спрос,— сосло­
вие фабрикантов; и занятие обменом разрозненных средств
преимущественно посредством всеобщего средства обмена,
денег, в которых действенна абстрактная стоимость всех
товаров,— торговое сословие.

Прибавление. Индивид промышленного сословия все­цело зависит от себя, и это чувство своей значимости теснейшим образом связано с требованием правопорядка. Поэтому сознание свободы и порядка возникло главным образом в городах. Первому сословию, напротив, не при­ходится о многом думать самому: то, что оно добывает,— дар чуждого, природы; это чувство зависимости у него на первом месте, и с этим легко сочетается готовность зави­сеть и от людей, претерпевать все, что бы ни случилось. Поэтому первое сословие более склонно к подчинению, второе — к свободе.

§ 205

c) Занятие всеобщего сословия состоит в охранении
всеобщих интересов общества, поэтому оно должно быть
освобождено от непосредственного труда для удовлетворе-

ния своих потребностей либо благодаря частному состоя­нию, либо благодаря тому, что государство, заинтересован­ное в его деятельности, способствует его безбедному су­ществованию, и таким образом частный интерес находит свое удовлетворение в работе на пользу всеобщего.

§ 206

Сословие в качестве ставшей для себя объективной осо­бенности делится, с одной стороны, согласно понятию, на свои всеобщие различия. Но с другой стороны, на принад­лежность данного индивида к тому или иному особенному сословию влияют природные свойства, происхождение и внешние обстоятельства; но последнее и существенное определение состоит в субъективном мнении и особенном произволе, который сообщает себе в этой сфере свое право, свою заслугу и честь, так что то, что происходит здесь по внутренней необходимости, одновременно опосредо­вано произволом и предстает перед субъективным созна­нием как дело его воли.

Примечание. И в этом отношении применительно к принципу особенности и субъективного произвола прояв­ляется различие между политической жизнью Востока и Запада, античного и нового мира. Расчленение целого на сословия возникает, правда, там объективно само собой, потому что оно в себе разумно, однако принцип субъек­тивной особенности не получает при этом своего права; так, например, отнесение индивидов к определенным сословиям либо предоставляется правителям, как в платоновском государстве (De гер. III, р. 320, ed. Bip. Т. VI) '⁰², либо зависит только от происхождения, как в индусских кастах. Поэтому субъективная особенность, не воспринятая в организацию целого и не примиренная в нем, поскольку она также выступает как существенный момент, являет себя враждебной, гибельной по отношению к общественно­му порядку (см. § 185) и либо отбрасывает его, как это было в греческих государствах и Римской республике, либо, если общественный порядок, обладая достаточной властью или религиозным авторитетом, сохраняется, опускается до уровня внутренней испорченности и полной деградации, как это в известной степени произошло у лакедемонян, а в наше время полнее всего обнаруживается у индусов. Если же объективный порядок сохраняет субъективную особенность в соответствии с собой и вместе с тем предо­ставляет ей ее право, она становится действенным началом жизненности гражданского общества, развития мыслитель-

ноя деятельности, заслуг и чести. Признание, что то, что в гражданском обществе и государстве необходимо в силу разума, вместе с тем должно совершаться через опосредова­ние произволом, и предоставление такого права есть бли­жайшее определение того, что во всеобщем представлении преимущественно называется свободой (§ 121).

§ 207

Индивид сообщает себе действенность лишь тогда, когда он вообще вступает в наличное бытие, тем самым в опре­деленную особенность, и, таким образом, исключительно ограничивается одной из особенных сфер потребностей. Нравственной настроенностью в этой системе являются поэтому добропорядочность и сословная честь, требующие, чтобы данный индивид, причем по собственному определе­нию, сделался посредством своей деятельности, своего при­лежания и умения членом одного из моментов граждан­ского общества и оставался таковым, чтобы он заботился о себе только через это опосредование со всеобщим, а так­же обретал этим признание в своем представлении и в пред­ставлении других. Моральность занимает свое особое место в этой сфере, где господствует рефлексия (индивида), на­правленная на его деятельность, цель особенных потребно­стей и блага, и где случайность в их удовлетворении превращает и случайную и единичную помощь в обя­занность.

