В годы первой революционной бури

Вскоре после получения первого письма от Ленина Иосиф Джугашвили, известный тогда под псевдонимом «Коба», совершил побег из своей первой ссылки. 5 января 1904 года он покинул селение Новая Уда Балачанского уезда Иркутской губернии, в феврале 1904 года он возвратился в Батум, вскоре выехал в Тифлис, а в июне 1904 года переехал в Баку. Сразу по возвращении из ссылки Сталин включился в активную деятельность подпольных партийных организаций Закавказья. Он посетил Батум, Чиатуры, Кутаис, Баку, Тифлис, деревни Западной Грузии и везде создавал новые партийные организации и укреплял старые, участвовал в острых дискуссиях с националистами и анархистами. Сталин много полемизировал с меньшевиками, которые после раскола партии в 1903 году, господствовали в грузинской социал-демократии.

Он вернулся из заключения и ссылки более опытным полемистом, овладев многими приемами тогдашних устных политических диспутов и письменных дискуссий. Он научился находить слабые места в аргументации оппонентов и наносить по ним удар, предварив атаку замечаниями: «Достаточно немного наблюдательности...», «Достаточно обратить внимание» на то или иное положение.

Многие полемические приемы, которые Сталин использовал в этих ранних статьях, он сохранил в своем арсенале борьбы и в дальнейшем. Значительная часть его споров с оппонентами была посвящена доказательствам искажений ими марксизма и защите от подобных же обвинений с их стороны. Такие споры требовали от него постоянного и глубокого изучения работ Маркса и Энгельса и в то же время увязывания их отдельных высказываний как с общим смыслом их учения, так и с современными событиями. Знаменательно, что и тут он нередко прибегал к церковной лексике. Отстаивая в своих спорах с меньшевиками необходимость превращения партии в боевую организацию, готовую возглавить надвигавшуюся революцию, он писал: «Плеханов... знает, что если даже из «Отче наш» вырвать одну фразу и толковать ее оторванно, то автор ее, пожалуй, может угодить на виселицу за Богоотступничество».

В защите позиций большевиков он был резок, то обрушивал на своего оппонента язвительные слова и обидные сравнения, то открыто об-

винял его в глупости, трусости или лживости. В одной из своих полемических статей Сталин перечислил по порядку восемь утверждений своего оппонента, сопровождая каждое из них словами: «ложь первая», «ложь вторая» и т.д. и резкой отповедью автору. Изложив «восьмую ложь» и ее опровержение, Сталин замечал: «Я уже не касаюсь мелкой лжи, которой так щедро приправил автор свою брошюру».

До конца жизни он сохранил верность «разносному» стилю полемики. Утверждения, что его оппонент «ничего не понял», «ничего не смыслит», «несет околесицу» и подобные, пестрят на страницах ранних сталинских работ. Слова «горе-марксисты», а также «горе-ученые», «горе-специалисты» и т.д. и другие насмешливые слова постоянно встречаются в его выступлениях. Нередко резкие обвинения оппонента начинались с указания на искажения им марксистской теории, а завершались объявлением его чуть ли не сознательным пособником классового врага.

Выяснение истины с помощью обращения к авторитету ведущих теоретиков, язвительные насмешки, резкие, а порой и оскорбительные нападки на оппонента, унижающие его достоинство, преувеличенные обвинения в его адрес были типичны для идейно-политических споров того времени. К подобным приемам в полемике постоянно прибегал и Ленин, и его идейные противники. В своей работе «Наши политические задачи» Троцкий, который на II съезде РСДРП занял антиленинскую позицию, обвинял вождя большевиков в извращении марксизма, в искажении диалектического метода марксизма: «Поистине нельзя с большим цинизмом относиться к лучшему идейному достоянию пролетариата, чем это делает Ленин! Для него марксизм не метод научного исследования, налагающий большие теоретические обязательства, нет, это... половая тряпка, когда нужно затереть свои следы, белый экран, когда нужно демонстрировать свое величие, складной аршин, когда нужно предъявить свою партийную совесть!»

Разумеется, социал-демократы не гнушались использовать обидные слова и суровые обвинения в ходе полемики. Пожалуй, они даже уступали в этом отношении членам других политических партий. Достаточно сослаться на примеры, приведенные Вадимом Кожиновым: в Государственной думе 1914 года в ходе возникшей между депутатами полемики представитель от кадетов профессор П.Н. Милюков называл своего коллегу Н.П. Шубинского «мерзавцем» и «негодяем», на что этот депутат-октябрист ответил: «Плюю на мерзавца!» Милюкова поддержал трудовик А.Ф. Керенский, назвавший Н.П. Шубинского «наглым лгуном», а Н.П. Шубинского поддержал депутат от «Союза русского народа» В.М. Пуришкевич, обозвав П.Н. Милюкова «скотиной, сволочью, мордой битою». Поэтому споры между социал-демократами, во время которых Ленин сравнивал Троцкого с Иудушкой Головлевым, Троцкий называл Ленина «профессиональным эксплуататором всякой отсталости в

русском рабочем движении», а Сталин именовал Троцкого «красивой ненужностью» и «чемпионом с фальшивыми мускулами», можно считать довольно сдержанными.

Полемика внутри социал-демократии усилилась накануне революции, которую с нетерпением ожидали все российские революционеры. Раскол внутри РСДРП существенно ослабил партию накануне революции, которую предвидели многие марксисты, включая Иосифа Джугашвили. Незадолго до 9 января 1905 года он написал революционную прокламацию «Рабочие Кавказа, пора отомстить!» Считая неизбежным начало бурных событий в стране после падения Порт-Артура, Сталин писал: «Русская революция неизбежна. Она так же неизбежна, как неизбежен восход солнца. Можете ли вы остановить восходящее солнце?» Он завершал свою прокламацию требованием созыва Учредительного собрания и призывами: «Долой царское самодержавие! Да здравствует всенародное Учредительное собрание!»

И все же несмотря на то, что члены РСДРП предвидели грядущие драматические события, развитие революции во многом оказалось неожиданным для них, и на первых порах они оказались в стороне от ее руководства. Старт революции был дан 9 (22) января 1905 года, в этот день в Петербурге была расстреляна мирная рабочая демонстрация, во главе которой стоял руководитель «Собрания русских фабрично-заводских рабочих Петербурга» священник Георгий Гапон. Знаменательно, что, подобно юным семинаристам Тифлиса, активно вступавшим в ряды революционеров, священник Георгий Гапон решительно защищал рабочих, осуждая «нехристианские отношения между капиталом и трудом». В то же время приход священнослужителя к руководству рабочим движением российской столицы свидетельствовал о том, что использование авторитета пастырей православной церкви, риторики, принятой при богослужениях, являлось эффективным средством завоевания популярности среди российских рабочих.

