И идут люди в Храм, приходят к Богу и кладут на Алтарь Его свои сердца.

Постоим немного у Храма, около любой церкви, посмотрим вокруг. Увидим, что разучились мы за годы безбожной власти Любить и Верить: в храм ходят, как в музей, без душевного настроя, на бегу, часто в суете и злобе толкая друг друга. Больно видеть ребенка, который, не ведая, что творит, истово крестится левою рукою. Больно видеть, как приступая к Таинству Святого Причастия, причастники норовят оттеснить друг друга, как, прости нас Господи, на рынке в базарный день.

Смотрим на священников: тоже суетятся, нервничают. Да, что там говорить, иногда и в открытую грубят пастве своей. Сребролюбие процветает; знаем случаи, когда в требах священник отказывает: денег мало ему. Усопших отпевают впопыхах, соизмеряя время с оплатой!

Что же происходит с нами? А главное - откуда все это и почему?

Ответ, казалось бы, лежит на поверхности: почти 80 лет царила в России безбожная диктатура, уничтожившая все, что можно было уничтожить, пролившая море крови. Один шаг оставался до того, чтобы все священничество оказалось вырезанным на корню. Уничтожали физически, ломали духовно. И не только во время сталинского правления; ничего не изменила в этом отношении и так называемая хрущевская «оттепель». Ведь это именно Никита Сергеевич, так торопившийся построить «светлое коммунистическое завтра», обещал показать народу последнего «русского попа».

Понятно, что нельзя вернуть утраченного в одночасье. Понятно, что кровоточащую рану безбожия в людских душах не залечишь, не согреешь за несколько лет.

Снят тяжелейший, смертельный пресс тоталитаризма. Россия медленно обретает свободу, все еще с опаской оглядываясь назад. А свобода, как оказалось, вещь непростая. Ещё Ф. М. Достоевским замечено: «Свободу свою и не мог принять народ иначе как свободу делать всякую пакость...» (Роман «Подросток»).

А что же Церковь? Она ведь не судьбу государства разделила, а судьбу народа русского. Ибо всем известно: нет единомыслия в Русской Церкви и поэтому нет и единства.

Русская Православная Церковь юрисдикции Московской Патриархии, Русская Православная Церковь за границей. Российская Истинно-Православная Церковь - это ведь все и есть Русское Православие, и, как ни крути - это и есть Русский Народ.

Почему же, говоря об утрате духовных ценностей и о необходимости Православного Возрождения, Русская Православная Церковь обличена в тех же грехах человеческих?

Разобраться в этом вопросе очень важно, иначе неизбежны людские разочарования, отвращение от Веры, бездуховность. В мутной воде церковных междоусобиц будут процветать тоталитарные секты со своими сёками асахара- ми, мариями дэви, хаббардами и прочими лжепророками. Ибо, как известно, свято место пусто не бывает.

Как лучшую часть священничества можно назвать Совестью Народа, так точно и Народ есть мерило совести священника. Однако мерить, понимать и осознавать что-либо можно, разумеется, только тогда, когда оно всем видно, доступно и не искажается неправдой.

Поэтому государственная система так долго и тщательно скрывала историю Русской Православной Церкви с 1917 по 1991 год. Архивные материалы со всей очевидностью демонстрируют то, что система целенаправленно пыталась сделать с Русской Церковью и что она в конечном итоге с нею сделала.

Вся боль Русской Церкви, ее трагедия, ее исторические ошибки и современные проблемы - все это всецело плод сознательной государственной политики от Ленина до Горбачева включительно.

Разобраться в этом можно, лишь тщательно и бережно проанализировав историю, соотнеся его с сегодняшним днем.

... Октябрь 1917. На Россию опускается ночь кровавого пира антихриста, которая покроет русскую землю на многие десятилетия и унесет жизни миллионов лучших ее сынов и дочерей. Но Россия об этом еще не знает.

Слова «мир - народам, земля - крестьянам» кажутся воплощением правды, апофеозом справедливости. Понадобилось совсем немного времени, чтобы стало очевидным, какую цену Россия заплатит за мирный договор, подписанный в Брест-Литовске, и как народ получит землю, у него же в сущности отобранную.

Государственный переворот был ориентирован прежде всего на захват власти и установление личной диктатуры В. И. Ульянова и кучки его единомышленников, которые назвали себя «большевиками».

Политические авантюристы, Для которых кровь и боль человеческая не были преградой к достижению своих целей, а как раз являлись средством к их достижению, могли рассчитывать на поддержку в первую очередь деклассированных, маргинальных слоев народа, а затем пролетарских слоев, загипнотизированных большевистской пропагандой. Идея экспроприации есть по сути идея бандитского грабежа.

Но жизнь устроена так, что совесть, дремлющая до поры до времени в разбойничьей душе, рано или поздно просыпается, и человек с недоумением вопрошает: «Что же я натворил?». Это не просто опасно, это гибельно для режима, идеология которого строится на демагогии и обмане, на полнейшем извращении понятий добра и зла.

В России Церковь всегда играла роль духовной опоры народа, и, более того, будучи консолидирующей силой, являлась и опорой русской государственности, задушить ее Советской властью было крайне необходимо, поскольку рано или поздно совесть народных масс, поддавшихся искушению грабежа и разбоя, была бы неминуемо разбужена Церковью.

