Через года, через века помните о тех, кто

уже не придет никогда»

Р. Рождественский

(Районная газета «Вперед» №13 от 29.01.2005годаиз цикла «К 60-летию Великой Победы» Трофимов Виктор, Семенов Александр, учащиеся 9 класса МОУООШ д. Соловьево)

  Воинские захоронения на территории Волотовского района

«Не забывается такое никогда»

22 февраля 1944 года. Этот день в истории нашего района стал таким же значимым, как и День Победы. Ведь именно 22 февраля Волотовский район был полностью освобожден от немецко-фашистских захватчиков. В этой операции принимали участие автоматчики 137-й стрелковой бригады и танкисты 37-го танкового полка.

«…войска Северо-Западного и Волховского фронтов продолжали развивать успешное наступление и овладели районными центрами Ленинградской области: г. Сольцы, Волот, Поддорье, Белебелка, районным центром Калининской области г. Холм», - так звучало сообщение Совинформбюро за 21 февраля 1944 года.

За два года и 7 месяцев оккупации району был нанесен колоссальный ущерб. Полностью сожжены 40 деревень, 258 жителей района были расстреляны, 63 человека сожжены заживо, 8 – повешено, более 3000 наших земляков не вернулись с войны. Ценой тысяч жизней досталась нам эта победа. И хотя со дня освобождения Волотовского района прошло уже немало лет, воспоминания о войне живы и поныне. Вот что вспоминают о том времени жители Славитино, ветераны и участники Великой Отечественной, очевидцы тех страшных событий – Торицына Тамара Ивановна, Лукина Мария Ивановна, Логиновы Александра Дмитриевна и Николай Иванович.

С началом боевых действий большинство жителей Славитино ушли в соседние деревни – Середню и Мелочево, где скрывались долгое время. Вернувшись, обнаружили, что их дома сожжены. Пришлось жить в банях. Почти каждый день то на одном конце деревни, то на другом горели дома. Ели, что придется: смерзшую картошку, клевер, желуди.

Помогали русские солдаты, которые отдавали теплые вещи детям и старикам. До сих пор с благодарностью в сердце и со слезами на глазах вспоминает Торицина Тамара Ивановна, как солдаты отдали их семье козу, которая стала живым спасением для обессиливших от постоянного голода детей.

Фашисты разбойничали в домах, забирали продукты, скот, ценные вещи. Все трудоспособное население они сгоняли на принудительные работы. Немцы издевались над стариками, женщинами, детьми. Действия немецкой армии даже по отношению к мирному населению были по истине безжалостны.

В деревне Ретле произошел такой случай. Собрали всех жителей, загнали в гумно и собирались сжечь людей заживо. Лишь в последний момент, когда люди уже попрощались друг с другом и с жизнью, их неожиданно выпустили. И так было трижды.

Любое проявление патриотизма жестоко каралось. Немецкие захватчики пытались лишить русский народ самого дорого, что у них есть – Родины. Лукина Мария Ивановна вспоминает, как ее отца чуть не расстреляли, когда увидели в их доме на стене фотографию Сталина на одной из газет, которыми были оклеены стены.

Выжить в условиях постоянного страха помогала лишь вера в победу, в торжество справедливости. Надежду вселяли новости о действиях партизан, передаваемые из дома в дом, из деревни в деревню.

Но самые яркие воспоминания связаны с днем освобождения. Началось все с двухчасовой бомбежки. Все это время люди прятались в окопах и подвалах. Никто не предполагал, что именно этот день станет днем освобождения: частые бои и перестрелки стали привычными. Когда же пришли русские солдаты и сказали, что можно выходить из укрытий, люди не могли поверить. Жизнь в состоянии постоянного страха стала для них повседневностью. Поэтому вышли из окопов только когда увидели русские танки.

Вот правда о войне словами простых людей. Вспоминая о ней, они постоянно добавляют: «Не дай Бог никому пережить такое!» Война для них так и осталась огромным потрясением. Трудно среди бед, лишений, смертей выстоять и не потерять человеческого достоинства, сохранить чуткое сердце и веру в будущее, веру в победу. Но они смогли – выстояли, победили!

(Районная газета «Вперед» №6 от 15.02.2003 года из цикла «Ко дню освобождения района», Ольга Осипова ученица 11 класса МСОШ п. Волот)

«Легла на девичьи плечи мужская работа»

Кто может подумать, глядя на эту пожилую, хрупкую женщину, что в свое время ей, совсем юной девушке, пришлось орудовать и ломом, и киркой, и совковой лопатой. Да еще в голоде и холоде, зачастую на волоске от смерти. А самой ей те страшные годы и по сей день кажутся кошмарным сном. И хочется порой забыть их, да память не отпускает.

А речь пойдет о всеми уважаемой жительнице поселка Волот Галине Николаевне Сапожниковой - бывшей блокаднице Ленинграда.

Без малого пятьдесят лет живет Галина Николаевна здесь. А до этого были тяжелые детские годы, проведенные на Вологодчине, в деревне Нежбыт. В семье она была последним, восьмым ребенком. И единственной девчонкой. И хотя считалась любимицей, поблажек ей не было. Уйдут, бывало, родители и братья в поле на весь день, а ей наказ в доме прибраться, в огороде прополоть да полить, за скотиной присмотреть, к вечеру на семью ужин приготовить.