Многие из требований, входивших в программу-минимум РСДРП, были изложены в смиренном обращении рабочих Петербурга, принявших руководство отца Гапона. 9 января 1905 года рабочие шли не свергать царский строй, а просить царя принять их просьбы. Казалось, что социал-демократы, так долго готовившие выступление рабочих страны под лозунгами упразднения самодержавия и созыва Учредительного собрания, не потребовались трудящимся, и это было первой неожиданностью для марксистов в ходе начавшейся революции.

Хотя по мере развития революции социал-демократы, как большевики, так и меньшевики, все активнее участвовали в ней, они все же не раз оказывались в стороне от многих драматичных событий 1905—1907 годов. К восстаниям на броненосце «Потемкин» в июне 1905-го и на крейсере «Очаков» в ноябре 1905 года ни большевики, ни меньшевики не

имели никакого отношения. Создание первых Советов, сыгравших исключительную роль в руководстве революционными событиями, как указывал В.И. Ленин, было «творчеством революционных масс», а не воплощением заблаговременного плана большевиков и меньшевиков, выступавших в то время за созыв Учредительного собрания. Отставая от инициативы масс, российские социал-демократы в то же время не ожидали и ряда событий 1905 года, которые были задуманы и тайно подготовлены влиятельными силами, в том числе и за пределами России. Многие обстоятельства в истории «Собрания русских фабрично-заводских рабочих» и деятельности Г.А. Гапона свидетельствуют о том, что за спиной священника и его сторонников стояли некие тайные силы, неведомые социал-демократии, а затем оставшиеся во многом скрытыми и от историков.

Слишком много сил в России и за ее пределами было заинтересовано в изменении существовавшего строя. Ликвидировать самодержавный строй желали и капиталистические круги, деятельность которых сдерживалась тогдашними политическими, социальными и экономическими порядками, и внешние конкуренты России, по самым разным причинам стремившиеся подорвать ее позиции. США хотели ослабить позиции России на мировом зерновом рынке. Германия и Австро-Венгрия мечтали о расширении своего влияния на Балканах, чему мешала Россия. Япония воевала с Россией с начала 1904 года и жаждала добиться внутреннего кризиса в стане своего противника.

Некоторые исследователи даже объясняли пораженческую позицию многих российских органов печати японскими деньгами. Известно, что в своей пропаганде Гапон и его сподвижники особое значение придавали дискредитации русской армии, сражавшейся в Маньчжурии. По словам Г.А. Гапона, под воздействием его агитации «рабочие возненавидели войну и все смелее и смелее стали критиковать ответственное и во всем виновное правительство». Сдача Порт-Артура помогла разжечь страсти непосредственно перед выступлением рабочих под руководством Гапона.

Каковы бы ни были субъективные намерения подавляющего большинства из 150 тысяч участников манифестации 9 января, нет сомнения в том, что за их спинами и без их ведома был сплетен сложный заговор, имевший целью свержение существовавшего правительства, а может быть и царского строя. Несмотря на мирный характер манифестации 9 января 1905 года, в этом выступлении можно было увидеть ход, ведущий к революционному перевороту. Огромная масса людей, оказавшись перед царским дворцом, могла смести охрану и захватить сначала его, а затем и другие государственные учреждения, если бы манифестантам не было оказано сопротивления. Сначала, по воспоминаниям Г. Гапона, «процессия двигалась под мощное пение «Спаси, Господи, люди твоя», и в той молитве звучали пожелания благ «императору на-

шему Николаю Александровичу». Однако, как писал Гапон, чем ближе демонстрация подходила к Зимнему, тем чаще слова об императоре опускались и был слышен повторявшийся традиционный лозунг революционеров: «Смерть или свобода!» Не исключено, что в рядах манифестантов было немало людей, приготовившихся повернуть народ в более радикальном направлении, если к этому открылись бы возможности.

Для демонстрантов, а также для российских социал-демократов, как впрочем, и для значительной части российской общественности, реакция властей на эту демонстрацию оказалась неожиданной. Видимо, крайне жестокие действия правительства были обусловлены опасениями, что манифестанты не ограничатся стоянием у Зимнего дворца. Теперь трудно сказать, насколько оправданны были эти страхи правительства, но очевидно, что расстрел 9 января (более тысячи человек были убиты и несколько тысяч ранены) стал неожиданным и жестоким ответом правительства на первые шаги революции.

В дальнейшем на протяжении всей революции 1905—1907 годов правительство решительно применяло крайние меры для того, чтобы подавить неповиновение властям. Приказ петербургского генерал-губернатора Трепова: «Холостых залпов не давать, патронов не жалеть!», отданный им в разгар октябрьской стачки 1905 года, достаточно ярко характеризует готовность правительства действовать самым жестоким образом для разгрома революции. С одной стороны, расстрел 9 января 1905 года дал революционерам моральное право для призывов к вооруженной борьбе против строя, который первым применил оружие против мирных демонстрантов. Революционеры имели основание полагать, что жертвы революции вызвали у их друзей и родных желание отомстить за павших. Однако другой стороной репрессий стало терроризирование населения. Страх погибнуть от пули удерживал от участия в демонстрациях не только «любопытствующих» (напомним, что еще в 1901 году Сталин рассчитывал на то, что они примкнут к протестующим), но и многих сознательных сторонников революции.

Наконец, социал-демократы столкнулись и с третьим неожиданным следствием революционных потрясений. Вместо объединения пролетариев всей России вне зависимости от их национальности в борьбе за свои права и против самодержавия волнения привели к межнациональным распрям. Выступление против существовавшего в России строя послужило для представителей многих национальностей сигналом к развязыванию национал-сепаратистского движения.

В то же время призывы революционеров к восстанию против эксплуатации, угнетения и ограбления капиталистами были истолкованы кое-где как поощрение к активным действиям против местной буржуазии. Поскольку же во многих регионах России буржуазия зачастую принадлежала к другим этническим и религиозным группам, чем большая часть

населения, то призывы к борьбе против буржуазии превращались в борьбу против «богатых инородцев». В значительной степени это обстоятельство объясняло еврейские погромы и так называемую армяно-татарскую резню, охватившие ряд регионов России в 1905 году.

Революционеры уверяли, что столкновения на почве межнациональных отношений провоцировала царская полиция, заинтересованная в разжигании розни между пролетариатом и другими слоями населения. Однако на самом деле полиция, как правило, жестоко расправлялась с участниками межнациональных конфликтов. Влас Дорошевич описывал, как в Одессе полиция беспощадно избивала погромщиков. Мой отец, детство и юность которого прошли в Баку, вспоминал о том, как во дворе барака, в котором жила его семья, солдаты устанавливали пушку, чтобы стрелять по участникам «армяно-татарской резни». Руководивший солдатами офицер попросил всех покинуть дом, так как не был уверен, что это жалкое строение уцелеет от сотрясений орудия. Стреляли по разбушевавшейся толпе боевыми снарядами, чтобы остановить кровопролитие. Власти не были заинтересованы в том, чтобы население увидело их беспомощность и неспособность поддержать твердый порядок и общественное спокойствие. В свою очередь революционеры также стремились остановить межнациональную вражду, но прежде всего для того, чтобы направить их участников в одно русло — на борьбу с самодержавием.

