Раненый исполин

И тут мы подходим к раненому исполину — к Соединенным Штатам. Вне всякого сомнения, милитаристская опора триады имеет для Соединенных Штатов гораздо более критическое значе­ние, чем для соперничающих с ним претендентов на мировое гос­подство. Вооруженные силы как Европы, так и Японии до сих пор продолжают оставаться, в первую очередь, региональными воору­женными силами, ограниченная оперативная боеспособность ко­торых не позволяет им действовать вдалеке от «дома». В отличие от них вооруженные силы Соединенных Штатов и Советского

Союза, несмотря на все сокращения, могут достичь любой точки земного шара.

Однако притом, что СССР приходится решать свои внут­ренние проблемы, а Советской армии — разбираться с угрозами сепаратизма, этническими конфликтами и потенциальной не­стабильностью на государственной границе от Ирака и вплоть до Китая, вооруженные силы США располагают ресурсами наи­большего коэффициента готовности к доставке боеприпасов к удаленной цели (например, 14 авианосцев с многочисленными вспомогательными судами²¹ по сравнению с 4 советскими авиа­носцами и 6, принадлежащими европейцам). Способность к гло­бальному планированию — вот чем отличаются вооруженные силы Америки от всех остальных. Однако гигантская вооружен­ная мощь Америки при твердом гражданском руководстве и при поддержке профессиональных военных находится в тисках уста­ревшего стратегического взгляда на мир, чрезмерно сосредоточен­ного на советской угрозе Западной Европе. А в результате — полней­шая неразбериха в том, что же считать жизненно важными национальными интересами и приоритетами, — некая форма, так сказать, умопомрачения в высших эшелонах власти.

Вследствие чего нажим со стороны конгресса с требованием сокращения затрат на оборону — совершенно необдуманная идея, протаскиваемая из местнических соображений и не имеющая ни малейшего отношения к сколько-нибудь последовательной и ло­гичной оценке сложившейся в мире ситуации.

Крах грандиозной американской стратегии свидетельствует также и о том, что львиная доля бюджетных расходов на оборону идет на создание ненужных систем оружия, установку их не там, где необходимо, и не в подходящий момент, т. е. о бесполезной трате, рядом с которой кажутся ничтожными перерасходы фирм, выполняющих заказы военного ведомства, или вошедшие в пого­ворку «700-долларовые позолоченные молотки». Свидетельствует это и о том, что за исключением мелких авантюр вроде свержения Мануэля Норьеги в Панаме Соединенные Штаты скорее реагиру­ют на значительные события в современном мире, нежели способ­ствуют их возникновению и развитию, как это некогда было.

Такое положение вещей начало меняться после вторжения Ирака в Кувейт в 1990 г. Агрессия Саддама Хусейна против Кувей-

та, проявленное им неуважение к мировому общественному мне­нию, захват заложников и угрозы применения химического и даже ядерного оружия привели к расколу арабского мира и угрожали нарушить мировые поставки нефти.

Разразившийся в результате ближневосточный кризис подвиг тех, кто определяет политику США, приступить к формированию глобальной стратегии периода, последовавшего за окончанием хо­лодной войны. Эта глобальная стратегия пока еще отнюдь не ясна и не носит всеобъемлющего характера. Однако президент Буш сво­ими быстрыми и оперативными действиями сумел организовать экстраординарное противодействие агрессии Саддама Хусейна.

В считанные дни Совет Безопасности ООН нарушил все за­мыслы Саддама Хусейна, потребовав от него свернуть войска и наложив огромное торговое эмбарго. К осуждению Саддама Ху­сейна присоединились не только китайцы, но даже и Советский Союз. Саудовская Аравия и Турция перекрыли трубопроводы, по которым иракская нефть поступала на внешний рынок.

Еще до окончания месяца вокруг Ирака был установлен уси­ленный кордон, а американские войска введены в Саудовскую Аравию и регион Персидского залива, поддерживаемые по мень­шей мере символическими или скорее мешающими вооружен­ными силами таких арабских стран, как Сирия, Египет и Ма­рокко.

Почти сразу же политические недоброжелатели Буша в кон­грессе США стали выражать недовольство тем, что Япония и За­падная Европа, гораздо больше зависящие от ближневосточной нефти, чем Соединенные Штаты, не в достаточной мере раздели­ли с ними «бремя». Американцы, заявляли они, рискуют своими жизнями и тратят миллиарды долларов на защиту нефтепроводов, из которых другие извлекают для себя значительно большую выго­ду. Отдельные политические демагоги требовали, чтобы Япония и Германия тоже направили свои войска, даже притом, что консти­туциями обеих стран это запрещено.

Мало кто задавался вопросом, действительно ли американ­цам или в данном случае всему остальному человечеству хоте­лось увидеть, как из конституций Германии и Японии были бы вычеркнуты антимилитаристские положения только затем, что-

бы получить разрешение на широкое использование своих войск за пределами Японии и региона НАТО. Не осознавалось в пол­ной мере и то, каким образом отзовется через длительное время такое стремление любой ценой склонить чашу силовых весов на свою сторону.