Примечание. То обстоятельство, что индивид вначале (т. е. особенно в молодости) восстает против представ­ления, требующего, чтобы он решился стать членом особен­ного сословия, и рассматривает это как ограничение своего всеобщего определения и чисто внешнюю необходи­мость, объясняется абстрактным мышлением, которое оста­навливается на всеобщем и, следовательно, на недействи­тельном и не познает, что, для того чтобы быть в нали­чии, понятие вообще приходит к различению между поня^ тием и его реальностью, а тем самым вступает в опреде­ленность и особенность (см. § 7), и что лишь таким обра­зом оно может обрести действительность и нравственную объективность.

Прибавление. Говоря, что человек должен быть чем-нибудь, мы под этим разумеем, что он должен принадле­жать к определенному сословию, ибо это «что-нибудь» означает, что он в этом случае есть нечто субстанциаль­ное. Человек вне сословия — просто частное лицо и не пре­бывает в действительной всеобщности. С другой стороны,

отдельный человек может считать себя в своей особенно­сти всеобщим и мнить, что, войдя в сословие, он подчи­нится чему-то более низкому. Представление, будто нечто обретая нужное ему наличное бытие, этим ограничивает себя и отказывается от себя, ложно.

§ 208

Принцип этой системы потребностей как собственная особенность знания и воления обладает в себе и для себя сущей всеобщностью, всеобщностью свободы лишь аб­страктно, тем самым в качестве права собственности как такового, которое, однако, есть здесь уже не только в себе, но и в своей значимой действительности как защита собственности посредством осуществления правосудия.

В. Отправление правосудия

§ 209

Относительное во взаимосвязи потребностей и труда, необходимого для их удовлетворения, имеет ближайшим образом свою рефлексию внутри себя, вообще в бесконеч­ной личности, в (абстрактном) праве. Но сама эта сфера относительного как образование дает праву наличное бы­тие в качестве всеобщепризнанного, знаемого и волимого и опосредует этой знаемостью и волимостью приобретение им значимости и объективной действительности.

Примечание. Образованию, мышлению как сознанию единичного в форме всеобщего, свойственно понимать Я как всеобщее лицо, в котором все тождественны. Значение человека в том, что он человек, а не в том, что он еврей, католик, протестант, немец, итальянец и т. д. Это сознание, для которого значима мысль, бесконечно важно — недо­статком оно является лишь в том случае, если оно в ка­честве космополитизма фиксируется на позиции, которая заставляет его противостоять конкретной государственной жизни.

Прибавление. С одной стороны, вследствие системы частных устремлений право становится внешне необхо­димо в качестве защиты особенности. Хотя оно и вытекает из понятия, однако в существование оно вступает только потому, что оно полезно для удовлетворения потребностей. Для того чтобы обладать мыслью о праве, надо иметь образование, приучающее мыслить, и не пребывать только в чувственном: надо применять к предметам форму все­общности и в воле также ориентироваться на всеобщее.

Лишь после того, как люди изобрели многочисленные потребности и их приобретение переплелось с удовлетво­рением, могли образоваться законы.

§ 210

Объективная действительность права состоит отчасти _в том, что оно есть для сознания, становится вообще знаемым, отчасти в том, что оно обладает мощью дей­ствительности и имеет силу, а тем самым зпаемо и как

есеобщезначимое.

а) Право как закон

§ 211

То, что есть право в себе, положено в его объективном наличном бытии, т. е. определено для сознания мыслью

I 03 _

и известно как то, что есть и признано правом, как закон посредством этого определения право есть вообще позитив­ное право.

Примечание. Полагать нечто как всеобщее, т. е. осо­знать его как всеобщее, означает, как известно, мыслить (ср. выше § 13, прим., и § 21, прим.); сводя содержание к его простейшей форме, сознание сообщает ему его послед­нюю определенность. То, что есть право, лишь становясь законом, обретает не только форму своей всеобщности, но и свою истинную определенность. Поэтому в представле­нии о законодательстве надо иметь в виду не только тот момент, что посредством этого законодательства высказы­вается нечто в качестве общезначимого правила поведения; важнее этого внутренний существенный момент — позна­ние содержания в его определенной всеобщности. Даже обычное право — так как только животные имеют закон в виде инстинкта и только люди обладают им как привыч­кой — содержит момент, который состоит в том, что оно существует как мысль и что его знают. Отличие норм обычного права от законов заключается лишь в том, что знание этих законов права субъективно и случайно, поэ­тому они для себя менее определенны и всеобщность мысли в них замутнена, к тому же знание права в том или Другом его аспекте, да и вообще, есть лишь случайное Достояние немногих. Их мнимое преимущество, которое якобы заключается в том, что они благодаря своей форме, ^т- е. будучи обычаями, перешли в жизнь (в наши дни, впро­чем, чаще всего говорят о жизни и о переходе в жизнь имен-