В ответ на межнациональные столкновения, произошедшие на Кавказе в 1905 году, Сталин написал 13 февраля 1905 года прокламацию: «Да здравствует международное братство!» Он обвинял царское правительство в провоцировании погромов и межнациональной розни: «Стоны умирающих в Баку армян и татар; слезы жен, матерей, детей; кровь, невинная кровь честных, но несознательных граждан; напуганные лица бегущих, спасающихся от смерти беззащитных людей; разрушенные дома, разграбленные магазины и страшный, несмолкающий свист пуль, — вот чем укрепляет свой трон царь — убийца честных граждан». Сталин призывал: «Долой национальную рознь! Долой царское правительство! Да здравствует братство народов! Да здравствует демократическая республика!»

Эта прокламация в количестве 15 000 экземпляров распространялась возле Ванкского собора 13 и 14 февраля на собраниях представителей различных этнических групп Тифлиса, поклявшихся поддерживать друг Друга «в борьбе с дьяволом, сеющим рознь между нами».

Хотя социал-демократы во всей России активно участвовали в бурных событиях 1905 года, было очевидно, что революция застала их врасплох и у них не было реального плана действий. С целью выработать политический курс в революции две фракции РСДРП провели за границей свои съезды. В Лондоне в апреле—мае 1905 года на III съезде РСДРП была принята резолюция о вооруженном восстании. Съезд постановил, что

«задача организовать пролетариат для непосредственной борьбы с самодержавием путем вооруженного восстания является одной из самых главных и неотложных задач партии в настоящий революционный момент». Съезд поручал партийным организациям «принять энергичные меры к вооружению пролетариата, а также к выработке плана вооруженного восстания и непосредственного руководства таковым, создавая для этого по мере надобности особые группы из партийных работников».

Ссылаясь на Троцкого, Э. Радзинский уверяет, что Сталин во время революции 1905 года «затерялся, отошел в тень... Известно только, что он редактировал в Тифлисе маленькую газетенку «Кавказский рабочий листок», писал теоретическую работу, где пересказывал мысли Ленина». Поскольку первый номер этой газеты вышел лишь 20 ноября 1905 года, а последний — 14 декабря 1905 года, а свою работу «Коротко о партийных разногласиях» объемом 40 с лишним страниц, которую, очевидно, Радзинский имеет в виду, Сталин закончил к маю 1905 года, то создается впечатление, что большую часть бурного года Сталин бездельничал. Уверяя, что он перечислил все дела Сталина 1905 года, Радзинский саркастически спрашивает: «И это все, чем занимается деятельнейший Коба в дни революции?» Разумеется, нет. Потому что подлинный Сталин, а не персонаж с такой фамилией, фигурирующий в книге Радзинского, был одним из активных местных руководителей большевистской партии, от деятельности которых зависел успех революции.

Директивы высшего органа партии были проработаны Сталиным для условий Кавказа в статье «Вооруженное восстание и наша тактика», опубликованной 15 июля 1905 года в газете «Пролетариатас Брдзола».

Через три года после организации уличной демонстрации, которая в значительной степени стихийно переросла в стычку с полицией, Сталин давал методические указания о подготовке настоящего вооруженного восстания. Он считал, что уже нельзя ограничиваться написанием прокламаций, ведением агитации и пропаганды. И видел в вооруженном восстании не отдаленную цель, а «практическую задачу»: «техническое руководство и организационная подготовка всероссийского восстания составляют ту задачу, которую жизнь поставила перед пролетариатом». Развивая положение резолюции съезда о возможном создании «особых групп из партийных работников» для руководства восстанием, Сталин требовал «немедленно приступить к вооружению народа на местах, к созданию специальных групп для налаживания этого дела, к организации районных групп для добывания оружия, к организации мастерских по изготовлению различных взрывчатых веществ, к выработке плана захвата государственных и частных оружейных складов и арсеналов». Сталин подчеркивал необходимость «обратить самое серьезное внимание на создание боевых дружин для использования добытого оружия».

Одновременно он предупреждал: «Ни в коем случае нельзя допустить таких действий, как раздача оружия прямо массам». Сталин подчеркивал, что оружие должно попасть лишь в руки боевых дружин, которые станут отрядами восставшего пролетариата. «Одной из главных задач наших боевых дружин и вообще военно-технической организации должна быть разработка плана восстания для своего района и согласование его с планом, разработанным партийным центром для всей России. Найти наиболее слабые места у противника, наметить пункты, откуда нужно напасть на него, распределить все силы по району, хорошо изучить топографию города — все это должно быть сделано предварительно, чтобы мы ни при каких обстоятельствах не оказались застигнутыми врасплох». Задолго до знаменитых указаний Ленина октября 1917 года о том, что «в первую голову надо брать телеграф, телефон, банки, мосты», Сталин так формулировал план действий восставших: «Они быстро захватят разные склады оружия, правительственные и общественные учреждения, почту, телефон и т.п., что будет необходимо для дальнейшего развития революции».

По мере нарастания революционных событий Сталин в течение второй половины 1905 года обретал уверенность в том, что «уже недалеко то время, когда грянет всеобщее восстание и будет сметен с лица земли ненавистный трон ненавистного царя. Царский трон будет низвергнут». Одновременно Сталин внимательно следил за развитием событий и предупреждал об опасностях, нависших над революцией, в своих статьях «Реакция усиливается» и «Буржуазия ставит ловушку», опубликованных 15 октября в «Пролетариатас Брдзола». Он исходил из того, что «спасение народа — в победоносном восстании самого народа», и провозглашал: «Либо смерть, либо победа революции — таков должен быть наш революционный лозунг сегодня».

Стачка, охватившая в октябре 1905 года всю Россию, проходила под революционными лозунгами. Видимо, в это время Сталин, как и многие другие революционеры России, был убежден в том, что дни царизма сочтены. В разгар всероссийской стачки в октябре 1905 года он написал прокламацию, начинавшуюся словами: «Граждане! Могучий великан — всероссийский пролетариат вновь зашевелился». В эти дни он был убежден, что «мы находимся накануне всероссийского всенародного восстания — и час этого восстания близок».

