Послесловие 5 страница

XI

Этапная хата здесь отличалась тем, что в ней не было шконок. Это было пустое помещение три на три метра, вдоль стен которого стояли лавки. Было нас человек десять. Ждать пришлось меньше часа. Я даже удивился, когда тормоза раскоцали и на пороге появился молодой мусор в ярко - камуфлированной форме и черным беретом на башке. Мы нехотя стали подниматься с лавочек.

- Вы встали да? Вы встали?!! Вы, бля, вскочить должны! – заорал мусор. - По одному на продол, быстро! Вдоль продола стояло еще несколько мусоров, каждый из которых считал своим долгом пнуть или стукнуть дубиналом. Нас запихали в вокзал и стали шмонать. Шмон был дикий. Все, что было аккуратно упаковано, разрезалось ножом и высыпалось на расстеленное одеяло. Мне переломали все шариковые ручки, выдавили в один пакет все тюбики с зубной пастой и кремами для и после бритья. Лекарства отобрали. Большую часть сигарет сломали. Я впопыхах побросал мое разграбленное и изуродованное имущество в сидор, который теперь не застегивался, и залетел в автозак.

- Курить нельзя. Если кто закурит, пизды получать все будут, - предупредил нас мусор.

- А куда едем, начальник? – раздался чей-то голос из темноты воронка.

- Еще одно слово, и ты поедешь на кладбище.

«Что ж мне так с этапам- то везет? С каждым разом все круче. Эти вообще злые, как собаки. Куда везут, на какой вокзал? Интересно, автозак сразу к столыпину подгонят, или опять гуськом ползти придется?»

Выгружали нас еще хуже: один мусор толкал в спину, и ты вылетал из машины, где тебя принимали двое других, сажали на корточки, и, заламывая руки, били ногами в спину. Повсюду были лужи и грязь. В лицо светили фары автозаков, ослепляя глаза.

- Всем слушать мою команду, - раздался голос, - вы находитесь в распоряжении московского ОМОНа…

«Опять та же песня. Как же они достали уже. Скорей бы в зону», - казалось, что весь этот кошмар никогда не закончится.

Конвой был наглым, нас били, мне даже показалось, что мусора были далеко не трезвые. Избивая некоторых из нас, они дико ржали, было видно, что им доставляет огромное удовольствие хоть несколько минут чувствовать себя хозяевами на этой планете. Колонна передвигалась бегом, часто останавливалась ввиду того, что многие конвоируемые падали, скользя по осенней грязи. Поднимали их дружными пинками. Судя по разговорам между мусорами, я понял, что в колонне есть пожизненно заключенный, да еще и кавказской наружности. В один момент всех нас остановили, и с криками: «ну что, бенладен ебучий!», стали избивать человека в конце колонны, который огрызался с ярко выраженным акцентом и кричал от боли. Перед вагоном один из ОМОНовцев объявил нам о том, что он потерял ключи от наручников, и что сейчас нас будут пиздить до тех пор, пока он их не найдет. Порывшись по карманам, он все же нашел ключи, но некоторые из нас за это время успели получить по башке. Сама процессия в вагоне была такая же, что я видел по пути в Москву, только после шмона я обнаружил, что у меня пропало несколько пачек сигарет и мыло. Мусора в вагоне были все, как на подбор, узкоглазые.

- Старшой, мы что в Китай едем? – решил съязвить я.

- В Астрахань, дорогой.

- В Казахстан что-ли? – тут я понял, откуда их узкоглазость.

- Кто в Казахстан, а кто и поближе.

- Старшой, может скажешь, куда везут, а?

- Ребята, все стоит денег. Я бы рад, но мне ведь дела ваши придется смотреть, а если старший увидит, ругать будет. Так что за риск заплатить надо.

- Чем платить то?

-Ну вещи там хорошие, на зоне все равно отберут, а тут зато все можно купить, хочешь водки, хочешь травки, что пожелаешь принесу, только плати. Это ваш последний шанс гульнуть по-хорошему.

