От разделения языка произойдут соблазны и расколы

Переводы Священного Писания с высокого, славен-ского языка на простой, в общежитии употребляемый язык (называемый русским) под предлогом лучшего разумения церковных книг, придуманы для поколебания веры. Мнение сие, родившееся от незнания силы языка и недостатка здравого рассудка, заразило не только новейших светских писателей, но и духовенство. В отчетах библейских обществ сие искажение Священных Писаний называют переводом на природный русский язык, словно как бы тот был для нас чужой. Отселе презрение к коренным самым знаменательнейшим словам, отселе несвойственность многих выражений, отселе неразумение сильного краткого слога и введение на место его почерпнутой из чужих языков безтолковицы.

Мнение сие так усилилось, что некто — не журналист, не самоучка стихотворец, не барыня, забывшая язык свой в Париже, но один из знаменитейших духовных пастырей, защищая надобность перевода Священных Писаний, якобы для лучшего разумения их, сказал: "При мне одного дьячка спросили, что значит слово ради, в выражении нас ради распятаго, — и он не умел отвечать". Тут один из слушателей не мог удержаться от смеха: "Хороши наши дьячки, когда не знают даже и таких слов, которые все нищие, ходя по улицам, кричанием своим, подай ради Христа, безпре-станно повторяют".

В Кратком катихизе, недавно изданном, первая заповедь Аз есмь Господь Бог твой, да не будут тебе бози инии разве Мене, изложена так: Я Господь Бог твой, да не будет у тебя других богов пред лицем Моим.

Заметим первое, что заповеди сии называем мы Господними, и следовательно, почитаем их Божескими изречениями. Благоговение к Богу и древность запечатлела в уме и сердце нашем каждое в них слово. Когда древние дела рук человеческих, как например, одеяние или сосуды, сохраняются неприкосновенными, дабы по превращении их в новый вид не потеряли они своего достоинства, то как же дерзнуть на перемену слов, почитаемых исшедшими из уст Божиих?

Второе, для чего делать сию перемену? Какая в том надобность? Скажут: многие слова вышли из употребления и никто их не понимает. Так это неправда. Они употребляются в Священных Писаниях, в церковной службе, в летописях и законах. Не знать их есть утверждать отпадение свое от веры, от языка; признавать, что мы ни молитв не читаем, ни в церковь не ходим, и словом, ничего, кроме простых друг с другом разговоров, не знаем. Когда я дома стану читать переиначенное Евангелие, то из того непременно уже последует, что я читаемого в церкви Евангелия уже не буду разуметь, или, слыша в нем иной язык и склад, не буду иметь должного к нему уважения. Можно ли о таком преступном намерении, чтоб язык воспитания отделить от языка церкви, подумать без ужаса?

Из этого непременно произойдут соблазны и расколы, произойдут единственно от разделения сих языков, не упоминая уже о том, что переводы могут быть и неверны, и произвольны — следовательно, подадут повод к разным толкам и волнениям умов и страстей. Известно, что даже в России переводами книг Священного Писания занимались язычники. Только Церкви дано спасительное разумение слова Божия.

Третье, язык славенский и русский — один и тот же. Он различается только на высокий и простой. Воззреть очами и взглянуть глазами, несмотря на одинаковое значение слов, весьма между собою различны. Когда поют: се Жених грядет в полунощи, я вижу Христа; но когда скажут: вон жених идет в полночь, то я отнюдь не вижу Христа, а просто какого-нибудь жениха. Не всяк ли поневоле бы рассмеялся, если б в Псалтири вместо: рече безумен в сердце своем несть Бог, стали читать: дурак говорит, нет Бога? Между тем, смысл один и тот же.

Вместо верую во единаго Бога пишут: верую в одного Бога. Неужели есть такие люди, которые во единаго не понимают, а в одного понимают? Зачем ясную речь да не будут тебе бози инии разве Мене (в обыкновенных разговорах кроме Меня) переменять на двусмысленную: пред лицем Моим? Гордость какого-нибудь монаха или хвастуна ученого скажет: так по-еврейски. Да кто меня уверит, что он знает всю силу еврейского мало известного языка, на котором писано в столь отдаленные веки? Кто меня уверит, что он такой знаток какого не бывало? Могу ли я согласиться дать ему переправлять не песенку, не сказочку какую, но изречения Священного Писания, в котором даже и к самым темным для меня выражениям привык я иметь благоговение?