Ибо каковы бы ни были дальнейшие последствия, но уже само по себе позиционирование войск США в данном регионе, даже при молчаливом и явно неохотном согласии Саудовской Аравии и других стран Персидского залива, придает особое значение факту поразительной новизны.

Как минимум с 1918 г. Франция и Великобритания господ­ствовали в данном регионе в качестве внешних сил. Однако в 1956 г., когда в президентство Гамаль Абдель Насера Египет за­хватил контроль над Суэцким каналом, Соединенные Штаты бло­кировали их попытку вновь им завладеть. С этого момента вли­яние этих бывших колониальных держав в данном регионе постепенно уменьшалось до полного исчезновения. В период 1956—1990 гг. Соединенные Штаты постепенно вытесняют их и берут на себя их роль господствующего внешнего влияния, но каждому действию США противостояла другая мировая сверх­держава — Советский Союз.

Однако в 1990 г. Ирак, некогда зависимое от Советского Со­юза государство, просчитался в своих предположениях, будто ста­рые правила все еще продолжают действовать, и Саддам Хусейн вдруг обнаружил, что поскольку Горбачев отказывается от своих прежних военных обязательств в надежде на экономическую по­мощь с Запада, то Советский Союз больше не будет устраивать патовые ситуации Соединенным Штатам, продолжающим свои «шахматные» игры в регионе. Тем самым Соединенные Штаты как внешняя сила приобрели неоспоримое влияние на всем Ближнем Востоке.

Поскольку Саддам Хусейн грозил расколом и полной дестаби­лизацией региона, а арабские силы были не в состоянии оказать ему сопротивление, Саудовская Аравия, государства Персидского залива и значительная часть земного шара искали какого-нибудь стража порядка, который бы поддержал их режимы и стабилизи-

ровал ситуацию. В пределах их досягаемости нашелся один-един­ственный «страж», и Соединенные Штаты, учуяв прекрасный шанс, моментально заняли пустующее место.

После того как в течение многих лет считалось, что могуще­ство Соединенных Штатов идет на убыль, они вновь начали вы­ступать в роли великой державы. И если поддержка со стороны Японии и Западной Европы оказалась несколько сдержанной, то это, возможно, потому, что они внезапно осознали, что рез­ко возросшее в настоящий момент влияние США неизбежно скажется в будущем на решениях арабских государств по нефтя­ным вопросам. Соединенные Штаты четко обозначили свои власт­ные полномочия не только в данном регионе и в нефтяной по­литике, но и в глобальной экономической конкуренции развитых стран.

Нефть была не единственным спорным вопросом. Политичес­кие недруги Буша в основном не обращали внимания на угрозы Ирака создать — и использовать — ядерное и химическое оружие. Некоторое время назад Саддаму Хусейну почти удалось построить завод по изготовлению ядерного оружия. Завод был уничтожен израильскими F-15 и F-16 в результате внезапного выборочного удара, произведенного 7 июня 1981 г. Пролетев через воздушное пространство Сирии и Иордании, самолеты отбросили ядерные планы Саддама Хусейна почти на целое десятилетие назад. (Одна­ко по иронии судьбы в выигрыше от этой акции оказался Иран, который мог бы пострадать от ядерных разрушений во время ира­но-иракской войны, если бы Саддаму Хусейну действительно ока­залась доступной такая возможность.)

Остальные страны принялись публично осуждать односторон­ние военные действия Израиля, но втайне вздохнули с облегчени­ем оттого, что застопорились ядерные планы Саддама Хусейна. Совершенно очевидно, что в 1990 г. Саддам Хусейн рисковал сно­ва поставить мир на грань войны.

Ближневосточный кризис служит наглядным примером ис­пользования на глобальном уровне всей целиком силовой триа­ды — силового принуждения, богатства и знания. Саддам Ху­сейн применил насилие против Кувейта. Соединенные Штаты и

Объединенные Нации прибегли к жестким экономическим санк­циям против Ирака. И обе стороны вели войну за общественное мнение. Саддам, прекрасно зная, что он гораздо слабее как в военном, так и в экономическом отношении, в значительной мере полагался на «информационное оружие» — образы зри­тельного ряда, символы, идеологию, религию. Так, он гладил по головке детей заложников во время телевизионной передачи, распространял призывы к священной войне против Запада, воз­буждал классовую ненависть и взывал к панарабскому национа­лизму.

Ближневосточный кризис 1990 г. более чем когда-либо высве­тил настоятельную потребность в выработке исчерпывающей стра­тегии Америки по отношению к миру после окончания холодной войны.