«Да, гульнуть бы я не прочь, конечно, но раздеваться же я не буду, а чай с куревом мне еще в зоне пригодится».

Судя по контингенту, который окружал меня в камере-купе, гулять им тоже не хотелось, да и выглядели они лоховато, и были какие-то забитые.

- Старшой, скажи, какие города хоть проезжать будем?

- Тамбов, Саратов и Астрахань.

«Вот тебе и Коми. Ну в Саратов меня не повезут, - прикидывал я, - наверное в Тамбов, пацаны говорили, что там есть зона общего режима, которая за Москвой числится. Раз ребята там сидели, значит жить можно»,- с этими мыслями я и завалился спать на холодный, деревянный шконарь.

Проснулся я ночью от ужасного холода. Мусора, сволочи, открыли все форточки, которые имелись в вагоне. От дикого сквозняка, гуляющего по камере-купе, у меня зуб на зуб не попадал. «Эх, сейчас бы чифирнуть. Только где кипяток то взять? Придется сушняком». Я достал горсть гранулированного чая и закинул в рот. Гранулы были горьковато-кислого вкуса и сильно вязали во рту. Я с трудом, морщась, пережевал все это дело и проглотил. Закурил сигарету. Что ни говори, а приход пошел. Сразу стало теплее и даже как-то уютнее. Я стащил с рядом лежащего хмыря куртку и, накрывшись, погрузился в сон. «До свидания мама, до свидания мама»,- вспомнил я песню группы «Моральный кодекс». Вот и все – уезжаю, куда не знаю.

Утром был Тамбов. К кормушке подошел мусор и назвал фамилии зеков на выход. Моей фамилии в списке не было. «Походу повезут меня в Саратов. А куда еще? Вот и попал, бля! Почему же мне так не везет?» Моим попутчикам, на мой взгляд, было в принципе насрать куда они едут. Посмотрев на них, я сделал вывод, что они вообще черти. Один из них, побоявшись ночью попроситься в туалет, нассал в свою шленку. Другой жрал тушенку руками. Им было по херу, в какую зону они попадут, и это еще больше бесило меня. Мне не с кем было поделиться мыслями, не с кем посоветоваться. «Если в Москве конвой постоянно бьет, то в Саратове вообще убьют, наверное». Нахватавшись верхушек блатной романтики, я ехал с мыслями об отказе подниматься на Саратовские лагеря. От мыслей этих становилось страшно. Это означало, что мне придется хапнуть горя на всю оставшуюся жизнь. «А может в Саратове есть пересылка и меня через нее везут в Коми?» - никак не унимался я.

По прибытии в Саратов я набрал в легкие побольше воздуха и приготовился к пиздюлям. Мои опасения оказались напрасны, т.к. меня даже пальцем никто не тронул! К вагону вплотную подогнали автозак и мы без кипиша пересели в него. Выгружали нас уже поздно вечером на какой-то тюремный дворик. Стали вызывать по одному на досмотр. Обыск производили всего два человека: мужиком в мусорской форме и теткой в больничном халате.

-Жалобы на здоровье есть? Педикулез, чесотка?

-Да нет, вроде.

-В общей камере содержаться можете?

-Да.

Практически на этом, страшное в моих представлениях, испытание закончилось, и меня проводили в хату. Она была огромная, нары в ней располагались по периметру в четыре яруса и своим видом напоминали огромный карточный домик, в котором зеки сидели, лежали, принимали пищу, играли в карты, одним словом жили. Я бы не сказал, что в хате не было места, наоборот мест было прилично, но в то же время самих обитателей этого теремка было столько, что складывалось впечатление, что ты попал в муравейник. Нас, вновь прибывших, подтянули к себе на разговор так называемые блатные:

-Ну что, пацаны, это вам не Москва, - сразу осведомил нас один из них, - тут «красная» территория, поэтому готовьтесь, придется худо.

Я ради знакомства и для поддержания разговора достал двухсотграмовый кисет с чаем, дабы заварить чифирку, и был очень удивлен, когда мой кисет перекочевал к ним в жилище не заваренным.