но в тех случаях, когда занимаются самым мертвенным материалом и самыми мертвенными мыслями), иллюзор­но, ибо действующие законы нации не перестают быть обычаями от того, что их записали и собрали. Когда нормы обычного права оказываются собранными и сопо­ставленными, что должно произойти у каждого народа, достигшего хотя бы некоторого образования, то это собра­ние правовых норм составляет кодекс, который, правда, поскольку он является просто собранием законов, будет характеризоваться бесформенностью, неопределенностью и неполнотой. От кодекса в подлинном смысле слова он будет отличаться тем, что тот мысленно постигает и выска­зывает правовые принципы в их всеобщности и тем самым в их определенности. Английское земское право или общее право содержится, как известно, в статутах (фор­мальных законах) и в так называемом неписаном зако­не; впрочем, этот неписаный закон тоже записан, и зна­ние его может и должно быть достигнуто только посред­ством чтения (многих томов in quarto, в которых он содер­жится). Но какая невероятная путаница наблюдается как в тамошнем правосудии, так и в самом предмете. Знатоки этого права обращают внимание в особенности на то, что поскольку этот неписаный закон положен в основу реше­ний судебных палат и судей и судьи, следовательно, постоянно выступают в роли законодателей ⁴, то они столь же обязаны руководствоваться авторитетом своих предшественников, которые только высказали неписаный закон, сколь и не обязаны руководствоваться этим, так как сами являют собой носителей того же неписаного закона и поэтому имеют право судить о том, соответствовали или не соответствовали ему предшествующие решения. Против подобной путаницы, которая могла возникнуть в позднем римском суде вследствие авторитета различных знамени­тых юристов, один император применил остроумное сред­ство, носящее название закона о цитации ' ⁵; оно вводит своего рода коллегию давно умерших правоведов во главе с председателем, принимающих решения большинством голосов (см. История римского права господина Гуго, § 354). Отказывать образованному народу или его юри­дическому сословию в способности составить кодекс ^! ■— так как речь ведь идет не о том, чтобы создать систему новых по своему содержанию законов, а о том, чтобы познать наличное содержание законов в его определенной всеобщности, т. е. постичь его мыслью и указать его при­менение к особенному,— было бы одним из величайших

оскорблений, которое вообще могло бы быть нанесено на­ции или ее юридическому сословию.

Прибавление. Солнце и планеты также имеют свои законы, но они их не знают; варварами управляют влече­ния, обычаи, чувства, но они не сознают этого. Благодаря тому что право положено и знаемо, все случайное, свя­занное с чувствами, мнениями, формой мщения, сострада­ния, корыстолюбия, отпадает, и, таким образом, право лишь теперь обретает свою истинную определенность и свою честь. Лишь благодаря культивированию восприя­тия оно становится способным достигнуть всеобщности. Возникновение коллизий при применении законов, в разре­шении которых играет свою роль рассудок судьи, совер­шенно необходимо, ибо в противном случае ведение дела приняло бы совершенно механический характер. Если некоторые юристы пришли к мысли, что покончить с кол­лизиями можно, предоставив многое усмотрению судей, то такой выход значительно хуже, так как коллизия также принадлежит мысли, мыслящему сознанию и его диалек­тике; решение же, принятое только судьей, было бы произ­волом. В пользу общего права обычно приводят тот довод, что оно жизненно, но эта жизненность, т. е. тождество опре­деления и субъекта, еще не составляет сущность предме­та; право должно быть знаемо в мысли, должно быть систе­мой в себе самом, и только в таком качестве оно может обладать значимостью у образованных наций. Если в но­вейшее время высказывался взгляд, что народы не обла­дают призванием к законодательству, то это не только оскорбление, но и нелепое мнение, будто при бесконечном множестве существующих законов не допускается возмож­ность того, что даже отдельные люди способны привести их в последовательную систему, тогда как именно систе­матизирование, т. е. возведение во всеобщее, является бесконечным стремлением времени. Точно так же некото­рые считали, что собрание решений, таких, как содер­жатся в Corpus juris, следует предпочесть разработан­ному на основе наиболее всеобщих начал кодексу, так как в подобных решениях все еще сохраняется известная особенность и историческое воспоминание, от которого не хотят отказаться. Насколько неудовлетворительны подоб­ные собрания, достаточно показывает практика англий­ского права.