Революционеры рассматривали Манифест Николая II, опубликованный 17 октября 1905 года в разгар всероссийской стачки, как крупную Победу революции и свидетельство отступления царизма. Они полагали, что власть утратила инициативу и способна лишь отступать. Уже на следующей день после появления Манифеста ЦК РСДРП выступил с воззванием «К русскому народу», в котором требовал немедленного вооружения народа, снятия военного положения в тех местностях, где оно

установлено, удаления оттуда войск, немедленного созыва Учредительного собрания, отмены сословного строя, введения 8-часового рабочего дня, немедленной и полной амнистии политическим заключенным. Воззвание завершалось словами: «Эти гарантии необходимо завоевать — их нет — борьба будет продолжаться!»

18 октября 1905 года, на другой день после опубликования царского Манифеста, Сталин выступил на рабочем митинге в Надзалаведи (район Тифлиса). Он риторически вопрошал: «Что нужно нам, чтобы действительно победить?» И давал ответ: «Для этого нам нужны три вещи: первое— вооружение, второе — вооружение, третье — еще и еще раз вооружение».

Через пару дней Сталин пишет новую прокламацию «ко всем рабочим», начинавшуюся словами: «Революция гремит! Поднялся революционный народ России и окружил царское правительство, чтобы штурмовать его! Развеваются красные знамена, строятся баррикады, народ берется за оружие и штурмует государственные учреждения. Вновь paздался клич храбрых, вновь зазвучала затихшая жизнь. Корабль революции поднял паруса и понесся к свободе. Этот корабль ведет российский пролетариат».

Для таких оценок были основания. Во время октябрьской всероссийской стачки вспыхнули баррикадные бои в Харькове, Екатеринославе и Одессе. В Финляндии бастующие рабочие создали Красную гвардию. В ряде мест Закавказья стачка переросла в восстания. В результате всероссийской стачки более чем в 50 городах России, включая Петербург и Москву, были созданы Советы рабочих или Советы солдатских депутатов. В Латвии и Грузии возникли крестьянские комитеты. Городские советы и деревенские комитеты превращались в органы власти. Советы явочным порядком вводили 8-часовой рабочий день, осуществляли контроль за ценами, за работой коммунальных и торговых предприятий и нередко арестовывали полицейских.

В то же время для революционеров было очевидно, что царская власть не сломлена и решающие схватки впереди. В эти дни Ленин писал, что в стране сложилось равновесие сил, когда «царизм уже не в силах, а революция еще не в силах победить... Самодержавие... только отступило в чрезвычайно серьезной битве, но оно далеко еще не разбито... и революционному народу остается решить много серьезнейших боевых задач, чтобы довести революцию до действительной и полной победы».

В другой прокламации Сталин предупреждал рабочих, чтобы они не требовали от царской власти отдельных уступок и не удовлетворялись ими. Он писал: «Пролетариат не распылит свою энергию на неразумные требования. К царскому самодержавию у него только одно требование: долой его, смерть ему!» Он призвал к восстанию и беспощадной борьбе с классовыми врагами: «Только на костях угнетателей может быть воз-

двигнута народная свобода, только кровью угнетателей может быть удобрена почва для самодержавия народа! Только тогда, когда вооруженный народ выступит во главе с пролетариатом, поднимет знамя всеобщего восстания, — только тогда может быть свергнуто опирающееся на штыки царское правительство».

В конце октября — начале ноября 1905 года многие революционеры были уверены в таком развитии событий. Укреплению их веры способствовали новые восстания солдат и матросов. 26—27 октября восстали матросы и солдаты Кронштадта. 30—31 октября восстали матросы во Владивостоке. В середине ноября вспыхнуло восстание матросов в Севастополе, которым руководил лейтенант П.П. Шмидт. В ожидании решающего момента Ленин в начале ноября 1905 года нелегально вернулся в Петербург. 23 ноября Ленин говорил: «Растет восстание. Растет бессилие, растерянность, разложение самодержавного виттевского правительства». По другую сторону баррикад он видел прямо противоположный процесс: «организация и мобилизация революции».

Свою статью, опубликованную в первом номере «Кавказского рабочего листка» 20 ноября, Сталин открывал словами: «Великая Русская Революция началась!.. Мы находимся накануне великих событий, достойных Великой Русской Революции...» Он ставил обычный для себя риторический вопрос: «Хватит ли сил у пролетариата, чтобы дойти до конца по этому пути, хватит ли сил у него, чтобы выйти с честью из той гигантской, кровопролитной борьбы, которая предстоит ему на этом пути?» и уверенно отвечал за него: «Да, хватит!»

Однако социал-демократы ошибались в оценке возможностей революции к тому моменту, когда она достигла своей кульминации. Как и в начале 1905 года, многие происходившие события оказывались для них неожиданными, потому что они были вызваны движущими силами, находившимися вне контроля РСДРП. Немалую роль в происходивших событиях сыграл известный международный авантюрист Парвус. Являясь, как и Троцкий, сыном одесского зернопромышленника, Александр Гель-фанд (Парвус) покинул Россию еще в 1890-х годах и в Германии вступил в социал-демократическую партию. Впоследствии он стал видным коммерческим дельцом и крупным финансистом, имевшим прочные связи с влиятельными кругами Германии и Османской империи. С осени 1904 года Парвус, находясь в Мюнхене вместе с Троцким, разрабатывал теоретическое обоснование «перманентной революции» и ее практическое осуществление в России. При содействии Парвуса Троцкий в середине 1905 года был нелегально переправлен в Россию, скрывался в Киеве и в Финляндии, а затем, в октябре 1905 года, появился в Петербурге на заседании местного Совета рабочих депутатов. Внезапное возвышение Троцкого в Совете, появление в Петербурге Парвуса, который поразительно быстро сумел открыть там несколько газет, и многие последо-

вавшие за этим события происходили без ведома большевистской и меньшевистской фракций РСДРП.

Купив либеральную «Русскую газету», Парвус превратил ее в «популярный орган воинствующего социализма». Одновременно Парвус создал печатный орган меньшевиков «Начало». Хотя Мартов, которому было поручено возглавить газету, и не разделял взгляды Парвуса на перманентную революцию, он был вынужден пропагандировать эту теорию. «Мы вынуждены будем согласиться на пропаганду этой довольно рискованной идеи, не имея возможности что-либо возражать с нашей стороны», — писал Мартов Аксельроду. Возражать Парвусу Мартов не решился, потому что за таинственным человеком были неведомо откуда взявшиеся огромные денежные средства, на которые он скупал газеты и навязывал им угодное ему направление.

