Фестиваль театр

Европейцы все еще шутят

"Происшествия" на берлинском фестивале spielzeiteuropa

В рамках театрального фестиваля spielzeiteuropa на сцене Дома берлинс­ких фестивалей венский Бургтеатр пока­зал спектакль "Происшествия" по про­изведениям Даниила Хармса и француз­ских юмористов. Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.
Фестиваль spielzeiteuropa, просущество­вав несколько лет, уходит в прошлое. Новый руководитель дирекции берлинских фес­тивалей Томас Оберендер пообещал горо­ду придумать настоящий международный театральный фестиваль: Spielzeiteuropa, собственно, был не фестивалем, а "разма­занной" на несколько месяцев программой гастролей. Приезд "Происшествий" — один из последних пунктов нынешней програм­мы, но цвет берлинского театрального сооб­щества счел своим долгом явиться на спек­такль вовсе не в знак прощания со старой фестивальной командой. Гастроли венского Бургтеатра — всегда событие для Берлина: в принципе к австрийской столице берлин­цы относятся как к провинции, но самый богатый драматический театр не только не­мецкоязычного пространства, но, возмож­но, и всей Европы, здесь чтят. Да и имя ре­жиссера Андреа Брет для Берлина не пустой звук — в 90-х она руководила театром "Шау­бюне", в нулевых пережила полосу неудач и болезней, а теперь, похоже, возвращается в когорту актуальных мастеров.

Спектакль "Происшествия" составлен из нескольких десятков эпизодов, каждый дли­ной от полминуты до нескольких минут. Де­сять разновозрастных актеров, шесть муж­чин в деловых костюмах и четыре женщи­

ны в нарядно-строгом, вперемешку разыг­рывают тексты Даниила Хармса и двух его старших современников — французских ав­торов. Имя одного из них, Жоржа Куртели­на, автора комических рассказов о повсед­невной жизни буржуазного сословия, кто­то, может быть, и помнит, второго же, юмо­риста Пьера Анри Ками, позабыли даже на родине (хотя Чарли Чаплин когда-то назвал его "величайшим юмористом мира"). Эпи­зоды намеренно не выстроены в какую-то внятную сюжетную линию, какие-то из них более забавны, какие-то менее и намеренно лишены привязки к конкретному времени.
Художник Мартин Цеетгрубер череду­ет всего три типа пространств: за полупро­зрачным аванзанавесом возникает то боль­шой, во всю сцену, пустой зал, обшитый де­ревянными панелями, то вытянутый вдоль рампы коридор с несколькими дверями, как в казенном месте, то стена с огромным проломом в центре и грудой обломков — как будто в помещение угодил вражеский снаряд. Ударил — и словно контузил оби­тателей этого причудливого мирка. Конту­зил — и тем самым заставил их проявить и выплеснуть друг на друга все свои психоло­гические комплексы — социальные, сексу­альные, возрастные и всякие другие.
У персонажей, конечно же, нет имен, об их имущественном или образовательном статусе можно только догадываться, эпи­зоды словно не с начала начинаются и ни­чем не заканчиваются — и если это и не вы­сокий "абсурдизм", то просто веселый аб­сурд: брачная ночь, когда родители невес­ты дежурят у спальни и дают советы; чин­

ный обед супружеской пары, за которым жена объявляет, что она принцесса; дело­вая встреча, выливающаяся в членовреди­тельство… Взяв разрозненные старые тек­сты, режиссер, конечно, представляет пси­хологический портрет не современников Хармса, а сегодняшнего общества: берлин­цы могут называть его венским, венцы — берлинским, но все понимают, что посме­иваются над собой. При этом Брет — не Брехт, она не наставляет и не задирает пуб­лику, а экран между сценой и залом сделан словно бы еще и из соображений "техники безопасности", чтобы погасить пафос, если он вдруг появится. Впрочем, актеры столь тонко чувствуют ироничный, насмешли­вый стиль режиссера, что предосторожнос­ти, если они и имели место, были излишни.
Текстовые эпизоды прослоены музы­кальными и танцевальными — в них не­ловкие и растерянные персонажи становят­ся особенно нелепы и по-своему трогатель­ны. В них же проявляется и связь "Проис­шествий" со спектаклями Кристофа Марта­лера. А в последней сцене, где герои расса­жены за столиками в огромном зале ожида­ния и поют что-то высокими голосами, Брет буквально цитирует знаменитейший бер­линский спектакль Марталера "Убей евро­пейца!". И как-то вдруг понимаешь, что мар­талеровскому спектаклю уже почти 20 лет. Это не к тому, что театральный язык "Про­исшествий" несколько старомоден, а к то­му, что за прошедшие годы случилось доста­точно событий, чтобы насмешка европей­цев над самими собой стала горьким, но ни к чему не обязывающим ритуалом.

Варшавская повседневность сто­летней давности мало отличается от нынешней мелкобуржуазной Москвы ФОТО ДМИТРИЯ ЛЕКАЯ

"

Дата добавления: 2015-07-15