§ 212

В этом тождестве в себе бытия, и положенности обяза­тельно как право лишь то, что есть закон. Поскольку положсиность составляет ту сторону наличного бытия, в которой может выступить и случайность, порождаемая своеволием и другой особенностью, постольку то, что есть закон, может быть отличным по своему содержанию от того, что есть право в себе.

Примечание. Поэтому в позитивном праве то, что зако­номерно, есть источник познания того, что есть право, или, собственно говоря, что есть правое; тем самым позитивная наука о праве есть историческая наука, принципом которой является авторитет.

Все остальное — дело рассудка и касается внешнего порядка, сопоставления, последовательности, дальнейшего применения и т. п. Теории, например, уголовного права показывают, что может натворить рассудок своими рассуж­дениями, исходящими из оснований, когда он вдается в рас­смотрение природы самого предмета. Если, с одной сторо­ны, позитивная наука не только имеет право, но даже обязана со всей подробностью дедуцировать на основе своих позитивных данных как исторические процессы, так и применение и расщепление данных определений права на всевозможные единичности и показывать их последствия, то, с другой стороны, ее абсолютно не должно удивлять, хотя она и рассматривает это как помеху своим занятиям, если задают вопрос, разумно ли при всех этих доказательствах данное определение права.— Ср. сказан­ное о понимании в § 3, прим.

§ 213

Так как право вступает в наличное бытие прежде всего в форме положенности, оно и со стороны содержа­ния вступает как применение к материи до бесконечности обособляющихся и переплетающихся в гражданском обще­стве отношений и видов собственности и договоров, а за­тем — как применение к основанным на сердечности, люб­ви и доверии нравственным отношениям, но к ним лишь постольку, поскольку в них содержится сторона абстракт­ного права (§ 159); моральная сторона и моральные запо­веди, касающиеся воли в ее подлинной субъективности и особенности, не могут быть предметом позитивного законо­дательства. Дальнейший материал доставляют текущие права и обязанности, источником которых служит само осуществление права, государство и т. д.

Прибавление. В высших отношениях брака, любви, ре­лигии, государства предметом законодательства могут стать лишь те стороны, которые по своей природе способны обладать в себе внешней стороной. Однако в этом отноше­нии законодательства различных народов очень отличают­ся ДРУ^{Г от} ДРУ^га- У китайцев, например, существует госу­дарственный закон, который требует, чтобы муж любил свою первую жену больше остальных своих жен. Если его изобличают в обратном, то наказывают, подвергая ударам. В древних законах также обнаруживается множество пред­писаний о верности и честности, не соответствующих природе закона, так как всецело относятся к внутренней сфере. Только при принесении присяги, в которой все пре­доставлено совести, добропорядочность и верность должны быть приняты во внимание в качестве субстанциального.

§ 214

Однако помимо применения к особенному положеи-ность нрава включает в себя применимость к единичному случаю. Тем самым оно вступает в сферу не определяемого понятием количественного (количественного для себя или как определения ценности при обмене одного качествен­ного на другое качественное). Определенность понятия указывает лишь общую границу, внутри которой еще про­исходит колебание в ту или иную сторону. Однако, для того чтобы имело место осуществление, это колебание должно быть прервано, вследствие чего внутри этой гра­ницы появляется случайное и произвольное решение.

