Пролетарская революция «бакинцев» в партии пролетариата

Совершенно очевидно, что в «бакинский период» Сталин продемонстрировал умение не только выполнять указания центрального партийного руководства, но и решать проблемы, имевшие принципиальное значение для общероссийской революции.

В то время как в Баку большевики добились больших успехов, в целом в стране партийные организации переживали кризис. В результате отступления революции и активных полицейских преследований многие из них прекратили свою деятельность.

В аналитической записке петербургского департамента полиции по поводу ситуации в столичных организациях РСДРП в конце 1908 года говорилось: «После общего упадка работы с весны текущего года, когда были арестованы многие члены Центрального и партийного комитетов и многие районные работники, работа в районах почти прекратилась, все лето прошло при крайне пониженном настроении... Невский район. Существует районный комитет и исполнительная комиссия, которая собирается очень редко... Петербургский район. С марта месяца, после провала, работы нет совершенно... Городской район. Работы большевиков совершенно нет. Меньшевики, руководящие районом, ведут работу просветительную и занялись проповедью легальной рабочей партии, ведя открытую агитацию против партии и в частности против Центрального и партийного комитетов... Московский район. Работа с зимы не налаживается. Связи с ЦК нет. Настроение угнетенное... Выборгский район. Существует два кружка очень низкого типа. Есть гектограф. Работа очень плоха... Железнодорожный район. Работы нет совершенно... Окружной район. Работы нет Василеостровский район. Партийной работы нет... Общее заключение Работа местной социал-демократической организации крайне ослаблена — нет профессионалов, равно средств, хотя бы немного приличной техники...» В подобном состоянии пребывали и многие другие подпольные организации РСДРП.

Переживали кризис и партийные органы, находившиеся за границей. Победа большевиков на V съезде РСДРП не привела к принятию партией ленинского курса. Напротив, разногласия внутри РСДРП после лета 1907 года по мере отступления революции усилились. В январе 1908 года меньшевики (Мартов, Дан, Аксельрод и другие) провели конференцию в Женеве, на которой приняли решение создать свой заграничный орган — «Голос социал-демократа». Многие меньшевики стали призывать к ликвидации существовавших партийных институтов, включая ЦК РСДРП, демонтажу нелегальной организации партии и переходу исключительно к легальным формам работы. Сторонников этой точки зрения стали именовать «ликвидаторами».

Некоторые большевики призывали отозвать депутатов от РСДРП из Государственной думы и отказаться от всех легальных форм работы и подпольно готовиться к новому революционному выступлению. Сторонников этой позиции называли «отзовистами». На III общепартийной конференции, состоявшейся в ноябре 1907 года в Финляндии, «отзовисты» преобладали среди большевиков.

Сходную позицию заняла и сложившаяся в 1908 году группа большевиков, именовавшаяся «ультиматистами» (В.Л. Шанцер, М.Н. Покровский, Г.А. Алексинский, А.В. Луначарский, М.Н. Лядов). В отличие от «отзовистов», призывавших к немедленному бойкоту Думы, «ультиматисты» предлагали отозвать депутатов из Думы в том случае, если они не объявят о своем беспрекословном подчинении указаниям ЦК РСДРП.

Одновременно в партии возникли споры и по вопросам марксистской философии. Один из вождей «ультиматистов» А. Луначарский в своей работе «Религия и социализм» считал необходимым определить место социализма среди религиозных систем. Луначарский называл социализм «новой религией», «религией труда» и призывал «сбросить ветхий плащ серого материализма». Активным сторонником Луначарского стал меньшевик В. Базаров, автор работ «Богоискательство и богостроительство», «Христиане третьего завета и строители башни Вавилонской». Это направление, к которому присоединились П. Юшкевич, Н. Валентинов, получило название «богостроительства».

Стремясь преодолеть противостояние духовного и материального начал, Базаров, Луначарский, Богданов и другие опубликовали сборник статей «Очерки по философии марксизма», в котором выступили за соединение марксизма с философией эмпириокритицизма, изложенной в работах австрийского физика и философа Эрнста Маха и швейцарского философа Рихарда Авенариуса.

В 1909 году руководители «отзовистов», «ультиматистов», «богостроителей» (А. Луначарский, А. Богданов, Г. Алексинский) создали на острове Капри (Италия) свою школу. В работе Каприйской школы активное участие принял Максим Горький. В конце 1909 года Каприйс-

кая школа стала издавать свою газету «Вперед», обвинявшую Ленина и ЦК в меньшевизме.

Одновременно активизировал свою деятельность Троцкий, который, начиная с V съезда РСДРП, предпринимал попытки, играя на противоречиях внутри партии, занять «надфракционную», центристскую позицию «беспристрастного арбитра», а затем и лидера социал-демократии России. В конце 1907 года Троцкий организовал издание эмигрантской газеты «Правда».

Попытки Ленина остановить центробежные тенденции в РСДРП не приводили к успеху. В своей работе «Материализм и эмпириокритицизм» Ленин резко атаковал Богданова, а заодно учение Маха и Авенариуса. По инициативе Ленина Богданов был исключен из редколлегии «Пролетария». Все 9 пунктов повестки дня совещания расширенной редколлегии этой большевистской газеты, состоявшегося в Париже в июне 1909 года, были посвящены вопросам внутрипартийной борьбы (об отзовизме и ультиматизме; о богостроительстве; о протесте Богданова по поводу статьи в «Пролетарии» с критикой его позиции; о школе на Капри и т.д.).

Сталин не поддержал Ленина в его философских спорах. В ряде писем этих лет (Владимиру Бобринскому и Михе Цхакая) Сталин называл дискуссии Ленина с Богдановым и Луначарским «бурей в стакане воды». В письме же к М. Торошелидзе Сталин, одобрив в целом работу Ленина «Материализм и эмпириокритицизм», заметил, что «материализм Ильича во многом отличается от материализма Плеханова, и это Ильич, вопреки требованиям логики (возможно, по соображениям дипломатии), пытается скрыть». Сталин обнаружил положительные стороны в философии Маха и Авенариуса и оценил этих философов как равных Гегелю и Гольбаху. Сталин писал, что следует более глубоко изучать суть диалектического материализма. (Однако поскольку работа Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» считалась в СССР главной для постижения основ философии, эти письма Сталина не публиковались.)

Не только эти письма Сталина оказались скрытыми от советских читателей. Объявив себя верным учеником Ленина, Сталин решил не освещать подробно те глубокие разногласия, которые возникли между «бакинцами» и руководством во главе с Лениным, а поэтому затушевал то поистине революционное выступление Бакинского комитета против курса руководства и ту важную роль, которую сыграл он вместе с другими «бакинцами» в деле возрождения большевистской партии в период величайшего кризиса, поразившего ее.

Правда, в «Краткой биографии», изданной в 1947 году, говорилось, что в этих работах «Сталин дает смелую критику состояния партийных организаций и выдвигает план преодоления кризиса в партии». В то же время авторы «Краткой биографии», разумеется с ведома Сталина, по-

старались создать впечатление, что эти его статьи и резолюции БК были написаны в поддержку Ленина и осуждали позицию его противников. Такая интерпретация, исходившая из представлений о том, что Сталин всегда был верным последователем Ленина (за исключением позиции по аграрному вопросу на Объединительном съезде), существенно искажала подлинный смысл, принижала значение заявлений Сталина и БК в 1909—1910 годы и не позволяла понять причины, по которым после этих политических выступлений Сталин выдвинулся в первые ряды руководителей партии. В данном случае исследователь оказывается в положении, когда он должен защитить Сталина от самого Сталина.

