Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Liber Cordis sub figura XX.0.I

Читайте также:
  1. Appeasing the extreme liberals
  2. EU’s Eurabia Project (The Eurabia Code) - Documenting EU’s deliberate strategy to Islamise Europe
  3. From liberation to consolidation towards the European Federation
  4. Jesus Mandela Christ – liberator or annihilator of South Africa?
  5. LIBER CL [Книга 150] De Lege Libellum. L-n-L-n-L-n-L-n-L
  6. Made deliberate that wonderful sense of timing which Julia had by instinct

“Магия есть высочайшая, наисовершейннейшая и самая божественная область естествознания, облагороженная в своих деяниях и чудесных операциях правильным пониманием сокровенных и тайных свойств сущего и ввиду этого, путём приложения верных действующих сил к надлежащим предметам воздействия, позволяющая производить явления необычные и удивительные. Из чего следует, что маги изучают природу глубоко и прилежно; они, в силу мастерства своего, умеют предвидеть достижение, которое непосвящённому покажется чудом” – сказано в “ Гоэтии ” в составе “ Лемегетона царя Соломона ”. Но превыше того, необходимо утвердить, что царствующие и жречествующие в эпоху крушения Бореи и утвердившиеся на земле Тота, обладали правами посвящённых и, вознося со знанием, гимны Создателю, обретали полное и неделимое. Далее, рассеявшись по твердям земных пределов, по окончании великой войны, укрепились под разными именами в разных народах, неся память о белых и красных великанах, о путешествиях в пустоте космоса, о величественных храмах Бореи и великой белой пирамиде Орианы. Ныне лишь воистину древние души памятуют о том времени неусыпно, воздвигая основания будущего чертога нового Эона. Мы же, скромные труженики просветлённых душ, лишь ступаем в след великим душам и помогаем им в их тяжком труде. Слабость и страхи, отсекая, приводим себя к “Собеседованию…”, и в нём пребываем извечно, насыщая себя нектаром божественных откровений.

Ныне и я, пребывая в одиночестве, в думах своих о возвышенном, встретил деву о семи крылах. И повелела она мне, дабы записал я, небольшой сей и скромный, манифест о “Сердце Вакха-Диониса”, черпая вдохновение от многосложных трудов Мастера Териона и науки Гермеса Триждывеличайшего. И он, сей манифест, написанный свет дающей десницей души моей, исполненной пламенем жажды и утверждающей оплоты непрерывной работы духа-сознания, остов размышлений и созерцаний; посему “имеющий уши, да услышит…”. Нет здесь ни слова поверхностного, но звучание мелодии вселенской, но не всякий слышит её, подобно тому, как слышал её Пифагор и далее ученики его, а потому, всякий слышащий будет наполнен истиной “Собеседования…”, но тот, кто не слышит, отторгнет её, как чуждое. Посему утверждается, что “прорицатель должен растворить свою личность в личности разума, к которому он обращается за советом; когда он задаст вопрос, ему должно показаться, что сам он и есть этот разум, выслушивающий вопрос от незнакомца, к которому он совершенно равнодушен, но которому по роду своих занятий обязан честно послужить”. Словно мерцающий свет, стоящий за пределами материальной природы, пребывает истина и, тогда как на малую долю времени блеск её достигает наших глаз и очи становятся зрячими, в жизни повседневной он скрыт и мы, словно не имеющие зрения, блуждаем в потёмках своего ума, замещая свет истины ментальными конструкциями. О том утвердила мне дева, дабы не следовал я ограниченности своей бытийной, но раскрыл себя духу многоведения и, обретя дух сей со всей ясностью, следовал бы за мелодией его откровений в письме своём, и в речах своих, и помыслах своих, и, более того, в молитвах своих.