-Это мы, брат, общак собираем, - объяснили мне.

«Общак так не собирают, тут гнильем попахивает. Какие-то вы странные здесь, ребятки. Надо бы присмотреться к этим «блатным».

После нам стали предлагать обменяться вещами:

-У вас все равно все отберут, лучше нам отдайте, а мы вам за это черные вещи дадим, которые в здешних зонах проканывают, - втирал парнишка, который судя по всему был тут за главного.

-Сам как-нибудь разберусь, - огрызнулся я и, выбрав себе место, завалился спать.

Всю ночь в хате стоял гомон, было такое впечатление, что я попал на барахолку: зеки предлагали друг другу разные шмотки, копошились в своих сидорах и делали обмены. Меня постоянно будили и спрашивали то курить, то чай. «Нет уж, хуй вам! Мне еще в зону ехать, а вас тут таких ушлых дохера за чужой счет в рай въехать».

На следующий день я разговорился с одним парнишкой, не помню даже, как его звали. Он ждал этапа на Киров. Узнав, что я нахожусь в транзитной хате, я вновь обрел надежду доехать до Коми. Парень этот пытался доказать мне обратное:

-Вас, москвичей, если сюда завозят, значит на тринадцатую. Там обычно «ломают» московских. Говорят, что это самая «красная» зона в России, сидеть там страшно. Я сам, правда, не был, но все рассказывают, что мусора там дико лютуют.

-Да я, может, в Коми еще поеду.

-Не надейся, брат, я тут уже третий месяц этапа жду, и всех, кто с Москвы приезжал, на лагеря местные отправляли. Единственное, что может спасти, если на семерку попадешь, там тоже общий режим, но пацаны говорят, сидеть можно.

-Ладно, поживем – увидим.

А еще меня поразило то, что на какой-то сраной Саратовской пересылке кормили в сто раз лучше, чем на Москве. Я то и делал, что ел да спал. А что еще делать, когда ты находишься на барахолке? Поэтому я целыми днями валялся на шконке и наблюдал за всей этой барыжной суетой. Через четыре дня меня заказали на этап.

-Ну все, пацаны, попали! Сегодня этап на тринадцатую, - поведал тот, что был за главного.

Я сразу раздал все свои вещи, которые были в моем сидоре, оставив только ту, которая была черного цвета. За свою куртку «adidas» взял рубаху х/б и вышел из хаты. В зоне мы были спустя час.

XII

Нас выгрузили на большую площадку, с клумбами по бокам, чем-то напоминающую дворы городских администраций, в конце которой стояла небольшая церковь. Поперек этой площадки в ряд стояли зеки с наглыми рожами и многообещающими ухмылками. Одеты они были во все черное, единственный контраст чему добавляла красная повязка на рукаве у каждого.

«Вот они козлы»,- сделал я заключение.

По другую сторону стояли мусора с папками наших личных дел. Мои данные сначала проверил мусор, после чего их записали в свои блокнотики несколько зеков. Нас построили и повели в баню. Там сначала нас сразу стали шмонать порядка десяти мусоров. Мы разделись до трусов, после чего были обриты наголо, а потом каждый из нас вываливал содержимое сидора на пол. Забирать назад можно было только то, что разрешит мусор. Многое из того, что у меня было, перекочевало в кучу вещей и предметов, название которым было: «НЕ ПОЛОЖЕНО!». Таким образом, у меня почти ничего не осталось.

Выйдя из помывочной, я получил робу: черный лепушок[22], фуфайку, толщиной с байховую рубашку, х/б штаны на три размера больше моего, и феску[23], которая накрывала мою башку полностью, включая лицо. Еще мне выдали ссаный матрац, «картонное» одеяло и пару простыней для детских кроваток. Пока мы одевались, рядом нарезал круги мусор и бил нам по головам дубиной для «профилактики». Позже мы оказались во дворе небольшого барака (локалке), где нам приказали подождать. Ждали мы довольно долго, часа два, наверное, то и дело прикуривая сигареты. Наконец из барака вышел ухоженный зек:

-Ну че, уроды, расселись! Думаете, в сказку попали? Ни хуя! Короче, вот вам три иголки и нитки с тряпочками. Пишите на каждой тряпке свою фамилию и инициалы и пришивайте к матрацу, подушке и одеялу. Вам понятно?