Свой первый вызов руководству партии Сталин бросил в статье «Партийный кризис и наши задачи», опубликованной в двух номерах газеты «Бакинский пролетарий» в августе 1909 года. В ней Сталин предложил программу радикальных перемен в жизни всей партии. Он открывал статью заявлением: «Ни для кого не тайна, что партия наша переживает тяжелый кризис. Уход членов из партии, сокращение и слабость организаций, оторванность последних друг от друга, отсутствие объединенной партийной работы — все это говорит о том, что партия больна, что она переживает серьезный кризис». Он констатировал: «Вследствие кризиса революции, наступил кризис и в партии — организации потеряли прочные связи с массами, партия раздробилась на отдельные организации... Вместо тысяч в организациях остались десятки, в лучшем случае, сотни. Что же касается руководства сотнями тысяч, то об этом не стоит и говорить».

Сталин считал, что из партии побежали прежде всего самые неустойчивые. Основная же часть «неустойчивых» приходилась, по его словам, на интеллигенцию: «Революция отступила, свобод не стало, — и партия стала хиреть, открылось бегство интеллигентов, из партии, а потом и наиболее колеблющихся рабочих». При этом Сталин объяснял «бегство интеллигентов» не только их разочарованием в связи с поражением революции, или их страхом перед репрессиями, а сознанием утраты своих преимуществ по сравнению с рабочими по мере интеллектуального роста последних: «Бегство интеллигентов ускорялось ростом партии, собственно передовых рабочих, переросших своими сложными знаниями скудный умственный багаж «интеллигентов пятого года».

Однако вину за кризис в партии Сталин возлагал и на высшие органы партии. Он называл ЦК РСДРП (во главе которого стоял Ленин) «фиктивным центром». «Задача руководства партийной работой... составляет обязанность Центрального Комитета. Но она плохо исполняется в настоящее время, результатом чего является почти полная разобщенность местных организаций». По мнению Сталина, ни ЦК, ни созываемые им редко конференции не привели к сплочению партии.

Сталин указывал на неспособность центральных печатных органов партии, как большевистских, так и меньшевистских, сплотить социал-

демократию России. Причину этого он видел в том, что эти печатные органы работали вне России: «Странно было бы думать, что заграничные органы, стоящие вдали от русской действительности, смогут связать воедино работу партии, давно прошедшую стадию кружковщины». Весьма знаменательно, что Сталин в своей критике «заграничного» Центрального комитета и «зарубежных» органов печати РСДРП не делал разницы между большевиками и меньшевиками.

Рассматривая варианты выхода из создавшегося кризиса, Сталин решительно отверг предложение «ликвидаторов» превратить РСДРП в легальную организацию. По поводу другого варианта выхода из кризиса он писал: «Передать самим рабочим возможно больше партийных функций и тем освободить партию от непостоянных интеллигентских элементов, говорят нам другие». Сталин не отвергал это предложение, но в то же время считал его недостаточным: «Нет сомнения, что освобождение партии от ненужных гостей и сосредоточение функций в руках самих же рабочих во многом помогло бы делу обновления партии. Но не менее ясно и то, что одна только «передача функций» при старой организации, при старых способах партийной работы, при «руководстве» из-за границы не сможет связать партию с массой и спаять ее в единое целое».

Предлагая пересмотреть организационные основы и методы работы партии, Сталин подчеркивал, что ныне «партия страдает прежде всего оторванностью от масс, ее надо во что бы то ни стало связать с этой массой». Он считал, что партия может восстановить связи с трудящимися «прежде всего и на почве тех вопросов, которые особенно волнуют широкие массы». Очевидно исходя из своего опыта работы в Баку, он призывал: «Пусть же наши организации, наряду с общеполитической работой, неустанно вмешиваются во все эти мелкие столкновения, пусть связывают их с великой борьбой классов и, поддерживая массы в их повседневных протестах и запросах, демонстрируют на живых примерах принципы нашей партии».

Чтобы «расшевелить массы», «сдвинуть их с проклятой мертвой точки», Сталин предлагал опереться на «фабричные и заводские партийные комитеты». Он писал: «Передовые рабочие, входящие в фабрично-заводские комитеты, — вот те живые люди, которые могли бы сплотить вокруг партии окружающие их массы. Необходимо только, чтобы фабрично-заводские комитеты неустанно вмешивались во все дела борьбы рабочих, отстаивали их повседневные интересы и связывали последние с коренными интересами класса пролетариев. Фабрично-заводские комитеты, как основные бастионы партии — такова задача».

Сталин советовал центральным органам партии повернуться к практическим вопросам, которые волновали рабочих: «Необходимо, чтобы и остальные, высшие организации партии строились применительно к защите не только политических, но и экономических интересов масс»

Сталин предлагал шире применять производственный принцип в партийной организации, «чтобы, например, фабрично-заводские комитеты различных отраслей производства группировались в различные подрайоны, по производству, с тем, чтобы эти подрайоны территориально объединялись в районы и т.д.».

Одновременно Сталин призывал произвести существенные перемены в партийном руководстве, активнее выдвигая рабочих: «Необходимо, чтобы опытнейшие и влиятельнейшие из передовых рабочих находились во всех местных организациях, чтобы дела организации сосредотачивались в их крепких руках, чтобы они, и именно они, занимали важнейшие посты в организации от практических и организационных вплоть до литературных».

Он подчеркивал, что высокое качество в политической работе может быть достигнуто прежде всего в практической деятельности: «Не беда, если занявшие важные посты рабочие окажутся недостаточно опытными и подготовленными, пусть даже спотыкаются на первых порах, — практика и советы более опытных товарищей расширят их кругозор и выработают из них в конце концов настоящих литераторов и вождей движения». Сталин говорил, что из рядов рабочих выйдут и руководители партии, подобные лидеру германской социал-демократической партии Бебелю, но чтобы добиться этого, нужны постоянные усилия: «Не надо забывать, что Бебели не падают с неба, они вырабатываются лишь в ходе работы, в практике, а наше движение теперь более чем когда-либо нуждается в русских Бебелях, в опытных и выдержанных вождях из рабочих». Таким образом, Сталин выразил свое неудовлетворение тогдашними вождями РСДРП, которые не были выходцами из рядов рабочего класса.

Сталин приводил в пример некоторые партийные организации, которые возглавляли рабочие: «Центральный район и Урал давно обходятся без интеллигентов, там сами рабочие орудуют делами организации. В Сормове, Луганске (Донецкий бассейн), Николаеве — там рабочие издавали в восьмом году листки, в Николаеве, кроме листков, — и нелегальный орган». «В Баку организация систематически вмешивалась и вмешивается во все дела борьбы рабочих, не пропускала и не пропускает почти ни одного столкновения рабочих с нефтепромышленниками, ведя, конечно, наряду с этим общеполитическую агитацию. Этим, между прочим, объясняется, что Бакинская организация до сих пор сохранила связи с массой».

Для того чтобы «связать между собой оторванные друг от друга местные организации,...собрать их в одну связную, живущую единой жизнью, партию», нужна была общерусская (а не заграничная) газета. «Общерусская газета могла бы явиться... центром, руководящим партийной работой, объединяющим и направляющим ее». По мысли Сталина, та-

кая газета должна была стать связующим звеном между руководством партии и пролетарскими массами. Выступая от имени всего Бакинского комитета, Сталин фактически предлагал осуществить своеобразную пролетарскую революцию в партии, которая должна была выражать интересы пролетариата России.

О том, что выступление Сталина в печати не было отражением лишь его личной позиции, а получило одобрение Бакинского комитета (БК) РСДРП, свидетельствовало опубликование в этом же номере газеты «Бакинский пролетарий» резолюции БК от 2 августа 1909 года, посвященной разногласиям в редакции центральной газеты большевиков «Пролетарий». Текст этой резолюции был подготовлен Сталиным и получил одобрение всего БК. С одной стороны, резолюция осуждала позицию меньшинства редакции, поддержавшего «отзовистов», «ультиматистов» и «богостроителей». БК считал, что «беспощадная идейная борьба с указанными течениями, группирующимися вокруг меньшинства редакции, является одной из настоятельных очередных задач партийной работы». БК «решительно» высказался «за позицию большинства редакции, представителем которого является товарищ Ленин».