И все же родители дали возможность закончить Галине Николаевне семилетку. Хорошее образование по тем временам было. Хотела она учиться дальше, тем более что один из ее братьев, Василий, к тому времени прибывший в Ленинград, взял ее к себе. Но это был 41-ый год. Началась война.

-Домой вернуться, уже не было возможности, - вспоминает Сапожникова. – Вскоре получила весточку от родителей, из которой узнала, что все братья ушли на фронт. И осталась я одна в почти незнакомом городе. А тут началась блокада Ленинграда.

-Уже к концу 41-го стала ощущаться нехватка продуктов, - говорит Галина Николаевна. – А в январе 42-го наступил голод. Мы, иждивенцы, получали по 125 граммов хлеба. Другой еды практически было не достать. Все из вещей, что можно было обменять на продукты, снесли на барахолку.

А тут еще морозы лютые настали. Водопровод замерз. За водой приходилось ходить на Неву или близлежащие каналы. Так вода и в квартире в ведрах замерзала. Чтобы немного обогреться, да вскипятить на буржуйке воду, сожгли всю мебель. Каждой щепочке, найденной на улице, были рады.

Когда нас, семнадцати-, восемнадцати летних девчат мобилизовали на торфозаготовки, даже обрадовались. Нам все же полагались рабочие карточки. А это значит по 250 граммов хлеба, да еще кое-что из продуктов перепадало. Хватало хотя бы на то, чтобы сварить жиденькую похлебку.

Направили нас на торфопредприятие в Шувалово. Разместили в бараках. Мы еще и вещички, что прихватили с собой, разобрать не успели, а нас уже на работу, добывать торф, делать из него брикеты. Работать приходилось в тяжелейших условиях, не каждый здоровый мужчина справился бы. Представьте, весной, летом, осенью непролазная грязь, и мы в этой жиже лопатами добываем торф. Зимой долбили сначала ломами, ломы по шесть-восемь килограмм. Нам же голодным они и вовсе пудовыми казались. Поднимешь три-четыре раза и отдыхаешь. Да ежедневно по несколько артобстрелов или авианалетов приходилось переживать. Опасно, иногда были и жертвы.

Но мы не роптали. Знали, что заводам и фабрикам Ленинграда нужно топливо, что все они работают на фронт, для Победы. Да и кому в те дни было легко…

Я работала как все, может, чуточку лучше, потому что в 43-ем году меня наградили медалью «За оборону Ленинграда», а через два года медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов».

(Районная газета «Вперед» №8 от 05.03.2005 года из цикла «К 60-летию Великой победы», В. Митрофанов)

«Партизанская юность»

Говоря о ветеранах, участвовавших в боях на фронтах Великой Отечественной войны, узниках фашистских лагерей, мы, порою, как-то забываем о тех, кто с начала и до конца оккупации сражался в лесах Псковщины и Новгородчины во имя Победы. Немало среди них было женщин или еще совсем девчонок. Одной из таких и была Сизова Мария Дмитриевна, проживающая в д. Соловьево.

- Родилась я в 1928 году в д. Малый Остров Сосненского сельсовета Псковской области. К началу войны успела закончить только 4 класса школы. Фронт до нас докатился быстро. Сразу же начал создаваться партизанский отряд, разбитый для скрытности на небольшие группы. До сих пор помню фамилии некоторых первых партизан: Васильев, Воробьев, Орлов, Куценко, Поруцейко, Потапов, Засорин. Почти все они впоследствии погибли. Связным в отряде был мой отец – Сизов Дмитрий Афанасьевич. Включили в группу и меня. Средний возраст мужчины был около 45-ти лет (отцу было пятьдесят). Впоследствии к отряду примкнули белорусы, украинцы, было много военных из числа окруженцев.

В деревне было 25 хозяйств. Кругом лес, может, поэтому немцы своего гарнизона здесь не держали. Зато в каждом доме были партизаны. Поначалу собирали все, что можно из продуктов питания и отправляли в Ленинград. Зимой даже аэродром оборудовали. Маленькими самолетами на лыжах нам доставляли оружие, боеприпасы, медикаменты. Конечно, были и бои. Рядом с нашей деревней был колхоз «Красный Крутец». Однажды нагрянули туда каратели. Начисто население обобрали. Наш отряд ввязался в бой, да так удачно, что, убегая, немцы даже трупы своих солдат не успели забрать, а их побили немало. Погибло и наших одиннадцать мужиков. Пришлось и своих, и чужих хоронить.

Довелось мне один раз увидеть и подпольщика Васькина. Как то зимней ночью он пришел к отцу, передал записку и, набрав немного еды, сразу же ушел. Ушел этой ночью в Дедовичи и отец. Видимо, записку нужно было срочно передать дальше.