Пусть замолкнет же волшебный писец, и останусь я наедине с возлюбленной своей и, да отворятся врата слуха, тех, кто способен слышать и очи, тех, кто способен видеть. Нет иного в восприятии и сознании посвящённых Жрецов Храма, кроме того, о чём сказано: “так все вещи произошли от Единого, через его посредничество; так все они произошли от единой сущности через распространение”. Я же лишь спою песнь, ту, что слышал сам и проникся в глубины на малую долю времени, но сей малой доли соответствует вечность. Трудно писать и мыслить за пределами всякой формы, ибо должно использовать прозорливое око, а помимо того, искать слова, выражающие суть сего в полной мере. Всякий способен прочесть, но не всякий способен заглянуть за пределы слов и мыслей и, укрепившись в безмолвии сердца, обрести, сей свет мерцающий. Нота за нотою, собрав аккорд чудесного инструмента, упрочив себя звучанием причастия, я вознесу молитвы предкам и Создателю, а после исполню песнь равновесия голосом безмолвия. О том далее, в манифесте сём, написанном лёгким пером благовестия души моей, того, что лобзает чело моё во веки!

 

I

 

Священная Чаша Сердца,1 источающая ароматы благодатного царства, украшенная изумрудами мелодий небесных сфер и нескончаемыми сапфирами мелодий сфер земных, переполненная рубиновым цветом вина жизни [крови], лучиться парой потоков, змеящимися от корня бытия сущего к величественному Небесному Престолу и там, пребывая вовеки, образуют великую реку. И так омываются багряным сиянием алой розы наших братьев и сестёр “сердца и жизни”, что вовеки являют себя распятыми на лучезарных крестах мироздания. Сей крест [ крес, то есть “огонь”, “пламя”] наличествует, как небесный пламень, вечно пребывающий у истоков бытия и возвышающий нас до непрерывности деяний наших, устанавливающих столпы опыта в вечности. В воплощёнии сём мы произрастаем ростками, как братья и сёстры, распятые на столпах духовно-сознательного и душевного опыта своего, укрепляясь в духе и, посмертно, пожиная плоды, взращенных нами дерев.2

И так, произнесённое ими Слово Созидания, произрастает в священных глубинах мироздания снежно-белой розой безмолвного просветления. И хотя, со времён рухнувшего Вавилона, языков, наречий и диалектов во множестве, а мир инволюционировал и повис над гранью деградации, суть Слова Созидания однородна и неделима. Потому утверждаясь в этом, наследуем память о том, как “из недр влажной природы раздался крик, бессловесный зов, который я бы сравнил с голосом огня, а из Света спустилось Святое Слово и покрыло природу; и чистый огонь восстал из влажной природы ввысь: лёгкий, неистовый и могучий”. О том говориться: “Я есть этот Свет – Дух-Душа, твой Бог, который был прежде влажной природы, вышедшей из мрака. Лучезарное Слово, исходящее от Духа-Души, – это Сын Божий”. И лишь, таким образом, познав утверждённое, в глубинах самопогружения, созерцаем, как воплощаясь змеиной парой, и ужасающей прелестью истины, что венчает их, проливает свою мудрость от начала к исподнему исходу в восьми периодах бытия, в восьми частях роста и увядания и в одном единственном пути. Это есть Лучезарное Слово, это есть Святое Слово изречённое Духом-Душой и воплощённое в бытии человеческого сознания.

В каждом из восьми витков их, наличествует новый эон непрерывного инволюционно-эволюционного роста-упадка, но лишь Мастера Храма способны подниматься, достигая предельной прямизны просветления, подобно крылатому Жезлу Меркурия, знаменуя деяниями своими кратчайший путь Посвящения. У начала всякого Посвящения, утверждён “Единый способ”, ибо только лишь при “Собеседовании…” наличествует возможность, избежать обусловленного опыта человеческих учителей, в обращении своём к источнику сущего; “…вовеки быть в мире разделению. Ибо цветов – много, но свет – один. Посему письмена твои – то от матери изумруда, то от ляпис-лазури, то от бирюзы и александрита. Другой же пишет словами топаза и темного аметиста, сапфира седого и сапфира тёмного с отливом, как кровь. Потому и нет вам покоя. Не довольствуйтесь образом. Это говорю я, Образ Образа. Не спорьте об образе, но скажите: превыше! превыше! Через луну и Солнце, и стрелу, и Основание, и тёмную обитель звёзд восходит человек от чёрной земли к Венцу. И нет иного пути к Однородной Точке…”.