-А что, на улице что ли? - поинтересовался один из нас.

-Ты че, гнида, внутрь захотел, да?! Ну пойдем. А вам, гандоны, времени на все это дело 20 минут. Кто не успеет – пожалеет.

В барак нас пустили только после того, как зек, который не захотел шить на улице, выдраил мочалкой все полы внутри. Зайдя, мы подверглись еще одному шмону, только теперь его проводил зек, который назвался завхозом карантина. После данного мероприятия я лишился спортивной обуви.

-Понимаешь, браток, - говорил завхоз, - я не знаю, каким ты образом пронес кеды через шмон, но если мусора тебя с ними попалят, тебе будет очень хуево. А вот конвертиков у тебя много, придется делиться.

-Нет, конвертов у меня ровно столько, сколько мне надо отписать писем, и поставить в курс людей, что я здесь.

-Ты смотри, а? Ты че дерзкий такой, мальчик? Ну ладно, иди, мы позже поговорим.

После шмона нас стали учить заправлять шконку. Сначала показали, как это делается, а потом стали нас дрочить на время. Кто не укладывался за две минуты, получал по башке. Таким образом заправлялись мы до отбоя. Единственное, что меня радовало, так это чистая постель, которую я не видел уже больше года.

Утром нас разбудили до подъема и вывели на улицу убирать лужи. Убирать надо было тряпками, а на дворе стоял октябрь. Я отказался выполнять данную процедуру. Меня отвели в кабинет завхоза. Завхозом был мужик лет тридцати пяти по кличке Аркаша. Он был здоров, как бык, было видно, что он любит потягать железки.

- Ну и что? Ты отказник, что ли?- последовала серия ударов по моим почкам, и я осел на пол. - Пойми, друг, тут отказников нет. А если и бывают, то их переводят в петухи. Это красный лагерь, и как хозяин скажет, так и будет. Никому не дано здесь идти наперекор режиму. Я вижу, ты с Москвы приехал, знаю, какие там понятия, но поверь мне, здесь тебя эти понятия приведут только к потере невинности. Не хочется, чтобы ты страданул, парень нормальный вроде. Не то место, чтоб права качать, понимаешь?

- Ну тут же зеки сидят, неужто им нравится прогибаться под режим?

- Тут система, и отточена она до мелочей, а сидят здесь в основном маменькины сынки, которым нахуй ничего не надо. Будешь возмущаться, тебя сгноят здесь, а перед этим выебут.

- Но это же беспредел!

- Тут все беспредел, и мой тебе совет, забудь это слово. Если сомневаешься в моих словах, можешь идти в отказную, но даю сто процентов, что буквально через месяц я встречу тебя в столовой за пидорским столом. Поэтому, собери все гавно, какое в тебе есть и живи с ним. По-другому никак.

-Но ведь должны же здесь быть люди?

- Люди есть везде, ты поймешь это, когда посидишь тут побольше, а сейчас иди-ка лучше работай, я тебе и так дохуя рассказал, хотя ты этапник, которому нельзя знать ничего. Пойми, в этом лагере ты – никто!

Целыми днями в карантине мы занимались уборкой и заправкой кроватей. Убирать полы надо было мочалками и душистым мылом. Все убиралось до такой степени, что не возможно было найти и пылинки. По вечерам приходили мусора с дубинами, и заводя нас по одному в комнату НЭВ[24], пиздили, пока мы не падали на пол от потери сознания. Делалось это, как они говорили, в целях профилактики.