Запомнился день 20 мая 1942 года. Нагрянул очень крупный карательный отряд, партизаны отступили. Немцы забрали у оставшегося населения весь скот, зерно, картошку, а жителей выселили из домов и разогнали по деревням Должино, Городище, Соловьево и Мостище. Оказалась среди них и я с матерью. Но вскоре отец нас разыскал и увел к партизанам. Жили в лесу. К этому времени в отряде многие погибли. Решили пробираться лесами на Серболово. Но, видно, в отряде были и предатели, так как, не доходя до дороги, оказались в окружении отряда немцев с собаками. Погнали нас на д. Алексино, затолкали в дома, потом приходили и пофамильно вызывали мужиков. Значит, знали, кого вызывать, ведь именно они и были партизанами. Вывели и моего отца. Некоторых прямо в деревне повесили и несколько дней не давали снять, чтобы похоронить. Мужчинам жгли бороды, пятки, а потом вывели на берег Шелони и расстреляли. Погибших посыпали каким-то порошком, облили бензином и сожгли. Но даже останки не дали захоронить. Оставшихся в живых, погнали дальше. Так я оказалась в д. Лужки, что за деревней Мелочево была. Прожили там до 1945 года.

После войны начала работать, вышла замуж за вдовца с тремя детьми. Всех вырастили, дали образование. Всю жизнь проработала телятницей. Уволилась из совхоза только в 1987 году. Есть медали, в том числе и в честь пятидесятилетия Победы.

(Районная газета «Вперед» №6 от 19.02.2005 года из цикла «К 60-летию Великой победы», записал П. Нилов)

«Жизнь прожить – не поле перейти»

Узнали о начале войны, можно сказать, случайно. Как сейчас помню, пошли мы, молодежь, в соседнюю деревню Дедовического района, заночевали там. А днем, когда проснулись, видим, как уполномоченные парням и мужикам повестки раздают. Пришли домой, а по всей деревне рев стоит. Почти всех ребят и мужчин призывного возраста на фронт взяли.

А в начале августа в нашу деревню пришли немцы. Стали требовать хлеба, мяса, молока, картошки. Почти все запасы отобрали. Мы же в лесу решили спрятаться. Вырыли там себе окопы. Так и здесь офицеры нас нашли, домой вернули.

А потом тяжелая жизнь началась. Днем немцы гребут наши запасы, ночью партизаны придут, им тоже еду подавай, да еще одежду, какая есть. Помнится, где-то по зиме 43-го в очередной раз пришли к нам партизаны. Валенки им потребовались. А у нас они одни на всю семью остались, по очереди обували, чтобы домашние дела справлять. Мама тогда на печке сидела, спиной валенки и прикрыла. Так все равно их нашли. И тут один из партизан говорит: «Пристрелить ее, что ли?» А командир в ответ: «Стоит патроны тратить! Сама подохнет!» С матерью тогда сердечный приступ случился, а через две недели она умерла.

Жили тогда за счет своих огородов. Да только обрабатывать их времени не было. Зимой немцы на расчистку дорог гоняли, весной и осенью – на ремонт дорог. Да еще в Кривицах бункера строили. Вот по ночам и копошились на грядках. Есть чего-то надо было. Слава Богу, хоть коровенку у нас не тронули, молоко свое было, так на нее сена накосить надо было.

А в 43-м всех жителей нашей деревни немцы выгнали за околицу. Построили в колонну и погнали в Дедовичи. Там погрузили в вагоны и повезли на Запад. Народу в вагонах было не протолкнуться. В Литве, не помню уже городка, половину выгрузили. А нас направили дальше.

Так оказались мы в пригороде Берлина. Загнали нас в бараки, за колючую проволоку. Каких народов тут не было: и французы, и бельгийцы, и поляки, и чехи! Но они жили отдельно от нас и более менее по-божески. Им даже посылки с родины приходили. А нас, русских, немцы и за людей не считали, избивали постоянно, на самые тяжелые работы посылали.

Мне еще повезло, со старшей сестрой Анастасией не разлучили, родная душа рядом была.

Вначале на мыловаренном заводе работали, продолжает Мария Михайловна, как только выжили в том аду, ума не приложу. Смрад стоял невыносимый, от дыма и копоти задыхались. А работать заставляли по 12-14 часов в день. Продолжалось это около года, пока наши летчики не разбомбили этот завод. Нас потом немецкому бауэру продали. Сначала этот помещик хотел меня одну купить, но я упросила взять к себе и сестру Настю. Взяла грех на душу, соврала, что это моя мать. Мне в ту пору только восемнадцать исполнилось, а ей уже за тридцать было. Не знаю, поверил немец или нет, но взял нас обеих.

Работать в поле и дома приходилось от зари до зари, но кормили нас нормально. Знал, видимо, хозяин, что голодный батрак не работник. Да и не наказывал по пустякам.

Когда пришла долгожданная победа, думали, что наши мытарства закончились. Да не тут-то было. Начались всякие проверки, пересылки из лагеря в лагерь. Иной раз месяца по три ждали попутного транспорта до дома в пересыльных пунктах.

Домой добрались только в начале 1946-го года, уже снег лежал. Куда пойти? Только в колхоз. Меня сразу на лесозаготовки отправили. Отмаялась там сезон. Не успела домой вернуться, а меня на второй срок хотят отослать лес валить. Спасибо председателю сельсовета, посоветовал завербоваться в Литву, на восстановление тамошнего хозяйства. Тем более, что у меня там двоюродный брат обосновался с семьей. Нашла их и год отработала в Литве. Да на родину потянуло. Вернулась опять в свое Точное.