 

 

Взошедши на сияющий престол, путь к которому устлан розовыми и белыми лепестками, у корня которого склонились львы и гепарды, в изголовии которого сияют двенадцать звёзд, Он3 отверз уста свои. Он отверз уста свои, возвысившись и оставшись в сём, созерцая скрытый лик величественной Богини. Имя её скрыто за прозрачным пологом вечности, в котором нет ни одного отражения, и лишь небытиё. “Отверзни десницы свои и обрати сумрак очей своих, вкуси нектара в крови молодой луны, дабы низверглись мы в Истину, пребывая в том от исхода до исхода и так вплоть до рождения нового дитя. Нет ни конца, ни края тебе и лишь нежность бездны, поглощающей всё сущее в тебе, но выше Тебя пребывает Он. Он же есть Ты, и Вы есть безраздельное целое, неделимое в совершенстве вечности”.

Мы были молоды, и таковым же пребывал весь мир. Всё, что мы помним из нашей молодости, как бродили в заповедных местах в только что нарождающемся мире. Каждый из нас, смотрел на мир глазами, полными восхищения, страсть и безумие Вдохновения сходило на нас. Звёзды светили над нами, и маленькие светлячки отрывались и летели, наполняя воздух голубым сиянием с великолепных дерев, и их свет смешивался с нежным мерцанием, излучаемым звёздами. И деревья, что были прежде нас, учили нас мудрости, ведь они были, до нас и в них была заключена первичная искра Той-Что-Создала-Всё.

Луна, как чудесная арфа, смыкала движение звёзд в хоровод, а некоторые из них падали, подобно Слезам Богини. Она пела свою песнь, вторя Той-Что-Была-До-Начала, являясь причиной создания Всего. Слёзы Богини – так мы называли звёздные хороводы, так мы говорили о Ней.

Ты помнишь это: Богиня плачет, и из её слёз проистекают все реки и моря мира. Её слезами рождаются прибои, смыкаются оленьи тропы, и ожерелье звёзд, излучает призрачное сияние, освещая земные туманы и изумрудные леса, укрытые лоском рос. Её Слёзы опускались на бархатные ветви елей, качались на мягких листьях девственного ещё молодого мира.

Тогда ты меня спросила: “Почему плачет Богиня?”. И тогда я поднялся к Её уху, оседлав ветер, и спросил Её о том, и Она сказала: “Ибо этому великолепию рано, или поздно приходит конец!”. И тогда заплакали и мы с тобой. Мы плакали своими песнями, и песнями этими сплетали узелки на поверхности новорожденного мира. Лес разросся сплошной стеной! И не было ничего, кроме первого, что было создано; маленькое слабое семя было заложено в основание гигантского мира.

И тогда из этого семени появился первый сияющий росток. Он излучал слабое зелёное сияние, приветствуя этот мир. Богиня плакала, и серебряные струи Её Слёз превращались в дождь, и питали слабый ещё корешок Великого Творения. И настало время, когда волшебная сияющая зеленью крона достигла небес, коснулась далёких и, пока ещё блуждающих без опоры, звёзд. И звёзды повисли на листьях, и духи поселились на стволе и ветвях, соседствуя со звёздами. И души, созревающие на ветвях, однажды родятся в мир.

Мы пробудились на берегу волшебного озера в диких местах этого мира. Первое, что мы увидели – это ровное мерцание звёзд. Они излучали бесконечный голубой свет, который словно туман охватывал всё в этом мире и касался земли. Касался земли и нас с тобой, кружил нас среди лесов, водил по ещё нехоженым местам этого мира. Всё, что видели наши сердца – это нежное сияние, льющееся из-за горизонта и обдающее наши души тихой теплотой. Мы слышали чудесные мелодии идущие из источника этого сияния от Тех, кто был до того, как мы проснулись.