Пребывание Троцкого в руководстве Петербургского Совета позволило Парвусу провести 2 декабря 1905 года через этот самопровозглашенный орган власти «Финансовый манифест», от начала до конца подготовленный им. «Финансовый манифест» неожиданно переводил борьбу с правительством совершенно в новую плоскость. Документ прибывал население не платить налогов и податей, забирать вклады из сберегательных банков, требовать во всех случаях расплаты золотом, не допускать уплаты государственных долгов по займам, а также «разоблачить перед всем миром финансовое банкротство правительства России». Газеты Парвуса широко распространяли этот манифест. Казалось, что международные финансовые силы, делавшие на первых порах ставку на революционный переворот в России, но столкнувшиеся с готовностью царизма выстоять любой ценой, теперь были заинтересованы лишь в дестабилизации российской валюты или хотя бы в осуществлении выгодной им финансовой спекуляции.

Сообщение о ненадежности банков и неустойчивости российской валюты вызвало массовое изъятие вкладов из сберегательных банков. Объявление же о финансовом банкротстве правительства серьезно повлияло на котировку рубля на мировом финансовом рынке. Разумеется, как и обычно в таких случаях, были не только потерпевшие, но и выигравшие. Можно предположить, что Парвус и его друзья, снабдившие его деньгами для скупки петербургских газет, не остались внакладе после этих событий. Однако можно усомниться, что все эти действия как-то продвинули вперед дело революции. Скорее напротив. Осознав всю чудовищность последствий «Финансового манифеста» для страны, премьер-министр С.Ю. Витте отдал распоряжение конфисковать все газеты, опубликовавшие это произведение Парвуса, и арестовать членов Петербургского Совета.

Арест членов Петербургского Совета совпал с началом широкого контрнаступления царского правительства, которое стало новой нео-

жиданностью для революционеров. Правительство предоставило местным властям право «прибегать к применению чрезвычайных мероприятий без испрошения на то разрешения центральной власти» для борьбы с забастовками на железных дорогах, почте и телеграфе. Был издан указ об уголовной «наказуемости наиболее опасных проявлений участий в забастовках». Циркуляры предписывали выявлять «немедленно всех главарей противоправительственного и аграрного движения и заключать их в местную тюрьму для поступления с ними согласно указанию министра внутренних дел».

Революционеры были уверены, что эти действия правительства — лишь предсмертные судороги гибнущего строя, а потому в ответ на арест Петербургского Совета конференция московских большевиков постановила объявить 5 декабря всеобщую стачку и превратить ее во всеобщее восстание. Это решение поддержал Московский Совет, и 10—11 декабря 1905 года всеобщая стачка переросла во всеобщее восстание. В течение 10 дней несколько тысяч членов боевых дружин вели бои на баррикадах в ряде районов Москвы, но после прибытия туда войск восстание было разгромлено.

Были подавлены восстания в Севастополе, Кронштадте, Владивостоке, а также в Ростове, Новороссийске, Екатеринославе, Горловке, Харькове, Александрове, Красноярске, Чите, Перми, Нижнем Новгороде и других городах. Советы были разогнаны, многие их члены арестованы. Немало людей было убито в ходе подавления антиправительственных выступлений. Только в Москве были убиты 1059 участников боев. По стране действовали карательные экспедиции. С января 1905 года до апреля 1906 года общее число расстрелянных, повешенных и убитых достигло 14 тысяч человек. Число политических заключенных составило 75 тысяч. (В последующие годы репрессии продолжились. В 1907—1909 годы более 5 тысяч человек были казнены, а к 1909 году в тюрьмах находилось 170 тысяч политических заключенных.)

Эти поражения повлияли на настроения революционеров. В брошюре «Две схватки», опубликованной 7 января 1906 года, Сталин проанализировал неудачи многих восстаний 1905 года, обратив внимание прежде всего на тактические ошибки, допущенные восставшими. В то же время большевики исходили из скорого нового революционного подъема. Учитывая уроки восстаний 1905 года, Сталин призывал «умножать красные отряды, обучить и спаять их друг с другом... оружием добыть оружие, изучить расположение государственных учреждений, подсчитать силы врага, изучить его сильные и слабые стороны и сообразно с этим выработать план восстания». Он уверял: «Российский пролетариат не разгромлен, он только отступил и теперь готовится к новым славным боям».

В 1906—1907 годах Сталин не раз писал о необходимости учесть уроки неудач 1905 года и с новой силой приступить к подготовке всенародного

восстания. Он был убежден, что следующее вооруженное восстание — дело ближайшего времени. В своей брошюре «Современный момент и объединительный съезд» он писал: «Будущее выступление народа будет не простое выступление... оно обязательно примет вооруженный характер, и, таким образом, решающая роль будет принадлежать вооруженному восстанию».

Сталин поддерживал проект резолюции большевиков на Объединительном съезде, которая исходила из того, что «в силу нарастания и обострения нового политического кризиса открывается переход от оборонительных к наступательным формам вооруженной борьбы». Проект резолюции, отвергнутый съездом, требовал принять «самые решительные наступательные действия против правительства», и призывал: «Следует развить еще более энергичную деятельность по увеличению боевых дружин, улучшению организации их и снабжению их всякого рода оружием...» Поэтому Сталин сурово критиковал решения Объединительного съезда за то, что он не сделал необходимых практических выводов из поражений 1905 года и не предложил четких директив по подготовке нового восстания: «О том, что нужно организовать восстание, а не проводить его разрозненно, о том, что нам необходима политика наступления (вспомните слова Маркса), — об этом съезд не говорит ни слова». Он писал: «Съезд должен был сказать партии: создавайте красные отряды, распространяйте в народе военные знания, обратите усиленное внимание на дело организации красных отрядов, чтобы потом можно было оружием добыть оружие и расширить восстание».

20 июня 1907 года после разгона второй Думы в статье «Разгон Думы и задачи пролетариата», опубликованной в газете «Бакинский пролетарий», Сталин писал: «Подземные силы революции — кризис в городах и голод в деревнях — продолжают вести свою работу, все сильнее взбудораживая широкие массы рабочих и крестьян, все настойчивее требуя разрешения коренных вопросов нашей революции».

Вскоре стало очевидно, что Сталин преувеличивал возможности революции. Однако он был не одинок в своих заблуждениях. Такие же ошибочные прогнозы делало и руководство большевистской партии во главе с Лениным. Убежденный в правоте Ленина, Сталин полагал, что вот-вот произойдет всероссийское восстание пролетариата, и делал все, что было в его силах, для его подготовки.

В течение 1905 года он часто выступал на митингах и собраниях. На дискуссионном собрании в Батуме он атаковал местных меньшевистских лидеров Н. Рамишвили, Р. Арсенидзе и других. В июне он произнес политическую речь на похоронах своего друга А.Г. Цулукидзе, скончавшегося от туберкулеза. В июле выступил на дискуссионном митинге в Чиатурах, резко осуждая анархистов, федералистов и эсеров. В октябре он произнес речь на митинге в Надзаладеви (район Тифлиса). В конце

ноября 1905 года он участвовал в организации IV большевистской конференции Кавказского союза РСДРП. Вернувшись на Кавказ после Объединительного съезда, состоявшегося в апреле 1906 года, Сталин принял активное участие в создании легальных большевистских газет, печатавшихся в Тифлисе на грузинском языке: «Ахали Цховреба» («Новая жизнь»), «Ахали Дроеба» («Новое время»), «Чвени Цховреба» («Наша жизнь»), «Дро» («Время»).