(Районная газета «Вперед» №16 от 24.04.2004 года из цикла «Память», записал В. Митрофанов)

«Юность, опаленная войной»

Минувшая война тяжелым катком прокатилась по нашей стране, от стен Бреста до Ленинграда, Москвы, Сталинграда и обратно, оставляя после себя развалины, пепелища, бесчисленное количество братских и безымянных могил. Горячим утюгом прошлась она и по душам тех, кто пережил страшные годы и остался в живых.

Тяготы войны легли не только на широкие мужские плечи, но и на хрупкие женские, девичьи. Для многих из них приход войны совпал с началом юности. Об одной из таких женщин, ныне живущей в нашем районе, и хочется рассказать.

Родилась Смокотина Антонина Игнатьевна в 1927 году в д. Красницы Ратицкого сельсовета Волотовского района. Все ее родные старших поколений родились и жили там же. Когда Антонине было 3 года, ее родители переехали в г. Колпино Ленинградской области, где устроились работать на Ижорский завод, на котором выпускались танки, самолеты. Здесь семья Смокотиных и встретила войну.

Антонина Игнатьевна вспоминает:

- К Колпино немцы подошли 30 августа 1941 года. Несколько недель обстреливали город из орудий, причем часто шрапнельными снарядами. Видимо, для того, чтобы побольше людей поубивать. Затем стали и бомбить. Первая бомбежка была произведена 19 сентября ровно в 12 часов дня. Забыть эту дату не смогу никогда, так как именно в этот день и под этой бомбежкой погибла моя мать.

После налетов авиации в городе не осталось домов, пригодных для жилья. Переселились в блиндажи. В нашем блиндаже ютилось сразу 5 семей. Так продолжалось до мая 1942 года.

3 мая 1942 года после очередного налета немецкой авиации на завод при тушении сильного пожара погиб мой отец. Мы с младшей сестренкой остались вдвоем. Ее вскоре забрали в детский дом, а я ушла устраиваться на тот же Ижорский завод. Понимала, что на 125 граммов хлеба в сутки, как иждивенке, мне не выжить. А рабочие получали по 250 граммов. Да и страшно было вспоминать только что прошедшую первую блокадную зиму, когда с такими же, как я, девчонками по ночам ползали на нейтральную полосу, чтобы выкопать из под снега, оставшиеся с осени капустные кочаны или листья. Немцы осветительных ракет, патронов и мин не жалели. Сколько же ребят поубивало! Но голод снова и снова гнал нас на это треклятое поле.

С 1 июня 1942 года я уже ученица слесаря по жестяным работам. Делали котелки и кружки для фронта. И так проработали до 1943 года. В конце августа нас начали эвакуировать. До барж и катеров добирались с палочками: от истощения никто нормально ходить не мог. Часто падали в обморок.

Когда переплывали Ладогу, под такую бомбежку попали, что вспоминать страшно. Кругом столбы воды, обломки судов, тонущие люди. Нам повезло. Затем долго ехали до Сибири. Добрались, а там уже снег. Распределили нас по домам. Здесь меня немножко отпоили молоком.

В феврале 1944 года уехала в г. Томск в ремесленное училище, в котором два года проучилась на отделении механизации сельского хозяйства. Получила квалификацию участкового механика МТС, была такая профессия.

В 1947 году вернулась в Ленинград. Город лежал в развалинах. Решила съездить на родину, в д. Красницы, навестить родных, где и осталась на 4 года. Работала счетоводом расчетного стола в совхозе «Свинарь» в д. Жарки. Пришлось в эти годы побывать и на лесозаготовках.

В 1952 году вновь перебралась в Ленинград. Работала слесарем 6 разряда, полировщиком по металлу, швеей-мотористкой. Много профессий приобрела. И сейчас могу наточить топор, покрыть жестью крышу, сложить печку, многое другое из мужского дела. Война и жизнь научили.

А в 1990 году вновь вернулась сюда. Сначала в д. Учно домик купила, а затем с сыном сами построили вот этот дом в Красницах.

Глядя на Антонину Игнатьевну, еще энергичную и подвижную, подумалось, что не смогли ни война, ни послевоенные тяготы сломить эту невысокого роста, хрупкую женщину. Может, благодаря таким и выживала наша Россия во все тяжелые годы? А мы, наши дети и внуки должны быть им за это благодарны, помнить и знать о прошедшей войне. Ведь не зря говорят: «Забывшие о прошлой войне – дождутся новой».

(Районная газета «Вперед» №18 от 08.05.01 из цикла «Память», П.Нилов.)

«Нелегкая ноша легла ей на плечи»

КАЖЕТСЯ, не осталось в районе ни одного ветерана Великой Отечественной, о чьей нелегкой судьбе не писалось в газете «Вперед». И вдруг во время одной из недавних встреч с представителем районного Совета ветеранов войны и труда В. М Васильевой, Валентина Михайловна сказала, что в деревне Заболотье Соловьевского сельсовета живет удивительная женщина – Мария Дмитриевна Александрова. С первых и до последних дней войны она прослужила в действующей армии шофером. Случай довольно редкий.