С другой стороны, резолюция настаивала на сохранении единства большевистской фракции, в ней заявлялось, что Б К «протестует против всяких «изверганий из нашей среды» сторонников меньшинства редакции». Заметим, что решение об изгнании из редакции несогласных было принято по инициативе Ленина, очевидно и БК, таким образом, осуждал позицию руководителя партии. Последний пункт резолюции свидетельствовал о намерении БК рассматривать скандал в редакции в контексте более общих вопросов социал-демократического движения России. «Для ликвидации сложившегося ненормального положения» предлагалось созвать «конференцию большевиков, параллельную конференции общепартийной».

Очевидно, что выступления Сталина и других членов БК были следствием продуманной политической позиции, которой они продолжали придерживаться и в дальнейшем. Через пять месяцев были приняты новые резолюции БК, которые были опять написаны Сталиным. По сравнению с предыдущей резолюцией, решения БК от 22 января 1910 года не только прямо поддерживали положения сталинской статьи, но ставили их еще более резко. В резолюции «О политической агитации и фактическом сплочении партии» говорилось, что неспособность партии «противопоставить что-либо серьезное систематической травле со стороны «либералов»... роняет... партию в глазах рабочих», что «такое положение вещей» наносит «ущерб интересам социал-демократии», что речь идет о «жизни и смерти партии».

БК в жесткой, почти ультимативной форме предлагал осуществить следующие меры: «1) перемещение (руководящего) практического цен-

тра в Россию; 2) организация связанной с местами общерусской газеты, издающейся в России и редактируемой упомянутым практическим центром; 3) организация в важнейших центрах рабочего движения местных органов печати (Урал, Донецкий бассейн, Петербург, Москва, Баку и т.д.)»- Таким образом, если Ленин в конце XIX века настаивал на издании за рубежом центральной газеты, которая должна была стать организующим звеном партии, то БК предлагал сделать таким органом газету, издаваемую в России, причем во всех важнейших индустриальных городах страны. На сей раз БК требовал созыва не конференции большевиков для обсуждения скандала в редакции «Пролетария», а «общепартийной конференции» для обсуждения «вышеупомянутых вопросов».

О том, что БК рассматривал этот вопрос в практической плоскости, свидетельствовала его вторая резолюция от 22 января 1910 года «О представительстве на предстоящей общепартийной конференции».

Откликаясь на организационный план созыва общепартийной конференции, предложенный ленинской газетой «Пролетарий», резолюция БК гласила: «Бакинский комитет... находит, что к участию должны быть привлечены (помимо установленного представительства) представители от действующих и действительно существующих партийных нелегальных организаций, причем главное внимание должно быть обращено на крупные центры, где сосредоточены громадные массы пролетариата». Так в первых же строках этой резолюции фактически сводились к минимуму претензии эмигрантских кругов представлять пролетариат России на конференции. Кроме того, в духе сталинских «Писем со съезда» 1907 года БК требовал предоставить больше мест делегатам от крупных индустриальных центров и решительно высказывался против «особого представительства от групп, работающих в легальных организациях», то есть тех, где особенно были сильны меньшевики-«ликвидаторы».

Идеи, изложенные в статье «Партийный кризис и наши задачи», Сталин продолжал развивать в написанной им в марте 1910 года прокламации «Август Бебель, вождь германских рабочих», которая была посвящена 70-летию этого лидера германской социал-демократии. Он вновь сделал акцент на том, что Бебель — выходец из рядов пролетариата (был «простым токарем») и иронизировал над типичным для интеллигенции снисходительным отношением к рабочим.

Описывая деятельность А. Бебеля, Сталин неоднократно подчеркивал его тесную связь с рабочим, профсоюзным движением, непримиримость к либералам, его борьбу против соглашательства с правящими кругами страны: «Его громовые речи в германском парламенте, бичующие затхлых либералов, пригвождающие к позорному столбу «имперское правительство», его многолетняя деятельность в профессиональных союзах — все это говорит за то, что Бебель, как верный страж пролетариата, появлялся везде, где только кипела борьба, где только

нужна была его бурная пролетарская энергия». Свою прокламацию Сталин завершал тем же пожеланием — чтобы в России появились «русские Бебели».

Все статьи Сталина в «Бакинском пролетарии», не говоря уже о резолюциях БК, были одобрены членами Бакинского комитета. Положение Сталина в бакинской большевистской организации не позволяло ему диктовать кому-либо свои взгляды. Хотя Сталин уже обрел немалый авторитет среди закавказских большевиков, он не слишком прибеднялся, описывая свой «бакинский период», как еще одну ступень ученичества в школе революции под руководством членов партии, имевших опыт работы в массовом рабочем и профсоюзном движении. Если в своем выступлении в 1926 году он назвал по партийным псевдонимам лишь трех «передовых рабочих» Баку, у которых он учился (Вацека, Саратовца-Ефимова, Фиолетова), то в «Краткой биографии» этот перечень был расширен и давал некоторое представление о тех, кто составлял актив большевистской организации Города Ветров: Фиолетов, Саратовец (Ефимов), Вацек, Боков, Малыгин, Орджоникидзе, Шаумян, Спандарян, Ханлар, Мемедов, Азизбеков, Кязи-Мамед. Некоторые из этих большевиков в 1918 году вошли в состав руководства Бакинской коммуны (Шаумян, Джапаридзе, Азизбеков, Фиолетов, Малыгин) и оказались впоследствии в рядах прославленных «26 комиссарах». Эти и другие члены Б К имели большой вес в бакинской большевистской организации и могли отвергнуть резолюцию, если бы она не отвечала их взглядам.

Также нетрудно предположить, что такие настроения разделялись большевиками не только в Баку, но и в других городах страны, на опыт которых Сталин ссылался в своей статье. Изложенные им требования были обусловлены не амбициями политикана, рвущегося к власти, а отражали позицию большевиков, недовольных состоянием партии и политикой ее руководства. Это означало, что местные большевистские организации, работавшие в подполье, лучше знали нужды и чаяния рабочих России.

Бакинский комитет возглавил движение внутри партии, направленное на разрыв с «гостями партии» из интеллигенции, перенесение центра партии из заграницы в Россию, решительный поворот от абстрактных дискуссий к подлинным нуждам российского пролетариата и опыту рабочего движения России. Сталин сумел четко выразить эти требования, фактически предложив осуществить перемены, равные по радикализму тем, на которых настаивал Ленин при создании «Искры» и оформлении большевиков в отдельную фракцию, а затем и в «партию нового типа». Хотя эти требования были направлены на то, чтобы вывести партию из глубокого кризиса, разрастание конфликта между ЦК и «бакинцами» могло привести партию к новому расколу и возможному отделению партийных организаций РСДРП, тесно связанных с российским рабо-

чим классом, от руководства партии, состоявшего из интеллигенции и проживавшего за границей.

На действия БК Ленин ответил в газете мягкими увещеваниями «пролетарской фронды». Лавинообразные расколы в партии, отрыв эмигрантов от подполья, кризис в подпольных организациях РСДРП не позволяли Ленину обрушиваться с острой критикой на мощную бакинскую организацию большевиков. И он решил не только воздержаться от критики в адрес БК и Сталина, но, напротив, постарался пойти навстречу «бакинцам» и даже привлечь их к высшему руководству партией. С 1910 года Ленин стал вести переписку с рядом членов БК, в том числе со Сталиным и Орджоникидзе. В 1910 году Сталин был назначен «уполномоченным ЦК РСДРП», а в 1911 году Орджоникидзе был направлен на учебу в ленинскую школу в Лонжюмо.