О том, что его работа была высоко оценена товарищами по партии, свидетельствует быстрое продвижение Сталина вверх по ступеням партийной иерархии. С конца 1905 года он постоянно участвовал во всероссийских партийных съездах и конференциях. При этом следует учитывать, что в то время количество таких делегатов, по сравнению с составом делегатов последних съездов КПСС, было невелико (134 — на Объединительном съезде в Стокгольме; 342 — на V съезде в Лондоне), то есть приблизительно столько же, сколько избиралось на послевоенных съездах партии членов и кандидатов ЦК КПСС. Таким образом, Сталин оказался в числе сравнительно небольшой группы руководителей партии, которая в 1907 году насчитывала около 150 тысяч членов, и это опровергает утверждения Радзинского о том, что Сталин «отошел в тень» в годы революции 1905—1907 годов.

Глава 16

СТАЛИН И «ЭКСЫ»

Утверждая, что Сталин «отошел в тень» во время первой российской революции, Радзинский пытается доказать, будто подлинная деятельность Сталина в эти годы сводилась к налетам на банки и именно эти деяния стали причиной его возвышения в партии. В главе «Загадки Кобы», состоящей из разделов с броскими заголовками: «Тайна Кобы», «Уголовное крыло партии» и т.д., Радзинский изложил свою версию деятельности Сталина в 1905—1907 годы. После прочтения этой главы создается впечатление, что Радзинский нарочно, то ли на спор, то ли из неприязни к давно написанной и задокументированной истории искажает все те факты и сведения, которые легко проверить. Кажется, что драматург испытывает аллергию и к подлинным географическим названиям и фамилиям. Словно демонстрируя свое пренебрежение к

«сибирской глуши», столичный драматург пишет, что первую ссылку Сталин отбывал в «Нижней Уде», хотя даже американские историки, которые могли бы запутаться в непривычной для них географии, старательно писали: «Нью Уда».

В то же время в высокомерном пренебрежении Радзинского к истории и географии есть определенная последовательность. Произвольно играя с названиями местностей и датами, он размещает людей там, где их не было, а других убирает из мест, где они находились. Судя по книге Радзинского, Сталин в 1905—1907 годы появлялся подряд на трех съездах партии, на которых не сказал ни единого слова: «На съезде он не выступал. И за пределами съезда ничем себя в это время не проявил» — так справедливо отметит Троцкий. Но Ленин опять зовет его участвовать в IV съезде в Стокгольме. А потом «не проявившего себя» Кобу приглашают на новый съезд — в Лондон. Заметим: посещения европейских столиц не произвели впечатления на бывшего поэта, и он никогда о них не вспоминал... Сразу после лондонского съезда Ленин отправляется в Берлин, куда на встречу с ним приезжает... Коба. Об этом через много лет он сам расскажет в беседе с немецким писателем Эмилем Людвигом. Но о чем он разговаривал в Берлине с Лениным — не расскажет...»

На самом деле, перед тем как Сталин стал делегатом съезда партии в Стокгольме, он участвовал в Таммерфорсской конференции (а не в работе съезда партии, как уверяет Радзинский). Так как конференция была большевистская, то Троцкого, который в это время враждовал с большевиками, на ней быть не могло и он никак не мог комментировать степень активности Сталина в ее работе. Что касается участия Сталина на съезде в Стокгольме, то замечание Троцкого, вопреки оценке Радзинского, несправедливо, поскольку Сталин (зарегистрированный под псевдонимом «Иванович») трижды выступал на этом съезде. Не выступал Сталин лишь на V (лондонском) съезде партии, ограничившись внесением коллективного протеста вместе с Шаумяном и Кахояном против заявления Церетели. Вопреки утверждению Радзинского, в беседе с писателем Эмилем Людвигом 13 декабря 1931 года Сталин не говорил о встрече с Лениным в Берлине, но вспоминал свое пребывание в Берлине в 1907 году, где он, по его словам, прожил 2—3 месяца. Тем самым легко опровергается утверждение Радзинского о том, что Сталин никогда не вспоминал о посещении европейских столиц. Поскольку же съезд в Лондоне закончился в конце мая 1907 года, а уже в первой половине июня 1907 года Сталин оказался в Закавказье, то нетрудно догадаться, что он не мог провести в Берлине 2—3 месяца после отъезда из Лондона. Из этого следует, что Сталин провел в Берлине 2—3 месяца до лондонского съезда, а не после него. Из этого также следует, что Сталин ничего не рассказывал Людвигу о своей беседе с Лениным в Берлине, потому что такой беседы не было и не могло быть.

Зачем Сталину и Ленину надо было ехать в Берлин, чтобы там встретиться, если они до этого в течение трех недель ежедневно виделись друг с другом на заседаниях съезда в Лондоне? Если же Ленин и Сталин захотели побеседовать вдали от делегатов съезда, то Сталину было достаточно немного задержаться в столице Великобритании, так как Ленин не уехал из Лондона сразу после съезда РСДРП, а остался там, чтобы принять участие во II съезде социал-демократии Латышского края. Прямо из Лондона Ленин направился не в Берлин, а в Финляндию, где жил в Стирсуденне. Там он находился на нелегальном положении, так как 18 июня 1907 года особый отдел петербургского жандармского управления предложил «возбудить вопрос о выдаче Ульянова из Финляндии». В Германию же Ленин приехал лишь в августе 1907 года для участия в Штутгартском конгрессе II Интернационала, но к этому времени Сталин уже давно находился в Баку.

Можно предположить, что Радзинский решил назначить встречу Ленина и Сталина не в Лондоне, а в Берлине потому, что этот город воспринимается им как место действия известного сериала, в котором постоянно организуются тайные встречи, рождаются заговоры и контрзаговоры. Кроме того, уничтожив или исказив историческую правду, Радзинский расчистил поле для сочиненной им детективной версии.

Вывалив на головы доверчивых читателей ворох фантастических измышлений, Радзинский сообщает: «Вскоре после благополучного возвращения Кобы в Тифлис... станет ясно, о чем он совещался с Лениным». После этой интригующей фразы следует рассказ о событии, случившемся 26 июня 1907 года на Эриванской площади в Тифлисе: «банда в полсотни человек», преградившая путь экипажу с деньгами, «грохот и дым», «убитые казаки, полицейские и солдаты, в клочья разорванные бомбами», «стонущие, изуродованные прохожие, валявшиеся среди разнесенных в щепки экипажей», «злоумышленники», которые «среди дыма и удушливых газов схватили мешок с деньгами».