Уже потом выяснится, что я знал Марию Дмитриевну еще тогда, когда она работала дояркой на Городищенской ферме совхоза имени Васькина. А вот о военной судьбе ее, к моему глубокому сожалению, мне было ничего не известно.

… И вот я в Заболотье. Но в добротном доме Александровой, что стоит сразу на входе в деревню (проехать туда из-за бездорожья невозможно) хозяйничали ее дочь с зятем. Сама Мария Дмитриевна накануне уехала погостить к внучке в Славитино. Пришлось разыскать ее там.

Глядя на эту женщину, даже не скажешь, что ей идет уже 82-й год. Она жива, подвижна, сохранила цепкую память.

- Сама я родом из деревни Должино, - начинает свой рассказ Мария Дмитриевна. – В семье, кроме меня, было еще два брата, один из которых младший. Родители дали мне возможность закончить семилетку. В те годы не каждая семья могла позволить своим детям такое, жилось- то нелегко.

По окончании школы меня поставили заведующей избой – читальней. Года полтора отработала в этой должности. А потом, в конце 30-х, с церквей стали сбрасывать колокола, закрывать их. Избу – читальню решили перевести в церковь. Я, если честно, побоялась гневить Бога, отказалась там работать. Отец мой был верующий, да и сама я в детстве на клиросе пела.

А тут объявили набор на курсы трактористов. Учеба была организована в Волоте. И через несколько месяцев, освоив технику, меня направили в женскую тракторную бригаду, что от МТС работала в деревне Устицы. Мне достался трактор ХТЗ. Капризная, надо сказать, была машина, немало кровушки и нервов я с ней попортила.

Но старалась вовсю. Видимо, начальство заприметило мое трудолюбие и решило командировать меня на учебу в Псков, осваивать льнотеребилку. А вот поработать на ней не удалось. Едва вернулась домой, меня назначили секретарем – статистом в Славитинскую МТС.

А весной 41-го меня направили на куры механиков в Горький. Здесь и застала война. В первые дни мне, как отличнице учебы, вручили повестку о призыве в армию. Пришлось осваивать шоферское дело.

Ученье давалось легко, все–таки сказался пусть и небольшой, но опыт работы на тракторе. И вскоре меня зачислили шофером в женский полк противовоздушной обороны, охранявший от вражеской авиации Горьковский автозавод.

В кузове моей машины был установлен прожектор. В случае объявления тревоги мы выезжали на закрепленную за нами позицию. В мои обязанности входила еще и подача напряжения на прожектор.

А фашистские самолеты пытались бомбить завод часто. Иную ночь несколько налетов авиации приходилось отбивать. Еще бы, цель для немцев была очень значимой. Ведь помимо машин на заводе делали и ремонтировали танки, выпускали снаряды.

Но мы всегда были начеку. За всю войну практически ни одна вражеская бомба не сбила с ритма налаженный конвейер производства. А вот жертвы у нас были. Часто приходилось хоронить своих боевых подруг: зенитчиц, прожектористок, шоферов.

Были на войне и курьезные случаи. Кухарили мы по очереди. И вот настал мой черед дежурить целую неделю на кухне. А я и готовить – то толком не умела. Пока дома жила, все больше мать у печки стояла, стала работать в МТС – к хозяйке порасторопней на постой становилась. А тут не знаю, за что и взяться. Стою у плиты, что–то варю, а слезы чуть ли не в котел капают. Да ничего, вроде обошлось, с голодухи всю мою стряпню подруги подчищали. А к концу недели вроде бы поднаторела, даже кто – то похвалил меня.

Требования же к нам предъявлялись строгие. Мало того, чтобы машина всегда на ходу была, так еще и чистотой блистать должна. Проведет, бывало, взводный (кстати, единственный мужчина среди нас, девчат) платком по кабине, и если грязь на ней, такой нагоняй получишь.… Вот и приходилось после тревоги вместо сна драить машину до блеска.

Больше всего меня беспокоила судьба родных. Знала, что наш район находится под пятой фашистов. Так что ни о каких весточках из дома и речи не шло. Отца – то еще в 37- м на «черном вороне» увезли. Он в церковную двадцатку входил, за это его и арестовали. Лишь недавно узнала из Книги памяти жертв политических репрессий, что отец был осужден Леноблсудом на 6 лет лишения свободы. Да, видно, в лагерях и умер.

А о судьбе матери и братьев узнала уже после войны. Старшего брата Ивана в армию не взяли из–за плохого зрения, а младший – Александр в 43-м по возрасту не подходил. Так их всех немцы в Литву угнали. Тоже лиха пришлось им хлебнуть.

Светлый День Победы я встретила на посту и первой узнала по телефону об этой радости. Помню, ворвалась в землянку, в которой жили, сама вне себя. Взводный ошалело вскочил: «Ты чего, Яковлева?» А я только и смогла сказать: «Победа!» Что тут началось, словами не передать.

До августа пришлось оставаться в строю. Пока материальную часть готовили к сдаче, пока приказа ждали. Да еще приболела немного. А приехала домой, жить негде. Должино почти все сожжено. Поселилась у тетки в Заболотье. Стала работать директором Соловьевского клуба. Вскоре вышла замуж. Мне сказали, мол, раз муж колхозник, давай-ка и ты иди в колхоз. Так я и стала работать дояркой на Городищенской ферме. Там же и муж стал трудиться. Потом, пока ферма была, дочь моя группу коров приняла. Я в это время в магазин перешла.