Как-то утром один из нас не встал по подъему. За это его сначала отпиздили завхоз и бригадиры, а потом пришли мусора и заставили его мыть унитазы, предварительно в них посрав. Парень этот отказался, у него сдали нервы, и он послал всех на хуй, сказав, что будет жаловаться. Его увели, и встретил я его спустя полгода, уже в зоне, он был в петухах.

«Ну и че тут пыжиться, - размышлял я, - кто я по жизни? Музыкант. Если начать гнуть блатную романтику, я загублю себе жизнь. А за что? За то, что я набрался в тюрьме верхушек черного хода? Но ведь по жизни своей я был далек от преступного мира. Так за что страдать? Тварью я никогда не был и не стану ей. Буду жить, по своим человеческим понятиям, не делая говна окружающим. Главное здесь остаться человеком. И пусть мне кто-нибудь потом предъявит, что я был не прав. Каждый, кто окажется здесь, это поймет, а то, что в книжках пишут, это все шняга. Будем жить, как сердце подскажет. По-другому не получится».

XIII

переводят в отряд номер шесть (большой карантин). Оказывается, испытания на прочность еще не закончились. После обеда нас построили и с вещами повели через всю зону в другой барак. Когда мы зашли в локалку, там никого не было, и бригадир, приведший нас, приказал нам ждать, а сам ретировался. Мы зашли в курилку и позволили себе выкурить по сигарете. Не успели докурить, как на крыльцо вышел бригадир:

- Вы че, суки, курите? Кто разрешил? Вы охуели? А ну давай сюда бегом!

Забежав в барак, мы были препровождены в комнату НЭВ. Перед нами нарисовался другой зек, который стал рассказывать о правилах существования в шестом отряде:

- Итак, подонки. С этого дня вы никто! Вы не можете ничего! Вам нельзя делать что-либо без спроса. Все передвижение по бараку и за его пределами строго бегом, ходить вы больше не умеете. Ссать, срать, пить и жить вам можно только с разрешения бригадира. Я вам скажу так: количество проведенного вами времени в нашем отряде целиком и полностью зависит только от вас. Все вы грешны, иначе не попали бы сюда, а значит, за вами есть и другие дела. Поэтому, каждый из вас должен будет написать пять явок с повинной, где расскажет про другие преступления, которые совершил на воле. Пока явок не будет, вы будете гнить здесь, а уж мы постараемся, чтобы вы тут подыхали, поверьте мне. А теперь, по одному ко мне на шмон.

И опять мой сидор подвергся очередному досмотру. Благо брать там было уже нечего. Но вот пару пачек сигарет этот бугор все-таки у меня выпросил. После шмона нам выдали нагрудные бирки и сказали пришить на фуфайку и лепень.

- Все сидора хранятся в каптерке, - продолжал бригадир, - каптерка работает только в вечернее время, поэтому, если надо будет что-то взять, вы должны будете спросить об этом бригадира, и только с его разрешения зайти в каптерку. Далее. Ваш внешний вид должен быть на высоте. Бритвенные станки у вас будут изъяты и храниться у дежурного на тумбочке. По команде: «приступить к умыванию» вы будете в порядке очереди подходить к дежурному, который будет выписывать вам станки или иголки с нитками. После вы должны будете все сдать на тумбочку под роспись. Запомните: личного времени у вас нет. И все, что вы делаете, вы делаете только с распоряжения бригадира. Тот, кто попробует воспротивиться, будет отпизжен и посажен в изолятор для получения ежедневных пиздюлин от сотрудников администрации.

Распорядок дня в карантине был следующий. В 5.45 – подъем, зарядка (умываться никого не пускали, только поссать). Затем следовало построение в локалке. Мы выстраивались в колонну по пять, выходил человек с мешком, в котором лежали кружки, и проходил рядом. Ты должен был запустить в мешок руку и успеть зацепить какую-нибудь кружку. В противном случае – останешься на завтрак без чая.