Кто же стоял за организацией этого дерзкого ограбления и теракта? Радзинский цитирует самый для него «надежный источник»: «Личное участие Кобы в этой кровавой операции считалось среди партийных кругов несомненным, — напишет Троцкий». К этому голословному заявлению сердобольный драматург от себя лишь добавил: «Кровь, много крови всюду, где появляется маленький черный человек».

Объясняя подоплеку ограбления 26 июня 1907 года, Радзинский заявляет, что «удобная жизнь эмигрантов за границей и деятельность подпольных революционеров в России — все это требовало очень и очень больших денег». Вновь привлекая к себе в помощники Троцкого, Радзинский приводит его слова: «Насильственный захват денег казался в этих условиях единственным средством (Троцкий)». Радзинский уверяет, что

Ленину для его «удобной жизни» в эмиграции требовались деньги, а поэтому ему «пришло в голову использовать в «бомбовой работе» преданного грузина», то есть Сталина.

Как утверждает Радзинский, для исполнения плана Ленина, видимо задуманного им для того, чтобы расплатиться по счетам лондонских и берлинских гостиниц, И.В. Сталин привлек С.А. Тер-Петросяна. Без всяких на то оснований Радзинский пишет, что Камо — «бесстрашный, обладавший фантастической гордостью человек терялся в присутствии Кобы, становился странно зависимым». «Нападение на Эриванской площади... великолепный спектакль от начала до конца сочинил Коба и точно, по заданным нотам, исполнил Камо. Это был первый спектакль, поставленный Кобой, который прогремел на всю Европу».

И все же, если поверить Радзинскому, не все в спектакле было великолепно задумано или же не все было исполнено «по заданным нотам». Постановщик спектакля удивительным образом оказался среди актеров массовки и сильно покалечился, явно рискуя погибнуть. Драматург привел слова, которые якобы сказал лауреат Сталинской премии писатель Павленко отцу Радзинского: «Сталин искалечил руку во время одного из эксов, он был ловок и храбр. Во время захвата денег в Тифлисе он был среди нападавших на экипаж». Именно поэтому Радзинский так настойчиво доказывал, что фаэтон, наехавший на Coco в детстве, повредил ему ноги, но не руку.

Эта версия Радзинского ныне постоянно повторяется и обрастает новыми подробностями. А.Н. Гордиенко, автор книги «Иосиф Сталин», утверждает, что с начала 1906 года «Коба активно взялся за организацию экспроприации и вскоре стал фактическим руководителем большевистских боевиков в Закавказье» и «именно благодаря «эксам» Сталин впервые смог приблизиться к Владимиру Ульянову». Ссылаясь на анонимных «некоторых», автор пишет, что «Coco Джугашвили первым бросил бомбу в казачий конвой».

По утверждению Радзинского, Сталин постепенно устранил всех своих товарищей «по разбойным нападениям... И главный его соратник по удалым делам — Камо — уйдет из жизни раньше всех». Ехавший на велосипеде Камо погиб 15 сентября 1922 года в результате наезда на него автомашины. Радзинский замечает, что время гибели Камо совпало с подготовкой им своих мемуаров. Ради своей версии Радзинский даже принес в жертву прежнюю байку, популярную среди московской интеллигенции и запечатленную в книге Юрия Борева «Сталиниада». Суть ее в том, что Камо был «устранен Сталиным» потому, что тот хотел «пробиться в Горки и освободить Ленина из-под домашнего ареста.» В эту историю многие верили, хотя было известно, что в сентябре 1922 года Ленин не был под арестом, а лечился в Горках от тяжелой болезни, да и «пробиваться» на велосипеде из Тифлиса в Горки было бы глупо. Теперь многие

верят Радзинскому, когда он объявляет, что Камо был убит, чтобы остановить его поток воспоминаний.

Что же было на самом деле, если рассеять дым и позволить стихнуть грохоту, созданным усилиями Радзинского? Многое, о чем Радзинский повествует тоном первооткрывателя, было давно и широко известно в нашей стране. События 26 июня 1907 года на Эриванской площади в Тифлисе в советское время не только не скрывались, а были многократно описаны в исследовательской и художественной литературе; они были даже экранизированы. Деятельность революционеров, совершавших нападения на банки и транспорты с деньгами, рассматривалась в контексте революционной борьбы. Такие акции (их называли «экспроприация-ми», или сокращенно «эксами») особенно участились в разгар революции 1905—1907 годов. Захваченные деньги, которые воспринимались как боевые трофеи революции, использовались для закупки оружия.

Как написано в 6-м томе «Советской исторической энциклопедии», выпущенном в 1965 году, Камо «в марте 1906 г. выехал в Петербург, где впервые встретился с В.И. Лениным. По поручению Ленина выезжал за границу для закупки и тайной транспортировки оружия в Россию. Чтобы обеспечить партию денежными средствами, в 1905—06 гг. организовал ряд экспроприаций денег у царского правительства, в том числе в 1907 г. экспроприацию на Эриванской площади в Тифлисе 250 тыс. руб., принадлежавших казначейству. Деньги были отвезены в Петербург и переданы в распоряжение партии». Одновременно Камо «в 1905—07 гг. неоднократно доставлял из Петербурга в Тифлис оружие и боеприпасы». После того как стало очевидно, что революция потерпела поражение, руководство большевистской партии во главе с Лениным приняло решение отказаться от «эксов», хотя это решение оспаривалось такими видными большевиками, как Красин и Луначарский.

Совершенно очевидно, что в советское время участие большевиков в «эксах» считалось делом достойным и героическим, а поэтому никто не пытался скрыть участия в подобных акциях. Особенно много внимания было уделено руководителю и участнику этих акций — С.А. Тер-Петросяну (Камо). Его деяния получили широкую огласку в советское время. О нем было написано немало книг и создано несколько кинофильмов. В 1931 году написал очерк о Камо и Максим Горький, которому тот рассказывал в 1920 году об обстоятельствах некоторых своих «эксов», о том, как он имитировал сумасшествие в берлинской тюрьме, чтобы избежать выдачи российской полиции, разыскивавшей его после налета на Эриванской площади. Нигде ни в фильмах, ни в очерке Горького, ни в других книгах ни разу не упоминалось имя Сталина как соучастника Камо или организатора его акций.

Следует учесть, что многие авторы старались подчеркнуть причастность тех или иных выдающихся деятелей революции к «эксам». Так, в

книге В. Дубинского-Мухадзе «Шаумян» утверждалось, что главным организатором нападения на Эриванской площади был Степан Шаумян, который с 1905 года был одним из руководителей Кавказского комитета РСДРП в Тифлисе. При этом автор книги рассказывал об этом для того, чтобы лишний раз подчеркнуть заслуги Степана Шаумяна в революции, а не для того, чтобы дискредитировать его. Однако в книге ни слова не сказано о причастности Сталина к этой акции.