Большевики изначально понимали, что действовать нужно решительно, быстро, в полную силу и в максимально возможных масштабах, чтобы не дать опомниться народу и опьянить его кровью и грабежом.

В. И. Ульянов и его правительство вели себя так, как ведет великовозрастной детина - способный к драке, но трусливый до самозабвения - он стремится не одолеть противника в честном бою по правилам, а убить исподтишка.

Все правила, вся мораль отметаются. Не просто уничтожается, а, как трава, выкашивается класс собственников (причем понимается этот класс очень широко: уничтожают ся все, кто владеет чем-нибудь большим, чем пара обезумевших от голода крестьянских лошадей). Уничтожаются все, кто может оказаться в оппозиции духовной - прежде всего дворянство и разночинная интеллигенция, носители русской национальной культуры. Уничтожается каждый здравомыслящий человек, кем бы он ни был, способный правильно оценить происходящее и предвидеть его последствия. Чего стоит одно только подавление Крон-штадского мятежа, когда были уничтожены те люди, во благо которых якобы и затевался октябрьский переворот: был вырезан весь гарнизон военных моряков с таким размахом и революционной беспощадностью, что, как свидетельствуют современники, по кронштадским мостовым тек ли ручьи человеческой крови. Это не метафора - это исторический факт!

Русская Церковь, от рядового священника до иерархов, прекрасно понимая, что ее ждет, становится на защиту попираемых духовных ценностей, на защиту народа.

... Неверно думать, что раньше на Руси взаимоотношения между Церковью и государством развивались бесконфликтно и гладко. Идея всячески ограничить Церковь, ущемить сферу ее воздействия на народ, ослабить ее в организационном и материальном плане принадлежит отнюдь не большевикам.

История России наглядно демонстрирует, что любая государственная власть, исходя из своих политических интересов, стремится ослабить Власть Духовную, чтобы получить определенный простор для достижения своих сиюминутных целей. Отказ царя Алексея Михайловича от духовного руководства Патриарха Никона, завершившийся крушением церковного единства; реформы Петра I, ликвидировавшего институт патриаршества как таковой и превратившие Церковь в придаток государственной машины; конфискация Екатериной II церковных земель, подорвавшая материальную независимость Церкви - все это доказывает, что природа государственной и духовной власти разная, и цели Церкви и государства даже в лучшие времена не совпадали. Что же говорить о первых десятилетиях XX века!

Уже события 1905 года насторожили иерархов Российской Православной Церкви. 31 марта 1905 года Священный Синод, возглавляемый в то время Митрополитом Антонием (Вадковским) начинает консультации с Николаем II о новой форме церковного управления, т. е. о возрождении института консолидации вокруг Патриарха, указывая на возможность ослабления своего морального и духовного воздействия на народ, который уже начал свое движение к бездне. Иерархи говорят о разобщенности духовенства, вспоминая тот факт, что Гапон, погрязнув в политике, под вигнул народ к выступлению 9 января 1905 г.: что нужно принимать меры к усилению авторитета Церкви. Несмотря на колебания царя, в самой Церкви начинается интенсивная творческая работа, созывается Предсоборное Присутствие 1906-1907 гг. Церковь осознает себя как самостоятельный организм, для нормальной жизнедеятельности которого необходимо освобождение от государственной власти и одновременно ограждение от разгоравшихся в то время в России, партийных страстей стремившихся захватить Церковь. Но до переворота 1917 г. завершить начатое дело Церковь не успела: события вышли из-под контроля и стали разворачиваться слишком стремительно.

Поместный Собор начинал свою работу в 1917 году. Несмотря на ожесточенные бои с красными, в Москве, Промыслом Божиим, во время прицельного обстрела города, перед иконой Владимирской Божией Матери избирается одиннадцатый Патриарх Руси Тихон (Беллавин).

Поместный Собор 1917-1918 гг. является поворотным событием в истории Русской Церкви, определившим все формы её нынешнего существования. Во всех разномыслиях и разделениях, которые возникли впоследствии, авторитет Собора остается непререкаемым. Полнота церковного представительства на Соборе, охватившем все основные течения церковной жизни, благодатное единодушие в решении всех основных вопросов превратили этот Собор в одно из тех незыблемых оснований, на которых строилась и строится Русская Церковь.

... Революция продолжается. Вот уже захвачен Кремль. Святыни подвергнуты страшному поруганию: расстреляны иконы и храмовые распятия, разграблена Патриаршая ризница, площадными ругательствами исписаны стены храмов; у входа в храм, где хранилась частица мощей Св. Николая, было устроено отхожее место.

Пришли слуги антихристовы, сбылись пророчества Св. Игнатия Брянчанинова, Иоанна Кронштадского, Оптинских Старцев. Перед ордами дикарей пала Россия.

Эпохой самых лютых гонений на христиан называют II, III и начало IV века от Рождества Христова. Но в советской России «народные» комиссары и их последователи превзошли в своих кровавых злодеяниях римских императоров, преследовавших христиан, и полубезумного Нерона, и коварного Диоклетиана. Это уму непостижимо: русские люди убивают яростно, беспощадно не просто своих братьев во Христе, не просто единоверцев, но своих пастырей.