Следом же, за этими мелодиями, в переливах облачных дорог, скользил Он. Сие есть узорчатый полог, укрывающий лик Великой Богини, дабы скрыть сияние изначального замысла и породить обусловленность мироздания, во имя светлого опыта, вмещающего в себя Всё. Нет иного, кроме того, что охватывает Всё, что исторгает из самое себя Святое Слово, но, тем самым, укрывает от обусловленности мироздания, светоч очей Великой Богини, восседающей на троне великолепия попирая вечность. И в один миг исторг он из глубин самое себя глас, подобный гласу неба, и возликовал в том, ибо, будучи в начале, Он пребудет и в конце, будучи мельчайшим, Он охватил своей Волей “Всё Во Всём”. Нет Ему пределов и нет начал, ибо от начала пребывал Он, и был тем началом, но в конце не пребудет ничего кроме Него и нас в нём. “Вечность придаёт миру порядок, пронизывая материю бессмертием и непрерывностью. Становление материи зависит от вечности, как вечность зависит от Бога. Становление и время – две разные природы на небе и на земле: на небе они недвижны и нетленны, на земле – подвижны и тленны. Душа вечности есть Бог, Душа мира – вечность, Душа Земли – Небо. Бог – в Духе-Душе, Дух-Душа – в Душе, Душа – в материи, и все они существуют посредством вечности. Это обширное тело, содержащее в себе все тела, заполнено внутри Душой, которая наполнена духовным сознанием и Богом; Душой, оживляющей Всё Сущее и окружённой ми снаружи”. И вот, малейшая частица Его возопит:

 

 

II

 

“Что я могу посоветовать Вам и тем, кто был до Вас и будет после? К чему я готов призвать Вас безграничным гласом иерихонских труб, а также тех, кто был до Вас и будет после? Будучи совершенно незнаком с Вами, с Вашими чаяниями, надеждами и с этой бессмысленно-бесконечной любовью, которая подобно блудной девице бродит от одного к другому и передаёт вести от первого, бывшего с ней. Всему виной сладость плоти влекущей, подобной нектарной сладости плодовых деревьев, но искусно и тонко оправдывающейся чаяниями, одурманенной опиумным дымом мира вещного, души. Что я ещё для Вас способен свершить сейчас, в тот момент, когда все аргументы и доводы извратились в завершении своём и остался лишь призыв к тому указующему персту, что, будучи менее кончика осенней паутинки, охватывает собой всю бескрайнюю широту неба?..”

И вот прогремел Его возглас, и отворятся уши и десницы тех, кто способен ещё видеть и слышать:

“Нет ни у меня, ни у кого другого никакого права указывать Вам на ваше место, наивно полагая, что Вы останетесь там (на своём месте, указуемое мной). Нет у меня никакой уверенности, что Вы не сдвинетесь с него до скончания времён, до завершения этого несусветного, тёмного Эона, именем которого названа гиена и патологичность которого уже стала непреодолимой преградой Вашей Воли и Вашего права на реализацию сей Воли. Вы, те, что заняли трон ограниченности и материальной узости, подобострастно вкушаете холодный искрящийся “снег” своей собственной амбициозности и уверенности в своей безнаказанности, на фоне полнейшего бессилия и бессмысленности своего существования воплоти.

В скудости своей, Вы остаётесь глухими и слепыми, а, наполнив свою жизнь смыслом немоты, отвергаете очевидностное и единственно имеющее право на жизнь – свою собственную Волю и право лишь на одно – реализовывать её в полной мере. Но, насколько имеет право на жизнь, произвольное употребление понятия “реализации в полной мере”, тогда как иной меры и не существует. Есть лишь “полная мера” реализации Воли, и она есть то, что порождено Создателем и даровано сим ничтожным тварям, ограниченным в своём времени и месте.