После очередного ареста в марте 1910 года и заключения в Баиловской тюрьме в Баку до сентября 1910 года Сталин оказался в Сольвычегодске. Здесь он встретился с влиятельным членом БК Иваном Фиолетовым, также отбывавшим ссылку в этом северном городе. Взгляды «бакинцев» находили отражение в переписке Сталина с руководством партии. Письмо Сталина Ленину и ЦК РСДРП, направленное 31 декабря 1910 года из Сольвычегодска, свидетельствовало, с одной стороны, о его поддержке Ленина в борьбе против меньшевиков и «троцкистского блока» (Сталин назвал этот блок «тухлой беспринципностью» и «маниловской амальгамой»).

С другой стороны, из содержания письма ясно, что для Сталина главными вопросами по-прежнему оставались те, которые были поставлены в его статьях и резолюциях БК 1909—1910 годов: «Главное — организация работы в России... По-моему, для нас очередной задачей, не терпящей отлагательства, является организация центральной (русской) группы, объединяющей нелегальную, полулегальную и легальную работу на первых порах в главных центрах (Питер, Москва, Урал, Юг). Назовите ее как хотите — «русской частью Цека» или вспомогательной группой при Цека — это безразлично. Но такая группа нужна как воздух, как хлеб... С этого, по-моему, и пойдет дело возрождения партийности».

Упорство, с каким Сталин и другие «бакинцы» отстаивали свои взгляды, подействовало на руководство партии. В 1911 году оно создало Российскую организационную комиссию (РОК) по созыву VI Общепартийной конференции. В состав комиссии вошли видные деятели БК — Шаумян и Спандарян, Орджоникидзе, который хотя уже не был членом БК, а представлял Тифлисскую организацию, но всецело разделял позиции БК, питерский рабочий-токарь И.С. Белостоцкий, член тифлисской организации большевиков Е.Д. Стасова и другие.

Фактически РОК стала новым общепартийным центром. Характерно, что свое первое совещание РОК провела в Баку (29 сентября 1911 г.).

Нет сомнений в том, что Сталин мог бы принять участие в этом совещании, так как 27 июня 1911 года завершился срок его ссылки в Сольвычегодске. Ему было разрешено проживать везде, кроме Кавказа, столиц и фабрично-заводских центров. 6 июля 1911 года Сталин переехал в Вологду, где находился под негласным надзором полиции. Из Вологды Сталин отправил письмо Ленину, в котором изъявил желание работать в Петербурге или Москве, а 6 сентября он нелегально выехал в Петербург, куда прибыл на следующий день. Однако уже 9 сентября 1911 года он был арестован и выслан в Вологду на три года.

Участники совещания РОК в Баку также стали жертвами полицейских репрессий. В первый же день работы в городе начались аресты. Арестован был и Шаумян. В связи с этим РОК перенесла свою работу в Тифлис.

РОК обратилась с призывом ко всем партийным организациям, всем партийцам «всемерно содействовать делу возрождения нашей партии, немедленно выбирать делегатов на партийную конференцию, возрождать социал-демократию на местах». Деятельность РОК встретила сопротивление среди эмигрантских кругов РСДРП, представленных в Заграничной организационной комиссии по созыву конференции (ЗОК).'

Споря с представителями ЗОК, Орджоникидзе заявлял: «Если вы, оторванные от России, потеряли всякую способность оказывать поддержку русской работе, то, по крайней мере, не мешайте нам... Я же, как уполномоченный Российской организационной комиссии, заявляю, что ничего общего с этим обломком заграничного учреждения не имею».

Итогом работы РОК стала 6-я конференция РСДРП, созванная в Праге. Благодаря стараниям РОК организации РСДРП были представлены таким образом, что среди делегатов конференции оказались почти сплошь большевики. Меньшевистских делегатов было лишь двое — Д.М. Шварцман и Я.Д. Зевин. (Шварцман был избран в ЦК в качестве единственного представителя меньшевиков. Зевин представлял меньшевиков Баку и впоследствии стал одним из «26 бакинских комиссаров»). Столько же делегатов на конференцию «направила» и царская охранка. Среди делегатов-большевиков двое, представлявших Центральную промышленную область (Малиновский и Романов), были тайными агентами полиции.

О возросшем влиянии «бакинцев» свидетельствовало то обстоятельство, что первый доклад на конференции в Праге сделал «бакинец» Г.К. Орджоникидзе, и то, что после Пражской конференции из 11 членов вновь избранного Центрального комитета РСДРП в его состав вошли 3 человека, представлявших Бакинский комитет большевиков или долго работавших в нем — Спандарян, Орджоникидзе, Сталин. Последний был заочно кооптирован в состав ЦК. В кандидаты в члены ЦК был кооптирован заочно и «бакинец» С.Г. Шаумян, арестованный в сентябре в Баку, а затем отправленный в ссылку. Дейчер подчеркивал, что «кавказ-

ская группа» стала опорой большевистской организации», он писал, что эта группа «стала играть роль, совершенно непропорциональную тому месту, которое занимала эта провинция». С последним утверждением можно поспорить, так как Баку был одним из ведущих центров рабочего движения России. Однако Дейчер прав в том, что доля «бакинцев» в ЦК существенно превышала долю бакинских социал-демократов в общем составе РСДРП.

Идя навстречу требованиям Сталина и БК о переносе центра деятельности партии в Россию, конференция приняла решение о создании Русского бюро ЦК РСДРП в составе 10 человек. Трое из его членов были те же трое «бакинцев», которые стали членами ЦК РСДРП. Явно откликаясь на призывы Сталина растить «русских Бебелей», в состав ЦК и Русского бюро были введены партийцы пролетарского происхождения, работавшие на производстве: М.И. Калинин, И.С. Белостоцкий, Г.И. Петровский, А.Е. Бадаев, А.С. Киселев, Р.В. Малиновский. Конференция приняла решение, о создании ежедневной легальной партийной газеты в России.

Таким образом, в руководство партии пришли люди, в наибольшей степени выражавшие интересы и чаяния рабочего класса России, и были ослаблены позиции тех, кто, находясь в эмиграции, давно оторвался от родины и народа. Это был первый шаг к тому, чтобы от приоритета мировой революции перейти к признанию способности российского рабочего класса первому осуществить социалистическую революцию, а затем приступить к построению социализма.

Впоследствии Сталин высоко оценивал значение Пражской конференции как важнейшего события в развитии партии. Выступая в декабре 1927 года на XV съезде партии, Сталин говорил: «Эта конференция имела величайшее значение в истории нашей партии, ибо она положила межу между большевиками и меньшевиками и объединила большевистские организации во всей стране в единую большевистскую партию». В то время как после смерти Сталина годом рождения большевистской партии стали считать 1903 год — год II съезда РСДРП и возникновения большевистской фракции, в «Кратком курсе» утверждалось: «Пражская конференция положила начало партии нового типа, партии ленинизма, большевистской партии». Слова «положила начало» в последней фразе вряд ли были случайными. Очевидно, Сталин не считал, что создание «партии нового типа» было завершено на Пражской конференции.

29 февраля 1912 года Сталин совершил очередной побег из ссылки, а в начале марта 1912 года прибыл на Кавказ. Здесь он написал листовку «За Партию!», которая вместе с листовкой «Избирательная платформа РСДРП», написанной Лениным, распространялась по стране (ее тираж составил 6 тысяч экземпляров, и она была распространена в18 населенных пунктах России). В этой листовке Сталин вновь призывал рабочих

возглавить борьбу и вновь подчеркивал важность решительных перемен в стиле руководства партией.