От этих зверств кровь стынет в жилах! Если оторопь берет от описания подавления Кронштадского мятежа, где были убиты матросы, то что же говорить об убийствах Архипастырей Русской Церкви, больных и беспомощных, как дети, старцев, обессиленных физически, но несгибаемых духовно! Совершенно достоверные архивные данные, материалы исторической литературы постсоветского периода свидетельствуют: Архиепископа Пермского и Кунгурского Андроника заставили вырыть себе могилу и закопали живым; его викария Епископа Соликамского Феофана утопили в реке Каме; Архиепископа Черниговского Василия схватили в поезде и расстреляли; Епископа Тобольского и Сибирского Ермогена - последнего Архиерея, благославлявшего семью царя перед расстрелом, утопили с камнем на шее в реке Тобол; Епископа Сарапульского Амвросия, потребовавшего от комиссаров убрать из монастыря конный завод, вывели в поле возле поезда Троцкого, вывихнули руки в плечах, локтях и кистях и закололи штыками в спину; во время убийства Епископа Петропавловского Мефодия ста рались нанести штыковые раны в виде креста; прежде чем расстрелять Епископа Белгородского Никодима, ему пробили голову железным прутом; убийцы повесили Епископа Ниже городского Иоакима вниз головой на царских вратах кафедрального собора города Севастополя...

А ведь каждое гонение на Церковь - это повторение Голгофы, новое распятие Главы Церкви - Христа!

У священнослужителя - от рядового священника до архиерея - только одно оружие, только один путь: духовное преодоление народного греха путем свидетельства о бого- подобии и свободе человека, об истинности и реальности братолюбия как основы отношений между людьми, путем личной жертвы, принятой безропотно, без попыток сопро тивления, с одним лишь нравственным обличением греха.

Нельзя без волнения читать предсмертные письма убиенных русских архиереев. Архиепископ Ермоген пишет так: «Я никогда великое, святое дело учения Христа не положу к подножию той или иной политической партии. Я безбоязненно говорил святую правду бывшему самодержцу и не умолчу о ней перед самодержцами новыми. Знаю участь свою, но знаю также и то, что по окончании своей земной жизни предстану перед Страшным Престолом Судии живых и мертвых, когда буду вопрошаем Им, что скажу Ему?» (Тобольские Еп. Ведомости», 1919, №10). Много ли нынешних архиереев Московской Патриархии могут безбоязненно подписаться под этими словами?

5/18 апреля 1918 г. Собор издал определение «О мероприятиях, вызываемых происходящим гонением на Православную Церковь». Там записано: «п.З. Установить во всей России ежегодное молитвенное поминовение в день 25 января (ст. стиль, день убийства Митрополита Владимира) или в следующий за сим воскресный день (вечером) всех усопших в нынешнюю лютую годину гонений исповедников и мучеников». Это постановление Священного Собора Русской Православной Церкви, выражающее требование христианской совести и никем не отменялось (да и в принципе нет в Русской Церкви такой власти, которая имела бы духовное право это постанов ление отменить), и остается действительным для нас - членов Русской Церкви во всех ее частях. И если неисполнение нами этого постановления или наше недостаточное усердие к его исполнению должно восприниматься как церковный и личный грех, то как можно относиться к тому, что оно все эти годы неукоснительно исполнялось только в зарубежной и катакомбной частях Русской Церкви!

19 января/1 февраля 1918 года от лица Церкви Патриарх-Исповедник Тихон анафематствует (т. е. проклинает и отлучает от Церкви) коммунизм и христиан, сотрудничающих с коммунистами: «Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы. Ведь то, что творите вы, не только жестокое дело, это - поистине дело сатанинское, за которое подлежите вы огню геенскому в жизни будущей - загробной и страшному проклятию потомства в жизни настоящей - земной. Властию, данною нам от Бога, запрещаем вам приступать к Тайнам Христовым, анафематствуем вас, если толь ко вы носите еще имена христианские и хотя по рождению своему принадлежите к Церкви Православной, заклинаем и всех вас, верных чад Православной Церкви Христовой, не вступать с таковыми извергами рода человеческого в какое-либо общение: «Измите злаго от вас самех» (1 Кор.5-13)».

События, происходившие в это время в стране, отчетливо показывали, что логическим продолжением гонений на Церковь будут попытки насильственного лишения жизни Патриарха. Жизнь показала обоснованность этих опасений: до своей скоропостижной кончины в 1925 г. Патриарх дважды подвергался покушениям (1919; 1924) и затем чудом избежал расстрела по приговору суда.

Собором 1917-1918 гг. было принято решение о тайном соборном избрании нескольких Местоблюстителей Патриаршего Престола, наделенных всей полнотой Патриаршей власти, т. е. правом в случае необходимости, в порядке старшинства обнаруживать свою первосвятительскую власть. Имена Местоблюстителей сохранялись в тайне, поскольку было ясно, что не допустят вновь никаких Соборов, а Церковь со смертью Патриарха вновь останется обезглавленной.