После следовала команда «бег на месте». Затем бригадиры открывали калитку локалки, и мы колонной по одному выбегали на плац, строились на завтрак. Все старались выбежать как можно быстрей, так как возле калитки стояли бугры и пинали нерасторопных. Построившись, мы направлялись в столовую. Туда тоже надо было забежать и сесть за стол. За каждым столом, расчитаным на десять человек, сидело по два бригадира. Сначала они накладывали себе пожрать, после этого бачок с кашей отдавали нам. Мы должны были успеть пожрать, пока едят бугры. Затем следовала команда «собрать посуду», и мы сваливали со столовой.

Нас опять приводили в локалку и распределяли на уборку. Кто убирал в бараке, кто в локалке, а партию людей выводили наводить порядок на плацу. Уличная уборка заключалась в сборе воды из луж с помощью тряпки. Те, кто остался после распределения без дела, вытирали пыль на решетках, ограждаюих локальный участок. На дворе стоял конец октября, рукавицы нам не давали.

После уборки начиналась конрольная проверка. Мы строились в локалке и по команде «смирно» стояли на протяжении 50 минут. Приходили мусора и проверяли количество зеков. После мусоров проверку продолжали бугры. Проверяли внешний вид и содержимое карманов. После этой процедуры большая половина карантина выходила работать на промзону. Нас же, вновь прибывших, пока оставляли в бараке и дрессировали.

В первое утро меня поставили мыть полы в коридоре. Коридор был метров 25 в длину. Командовали уборкой два бригадира. Сначала мы вылили на продол пять ведер воды. Потом втроем встали с тряпками в начале коридора (раком, прижимая тряпку к полу) и по команде «вперед» бежали, гоня воду в конец. Добежав туда, надо было выжать тряпку в ведро и бегом вернуться на старт. Тот, кто прибегал последним, получал пизды. Вымыв таким образом коридор, мы, мокрые и отпизженные, должны были вытирать пыль со шконок, тумбочек и табуреток. Руками. Эта процедура длилась до самого вечера. Вечером приходили зеки с промки, и мы шли на ужин.

После ужина были строевые занятия, после которых в барак мы возвращались за полчаса до отбоя. А нам еще надо было успеть побриться и помыться, что мы и делали в скоростном режиме, разрезая и царапая кожу тупыми бритвенными станками. Команда «отбой» была чем-то сладким, казалось, что ты попал в Рай. Ночью тебя никто не трогал, и можно было хоть немного отдохнуть. С утра все начиналось заново.

В один из таких дней я тер пыль на шконках. Ко мне подошел бригадир и сказал, что я плохо тру.

- Короче, щенок, хуево работаешь. Даю тебе полчаса, чтобы вытер пыль со всех шконок. Приду, проверю, - сказала эта сволочь и удалилась.

Все шконки протереть было невозможно, так как их было больше ста. Через полчаса эта гнида нашла пыль.

- Пизда тебе, пацан. Пойдем, - и повел меня в какое-то здание. Мы зашли с ним в кабинет, где сидело трое мусоров. – Вот, Алексей Александрович, - отрапортовал бугор, - не хочет работать парень.

- Что?! Ты че, пидор, еще не понял, куда попал? – обратился мусор ко мне.

- Я не пидор.

- Ты еще огрызаешься, падла! – удар с ноги в голову повалил меня на пол.

Сразу подскочили еще два мусора и стали пинать меня, лежащего на полу. После меня подняли и сказали, что я должен слушаться бригадира, а если я опять буду плохо себя вести, то меня закроют в изолятор и будут пиздить, пока я не стану срать в штаны.

Мы вернулись в барак.

- Вот видишь, - продолжил бугор с ехидной улыбкой, - не надо уклоняться от работы.

- Да ты че, сука! – не выдержал я. – Ты ведь такой же зек. Как ты можешь сливаться мусорам. Это же беспредел! Где твои человеческие понятия?

- Ни хуя тебя понесло! Пойдем! – меня завели в каптерку, где сидели бугры. – Вот, бля, - стал жаловаться этот мудак, - авторитета нашел. Беспредел, говорит, у вас происходит, меня сукой назвал.