Этот Дар как насмешка, ибо реализация сего затруднено самим замыслом, самим Эйдосом. Что есть Ваша жизнь в сравнении с бытиём Космоса или даже самой ничтожной его части? Едва уловимое мгновение! Но именно в это мгновение вложена жемчужина, перламутровый свет которой, способен даровать Вам власть, равную Его власти. Немудрена нелюбовь Ангелов направленная на Вас. Понятна неприязнь тех, чей жизненный срок несравнимо велик, чьи знания безмерно глубоки, чья сила не имеет никаких пределов в сравнении с Вашими. Но не дано Им самого простого из того, что дано Вам – право на полную реализацию свободной Воли.

Вы не успеваете даже почувствовать этого Дара, ибо едва насытившись своим воплощением, Вы покидаете чертоги явленного, дабы отойти в невесомость вечности. Но даже здесь Вам дана поблажка. Ведь едва коснувшись вечности, едва лишь успев принять пенную терпкость Амриты с поцелуем целостной неделимости “Всего Во Всём”, Вы вновь слышите скорбное ворчание писца, утверждающего свои права на бытиё. Сие утверждено не мною, но помимо меня в словах смертного: “На этом месте возмутился писец и сказал: О, Адонаи и ты, господин мой! Я носил чернильный рог и перо безвозмездно, дабы отыскать эту реку Амриты и уплыть по ней, подобно одному из вас. В уплату за труды мои я требую, чтобы дали мне вкусить хоть отголосок ваших поцелуев”.4

Лишь услышав его скорбные завывания и блеяния его тучных стад, Вы устремляетесь обратно, к реке иных воплощений и, погрузившись в неё, вновь проживаете то, в чём не успеваете узреть Цветка Истины. Даже “короновав своё сердце” и возопия к тому, чью “главу украшают двенадцать звёзд, к тому, чья плоть бела, словно млеко и сияет синевою бездны незримых звёзд”, Вы бормочете вслед за причитаниями писца невнятные фразы, подобные тем, что твердят безумцы, в одной десятимиллионной части в глубине одного из бесконечного числа Эонов”.

 

III

 

Солнце блистает жаром своей откровенной наготы, в зените мира, расщепляя целостность и объединяя её в тот же миг, и кольца пламени, источающиеся из его горящего тела, выжигают татуировки на поверхности томящейся плоти земли. Вожделея расплавленного багрянца, мать-земля, меж двух упругих грудей своих, несёт страсть и негу в детях своих, а из сосцов её течёт молоко вожделения и росы целую уста её, медленно обращаясь туманом и поднимаясь, как дар багрянорожденному мировому пламени. Солнце блистает жаром, и вялая истома разливается в упругих жилах матери, дабы сохранить то тепло и передать его своим детям, реализующимся в бесчисленности форм воплощённого бытия. Принять, принять вожделеющую наготу и срам естества, ибо сие есть рождение тысячи форм из небытия в чертоге воплощённости. Мы идём по бесконечно величественным залам бытия, и пылающая страстью заря исторгает из себя багрянорожденного бога, того, что погоняет белого осла, несущего его к нашему огню.

“Там, где беломраморный утёс

Над лесами грудь свою вознёс

И родник мерцает янтарём,

Словно зыбкий сумрак пред зарёй.

Пурпур вожделенья окуни

В жар святыни, в алость западни,

Душу потрясённую взнеси

В горнюю всевидящую синь:

Пусть дивится со своих высот,

Как вскипает сладострастный сок

Древа жизни – духа и души,

Разума и плоти…”

В пульсе и прерывистом дыхании, являющим себя в бесчисленной мелодии множества пробудившихся форм, мы слышим имя. Сие имя, то единственное, и всё, что звучит – это лишь жалкое эхо этого беспредельного имени, восставшего из тела змея и вознесшегося превыше всякого зримого. И вот имя сие, подобно бичу наносит удар за удар, терзая тело матери. И мать стонет, извергая из себя тьму воплощённых душ, дабы создать единое множество и множество в единстве. Мы идём по бесконечно величественным залам бытия, по раскалённым угольям начала времён, под скользящими змеями молний, от начала до начала сотворения.