Уже поняв, что советская власть не остановится в своем стремлении уничтожить Церковь, Патриарх Тихон совместно с Синодом и Высшим Церковным Советом, избранном на Соборе, 20 ноября 1920 года издает постановление о самоуправлении епархий Руссийской Православной Церкви в случае, если управление из центра будет невозможным или несвободным от внешнего давления.

Обстоятельства складываются так, что в связи с судебным процессом, сфабрикованным против Патриарха, Святейший Тихон почти на год теряет возможность практического руководства Церковью.

Вот тут-то и выяснилось в полной мере, кто из иерархов Русской Церкви чего стоил. Не только часть духовенства, запуганная и сломленная кровавым режимом, идет на сотрудничество с большевиками. В среде священничества появляются люди, откровенно делающие ставку на новый режим, любой ценой рвущиеся к новой карьере, вплоть до предательства и полного извращения Православия. Появляются так называемые обновленцы. Новая Церковь создается, разумеется, под эгидой ЧК, а затем ОГПУ. В храмах вывешиваются транспаранты: «Проведем коллективизацию духа», провозглашается лозунг: «Разными путями, но мы идем к одной цели: к устроению Царствия Божия - социализма на земле».

1/14 мая в «Известиях» была опубликована Декларация «Живой Церкви», которую подписали Епископ Антоний, восемь священников и псаломщик Стаднюк. В декларации осуждались «контрреволюционные выступления» церковных верхов, заявлялось об ответственности Патриарха Тихона за «пролитие крови» при изъятии из храмов ценностей, провозглашалось требование немедленного созыва Собора «для суда над виновниками церковной разрухи, для решения вопроса об управлении Церковью и об установлении «нормальных» отношений между нею и советской властью. Накануне своего ареста Патриарх Тихон предвидел такой ход событий, поэтому он принял решение во исполнение Соборного Постановления передать первосвятительскую власть в порядке старшинства одному из Местоблюсти телей, избранных им как раз на такой случай. В это время должен был вернуться из ссылки Митрополит Ярославский Агафангел, которому Патриарх Тихон направил 29 апреля /12 мая 1922 года послание с такими словами:«Вследствии крайней затруднительности, возникшей от привлечения меня к гражданскому суду, почитаю полезным для блага Церкви поставить Ваше Высокопреосвященство во главе церковного управления до созыва Собора. На то имеется и согласие гражданской власти, а потому благоволите прибыть в Москву без промедления».

Однако у гражданской власти была иная точка зрения: Митрополит Агафангел был выпущен из ссылки, но сразу же задержан в Ярославле - въезд в Москву был ему категорически запрещен.

Священнослужители иного толка, которые почуяли возможность половить рыбку в мутной воде и, заигрывая с советской властью, захватить руководство Церковью, тоже начали активно действовать. 5/18 мая протоирей Введенский и священники Белков и Калиновский направили Патриарху докладную записку, где предлагали создать некое Высшее Церковное Управление «дабы не продолжалась пагубная остановка в делах по управлению Церковью». Они клятвенно заверяют Патриарха: «По приезде Высшего Заместителя, он тотчас же вступит в исполнение своих обязанностей», добавляя при этом, что они: «нижеподписавшиеся, уже испросили разрешения государственной власти в лице т. Калинина». Патриарх Тихон в тот же день наложил на докладной записке резолюцию: «Поручается поименованным лицам принять и передать Высокопреосвященному Агафангелу (Преображенскому) по приезде его в Москву, синодские дела при участии секретаря Нумерова». Как вы уже знаете, Митрополит Агафангел до Москвы не доехал, оказавшись запертым в Ярославле. Возникла искусительная возможность узурпировать высшую церковную власть. Вряд ли это было бы возможно, если бы к движению обновленцев не присоединился авторитетнейший иерарх Русской Церкви, бывший ректор Петербургской Духовной Академии, маститый архиерей, пользовавшийся репутацией выдающегося богослова - Митрополит Сергий (Страгородский). 3/16 июня появилось воззвание трех иерархов, известное как «Декларация» или «Меморандум трех»: «Мы, Сергий (Страгородский), Митрополит Владимирский и Шуйский, Евдоким (Мещерский), Архиепископ Нижегородский и Арзамасский Серафим (Мещеряков), Архиепископ Костромской и Галичский, рассмотрев платформу Временного Церковного Управления, заявляем, что целиком разделяем мероприятия Церковного Управления, считаем его единственной канонической законной Верховной Церковной Властью, и все распоряжения, исходящие от него, считаем вполне законными и обязательными. Мы призываем последовать нашему примеру всех истинных пастырей и верующих сынов Церкви, как вверенных нам, так и других епархий». И это при живом законно избранном Патриархе! Это было откровенным предательством и неприкрытым альянсом с антихристовой властью. Авторитет Митрополита Сергия (Страгородского) в дореволюционной Русской Церкви был огромен. Как выдающийся богослов он не мог не понимать, что примкнув к обновленцам, для которых женатый епископ - дело обычное, он сам становится еретиком, извратителем Православия. Как общественный деятель он не мог не понимать, что «коммунистический» храм, обвешенный кумачом - это надругательство над Верой и верующими людьми. Как человек он, без сомнения, отдавал себе отчет в том, что примыкая к «священникам», от крыто требующим крови своих братьев, он и сам становится убийцей. Прекрасно осознавая, что в силу своего архиерейского авторитета (к тому моменту еще признаваемого клиром) он неминуемо ввергнет Церковь в раскол, Сергий (Страгородский) тем не менее идет на это, видимо уже внутренне надеясь, что Патриарх никогда не выйдет из большевистских застенков. Страшный и тяжелейший грех принял на душу этот человек...