-Ты откуда такой приехал? С Москвы? – спросил меня другой зек, который, как я понял, был тут за старшего.

-Да, с Москвы.

- Так вот, тварь, мы вас москвичей ломали и будем ломать. Не таких в пидорасы загоняли. Че, блатная романтика ебет? Так я тебе щас ее вышибу!

Меня сбили с ног и стали опять пинать. Били долго, стараясь отбить почки. Голову не трогали, боясь, наверное, что будут синяки. На какое-то мгновение я потерял сознание, очнувшись только тогда, когда на меня вылили ведро воды.

-Иди три пыль дальше, - сказал главный, - и больше не выебывайся, а то вообще убьем.

Все тело болело, я еле доперся до спальной секции. Сильно кружилась голова и болела левая нога. Вечером при построении на ужин я не смог выполнить команду «бег на месте», так как не мог наступить на ногу, которую мне отбили.

- Ты че стоишь, придурок? Команда была для всех, - подошел ко мне бригадир.

- У меня нога болит. Не могу бежать.

- Ты че, косить вздумал? Ну пойдем, щас тебя вылечат.

Меня опять отвели в уже знакомый мне кабинет, где сидели те же мусора:

- Ну ты что, не успокоишься никак?

- Понимаете, у меня сильно болит нога.

- Лечить тебя надо значит? Ну давай знакомиться, я доктор Трипольский. Так… Где же лекарство? – Трипольский достал из-за шкафа деревянный молоток на длинной ручке, больше похожий на кувалду. - Ну давай, становись, сейчас я тебе укол сделаю.

- Я серьезно говорю, у меня нога.

- А я серьезно тебя лечить буду. Помогите ему, парни.

Двое мусоров заломали мне руки, поставили лицом к стене и стали держать. Удары этим молотком-киянкой прошлись по моей спине, заднице и больной ноге. Когда попали по ноге, я отрубился от боли…

Очнулся я от того, что меня лупили по щекам:

- В санчасть его надо вести. Слышь, Тишин, давай звони в отряд, пусть пару человек придут и отволокут его туда.

Через некоторое время меня потащили в санчасть. Был уже вечер и там, кроме врача-мусора никого не было.

- Ну рассказывай, что с тобой приключилось?

- Я не знаю, что конкретно, но нога болит сильно в области паха, когда наступаю, боль адская.

- Снимай штаны.

Я снял брюки и трусы, доктор долго рассматривал мою задницу и сделал заключение:

- Ничего страшного нет, наверное, ты просто ударился. Сейчас тебе сделают укол и пойдешь в отряд. И запомни: никаких освобождений от работы у тебя нет, а если боль повторится, то Трипольский тебя вылечит. Здесь работать надо, а не болеть. Или ты собрался за чужой счет в столовую ходить? Пошел вон!

После укола меня отвели в отряд и в этот вечер больше не трогали.

Проснувшись утром, я узнал, что иду трудиться на промзону. Нога болела ужасно, но приходилось терпеть, припрыгивая на одной ноге.

Чтобы попасть из жилой зоны в промышленную, предстояло строем пройти всю жилку, пройти досмотр, перейти по длинному тоннелю и опять прошмонаться.

Цех, в который нас привели, назывался распоркой. Там нас построили и стали распределять рабочие места. Мне, так как болела нога, дали место щипача ваты. В обязанности входило распушение ваты, которую извлекали из старых фуфаек и ссаных матрацев. Мы щипали эту вату, а между рядами ходил бригадир и надрывал глотку:

- Быстрее, быстрее, от вашей работы зависит насколько тепло будет вам этой зимой.Если мало сделаете, то кто-то останется без новой фуфайки, а вас отведут в режимный отдел и будут убивать.

В цеху были установлены свои правила. Во время работы запрещалось разговаривать между собой. Курить было нельзя в течении всего рабочего дня. Тут существовало несколько видов трудовой деятельности: протирание пыли, без остановки по всей территории цеха; щипание ваты; отшкуривание деревянных поддонов для хлеба; «полы» - это был самый страшный вид работы.