И властью данной мне, утверждаю жизнь, подобно змееподобному столпу в пламени лона матери! Здесь начало и конец, и конец утверждаем более строго. Ранним утром петух кричит трижды! Ранним утром петух кричит трижды! Ранним утром петух кричит трижды! Мы поминаем в том крике, раскалённый фаллос возбуждённого зенита, вторгшегося в святая святых матери, дабы зачалось во чреве её дитя. А далее, рождённое дитя, отданное на воспитание природному естеству, вскормленное молоком полноводных рек и получившее страсть и жажду познания, как святость великого греха. И вот пред дитём неразумным восстал великий дух, стяжавший вожделение начала времён.

“Слушай, дитя – громогласно поёт он. – Вот петух, подобно солнцу, взлетел и запел песнь восхода. Будь подобен ему, дитя! Его дух всегда воспламенён, он не теряет бдительности, и сила его с годами лишь пребывает. Нет иного, кроме него, чтобы столь долго удерживал бодрость духа, не отвлекаясь ни на мгновения на стороннее. И нет мысли, что бы он подумал! И нет вещи, что бы он возжелал! И нет чувства, в которое он бы погрузился! Совершенство его сознания не имеет границ и потому, сего петуха, в вечности мы называем фениксом. Силой его бдительности установлен порядок между отцом и матерью.

И вот посмотри, стоит петух среди двора, а его ноги оплели змеи. Возрадуйся! Это есть истина щита и бича! Уподобься во всём сим символам и сила твоя не иссякнет никогда, а пребудет вовеки, ибо символ этот вмещает в себя первичный толчок отца, вожделеющего мать, дабы породить чадо”.5

 

IV

 

Видели ли Вы богов, что танцуют свой бессмертный танец на вершине Вселенной, дабы Он (Единственный) созерцал его в дремоте своей и видел Вас в грёзах своих. Но тот писец, что вовеки прельщён и любуется цветком нарцисса, даже тогда, когда скарабей восходит к престолу и оставляет едва приметную тропу для Вас – для Вашего подъёма к горизонту ясности, отстраняет Вас от исконно ведомого Вам и Дух-Душа, пребывает в извечной печали, под гнётом сего. Но Вы, убаюканные бесконечными мелодиями новых и новых рождений, не в силах узреть ту тропу чудесного скарабея и высвободить свои члены из гнетущего плена железных кандалов, что бряцают по всей Вселенной, порождая скорбь даже в ангельских иерархиях.

Солонеют уста Их от слёз Их, ибо создание, – детище от крови истекающее царской, унизилось и обратило самое себя и святость свою в пыль. В беспамятстве своём и уступив престол писцу-лиходею; низвергнута Воля Его, ибо воссоздав самое себя в сотнях ликов, Он воплотился, но в сём детище Своём, ищет вовеки Себя и не в силах найти вновь и вновь окунается в источник забвения. Где же видано это, чтобы правитель уступал трон писцу, а сам же укрыв себя маскою Дурака, блуждал по миру, ища себя в тысячах лиц, дабы в одночасье после пробудиться и узреть их всех в самое себе.

Но, ни одной иерархии, поющей свои величественные гимны творения, не постижимы замыслы Его.

“Крепись, о, душа моя! сроки настанут – И буря уляжется; жезлы воспрянут; колёса эонов свершат оборот – и с пленного сердца заклятье падёт…”. Таковы начала, и слова звучащие в веках подобно набату, будят уставшие и уснувшие души; и те, в свою очередь, возопиют: “Нет иного права, как лишь право вершить Свою Волю – Его Волю”.