Ему удалось вовлечь в обновленчество многих. Однако даже его сторонники, хотя и нерешительно, пытались высказать свое отношение. Так, к примеру, почитатель Митрополита Сергия (Страгородского), Митрополит Мануил (Лемешевский) не счел возможным обойти молчанием общеизвестные факты. Впоследствии в своем «Словаре Епископов» он писал: «Мы не имеем права скрывать от истории тех печальных потрясающих отпадений от единства Русской Церкви, которые имели место в массовом масштабе после опубликования в журнале «Живая Церковь» письма-воззвания трех известных архиереев. Многие из архиереев и духовенства рассуждали наивно и правдиво так: «Если же мудрый Сергий признал возможным присоединиться ВЦУ, то ясно, что и мы должны последовать его примеру».

Евангельская заповедь братолюбия, постановление Собора, освободившее Церковь от привязанности к политике, были грубо нарушены обновленцами. Верные своему долгу архиереи Русской Церкви решительно отвергли какое-либо общение с обновленцами и их Высшим Церковным Управлением. К таковым в частности относится Митрополит Петроградский Вениамин, отвергнувший открыто поползновения обновленцев. Отомстили они ему в полной мере и чрезвычайно жестоко: «священник» Красницкий, ярый обновленец во время суда над Митрополитом Вениамином дал такие откровенные показания (по заведомо сфабрикованному ГПУ обвинению), что даже обвинители и судьи трибунала, по воспоминаниям современников, опускали глаза, не решаясь смотреть в сторону витийствующего Иуды-Красницкого.

Митрополит Вениамин по приговору трибунала был расстрелян.

Воодушевленные своими «достижениями» в деле строительства новой церкви, обновленцы вообще перестают ощущать границы здравого смысла и уже открыто плюют на православные каноны. Вот что писал другой их лидер Митрополит Антонин (Грановский):

«...Благодарение Христу, что Он пресек каноническую преемственность обновленческой церкви от Тихона, спас от разъедавшей ее, как ржавчина, архиерейской вражды против революции. Что передал Тихон Митрополиту Агафангелу? Озлобленность и непримиримость к революции.

В том спасение наше, что мы не почерпнули ни одной ложки из злобной бочки тихоновской контрреволюции, не унаследовали староцерковного тихоновского демонизма по отношению к революции, но возгрели в собственных тайниках сердца осенившее нас Христово чувство и подошли к революции с благожелательством».

Привыкшие к централизованной власти архиереи Русской Церкви попросту растерялись. Указ Св. Патриарха и Высшего Церковного Совета от 7/20 ноября 1920 г. о самостоятельном управлении епархий должен был стать основой для противостояния узурпаторам церковной власти. Однако добрая половина Правящих Архиереев либо не сумела, либо не успела его воплотить.

Внезапно происходит то, на что уже мало кто надеялся: Милостию божией Св.Патриарх Тихон был освобожден от тюрьмы.

Это сразу подорвало обновленческую церковь. Многие видные иерархи принесли покаяние перед лицом Патриарха. Разумеется, быстро сориентировавшись, не замедлил покаяться и Митрополит Сергий (Страгородский) уже начавший к тому времени отчаянную и беспощадную борьбу за власть, так не ко времени прерванную возвращением Патриарха. Да и для всего обновленчества в целом возвращение Тихона было тяжелым и непоправимым ударом, от которого оно никогда уже не смогло оправиться. Вот как описывает картину покаяния Митрополита Сергия (Страгородского) его сторонник и друг Митрополит Мануил:

«... И вот отец всех чаяний русской богословской мысли... стоит на амвоне, лишенный моментом покаяния и архиерейской мантии, и клобука, и панагии, и креста..., кланяется низко Святейшему Тихону, восседавшему на кафедре, в сознании своего полного унижения и признанной им вины приносит он дрожащим от волнения, на этот раз негромким свое покаяние. Он припадает до пола и в сопровождении патриарших иподиаконов и архидиаконов тихо сходит с солеи и приближается к вершителю его судьбы, к кроткому и всепрощающему Св. Тихону. Снова земной поклон. Постепенно вручаются ему из рук Святейшего панагия с крестом, белый клобук, мантия и посох. Патриарх Тихон в немногих словах тепло, со слезами приветствует своего собрата во Христе взаимным лобызанием, и прерванное чином покаяния, чтение часов возобновляется».

Однако хорошо известная истина о том, что предавший единожды, предает снова, была лишний раз подтверждена Митрополитом Сергием (Страгородским), который отнюдь не оставил своих честолюбивых планов и после смерти Патриарха Тихона вновь стал неудержимо рваться к власти.