Вот моя жизнь. И знаете, я ничуть не жалею, что во время войны защищала свою Родину. И смеясь, Мария Дмитриевна добавила: «Я бы и сейчас пошла бы служить в армию».

(Районная газета «Вперед» №18 от 25.05.02 из цикла «Память», записал В. Митрофанов. Фото из личного архива М.Д. Александровой)

«Литва и Германия – тяжелые воспоминания»

Сотни новорожденных волотовцев появились на свет на глазах у бывшей санитарки роддома, жительницы поселка Волот Марии Андреевны Андреевой. А еще тысячи обихоженных ею больных, находящихся на лечении в районной больнице, когда она работала там, с благодарностью вспоминают ее. Общий стаж работы Марии Андреевны в медицинских учреждениях района превышает двадцать лет.

Детство и юность Марии Андреевны прошли в деревне Сельцо Должиноского сельсовета. Здесь же и закончила четыре класса начальной школы. В пятый класс нужно было ходить в Должино. Да мать не пустила. В семье было пятеро детей, шестой – мальчик, к несчастью, умер еще маленьким. Сама Мария Андреевна была средней. Родители, старшие братья и сестры работали в колхозе. А за младшим пригляд нужен был. Да и по дому дел хватало. Вот и села в няньки.

Правда, в сельсовете пригрозили родителям, что если дочь не пойдет в пятый класс, то их оштрафуют. Два месяца отучилась Мария Андреевна в Должине, но все же была вынуждена бросить школу.

Когда малыши подросли, сама пошла в колхоз. Старший брат Василий к тому времени уехал учиться в ФЗО в Псков. Весной 41-го его направили под Ленинград. А вскоре началась война. Его в армию тут же призвали, а в апреле 45-го на него пришла похоронка, погиб он у самых стен Берлина.

- А мы всю тяжесть немецкой оккупации на себе познали, - говорит Мария Андреевна.

- Уже в начале августа фашисты вошли в нашу деревню. Небольшая часть стояла у нас, а их штаб разместился в Кривицах.

Кривить душой не буду, из домов нас не выгоняли, особо фрицы не зверствовали. Да только не обошла беда нашу семью стороной. 9 октября в деревне отмечался церковный праздник Ивана Богослова. Мальчишки зашли в избу покурить. А крыша соломенная была. От искры вспыхнула, как свечка. В считанные минуты дом сгорел дотла.

Надо отдать должное немцам, разрешили нам разобрать колхозный амбар и из него поставить себе новое жилье. Зима была уже на пороге, нужно было спешить. Спасибо родственникам, собрались все вместе и до холодов сумели построить новый дом.

Зимы 41-42 годов выдались суровыми, снежными. Нас каждый день гоняли на расчистку дорог. Даже в соседние районы Псковской области увозили. Замерзали, от голода головы кружились. Взять-то с собой нечего было, а работали от зари до зари.

Помню, в 42-ом нас угнали на станцию Костры Псковской области строить мост на Холм. Нам, нескольким девчатам, удалось сбежать. Домой двинулись болотом, спали во мху. В одну из ночей невдалеке от деревни Сосницы, что на Псковщине, увидели отблески костра. Меня как самую молодую послали туда. Оказалось, что это были партизаны. Поговорили с ними, расспросили они меня о немцах, а когда уходила, строго предупредили, чтобы про них никому ни слова.

В ноябре 42-го, как раз в Анастасию, смотрим, деревня Мостище горит. А нас всех жителей деревни Сельцо, выгнали в поле. Отобрали молодежь, построили в колонну и погнали на станцию Костры. Здесь погрузили в эшелон, в вагоны, в которых раньше скот возили, и повезли на Запад. Даже во время остановок не выпускали.

Привезли в Литву, разместили в лагере за колючей проволокой. Три месяца продержали тут. А потом отправили в Германию. Эшелон остановился в окрестностях Берлина. Нас опять загнали за колючку, поселили в бараках. В каждом по пятьдесят человек жило. Нары были в два яруса. Про кормежку и говорить нечего. В день давали по маленькому кусочку хлеба, если его можно так назвать, по несколько мороженых или полугнилых картошин, или брюквы, да листочки какого-то салата, видимо вместо витаминов.

А работать заставляли по 12-14 часов в сутки. Трудились на небольшом танковом заводе. Работа была не из легких: и стружки, опилки выгребали, и тяжеленные болванки-заготовки таскали. Металлические занозы в руках не переводились, ранки постоянно гноились.

Еще заставляли затачивать тонюсенькие сверлышки. И попробуй, сломай! Сзади надзирательница постоянно ходила, запросто могла хлыстом отстегать.

Так и маялись до мая 45-го. А там пришло долгожданное освобождение. А произошло это так.