Прибыв в Тифлис, Сталин написал циркулярное письмо ЦК РСДРП № 1 к партийным организациям. 29 марта Сталин провел совещание бакинских районных организаций, которое одобрило решения Пражской конференции. 30 марта он написал статью об этом совещании для газеты «Социал-демократ», а на следующий день выехал в Петербург.

Для того чтобы повернуть РСДРП к проблемам рабочих России, Сталину и другим «бакинцам» требовалось перейти на работу за пределы Баку.

Видимо, в начале 1912 года соответствующая просьба, с которой Сталин обратился в ЦК во время своей ссылки в Сольвычегодске, была удовлетворена.

По пути в столицу он остановился в Москве, где встретился с Орджоникидзе. Вскоре Сталин прибыл в Петербург и поселился там на квартире депутата III Государственной думы и лидера большевистской фракции, рабочего Николая Гурьевича Полетаева, издававшего большевистскую газету «Звезда». В течение нескольких дней в апреле Сталин публикуется в каждом номере «Звезды». Нередко выходит по несколько его статей в одном номере. Статьи, написанные Сталиным вскоре после Ленского расстрела 4 апреля, в значительной степени отражали распространенное тогда мнение среди революционеров о том, что события на золотых приисках Лены вернули Россию к тому же состоянию, в котором она находилась до подавления революции 1905—1907 годов.

22 апреля (5 мая) 1912 года вышел в свет первый номер газеты «Правда». Создание этой «общерусской газеты» отвечало требованиям, которые с середины 1909 года выдвигал Бакинский комитет и лично Сталин. В первом номере газеты Сталин публикует без подписи свою статью «Наши цели». В ней он подчеркивает идейную связь «Правды» со «Звездой». Однако он ни разу не употребляет слова «большевик» или «большевистский», а значительная часть статьи посвящена вопросу единства в социал-демократии. Он пишет: «Мы отнюдь не намерены замазывать разногласий, имеющихся среди социал-демократических рабочих. Более того: мы думаем, что мощное и полное жизни движение немыслимо без разногласий, — только на кладбище осуществимо «полное тождество взглядов»! Но это еще не значит, что пунктов расхождения больше, чем пунктов схождения... Поэтому «Правда» будет призывать, прежде всего и главным образом, к единству классовой борьбы пролетариата, к единству во что бы то ни стало. Поскольку мы должны быть непримиримы по отношению к врагам, постольку же требуется от нас уступчивость по отношению друг к другу. Война врагам рабочего движения, мир и дружная работа внутри движения — вот чем будет руководствоваться «Правда» в своей повседневной работе». Сталин особо подчеркивал необходимость партийного единства перед выборами в IV Государственную думу.

В день, когда экземпляры «Правды» поступили в продажу, Сталин был арестован на улице. В полицейском отчете было сказано: «При аресте он заявил, что определенного места жительства в гор. С.-Петербурге не имеет. При личном обыске у Джугашвили ничего преступного не обнаружено». Беглец из вологодской ссылки был препровожден в дом предварительного заключения, где он и пробыл с конца апреля до начала июля. 2 июля 1912 года Сталин был выслан по этапу из Петербурга в Нарымский край под гласный надзор на три года.

Арест Сталина вряд ли был случайным. За 8 дней до его ареста в Петербурге был арестован Орджоникидзе. После 7-месячного пребывания в петербургской тюрьме Орджоникидзе был закован в кандалы и препровожден в Шлиссельбургскую каторжную тюрьму, где находился до октября 1915 года, а затем выслан в Якутию, где и пребывал вплоть до Февральской революции 1917 года. В мае 1912 года в Тифлисе был арестован третий «бакинский» член ЦК и Русского бюро Спандарян. Он был приговорен к пожизненной ссылке в Сибирь. Кавказец Спандарян не выдержал сурового климата и, отбывая каторгу в Енисейской губернии, заболел. Умер в сентябре 1916 года. Напомним, что Шаумян был арестован еще осенью 1911 года, таким образом, все «бакинские» члены и кандидаты ЦК оказались к маю 1912 года за решеткой.

Благодаря тому, что Малиновский был членом ЦК РСДРП, полиция имела полную информацию обо всех активных деятелях партии. Аресты и преследования происходили избирательно. Ясно, что сведения Малиновского и Романова не привели к поголовным арестам всех членов ЦК и Русского бюро. Петровский, Бадаев и сам Малиновский смогли успешно провести свои избирательные кампании осенью 1912 года и стать депутатами Государственной думы. Нет сомнения в том, что аресты и суровые приговоры коснулись прежде всего «бакинцев» и близких к ним людей. В 1912 году арестована была член РОКа и кандидат в члены ЦК РСДРП Стасова, работавшая в Тифлисе с Орджоникидзе. Она была отправлена «на поселение» в Сибирь. В августе 1912 года в Бутырской тюрьме Москвы умер еще один «бакинец» — В.Ф. Ефимов (Саратовец), находившийся в заключении с октября 1909 года.

Очевидно, что «бакинцы» и их союзники представлялись полиции особо опасными. Не исключено, что она стремилась устранить с политической арены таких руководителей, как Сталин, Орджоникидзе, Спандарян и Шаумян, но не возражала против того, чтобы депутатами Государственной думы стали Петровский, Бадаев, а уж тем более — Малиновский. Видимо, это было связано не с тем, что полиция сочла Петровского и Бадаева слабее Сталина, Орджоникидзе и Спандаряна, а с тем, что последние, а также Шаумян и Ефимов (Саратовец) были связаны с Бакинским комитетом и его деятельностью.

Казалось, что полиция вознамерилась уничтожить то движение внутри РСДРП, которое возглавили «бакинцы», и подавить «пролетарскую революцию», которую подняли Сталин и его единомышленники в РСДРП. С точки зрения власть имущих, перенос центра управления РСДРП в Россию, привлечение рабочих к руководству партии и усиление внимания к нуждам рабочих представляли для них большую опасность, нежели партия, во главе которой были интеллигенты, находившиеся за пределами России и занятые внутренними спорами.

Другим следствием разгрома «бакинцев» было заметное ослабление связей Ленина с российским рабочим движением, а это означало усиление в российской социал-демократии позиций тех сил, которые зависели от международных финансовых кругов, в частности от Парвуса. В противовес Пражской конференции в августе 1912 года в Вене по инициативе соратника Парвуса Л.Д. Троцкого была созвана конференция, представленная как попытка объединить РСДРП. В ней приняли участие социал-демократы различных направлений (троцкисты, бундовцы, ликвидаторы, отзовисты), проживавшие за рубежом и не связанные с практической работой в России. Так называемый августовский блок знаменовал еще одну попытку Троцкого возглавить РСДРП в качестве центристской фигуры в спорах между меньшевиками и большевиками.

Получалось, что, громя «бакинцев», российская полиция расчищала дорогу Троцкому и другим лицам, которые были связаны с международными кругами и могли исполнять волю внешнеполитических врагов России. Однако если это так, то это был не единственный случай, вызывающий недоумение. Трудно понять, каким образом, имея своих агентов в Боевой организации партии социалистов-революционеров, таких как Азеф, полиция мирилась с убийствами великих князей и министров, осуществляемыми боевиками эсеров. До сих пор остаются неясными многие обстоятельства убийства премьер-министра П.А. Столыпина, совершенного полицейским агентом М. Багровым.