Сколько раз ни случалось мне в разных местах слышать чтение сего перевода, везде, вместо благоговения, самых набожных людей невольно преклонял он к смеху. Вот плоды его!

В 1822 году издана в Петербурге книга под названием Краткий и легчайший способ молиться (французской пророчицы Гион — изд.). Может ли быть что страннее и неприличнее этого? Обыкновенно говорится: краткий и легчайший способ красить сукна или мочить пеньку. Можно ли молитву уподоблять ремеслу, к обучению которого предлагается краткий и легчайший способ? И еще не сказано, кому молиться, Богу ли, диаволу; ибо и сему последнему можно молиться.

В книге, названной Божественной философией, напечатанной в Москве, 1818 года, неизвестный сочинитель дерзко пишет, что Евангелие есть токмо плод разума, никогда никого христианином не делавшего! Да заградятся уста ваши, злочестивые богоотступники! Если Евангелие не делает человека христианином, то какое ж существо разумеете вы под именем христианина? — без сомнения, злонравное, лютое, адское. И эта книжонка называет себя божественной, по одной только весьма простой хитрости, чтоб безверие и самые гнуснейшие пороки предлагать под именами веры и добродетелей. Сколько таких книг переведено, напечатано и распущено библейскими обществами!

Синод ныне состоит по большей части из лиц, долго участвовавших в прежнем духе и направлении. Многие обстоятельства открылись, каким образом духовные особы, по примеченной в них податливости к нововводимому образу мыслей, выбирались в члены синода, дабы со светскими членами библейских обществ составить один дух и тело.

Не странны ли, даже, смею сказать, не смешны ли в библейских обществах наши митрополиты и архиереи, заседающие, в противность апостольских постановлений, вместе с лютеранами и католиками, кальвинами, квакерами, словом, со всеми иноверцами? Они с седою головою в своих рясах и клобуках, сидят с мiрянами всех наций, и им человек во фраке проповедует слово Божие. (Божие по названию, но в самом деле не такое). Там и стихи поют, и ученики читают свои сочинения, и архиерей говорит речь похвальную переводу Священных Писаний с высокого, церковного языка на простой, театральный. Где важность священнослужения, где церковь? Может ли в таком смешении умов и стра-стей быть какое-либо благоговение?

Они собираются в домах, где часто на стенах висят картины языческих богов, или сладострастные изображения любовников, и эти собрания свои, без всякого богослужения, без чтения молитв и Евангелия, сидя как бы в театре, без малейшего благоговения, равняют с церковною службою; и дом безпрестольный, неосвященный, где в прочие дни пируют и пляшут, называют храмом Божиим! Не похоже ли это на Содом и Гомор?

В их отчетах сказано: напечатать столько Библий чтоб каждый в государстве человек мог ее иметь. Что ж из того последует? Употребится страшный капитал на то, чтоб Евангелие, выносимое из церкви с такою торжественностью, потеряло важность свою, было измарано, изодрано, валялось под лавками, служило оберткою каких-нибудь домашних вещей, и не действовало более ни над умами, ни над сердцами человеческими.

Какая нужда христианину, который по самому званию есть член церкви, быть членом библейского общества? Не знак ли это, что он отпадает от той церкви, на которой основана вера, и предается другой, признавая ее за лучшую? К чему иному поведут эти общества, как не к тому, чтоб собирающаяся, где и как хочет, толпа простых и безграмотных людей толковала Библию, по внушениям какого-нибудь еретика или плута, подкупленного и посланного к ним нарочно, чтоб, объясняя Священное Писание криво и превратно, посеять в легковерные сердца их разврат и неистовство, удобные сделать их хуже и свирепее всякого дикаря и язычника? От них-то Христос в Евангелии предостерегает нас: блюдитеся да никто же вас прельстит, мнози бо при-идут во имя Мое.

Если библейские общества стараются только о распространении благочестия, как они говорят, то для чего не соединенно с церковью нашей?

Когда как не ныне, стараясь истребить веру во Христа, твердят о Нем, нарушая заповедь: да не приемлеши имене Господа твоего всуе! Когда как не ныне, оказывается столько прельщенных, даже добрых и невинных, чей слух и сердце обворожены хитрыми действиями и словами? Когда как не ныне ложь называют правдою, буйство — свободой, своеволие — естественным правом, законы — пустословием, преданность Отечеству — загрубелой стариной; даже самые гнуснейшие страсти и преступления выдают за Божеские внушения!

Дата добавления: 2015-07-12