Мы уже слышали близкую стрельбу. Охрана лагеря попряталась кто куда. И тут к нам проникли наши разведчики. Офицер говорит нам: «Бегите в лес и спрячьтесь пока. А то вас всех вырежут». Ну, мы, воспользовались суматохой, рванули из лагеря. Нашли какой-то заброшенный бункер, там переночевали. А утром наши войска лес от фрицев очистили. Сказали нам, чтобы мы шли на фильтрационный пункт в город Вернау.

Лишь в конце августа попала домой. А деревня сожжена. Кто оставался в ней или пораньше из рабства вернулся, успели поставить хибарки. А мы больше года в землянке ютились.

Опять пошла работать в колхоз. Так нас лесозаготовками замучили. Несколько раз отправляли в Кневицы на сплав леса. Один раз нас обворовали, всю одежонку сменную унесли. Придем со сплава мокрые, а переодеться не во что. Не выдержала я однажды, сбежала домой. Так меня посадить за это грозились. Да Бог миловал.

В 53-м вышла замуж, и мы перебрались в Волот. Купили недостроенный дом, до ума его сами доводили. Я первое время, так сказать, по халтурам ходила, а потом санитаркой в больницу устроилась. Да так всю жизнь и проработала ею. Лишь за год до пенсии перешла на льнозавод, чтобы побольше заработать. В больнице и роддоме оклады совсем мизерные были.

Муж, Петр Андреевич, в январе 75-го умер. Он всю жизнь на ответственных должностях в райисполкоме, райкоме партии, сельсовете, комитете народного контроля, райпо работал. Да еще война, фронт. Вот, видимо, и подвело его сердечко, парализовало мужа.

Вот так и прошла моя жизнь. Сейчас вот уже частенько с правнуками нянчиться приходится. Да только это радостные хлопоты.

(Районная газета «Вперед» №13, 2004 год из цикла «Память» Записал В. Митрофанов)

«Сколько женщин, столько и судеб»

Родилась я 1927 году в д. Марьково. Сразу же после окончания четырех классов школы пошла работать в колхоз. А было-то мне всего 11 лет. Основной нашей работой была вывозка на поля навоза. Лошадь запрягать – ни дугу, ни оглоблю одной не поднять, делали вдвоем – не одна я такая работала. Трудодни нужно зарабатывать, ведь семья была большущая и голодная постоянно. Полтары буханки хлеба приходились на два дня на всю семью.

Вот так и жили. Отец работал в колхозе конюхом, но денег не получал. На трудодни (после выполнения плана по сдаче зерна государству и засыпки семян) выдавали немного зерна, а на остальное – «синец»*. И этому были рады. Отец отвоевал Финскую войну, а когда началась Отечественная его мобилизовали на фронт.

* синец – хлеб с примесью древесных опилок.

Невозможно забыть: папа ушел на фронт, мама беременна десятым ребенком, а в доме ни куска хлеба. Колхоз все-таки помог, дали два пуда зерна. Коровушка выручала.

Хорошо помню, как немцы пришли в деревню. Согнали нас односельчан в один дом, а сами кур и поросят режут, тут же варят, коров доят. Так день и простояли, думали, что сожгут. Но к вечеру отпустили всех по домам.

Поначалу выгоняли на работу – воронки от бомб и снарядов на дорогах засыпать, а с началом зимы лопатами расчищать снег. Тогда зимы не такие малоснежные были – сугробы под два метра за ночь наметало. Отмерят участок и копай. И голодали еще больше. Переели и перепробовали всего: ландорики из полугнилой картошки, хлеб с опилками и льняными головицами. Однажды сидим мы, девчонки, в перерыве на такой работе и размечтались, чего бы хотелось, когда война закончится? Кто-то сказал – паспорт получить, уехать, кто-то – купить одежды нарядной, а я так и сказала: «Неужели доживу, чтоб вволю хлеба поесть?».

С войны не вернулись ни отец, ни старший брат.

После родов (в начале войны) и смерти новорожденного братишки мать заболела, и работать уже не смогла до самой смерти. Я осталась старшей и единственной кормилицей всей семьи…

(Газета «Вперед» №15, 2005год из цикла «К 60-летиюВеликой Победы». Воспоминания жительницы д. Учно Валентины Федоровны Павловой. Записал П.А. Нилов).

«Память хранит пережитое»

Вероятно, немногие помнят, какие дороги были в нашей местности до войны: это сплошные рытвины, колдобины и непролазная грязь. Чтобы съездить осенью в райцентр из деревни Лесная на лошадях с госпоставками зерна или льна, нужно было затратить почти сутки. Возвращались с такой поездки колхозники забрызганные грязью с ног до головы.

Немцы, как только оккупировали нашу местность, взялись за строительство дорог. Понятно, чужими руками. Жителей тогда на селе было видимо – невидимо. Работы на дороге выполнялись вручную.

Строили дороги и наши военнопленные, к которым у немцев было особо жестокое отношение. Их избивали только за то, что жители приносили им тайком что-нибудь поесть. Пленные были такие голодные, что сырую свеклу ели прямо с листьями.

Немало нашему поколению пришлось потрудиться во время оккупации. Подвозили снаряды к фронту под Старой Руссой, где бои не прекращались с августа 1941 – го до февраля 1944 года. Пилили бревна двуручной пилой и выносили их на себе из леса. В Солецком трудовом лагере ремонтировали железную дорогу, грузили в вагоны, частично обработанные на пилораме бревна, которые отправлялись в Германию.