30 марта/12 апреля 1925 г. после торжественного погребения Св. Патриарха Тихона в Донском монастыре собираются 60 архиереев Русской Церкви, в присутствии которых оглашается распоряжение Патриарха о порядке местоблюстительства, составленное им 25 декабря 1924 / 7 января 1925 г.:

«В случае Моей кончины патриаршие права и обязанности предоставляем временно, до законного выбора нового Патриарха, Высокопреосвященнейшему Митрополиту Кириллу (Смирнову). В случае невозможности ему по каким-либо причинам вступить в отправление означенных прав и обязанностей, таковые переходят к Высокопреосвященнейшему Митрополиту Агафангелу (Преображенскому). Если же и сему Митрополиту не представится возможности осуществить это, то Патриаршие права и обязанности переходят к Высокопреосвященнейшему Петру (Полянскому), Митрополиту Крутицкому».

Как видим, Митрополит Сергий (Страгородский) в Патриаршем послании не упоминается вовсе.

Однако, вполне оценивая политические выгоды раскола в Русской Церкви, советская власть предпринимает ряд шагов, вновь дестабилизирующих и разрушающих Церковь. 27 ноября /10 декабря 1925 г. Митрополит Петр и его викарные епископы были арестованы. Еще раньше в ссылку заблаговременно были отправлены Митрополит Кирилл и Митрополит Агафангел.

За несколько дней до ареста Митрополит Петр успевает оставить распоряжение о своих заместителях как раз на случай его насильственного отстранения от церковного управления: «В случае невозможности по каким-либо обстоятельствам отправлять Мне обязанности Патриаршего Местоблюстителя, временно поручаю исполнение таковых обязанностей Высокопреосвященнейшему Сергию (Страгородскому), Митрополиту Нижегородскому. Если же сему митрополиту не представится возможности осуществить это, то во временное исполнение обязанностей Патриаршего Местоблюстительства вступает Высокопреосвященнейший Михаил (Ермаков) Экзарх Украины или Высокопреосвященнейший Иосиф (Петровых), Архиепископ Ростовский». Так вновь Сергий (Страгородский) приблизился к заветной своей цели. Но теперь уже он и речи не ведет об обновленческих играх: у него есть юридически и канонически обоснованные права. Всеми правдами и неправдами он добивается лидирующего положения, пользуясь удаленностью как Митрополита Петра, так и Митрополита Агафангела. Михаил (Ермаков) Экзарх Украины тоже далеко, да и в Москву въехать ему не позволят. И ситуацию, и претендента в высшую церковную власть вполне оценило ОГПУ, продолжавшее планомерную работу по развалу Церкви.

А тут еще 9/22 декабря 1925 г. собираются 10 епископов, жаждущих власти не менее Митрополита Сергия, и заявляют о создании еще одного Временного Высшего Церковного Совета (его, по имени инициатора, Владыки Григория, принято в исторической литературе называть «григорианским»).

Итак, имеем:
1) обновленческий (коммунистический) Высший Церковный Совет;
2) григорианский Временный Высший Церковный Совет, находящийся, как они заявили, в «каноническом и молитвенном общении с Патриаршим Местоблюстителем*, и - никакого «женатого епископа» (на самом деле Митрополит Петр ими был просто обманут, что и послужило поводом к непризнанию григорианского ВВЦС большинством русского епископата);
3) Митрополит Сергий (Страгородский) в качестве Заместителя Патриаршего Местоблюстителя, претендующий на полноту первосвятительской власти.

И опять же все это при живом Местоблюстителе Патриаршего Престола Митрополите Петре и при следующем за ним в соответствии с Патриаршим волеизъявлением в порядке старшинства (и тоже живым) Митрополитом Агафангелом, находящимся в ссылке. Архиепископ Ростовский (а впоследствии - Митрополит Петроградский (Ленинградский) Иосиф (Петровых) как последний в списке Заместителей Патриаршего Местоблюстителя пока воздерживается от каких-либо действий и внимательно наблюдает за развитием событий.

Осенью 1926 года Митрополит Сергий (Страгородский) был арестован. Поводом к аресту послужила попытка ряда русских епископов осуществить избрание Патриарха путем тайного сбора подписей (заметим, кстати, что это неканонично, поскольку никакие заочно собранные подписи в принципе не могут заменить Поместный Собор). Сейчас, когда рассекречены материалы, хранящиеся в недоступных ранее архивах, есть все основания предполагать, что это была тщательно спланированная акция ОГПУ.

Итак, Митрополит Сергий арестован, в соответствии с распоряжением Патриаршего Местоблюстителя Митрополита Петра, Заместителем Местоблюстителя становится следующий по списку Митрополит Петроградский Иосиф (Петровых), пользующийся огромным авторитетом и искренне любимый петроградцами.

ОГПУ, в свою очередь, наращивает интенсивность и масштаб судебных преследований русского епископата. И вот тут происходит то, чего не ожидал никто: как раз на фоне нарастающих репрессий вдруг выпускают на свободу Митрополита Сергия и более того разрешают ему въезд в Москву, чего раньше Сергий никак, ни под каким видом добиться не мог!