Непонятно, почему российская полиция легко пропустила в империю эмигранта из России и германского социал-демократа Парвуса и позволяла ему открывать оппозиционные правительству газеты, в то время как русским социал-демократам приходилось тайно пересекать границу и жить на родине нелегально. Неясно, почему полиция не могла в течение двух месяцев 1905 года догадаться, что один из лидеров Петербургского Совета Яновский — это разыскиваемый беглый ссыльный Бронштейн, но в считанные дни 1912 года после Пражской конференции сумела разыскать и арестовать всех «бакинцев», избранных и кооптированных в руководящие органы РСДРП(б). Трудно понять, каким образом различные заговоры в политических и военных кругах, в том числе и связанные с международными силами, которые так быстро смели царский строй в начале 1917 года, ускользнули от внимания полицейского

аппарата. Создается впечатление, что деятельность российской полиции далеко не всегда отвечала интересам самодержавного строя, но зато порой совпадала с целями влиятельных зарубежных сил, стремившихся упрочить свое положение в России, даже ценой ее политической дестабилизации.

О том, что борьба против «бакинцев» и их руководителей велась на их полное уничтожение и в ней были задействованы влиятельные международные силы, свидетельствовала и дальнейшая судьба многих членов Б К, о чем пойдет речь ниже.

Также очевидно, что Сталин видел в «бакинцах» своих единомышленников, которые знали конкретные проблемы рабочего класса, защищали его интересы, сумели подняться над узкоместническими и узконационалистическими представлениями в интернациональной бакинской среде и в то же время учитывали национальный фактор, работая в среде азербайджанцев, армян или русских. То обстоятельство, что «бакинцы» стали решающей силой, которая привела к консолидации большевистской партии, лишь убеждало Сталина в необходимости следовать тому курсу, который он взял на вооружение летом 1909 года — курсу на создание партии, обращенной к нуждам российского рабочего класса. Несмотря на разгром «бакинской» группы в руководстве РСДРП весной 1912 года, Сталин не упал духом, а продолжал упорно бороться за реализацию целей БК, сформулированных им в 1909— 1910 годы.

Глава 19

ДИПЛОМНАЯ РАБОТА

Осенью 1912 года Сталин совершил свой очередной побег из ссылки и за 12 дней сумел добраться из Нарымского края в Петербург. Он прибыл в столицу империи в разгар предвыборной кампании.

На правах члена ЦК и Русского бюро Сталин руководил избиратель-Ной кампанией большевиков, 4 октября 1912 года он провел заседание Исполнительной комиссии Петербургского комитета, на котором было принято решение организовать однодневную забастовку протеста против отмены выборов уполномоченных на ряде крупнейших заводов Петербурга.

Вскоре Сталин собрал партийное совещание, на котором обсуждалась предвыборная тактика большевиков. Это совещание, которое состоялось на квартире рабочего В. Савинова в доме за Нарвской заставой, описано в книге С. Семанова и В. Кардашова. Сталин был представлен собравшимся как «товарищ Василий». Позже Савинов вспоминал: «Мы были буквально пленены простотой и глубиной сталинской речи, ясностью и четкостью его слов... Сталин говорил о том, что в вопросе о кандидате не следует поддаваться настроению и первому чувству, а нужно трезво и серьезно обдумать кандидатуру. И уже если высший орган партии в Петербурге — Петербургский комитет — остановится на определенном лице как на будущем делегате Думы, то эту кандидатуру надо всеми силами поддерживать, обеспечить ей победу...»

Сталин остался на ночь на квартире у Савинова, но спать не стал, а всю ночь просидел за столом, готовя «Наказ петербургских рабочих своему рабочему депутату», в котором он исходил из того, что Россия находится накануне «грядущих массовых движений, быть может, более глубоких, чем в пятом году». «Наказ» был принят 17 октября на съезде уполномоченных от рабочей курии Петербургской губернии. Этот документ был направлен Ленину и 5 ноября опубликован в газете «Социал-демократ».

Вопросам предвыборной кампании были посвящены три статьи Сталина, которые он опубликовал в октябре 1912 года в «Правде».

В свете последующей истории интересно, что единственное лицо, которое Сталин критиковал в одной из этих статьей персонально (помимо анонимных «ликвидаторов») был Троцкий. Начиная с 1907 года Сталин не раз атаковал его за попытки играть роль «центриста» между противоборствовавшими группировками: «Троцкий... валит в одну кучу всех, как противников партийности, так и ее сторонников. И разумеется, у него не получается никакого единства: пять лет он ведет эту ребяческую проповедь необъединимого и вот достиг того, что у нас есть две газеты, две платформы, две конференции и ни капли единства между рабочей демократией и ликвидаторами!.. Из проповедника фантастического единства Троцкий превращается в приказчика ликвидаторов, делающего дело, угодное ликвидаторам... Это не единство, а игра, достойная комедианта».

В Государственную думу было избрано 7 меньшевиков (из них двое были грузинами, представлявшими Тифлис и Батумско-Карскую область) и 6 большевиков, среди которых был и Малиновский. В конце октября 1912 года Сталин съездил нелегально в Москву, где встретился с избранными депутатами-большевиками.

В начале ноября он по приглашению Ленина приехал в Краков для участия в совещании членов ЦК РСДРП. Теперь после избрания Петровского и Малиновского в Государственную думу, а также арестов в конце 1912 года Белостоцкого и Голощекина Сталин остался единствен-

ным членом ЦК, который работал в условиях российского подполья. На совещании в Кракове было решено возложить на Сталина руководство деятельностью большевистской фракции в Государственной думе. Еще одно совещание ЦК под руководством Ленина состоялось в Кракове в декабре 1912-го — январе 1913 года при участии Сталина, членов думской фракции и некоторых партийных работников-подпольщиков.

Совершенно очевидно, что с начала 1912 года Сталин стал играть одну из ведущих ролей в руководстве партии. В то же время он остался единственным представителем «бакинцев», а потому ему было трудно находить поддержку у других членов ЦК, находившихся в эмиграции. Для Ленина, Зиновьева, Каменева и других Баку был всего лишь периферийным городом Российской империи. Они вряд ли считали, что «бакинский» опыт может внести принципиально новое в теорию рабочего и социал-демократического движения. Ленин относился к Сталину с большим уважением и именовал его в переписке «чудесным грузином», но эти слова свидетельствовали, в частности, и о том, что для Ленина Сталин был прежде всего представителем одного из национальных меньшинств окраины России. Ленин никогда в переписке не отмечал национальную принадлежность других членов руководства партии, а поэтому он вряд ли мог бы назвать Зиновьева, Каменева или Свердлова «чудесными евреями».

Ленина интересовал не столько опыт руководства Сталина и БК профсоюзным движением, сколько его работа в многонациональной рабочей среде. В своем письме Горькому о Сталине он вспоминал прежде всего о том, как на «Кавказе с.-д. грузины + армяне + татары + русские работали вместе в единой с.-д. организации больше десяти лет». Поскольку революция 1905—1907 годов показала, что национальный вопрос в России имеет огромное значение, Ленин предложил Сталину написать теоретическую статью на эту тему. К тому времени национальный вопрос в марксистской литературе наиболее обстоятельно был разработан австрийскими социалистами. Однако эти исследования главным образом отражали опыт межнациональных отношений в пределах многонациональной Австро-Венгрии.

До 1913 года Сталин мало занимался исследованием национального вопроса — он написал лишь одну статью на эту тему осенью 1904 года «Как понимает социал-демократия национальный вопрос?». Как и Ленин, он считал, что национальный вопрос не является главным вопросом для российской революции. Он писал: «Не национальный, а аграрный вопрос решает судьбы прогресса в России. Национальный вопрос — подчиненный». И все же он принял предложение Ленина. Очевидно, для него, как и для Ленина, было важно найти теоретическое обоснование этой проблемы и согласовать ее с главным лозунгом марксистов: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Сталин из Кракова направился в Вену. Так как несмотря на свои старания Сталин не смог по учебникам выучить достаточно хорошо немецкий язык, он нуждался в помощи, особенно при чтении книг, написанных австрийскими социалистами. Лингвистическую помощь Сталину стал оказывать молодой русский большевик Н.И. Бухарин, проживавший в это время в Вене.