Данное мероприятие выглядело следующим образом: Зек должен был взять сухую тряпку, встать раком, прижав тряпку к полу и по команде бугра двигаться через весь цех. Дойдя до конца надо было не разворачиваясь двигаться назад, то есть задницей вперед. Разгибать спину было запрещено. От этой процедуры, а длилась она весь день, люди падали на пол, не в состоянии двигаться, на них выливали ведро воды и уводили в режимный отдел. После профилактической пиздюлины их возвращали назад на полы. В данном учреждении название этому беспределу было «исправление трудом».

Существовал еще один цех, в который отправляли самых непослушных. Там стояли чугунные балки и рамы от вышедших из строя станков. Тебе давали кувалду, которая весила 70 кг, с металлической трубой внутри залитой свинцом, вместо ручки. И вот этой самой кувалдой ты должен был стучать по чугуну, якобы для того, чтобы его разбить. Отдыхать было нельзя. А за то, что эти рамы в конце рабочего дня оставались невредимы, тебя били за невыполнение нормы.

По периметру цеха были расположены кабинеты, в которых заседали бригадиры. Было этих бугров человек семь. Занимались они тем, что вызывали к себе людей, работающих в цеху, и разводили на написание явок с повинной. На третий день работы эта процедура коснулась и меня. В кабинете, в который я был вызван, восседал зек, закинув ноги на стол:

- Ну что, Юрий, ты будешь со мной дружить?

- В каком смысле?

- Ну, я думаю, что ты не хочешь гнить в этом цеху бесконечно. В зоне-то намного лучше, чем в карантине, но вот попасть туда нелегко. Поэтому я и предлагаю тебе дружбу: ты пишешь пять явок с повинной, а я ходатайствую о твоем переводе в другой отряд, - в кабинете царила атмосфера мусорского кабинета для допросов. Если бы не зековская роба, то я подумал бы, что передо мной сидит опер.

- Я не могу писать явки с повинной, так как по воле был далек от преступного мира, да и делюга, за которую сижу, тоже не моя.

- Старая сказка, Юра, ты что, меня за лоха держишь? Не совершал, говоришь, ничего? Не поверю. А даже если и не совершал, то придумай! И еще слушай, о чем зеки в отряде говорят, может, кому не нравится, как их здесь дрочат, может, кто в побег собрался, и так далее, а потом будешь мне говорить.

- Я не стукач, и ничего слушать не собираюсь.

- Хорошо… Посмотрим, как ты через неделю заговоришь. Пошел вон на полы!

Что такое «полы» я уже упоминал выше. Я, с моей дико ноющей ногой, попер тереть пол, но, не пройдя и до конца цеха, не выдержав боли, упал не в силах встать.

- Кто это там разлегся? – в дверях операторской стоял завхоз карантина по кличке «Ермак». - Помогите ему подняться и ко мне тащите.

С помощью двоих узников карантина я кое-как уселся на стул в операторской. Боль стала потихоньку утихать.

- Ну ты че на полу то валяешься? – с улыбкой начал беседу Ермак.

- Нога болит, не могу раком ползать.

- Я видел у тебя какие-то наколки на руках, откуда, с тюрьмы?

- Да нет, с воли. Я по воле музыкой занимался, сам играл, вот и набил себе несколько заморочек.

- А на чем играл?

- Я пел в основном, а так могу и за барабанами посидеть.

- А знаешь, есть такой барабанщик Дэйв Ломбардо?

- Конечно, слышал, это ведь драммер Слэйера, а их творчество мне по душе.

-Ну вот бля, хоть кто-то в этом гадюшнике нормальную музыку слушает, а то заезжают одни пидоры, да попсеры, даже поговорить не с кем. У меня здесь в лагере знаешь, какие диски есть? Тебе и не снилось, потом покажу. Значит, на барабанах играешь? Ну что ж, позже проверим, если пиздишь, не вылезешь отсюда до конца срока, понял?

Дата добавления: 2015-07-18