Вполне возможно, что в результате такой стратегии за дли­тельный срок мог бы произойти вывод практически всех воору­женных сил США из Европы. Меньшему обсуждению подлежит возможность передислокации не только на Ближний Восток, но и в тихоокеанский регион в свете изменившихся стратегических об­стоятельств — большой нестабильности в Китае, перевооружения Японии, гражданской войны на Филиппинах, а также неослабева­ющего интереса Советского Союза к данному региону. Этот сдвиг в военной политике от европейской к «тихоокеанской» стратегии самым благоприятным образом сказался бы на военно-морских и военно-воздушных силах в отличие от сухопутных войск, перво­степенное значение для которых имела Западная Европа. Подоб­ная передислокация, несомненно, тайно приветствовалась бы мно­гими слабонервными соседями Японии.

Соединенным Штатам не под силу контролировать весь бес­покойный и крайне опасный мир ни от своего лица, ни от чьего бы то ни было еще, но уникальные возможности, которыми они располагают, позволяют им в союзе с другими государствами или международными организациями подавлять региональные конф­ликты, угрожающие миру на Земле. В предстоящие опасные деся­тилетия возможно, что и многие другие государства захотят иметь на боевом дежурстве точно такие же миротворческие войска. И не только на Ближнем Востоке.

КРИЗИС «ДВОЙНОГО ДЕФИЦИТА»

Разработка новой военной стратегии сформирует также и дру­гую опору силовой триады — американскую экономику. Освобож­дение вооруженных сил США от войск Второй волны, построен­ных на принципе большой численности, и переход их к войскам Третьей волны, основу которых составляют мобильность, скорость и радиус действия — военный аналог миниатюризации, — могли бы вдохнуть новые силы в экономику США.

Произвольное сокращение общей суммы ассигнований на во­енные нужды, производимое правительством под нажимом кон­гресса, который пасется у казенной кормушки, вполне могут нанести непоправимый урон ключевым проектам в научных ис­следованиях и опытно-конструкторских разработках и затормо­зить техническое развитие в сфере американской экономики, которая до сих пор получала выгоду от контрактов Пентагона.

Однако тот же самый отвод американских войск, который мог бы удвоить затраты Европы на военные нужды, способствовал бы, кроме того, и сокращению бюджетного дефицита США, что озна­чало бы меньшую зависимость от японских финансов. Что стало бы фактором появления пусть и временной, но безработицы. Од­нако это несло бы в себе также и элемент снижения ставки про­цента, а следовательно, и рост инвестиций.

Нет никакой гарантии, что финансовое обеспечение из феде­ральных фондов непременно было бы направлено на запаздываю­щее социальное обновление, однако хоть что-нибудь, да перепало бы образованию, детским учреждениям, профессиональной под­готовке и прочим нуждам, которые, будучи разумно спланирова­ны, могли бы помочь заложить основу экономическим прибылям будущего поколения.

Вокруг относительного экономического спада Америки разда­ется много «стона и скрежета зубовного» — фактически же это цена успеха ее послевоенной стратегии, направленной на то, что­бы помочь Японии и Европе подняться на ноги после Второй ми­ровой войны. Дело в том, что, несмотря на неправильное понима­ние проблемы, Соединенные Штаты все еще представляют почти

ту же самую долю валового продукта мирового производства, что и 15 лет назад.

(Серьезный спад по этому показателю произошел сразу же после войны, когда разрушенные экономики Европы и Японии снова влились в мировой поток. С середины 70-х годов и сами Соеди­ненные Штаты переживают примерно то же самое.)

Однако производство уже больше не является наиболее суще­ственным показателем степени значимости в экономике. В секто­рах сферы обслуживания и информации, представляющих перед­ний край суперсимволической экономики, Соединенные Штаты оставили далеко позади не только Европу, но и Японию. А в ре­зультате безработица в Соединенных Штатах оказалась не столь неизбывной проблемой, как в Европе.

Пассивный торговый баланс, т. е. расхождение между стоимо­стью экспорта и стоимостью импорта, который на некоторое вре­мя вызвал в Вашингтоне почти панические настроения, нужно тоже пересмотреть в свете новой экономики²². Во-первых, не соответ­ствует действительности распространенное мнение, будто США снизили экспорт. В 80-х годах доля американского экспорта в мире достигла фактически 61%. Проблема же в том, что импорт рос в полтора раза быстрее. В одну только Японию экспорт подскочил до 114%, однако взмывший вверх импорт превысил 200%. В на­стоящее время происходит сокращение такого несоответствия. Но гораздо важнее то, что смещение экономики в сторону отечествен­ной сферы обслуживания населения — например, медицинское об­служивание или образование — может способствовать ее процве­танию, даже если большинство из ее новых продуктов не подлежит экспорту.

Гораздо серьезнее, чем горько оплакиваемый американский «двойной дефицит» (с явной тенденцией к снижению по обоим аспектам), представляются институциональное старение и соци­альная нестабильность, постепенно разъедающие американское общество и угрожающие разрушением семьи и межличностных отношений в группах населения, объединенных по месту житель­ства или этническому признаку, а также распространение нарко­тиков в обществе, члены которого отчуждены от государства и друг от друга.

Дата добавления: 2015-07-12