Немцы ужасно боялись холода, а военные зимы (особенно зима 1942 г.) были морозные и снежные. Зимние дороги представляли собой глубокие траншеи со снежными стенами высотой 2-3 метра. Словно и сама природа восстала против нежданных «гостей».

Обидно было до слез, когда немцы кричали: «Рус, работай!» И этот адский труд немцы нам так и не оплатили, мотивируя тем, что на начало войны мы были трудоспособными. И в трудовой стаж эти годы не вошли.

Вот так бывает в жизни.

(Районная газета «Вперед» №16 от 22.04.2000 года из цикла «К 55-летию Победы» М. Варламова, учительница, пенсионерка д. Горки Ратицкие)

«Подвиг учителей»

Во время войны деревенским детям пришлось поровну делить с взрослыми страшные условия жизни в оккупации. Многим из них – кто постарше, пришлось работать наравне со взрослыми, нужно было выживать, многих гоняли на стройку и расчистку дороги, вместе с пленными русскими солдатами (д. Горки Ратицкие). Война отобрала у них детство, в один миг дети стали взрослыми. Естественно, об образовании в условиях оккупации речи не шло. Какие уж тут уроки? Какая школа? Немецкие захватчики запрещали любую советскую пропаганду, в том числе и советские учебники. Каково же было мужество советских педагогов, которые на свой страх и риск, все-таки продолжали свою работу: собирали детей в классы, организовывали учебные занятия, хотя бы по нескольку часов в день.

В Учновской семилетней школе до войны преподавала Анна Алексеевна Иванова. В здании школы было два помещения для классов, которые отапливались печками в зимнее время.

В сорок первом году, только начавшая свое развитие система образования, была полностью разрушена новыми порядками немецко-фашистских оккупантов. Но многие учителя - самоотверженные, преданные своей работе люди, не отступили перед трудностями военного времени.

Именно таким человеком была учительница учновской школы. Муж и сын на фронте, дочь ушла к партизанам. Анна Алексеевна решила, что не следует сидеть сложа руки – нужно действовать. В 1942 году Анна Алексеевна добилась разрешения в немецкой комендатуре на обучение детей в школе д. Учно.

Занятия были возобновлены. Дети ходили пешком из соседних деревень, несмотря на холод и голод. У учеников не было ни карандашей, ни бумаги – писали на старых газетах, обрывках, но это еще полбеды – у большинства детей не было одежды и обуви, часто на ноги приходилось наматывать тряпки, но дети шли в школу, ждали занятий, хотели учиться.

Сначала Анна Алексеевна справлялась, но потом становилось все труднее, детей приходило все больше. Она давно приметила

девятнадцатилетнюю Степанову Марию из д. Голодуша (3км от д. Учно). Она иногда приводила своих младших братьев и сестер в школу. Девушка училась в г. Пушкин в экономическом училище, узнав о начале войны, пешком стала добирать домой, в родную деревню, к матери, братьям и сестрам, так как отец ушел на фронт, родным требовалась ее помощь.

Анна Алексеевна предложила Марии работу, Маша согласилась, тогда она не знала, что будет предана этой профессии всю жизнь и воспитает не одно поколение детей.

Теперь в школе было два учителя. Анна Алексеевна занималась в одном крыле здания, Мария Васильевна в другом. Старшая коллега делилась опытом с младшей, став для нее наставником и главным советчиком. Молодая учительница старалась, как могла, если бы только неопытность, так ведь и немецкие захватчики житья не давали. Солдаты часто устраивали внезапные проверки: отбирали учебники, сжигали их, прерывали занятия, пугали детей.

Однажды Мария вела урок, дети сидели тихо и внимательно слушали каждое слово. Она случайно повернулась к окну и увидела, что к школе приближаются немецкие солдаты. Ужас сковал все тело: «Немцы идут, что делать, куда деть учебники?» Все всполошились, мальчишки закричали: «Мария Васильевна! Немцы сюда идут!».

Она не знала, испугалась, могла лишь смотреть, как немцы приближаются к школе. Тут один мальчишка вскочил с места, собрал учебники в охапку, подбежал к печке, открыл дверку и сунул туда учебники: «Все, Мария Васильевна! Теперь не найдут!». «Садись скорей на место, Миша! Скорее, они уже заходят!»…

Тогда немецкие солдаты ничего не нашли…

Учновская школа работала почти год – пока позволяли условия оккупации. Позже школа возобновит свою работу, но уже после освобождения района, Анна Алексеевна и Мария Васильевна продолжат преподавать в Учновской школе…

В мирное время Мария Васильевна вышла замуж за ветерана ВОВ Варламова Михаила Николаевича. Они стали не только супругами, но и коллегами, так как, переехав в д. Горки Ратицкие стали работать в Ратицкой школе. Всю свою жизнь они посвятили детям. Многие сельчане по сей день хранят память об этих Учителях.

(По воспоминаниям Варламовой (Степановой) Марии Васильевны, учительницы Учновской и Ратицкой школы, записала библиотекарь О.Михайлова. Фото из личного архива Варламовых)

Дата добавления: 2015-07-11