В столице Австро-Венгрии оказалось немало людей, жизненные пути которых потом роковым образом пересеклись с судьбой Сталина. Среди них был Троцкий, который впоследствии вспоминал о своей случайной встрече со Сталиным в Вене в начале 1913 года. В получасе ходьбы от дома Троцкого в общежитии для бедноты жил Гитлер. Будущий фюрер, как следует из его воспоминаний, зарабатывал в это время выбиванием ковров в гостиницах и люто ненавидел всех иностранцев, приезжавших в столицу Австро-Венгрии.

В течение месяца Сталин написал работу объемом в 4,5 печатных листа под названием «Марксизм и национальный вопрос». Эта работа в течение нескольких десятилетий служила теоретической основой для любых высказываний в СССР по национальному вопросу, поскольку никаких обстоятельных работ по национальному вопросу у Маркса, Энгельса и Ленина не было.

Для марксизма национальный вопрос был неудобным. Хотя классики социалистической теории не раз выступали против национального угнетения и в поддержку национально-освободительного движения в различных странах, они исходили из того, что у пролетариата нет родины. Национальный фактор считался архаичной обузой, который лишь мешал сплочению мирового пролетариата, пониманию пролетариями всех стран общности своих классовых интересов и примата этих интересов над их национальной природой.

В своей работе Сталин не подвергал сомнению эти краеугольные положения марксизма. Он рассматривал национальный вопрос с точки зрения того, в какой степени его решение может способствовать борьбе пролетариата. Во главу угла он ставил «принцип интернационального сплочения рабочих, как необходимый пункт в решении национального вопроса». Сталин писал: «Рабочие прежде всего — члены одной классовой семьи, члены единой армии социализма... Поэтому интернациональный тип организации является школой товарищеских чувств, величайшей агитацией в пользу интернационализма».

После революции 1905—1907 годов ее участники, по словам Сталина, «начали расходиться по национальным квартирам». Это заставило российских социал-демократов задуматься о большом значении национального фактора. Сталин признавал важность национальной самобытности для развития пролетариата. В своей работе он писал: «Нельзя серьезно говорить о полном развитии духовных дарований татарского или еврейс-

кого рабочего, когда им не дают пользоваться родным языком на собраниях и лекциях, когда им закрывают школы».

Сталин исходил из того, что если социал-демократы не будут отстаивать национальные требования различных народов, то их поведет за собой националистическая буржуазия. В других случаях вождями национально-освободительного движения могут стать местные феодальные круги. Сталин задавал риторический вопрос: «Может ли социал-демократия равнодушно смотреть на то, как беки и муллы ведут за собой массы в деле решения национального вопроса? Не должна ли социал-демократия вмешаться в дело и определенным образом повлиять на волю нации?»

Но для того чтобы дать правильные ответы на эти вопросы, мало было только собственного опыта революционной деятельности в Закавказье. Если применять к этой самой крупной теоретической работе периода «революционного ученичества» Сталина его же собственный строгий критерий, которым он часто руководствовался при оценке работ других авторов («это положение неточно и потому — неверно»), то следует признать, что в ней содержался целый ряд неверных положений и выводов.

Утверждая, будто «североамериканцы были выходцами из Англии», Сталин игнорировал тот факт, что Северную Америку колонизовали и переселенцы из других частей Соединенного королевства (Шотландии, Уэльса, Ирландии), а также из Голландии и Швеции, Франции и других европейских стран. Он допустил ряд ошибок, заявив, будто «в конце XVIII и в начале XIX века... Северная Америка называлась... «Новой Англией», будто норвежцы и датчане говорят на одном языке. Весьма сомнительным было утверждение Сталина о том, что в США национальный вопрос решен так же успешно, как и в Швейцарии.

Некоторые ошибки Сталина были вызваны тем, что он оказался в плену созданных им неточных схем. Например, он утверждал, что на западе Европы создавались национальные государства, а на ее востоке, «в условиях неликвидированного еще феодализма... сложились междунациональные государства, государства, состоящие из нескольких национальностей. Таковы Австро-Венгрия, Россия». Между тем на западе Европы из нескольких национальностей состояла Испания (где помимо кастильцев жили каталонцы, баски), Великобритания (где помимо англичан жили шотландцы, валлийцы, ирландцы), Бельгия (состоявшая из фламандцев и валлонов). Шведское королевство до начала XX века было многонациональным государством, включая в свой состав помимо шведов, то финнов, то норвежцев. В состав таких западноевропейских стран, как Нидерланды, Франция, Германия в границах 1913 года, входили этнические группы населения, проживавшие веками на своих землях (фризы, бретонцы, корсиканцы, лужицкие сербы, поляки и т.д.).

Сталин игнорировал и другие факты, которые не укладывались в созданные им схемы. Так, утверждая, что «общность языка» является одним из обязательных признаков существования нации, он невольно ставил под вопрос реальность швейцарской и бельгийской наций.

Кроме того, Сталин оказался в плену широко распространенных в то время сомнительных представлений о «запоздалых народах и народностях» и вовлечении их в русло «высшей культуры». В своей работе Сталин повторял расхожие среди российской революционной интеллигенции утверждения о том, что «Россия — страна полуазиатская», а восстания поляков против царской власти в XIX веке были оправданы «освобождением высшей культуры от разрушавшей ее низшей».

Вследствие того, что Сталин недооценивал в то время силу национальных связей между людьми, оказавшимися оторванными от «своей» национальной территории, ошибочными оказались и его категоричные утверждения о невозможности соединить различные группы одной нации, рассеянные по разным странам мира. Сталин считал, что невозможно «сплотить в одну нацию, например, прибалтийских и закавказских немцев». Однако известные успехи гитлеровской пропаганды в распространении идей «Великой Германии» среди немецких переселенцев во всем мире (так называемых фольксдойче) в 1933—1945 годы, эвакуация немцев из Прибалтики в Германию в 1939—1940 годы, переезд в ФРГ в 1980—1990-х годах немцев, живших в самых разных концах нашей страны, доказали обратное.

Не раз обращаясь в своей работе к «еврейскому вопросу», Сталин говорил об отсутствии «общности судьбы» и «национальной связанности» «грузинских, дагестанских, русских и американских евреев, совершенно оторванных друг от друга, живущих на разных территориях и говорящих на разных языках». Он утверждал, что эти группы евреев, «никогда не выступят совместно, ни в мирное, ни в военное время». Однако массовая эмиграция евреев из всех стран мира в Палестину, а затем во вновь созданное государство Израиль, солидарность евреев во время Второй мировой войны с жертвами антисемитских преследований в третьем рейхе и многие другие события XX века опровергли безапелляционные утверждения Сталина.

И все же несмотря на эти и другие ошибки и неточности, работа Сталина оказалась верной в главном — в критике идеи «культурно-национальной автономии», которая была предложена австрийскими марксистами в качестве панацеи для решения национального вопроса и поддержана в России «Бундом» и грузинскими меньшевиками.

Во-первых, Сталин справедливо указывал на то, что идея «культурно-национальной автономии» совершенно игнорировала отличия Австро-Венгрии от России, и прежде всего место национального вопроса в этих империях. Поэтому попытки «Бунда» и грузинских меньшевиков взять

на вооружение эти идеи австрийских социал-демократов были заранее обречены на неудачу. Во-вторых, Сталин правильно замечал, что лозунг «культурно-национальной автономии» лишь вносит разлад в рабочее движение, ибо «толкает к национализму». В своей работе Сталин обращал внимание на то, что раскол в австрийской социал-демократии, порожденный стремлением к размежеванию по национальному признаку, перекинулся на рабочее движение империи. Впоследствии бацилла национального размежевания поразила и страны, созданные на развалинах Австро-Венгрии. Это можно было увидеть на примере Чехословакии 1918— 1938 годов, раздираемой межнациональными распрями. В-третьих, Сталин правильно отмечал, что «культурно-национальная автономия» является мерой «односторонней и половинчатой» в решении национального вопроса. Вывод Сталина о том, что «культурно-национальная автономия» — «искусственна и нежизненна», оправдался. Ни в Австро-Венгрии, ни где бы то ни было «культурно-национальные автономии» не стали действенной формой национальной организации.