Примечание. В этом заострении всеобщего, в переходе не только к особенному, но и к единичному, т. е. к непо­средственному применению, преимущественно и заключа­ется чисто позитивное в законе. Невозможно разумно определить или посредством применения проистекающей из понятия определенности решить, что более справедливо: наказать за проступок сорока ударами или на один удар меньше, наложить штраф в пять талеров или в четыре та­лера и двадцать три гроша, присудить к одному году тю­ремного заключения, или к тремстам шестидесяти четы­рем дням, или же к одному году и одному, двум, трем дням? И все-таки даже один лишний удар, один лишний или недостающий талер или грош, одной педелей, одним днем больше или меньше тюремного заключения — уже несправедливость. Сам разум признает, что случайность, противоречие и видимость обладают своей, хотя и ограни­ченной, сферой и своим правом, и не стремится такого

рода противоречия довести до равенства и справедливости; здесь действует только заинтересованность в осуществле­нии, заинтересованность в том, чтобы вообще было приня­то определение и решение, пусть любым образом (внутри данной границы). Это решение относится к формальной уверенности в самом себе, к абстрактной субъективности, которая должна быть всецело направлена только на то, чтобы — внутри данной границы — прервать колебание и дать решение, чтобы решение было дано, или может исхо­дить из таких определяющих оснований, как желание назвать круглое число или такое, как сорок ¹⁰⁸ без одного.

Что закон не устанавливает эту последнюю определен­ность, требуемую действительностью, а предоставляет ре­шение судье, ограничивая его лишь минимумом и макси­мумом, ничего по существу не меняет, так как этот минимум и максимум также круглое число и не является препятствием тому, чтобы судья затем установил такое конечное, чисто позитивное определение, а признает это его право, считая его необходимым.

Прибавление. В законах и отправлении правосудия есть существенно одна сторона, содержащая случайность и за­ключающаяся в том, что закон есть всеобщее определе­ние, которое должно быть применено к отдельному слу­чаю. Выступить против этой случайности означало бы декларировать абстракцию. Так, например, количествен­ная сторона наказания не может быть сделана адекватной определению понятия, и любое решение всегда будет с этой стороны произволом. Но сама эта случайность необходима, и если на этом основании против кодекса вообще выдви­гают аргумент, что он несовершенен, то оставляют без внимания именно ту сторону, в которой нельзя достигнуть совершенства и которую нужно принять так, как она есть.

Ь) Наличное бытие закона

§ 215

Обязательство по отношению к закону заключает в себе со стороны права самосознания (§ 132 и прим.) необходи­мость того, чтобы законы были доведены до всеобщего сведения.

Примечание. Развешивать законы так высоко, чтобы их не мог прочесть ни один гражданин, как это делал тиран Дионисий, или похоронить их в пространном научном аппарате ученых книг, сборников, отклоняющихся от ре-

тений суждений и мнений, обычаев и т. п., да еще все это на чужом языке, так что знание действующего права становится доступным лишь тем, кто подходит к нему с до­статочной образованностью,— все это одинаково неправо­мерно. Правители, которые, подобно Юстиниану, дали сво­ему народу, пусть даже бесформенное, собрание законов, а тем более те, которые дали ему земское право ^шэ в виде упорядоченного и определенного кодекса, не только стали величайшими благодетелями народов и с благодарностью восхвалялись ими, но и совершили этим великий акт справедливости.

Прибавление. Сословие юристов, обладающее особен­ным знанием законов, считает часто это знание своей моно­полией и полагает, что тому, кто не из их среды, не следует вмешиваться в их дела. С подобным же недоверием физики отнеслись к учению Гёте о цветах, поскольку он не был специалистом в данной области, а к тому же еще поэтом. Однако так же, как не надо быть сапожником, чтобы знать, годятся ли башмаки, не надо быть специалистом, чтобы обладать знаниями о предметах, представляющих собой общий интерес. Право касается свободы, самого достойного и священного в человеке, и он сам, поскольку оно для него обязательно, должен знать его.

§216

От официального кодекса требуются, с одной стороны, простые всеобщие определения, а с другой стороны, при­рода конечного материала ведет к бесконечным дальней­шим определениям. С одной стороны, объем законов дол­жен быть законченным замкнутым целым, с другой — су­ществует постоянная потребность в новых правовых опре­делениях. Но так как эта антиномия относится к специали­зации всеобщих принципов, которые остаются незыблемы­ми, то это не ограничивает права на законченный кодекс, так же как и на то, чтобы эти всеобщие простые принципы для себя в отличие от их специализации были понятны и отчетливо сформулированы.

Дата добавления: 2015-07-18