Дальнейшая политика Митрополита Сергия (Страгородского) позволяет со всей определенностью сделать вывод о том, что альянс с тоталитарным режимом заключен. Получив в НКВД справку о регистрации, Митрополит Сергий начинает страшное и непоправимое для Русской Церкви дело - целенаправленное изменение состава иерархии Руссийской Православной Церкви: опальные и ссыльные епископы бесцеремонно и в массовом порядке увольняются на покой, возвратившиеся из ссылки и пользующиеся у НКВД репутацией «неблагонадежных» переводятся в дальние и глухие российские окраины; начинаются хиротонии и назначения бывших обновленцев. И вновь появляется декларация Сергия (см. Приложение №6), где весь клир и все прихожане призываются к активному и плодотворному сотрудничеству с сатанинским режимом. Это больно ударило по чувствам верующих. Но тоталитарный режим уже набрал силу, Сергий стал его агентом, ситуация в Церкви еще более осложнилась. Но совершавшаяся на глазах у всех духовно-нравственная катастрофа вместе с тем послужила толчком и к духовному возрождению Русской Церкви.

В мае 1927 года появляется послание Соловецких епископов (см. Приложение №7), в котором твердо провозглашаются принципы полной невозможности вовлечения Церкви в русло государственной политики: Церковь может стерпеть власть, т. е. быть лояльной, но не может соучаствовать в государственной власти, а тем более в такой, как эта. В послании, в частности, говорилось: «При... глубоком расхождении в самих основах миросозерцания между Церковью и государством не может быть никакого внутреннего сближения, как невозможно примирение между положением и отрицанием, между да и нет, потому что душою Церкви, условием ее бытия, ее существования является то самое, что категорически отрицает коммунизм».

Лучшая часть русского епископата уже начала осознавать, что самой большой трагедией для Церкви грозит стать не столько гражданское малодушие значительной части клира и паствы, сколько то, что эти пороки навязывались всей Церкви насильственным путем, ценой отречения от братской любви и церковной правды...

Первым, кто попытался разорвать порочный круг тоталитарной блокады стал Митрополит Петроградский Иосиф (Петровых).

Когда Сергий вместе со своим Синодом указом от 31 августа/13 сентября 1927 года попытался перевести своего опасного конкурента Митрополита Иосифа на Одесскую кафедру, он уже открыто обосновал это тем, что гражданские власти запретили Митрополиту Иосифу въезд в Ленинград.

Неожиданно вместо традиционной бессловесной покорности Митрополит Иосиф отвечает полным и категорическим отказом в своем перемещении. Этот поступок создал прецедент, грозивший разрушить весь замысел перестройки Церкви, задуманный Митрополитом Сергием в соавторстве с НКВД.

Митрополит Иосиф, признавая еще пока церковной властью Митрополита Сергия и его Синод, уже чувствует и понимает, что тем не менее Святые каноны - это то, что сохраняет Церковь, а не то, что разрушает ее.

В октябре 1927 года с гневными письмами к Митрополиту Сергию начинают обращаться и другие епископы. Так Епископ Ижевский Виктор (Островидов), отзываясь в своем письме о декларации Сергия пишет: «... от начала до конца исполнения тяжкой неправды и есть возмущающее душу верующих глумление над Святой Православной Церковью и над нашим исповедничеством за истину Божию. А через предательство Церкви Христовой на поругание «внешним» врагам она (декларация - прим.ред) есть прискорбное отречение от своего спасения или отречение от Самого господа Спасителя. Сей же грех, как свидетельствует Слово Божие, не меньший всякой ереси и раскола, а несравненно больший, ибо повергает человека непосредственно в бездну погибели (...). Насколько было в наших силах, мы, как себя самих, так и паству сберегали, чтобы не быть нам причастниками греха сего, и по этой причине самое «воззвание» возвратили обратно. Принятие «воззвания» являлось бы перед Богом свидетельством нашего равнодушия и безразличия в отношении к Святейшей Божией Церкви - Невесте Христовой...»

Далеко не все такие письма, но, как пишет исследователь этого вопроса Митрополит Ленинградский и Ладожс кий Иоанн (Снычев), во многих епархиях большинство православных приходов отослали декларацию обратно ее автору. Конфликт продолжал обостряться. В ноябре 1927 г. в Ленинграде появились приходы, где имя Митрополита Сергия (Страгородского) не поминалось за богослужением.

Волна недовольства нарастала, захватив низшее духовенство и прихожан. Желая предотвратить надвигающееся разделение, группа священнослужителей и мирян Ленинграда решила предупредить Митрополита Сергия и, если возможно, изменить намеченный им курс. Их основные аргументы были изложены в специальном обращении, написанном в декабре профессором В.Верюжским, которое подписали 6 из 8 ленинградских архиереев. Однако все закончилось безрезультатно: делегация вернулась с твердым намерением порвать молитвенное общение с Митрополитом Сергием. 26 декабря Епископ Гловский Димитрий (Любимов) и Епископ Нарвский Сергий (Дружинин) подписали акт отхода.

6 февраля объявила о своем самоуправлении Ярославская Епархия в лице Митрополита Агафангела.