Далее должно сказать, как же быть в той чреде, коию уготовили себе сами, в коей отчаяние рано или поздно достигает такового пика, по сравнению с которым все пики мира, лишь низина. О, писец, возопий: “Амон, будь же проклят ты. О, оплетающий своими тёмными сетями мироздание Создателя своего. Будь же проклят ты, именем Гора, именем величественного солнечного диска и безмолвия, в котором взращивается память вечности”. Подними очи к горнему, дабы узреть дольнее и испить поцелуем свободы целебной росы Амриты. Войди в ложь, дабы узреть Истину, насыщая свою уставшую Душу безмолвной музыкой прозрачной мудрости Создателя.

 

 

Тёмные духи были низвергнуты бесформенной массой, подобно чёрному граду, падающему с неба, расползаясь растаявшими потоками по тверди и утекая, подобно змеёнышам, в недра земли. И так, рыхля почву, строя города, они, низвергнутые, источающие смрад, шипят в тиши подземных жилищ, с тех самых времён, когда белые пастыри их ходили под Венерой. О, Вы, пастыри уснувших душ, не знавшие луны и утвердившие её, отняв плоти земной, снискавшие память в тайне сердец Посвящённых. О, Вы, отдавшие самый драгоценный камень из ожерелий своих, – чудесный алый рубин своих исконных знаний. Снисходя к потомкам своим в сердцах их и именем Гора льющие на плоть земли откровения свои, что омывают десницы ищущих, дабы узрели они Свет, как Слово Создателя. Что омывают поцелуем своей Веры, уста Посвящённых, дабы не источали они ошибочных речей у истоков нового Эона, вынашивающего, подобно матери, чистого младенца, во влажной природе своей.

Бесформенная масса утвердилась ниже тех, кто воссиял на тверди, но и те, кто укрепился на тверди, возлёг ниже тех, что в небесах. И так, утвердился новый порядок, в период, когда остановлено было колебание тверди земной и сошли воды, оставив суши часть, дабы Свет новых храмов разлился рекою под небесами. И в Мастерах Храма, – в Старших Братьях, воссиял светоч мудрости, что сохраняет пока ещё лишь зарождающуюся жизнь великих предков. И в памяти сих потомков, ясно звучит набат древнего колокола, взывающего: “И хоть низвергнута была тёмная масса, белоснежная роза окроплена кровью; там, где были цветущие сады – стали пустыни; там, где били волшебные источники – нескончаемо сыпал снег и стал лёд; там, где высились храмы – утвердились воды морские. И вот она, та война, что испепелила наследие великих предков, дабы оставить потомкам, лишь горечь забвения и слепоту духа, не дающую различить змеёнышей во мраке пещерном. Бейте колокола нового Эона, дабы, уже, правнуки, Солнцеподобного Гора, испили поцелуй истины до дна и отверзли свои десницы горнему, обозревая дольнее, где тёмная масса гадов смердящих источает зловоние жестокости и злобы”.

И возликовал набат, зовущий потомков к памяти предков. И вспенились воды моря, и встрепенулась природа, и силою стала слабость, и величие Отца и Матери покрыло главы тех венценосцев, разом постигших семицветие в сиянии одного цветка. Они же внимали голосам, поющим семизвучие в звучании одной мелодии. И более того, Они же познали Слово в семи слогах, дарующего истину о рождении начала эонов. И вторили они сему, и летели ангелы над ними, трубя на все лады: “Земля пробудилась, пробудилось и единственное око её, и братья, живущие в подземных казематах воинственной тверди, возрадуйтесь, ибо пришла пора роста, ибо была зима, а стала весна”. И тогда, в тот самый миг, подобно очищающим оползням, сойдут под тверди земные Пробуждённые, и извергнет из самое себя Земля змеёнышей и станет земля свежей, подобно юной деве. “Вам иного пути нет, кроме как вернуться в свою мрачную обитель, после сорока тысячелетий выедания чудесного плода бытия – человеческой жизни” – возопит набат нового Эона.

_________________________________________________

 


Дата добавления: 2015-07-18; просмотров: 77 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
СПРАВОЧНО-БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ АППАРАТ НАУЧНОГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ| Примечания

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.016 сек.)