В противовес главному теоретику «культурно-национальной автономии» Отто Бауэру, утверждавшему, что «нация — это вся совокупность людей, связанных в общность характера на почве общности судьбы», Сталин предложил четыре признака нации: общность языка, общность территории, общность экономической жизни, общность психического склада, проявляющегося в общности культуры. «Только наличие всех признаков, взятых вместе, — подчеркивал Сталин, — дает нам нацию».

Хотя Сталин поддержал лозунг о праве нации на самоопределение вплоть до отделения и образования самостоятельного государства, он указал, что существуют различные формы национального самоопределения («автономия, федерация или сепарация?»), и утверждал, что решение национального вопроса зависит от конкретной ситуации: «Экономические, политические и культурные условия, окружающие данную нацию, — таков единственный ключ к решению вопроса о том, как именно должна устроиться та или иная нация, какие формы должна принять ее будущая конституция». Переходя от теоретических схем к практическим вопросам, он подчеркивал необходимость индивидуального решения для каждой нации: «Возможно, что для каждой нации потребуется особое решение вопроса. Если где и необходима диалектическая постановка вопроса, то именно здесь в национальном вопросе».

Сам Сталин склонялся в это время к тому, что наиболее приемлемым решением национального вопроса в России явилась бы «областная автономия». «Преимущество областной автономии, — писал Сталин, — состоит прежде всего в том, что при ней приходится иметь дело не с фикцией без территории, а с определенным населением, живущим на определенной территории... Она не межует людей по нациям, она не укрепляет национальных перегородок, — наоборот, она ломает эти пе-

регородки и объединяет население для того, чтобы открыть дорогу для межевания другого рода, межеванию по классам. Наконец, она дает возможность наилучшим образом использовать природные богатства области и развить производительные силы, не дожидаясь решений общего центра...»

Отстаивая право наций на территориальную самостоятельность или автономию, Сталин не отрицал необходимости признания прав национальных меньшинств на самобытное культурное развитие. Правда, он решительно выступал против того, чтобы «национальное своеобразие» служило предлогом для сохранения жестоких обычаев. Он резко критиковал программу австрийских социал-демократов за то, что в ней говорилось о необходимости заботиться «о сохранении и развитии национальных особенностей народов». «Подумайте только, — возмущался Сталин, — «сохранить» такие «национальные особенности» закавказских татар, как самобичевание в праздник «Шахсей-Вахсей»! «Развить» такие «национальные особенности» грузин, как «право мести»!..»

В то же время обращая внимание на то, что во вновь созданных национальных областных автономиях могут оказаться свои национальные меньшинства, Сталин предлагал обеспечить их права на основе «полной демократизации», предусматривающей «национальное равноправие во всех его видах (язык, школы и пр.), как необходимый пункт в решении национального вопроса. Необходим... общегосударственный закон, данный на основе полной демократизации страны и запрещающий все без исключения виды национальных привилегий и какое бы то ни было стеснение или ограничение прав национальных меньшинств».

И впоследствии Сталин не изменил своего мнения. В статье «Национальный вопрос и ленинизм (Ответ товарищам Мешкову, Ковальчуку и другим)», написанной в 1929 году, Сталин подчеркивал: «Нации и национальные языки отличаются чрезвычайной устойчивостью и колоссальной силой сопротивления ассимиляции». При этом он ссылался и на исторический опыт Грузии: «Персидские и турецкие ассимиляторы сотни лет кромсали, терзали и истребляли армянскую и грузинскую нации, но они не только не добились уничтожения этих наций, а — наоборот — оказались вынужденными также капитулировать».

Будучи носителем культурной традиции древнего народа, Сталин исходил из того, что только национальная культура позволяет приобщаться к сокровищам мировой культуры и полноценно участвовать в современной жизни. Поскольку главным хранителем национальной культуры является национальный язык, Сталин был противником «ассимиляторов» и тех, кто нигилистически относился к наследию национальных культур. В 1929 году он писал: «Пытаться произвести слияние наций путем декретирования сверху, путем принуждения, — означало бы сыграть на руку империалистам, загубить дело освобождения наций, похоронить дело орга-

низации сотрудничества и братства народов». Выступая в 1925 году перед студентами КУТВ, Сталин раскритиковал высказывания Каутского «о создании единого общечеловеческого языка с отмиранием всех остальных языков в период социализма». Сталин заявлял: «Я мало верю в эту теорию... Опыт, во всяком случае, говорит не за, а против такой теории. До сих пор дело происходило так, что социалистическая революция не уменьшала, а увеличивала количество языков, ибо она, встряхивая глубочайшие низы человечества и выталкивая их на политическую сцену, пробуждает к новой жизни целый ряд новых национальностей, ранее неизвестных или мало известных».

Позже, высказываясь о перспективах развития народов СССР, Сталин в своем ответе Мешкову и другим писал: «Все мы говорим о необходимости культурной революции в нашей стране... Для этого необходимо покрыть страну богатой сетью школ на родном языке, снабдив их кадрами преподавателей, владеющих родным языком. Для этого нужно национализировать, т.е. сделать национальными по составу, все аппараты управления, от партийных до профсоюзных, до государственных и хозяйственных. Для этого нужно развернуть прессу, театры, кино и другие культурные учреждения на родном языке. Почему — спрашивают — на родном языке? Да потому, что миллионные массы народа могут преуспевать в деле культурного, политического и хозяйственного развития только на родном, на национальном языке».

Тогда Сталин подчеркивал, что «процесс отмирания национальных различий и слияния наций» начнется не после социалистической революции в одной стране, а лишь «после осуществления диктатуры пролетариата во всемирном масштабе». В 1950 году в своей работе «Относительно марксизма в языкознании» он заявил: «Для ликвидации существующего языка и построения нового национального языка... нужны столетия... Скрещивание языков есть длительный процесс, продолжающийся сотни лет».

Исходя из необходимости учитывать национальный фактор и решительно выступая за развитие национальных культур, Сталин был уверен, что такая позиция будет способствовать укреплению союза народов. Видимо, учитывая это, Р. Таккер и А. Улам решительно отвергли версию Троцкого о том, что работа «Марксизм и национальный вопрос» была сильно отредактирована Лениным, и подчеркивали авторство Сталина. Они, в частности, справедливо обратили внимание на то, что, в отличие от работы В.И. Ленина «О праве нации на самоопределение», в которой подчеркивалось право нации на отделение и образование самостоятельного государства, Сталин в своей работе, упомянув об этом праве, гораздо больше был озабочен тем, как обеспечить развитие национальностей, которые останутся в едином государстве. Он подчеркивал важность сохранения единства представителей

разных национальностей в рамках одной партии, единства равноправных народов в будущей России.

Несмотря на различия в расстановке акцентов в этой проблеме, Ленин остался чрезвычайно доволен «дипломной работой» Сталина. Благодаря этому произведению партийное руководство стало считать его специалистом по национальному вопросу. Знаменательно, что эта работа, как и все заметки, написанные Сталиным в Вене, была подписана новым его псевдонимом — К. Сталин. Казалось, что Сталин расценивал создание им первой полноценной теоретической работы как переход в новое качество, которое он отметил присвоением себе нового звучного псевдонима.

Глава 20

Дата добавления: 2015-07-12