Так рождается движение сопротивления тоталитарному режиму, во главе которого стоит Митрополит Иосиф (Петровых). Через некоторое время иосифлянское движение распространяется в Воронежской, Новгородской, Тверской, Вологодской, Псковской и даже Московской (Серпухов) епархиях. Отдельные церкви присоединяются к нему на Кубани и на Урале, в Киеве, Харькове и Красноярске. Однако 2/3 приходов Русской Церкви под занесенным над ними кровавым топором НКВД последовали за Митрополитом Сергием.

Иосифлянское движение с самого начала приобрело ярко выраженную антиправительственную окраску. Центром его стал кафедральный собор Воскресения Христова (Спаса- на-крови) в Ленинграде. Очевидцы вспоминали: «В церкви Воскресения-на-крови тогда было очень много народу... Сюда хлынула масса раскулаченных... Сюда приходили все обиженные и недовольные. Митрополит Иосиф невольно стал для них знаменем» (Мещерский Н. А. На старости я сызнова живу: прошедшее проходит предо мною... Л., 1982. Рукопись, стр. 10).

Не случайно одним из основных требований всех «не поминающих» было отстаивание постановления Всероссийского Поместного Собора от 15 августа 1918 г. о свободе политической деятельности членов Церкви. И государственные органы, по свидетельству архивных документов, расценивали именно иосифлян как своих главных противников среди всех религиозных течений.

Самым удивительным является тот факт, что иосифлянское движение вплоть почти до 1941 г. было легальной оппозицией тоталитарному режиму! Власти боялись, что уничтожение иосифлян приведет к тому, что народ в массовом порядке отвернется от Митрополита Сергия. И это понятно: в иосифлянском духовенстве имелось особенно много людей идейных, отличавшихся нравственной чистотой, широко в нем было представлено монашество.

Митрополиту Сергию ничего не оставалось делать, как вопреки очевидному положению вещей, перенести вину за разрушение единства Русской Церкви с себя самого на Митрополита Иосифа и его сподвижников: ничтоже сумняшеся, дважды предавший Русскую Церковь Сергий (Страгородский) объявляет иосифлян раскольниками (ибо их уже стали называть в народе истинно-православной церковью). Точно такая же тенденция по понятным причинам была присуща советской официальной историографии. Фактически иосифляне раскольниками не являлись и не будут таковыми никогда: ведь по сути дела Истинно-Православная Церковь никогда не искажала канонов православия, никогда не заигрывала с властями, а четко и неуклонно осуществляла каноническую преемственность от Российской Православной Церкви - той, каковой она была до кровавого переворота 1917 г. Каноническую и юридическую правопреемственность здесь оспорить невозможно.

В 1933 г. было закрыто большинство храмов последователей Митрополита Иосифа. А к началу войны епископат иосифлян был практически уничтожен. Сохранить и восстановить его удалось исключительно благодаря помощи сестринских Православных автокефальных Церквей.

Прошли годы. Россия сбросила ярмо большевизма. Но кто слышал когда-либо о покаянии священников Московской патриархии, самозабвенно сотрудничавших с палачами. А ведь народ хорошо помнит кэгэбэшные погоны, неумело спрятанные под рясами... (или кто-нибудь станет оспаривать этот прискорбный факт?). Нет уже тех партийных функционеров, но ведь они не вымерли: они теперь в другой личине и успешно пользуются все тем же награбленным богатством, приумножая его в своих банках. Подражая старым знакомым, и священничество с благословения своего московского руководства стало заниматься бизнесом. И часто, слишком часто, в ущерб служению своему. По-прежнему, как бессловесные пешки, перемещаются неугодные епископы; по-прежнему не в чести у начальства порядочные священнослужители.

Это тяжкое наследство прошлых лет, это грех, требующий покаяния. Это заставляет современную Российскую Истинно-Православную Церковь находиться в оппозиции к Московскому руководству РПЦ. Это отвращает от Московской Патриархии Русскую Православную Церковь за границей.

Да, безусловно, Церковь нужно было сохранить в лихие годы. Но что же мы сохранили в итоге? Ведь сказал же Господь: «Храм Мой Храм молитвы наречется».

«Не судите - да не судимы будете». Мы и не смеем осуждать людей, которые десятилетиями жили, положив голову на плаху. Мы хорошо помним, что слабые духом были и в нашей Церкви. Но нет уже плахи, есть свобода выбора, есть свобода совести. А нераскаянный грех остался и усугубляется.

Не между Русскими Православными Церквами, но внутри сердец наших пролегла трещина, расколовшая их: внутри нас рождается грех, внутри нас умирает свет, и там, внутри нас, нужно будить братскую любовь, завещанную нам Спасителем. Давайте покаемся в грехах прежних и будем вверх смотреть. А иначе - куда грядем мы все, братья?

Роль духовных начал в идеологическом стереотипе общества совершенно очевидна и неоспорима. В современной России такая ситуация - прежний стереотип утрачен, а новым только складывается. Народ еще не скоро забудет, если забудет вообще, кровавый пир безбожной власти. С другой стороны, духовному возрождению серьезно мешают действия и поступки как рядовых клириков Московской Патриархии, так и ее руководства, которые порождают в общественном сознании не только недоверие к Церкви, но и подчас — неверие в Божественную Справедливость.

Дата добавления: 2015-07-12