Правда, в 1918 году один из лидеров меньшевиков, Мартов, заявлял о причастности Сталина к «эксам». Это заявление было сделано им в связи с утверждением, что до революции социал-демократы Грузии якобы исключили Сталина из РСДРП за его участие в «экспроприации». Дело в том, что меньшевики, преобладавшие в грузинском комитете РСДРП, осуждали «эксы». В ответ на заявление Мартова Сталин обвинил его в клевете и потребовал от меньшевика доказательств. Но Сталин возмущался не обвинением в причастности к «эксам», так как эта деятельность лишь увеличивала бы его авторитет в глазах революционной России, а утверждением, что он будто бы был исключен из партии.

При всем явном желании скомпрометировать Сталина И. Дейчер писал о том, что «роль Кобы... никогда не была точно установлена». Дейчер ограничился предположением, что Сталин «играл роль связного между Кавказским большевистским бюро и боевыми дружинами. В этой роли он никогда не участвовал непосредственно в налетах. Он одобрял или отвергал планы действий боевиков, давал им советы, принимал меры по обеспечению операций и наблюдал за ее осуществлением со стороны». Однако никаких доказательств в пользу своего предположения И. Дейчер не привел, сославшись на то, что об этом не было известно ни царской полиции, ни партии: «Царская полиция никогда не заподозрила его в причастности к «эксам». Его умение маскироваться было столь совершенным, что он скрыл эту свою роль даже от глаз партии». Поэтому Дейчер смог лишь сослаться на обвинение Мартова.

Повторяя эту версию, Роберт Таккер говорит, что узнал ее из работ Троцкого, Дейчера и Вулфа. Иных доказательств он не смог привести. Отсутствуют доказательства причастности Сталина к «эксам» и в книге А. Улама.

Однако утверждение Дейчера и других авторов, повторявших его версию о том, что Сталин умело скрыл свою роль «от глаз партии», совершенно нелепо, поскольку все «эксы» осуществлялись по заданию партийного руководства. Все причастные к такой операции должны были быть заранее известны. Сталин не смог бы ни скрыть свое участие в «эксах», ни играть роль благодетеля партии, который инкогнито помогал ей добывать деньги. В связи с обвинением Мартова следует заметить, что в 1918 году никто из руководителей партии и многих других деятелей рево-

люции не стал бы скрывать участия в «эксах». В это время все, кто был причастен к наиболее дерзким действиям против царского строя, в том числе к убийствам царских министров и членов царской семьи, ходили в героях. Имя убийцы великого князя Сергея эсера И.П. Каляева было присвоено двум улицам — в Москве и Петрограде. «Экспроприаторы», включая Камо, были окружены ореолом славы.

Попытки установить участие Сталина в «эксах» и в событиях на Эриванской площади не могли увенчаться успехом, так как расследователи не располагали какой-либо документальной информацией и имели лишь туманные предположения. В то же время следует заметить, что, в отличие от американских биографов Сталина и Эдварда Радзинского, российская полиция в своем расследовании событий на Эриванской площади и других «эксов» опиралась на многочисленные улики и действовала по свежим следам. Поэтому она сумела довольно быстро установить, кто совершил нападение 26 июня 1907 года. Многие участники дерзкого нападения были быстро арестованы.

Аресты проходили как в России, так и за ее пределами. Этому помогло то обстоятельство, что номера 500-рублевых похищенных ассигнаций были помечены. Как только большевики попытались обменять эти ассигнации за рубежом, за ними устанавливалась слежка местной полиции, действовавшей в согласии с полицией России. Поэтому значительная часть участников нападения и их помощников была арестована. При попытке сбыть эти ассигнации во Франции были арестованы будущий нарком иностранных дел СССР М. Литвинов, Ф. Ямпольская, Я. Мастерс, С. Равич (будущая жена Г. Зиновьева) и другие. Сам Камо был арестован в Берлине в ноябре 1907 года. В то же время после ареста в марте 1908 года Сталину не было предъявлено обвинений в участии в налете на Эриванской площади, хотя нет сомнений в том, что полиция старательно искала похитителей денег. Не предъявлялось ему подобных обвинений и при последующих арестах.

Поэтому особенно абсурдным выглядит утверждение А.Н. Гордиенко о том, что из денег, похищенных отрядом Камо (при этом Гордиенко увеличивает их сумму до 300 тысяч рублей), 15 тысяч рублей присвоили себе Сталин и Шаумян. Он пишет: «Потребности росли, и тех 15 тысяч рублей, которые достались Бакинскому комитету РСДРП после раздела награбленного в Тифлисе, катастрофически не хватало, тем более что и Сталин, и Шаумян использовали партийную кассу в личных целях».

Если даже во Франции и других странах Западной Европы сумели быстро обнаружить людей, пытавшихся реализовать похищенные деньги, то каким же образом оставались непойманными двое людей, долго сбывавших эти меченые деньги в России сравнительно близко от места их похищения?

Даже Конквест, не упускавший случая уличить Сталина, не рискнул зайти так далеко, как Радзинский и Гордиенко. Он писал: «Нет сомнения в том, что Камо и его отряд действовали по инструкциям, которые были лично направлены Лениным и его «комитетом». Нет прямых свидетельств непосредственного участия в этих действиях Сталина». Однако обратив внимание на то, что почти все участники операции были грузинами, Конквест считает вероятным, что Сталин по меньшей мере знал о ней.

Такое замечание не лишено логики, хотя, с другой стороны, в целях конспирации в такие дела посвящаются единицы. Следует также учесть, что Сталин в Тифлисе находился лишь несколько дней до налета Камо и фактически не имел возможности стать организатором этой операции и уж тем более ее участником. Как известно, он приехал в Тифлис в начале июня 1907 года после съезда в Лондоне и вскоре отправился в поездку по Закавказью, чтобы проинформировать местные партийные организации о результатах работы съезда. Известно также, что 20 июня 1907 года в Баку вышел первый номер газеты «Бакинский пролетарий», который был подготовлен к изданию Сталиным. С этого времени до ноября 1907 года Сталин постоянно находился в Баку.

Разумеется, нельзя ни исключить, ни утверждать, что Сталин, как и другие видные большевики Закавказья, оставался в неведении относительно «эксов». Скорее всего он знал о деятельности Камо и других организаторов «экспроприации». Тем более нет никаких оснований сомневаться в том, что, как и подавляющая часть тогдашних революционеров и сочувствующей им части российского населения, он полностью одобрял эти действия.

И все же очевидно, что не возможная причастность Сталина к «эксам», а его реальная революционная деятельность (ведение пропаганды и агитации, организация подпольных и легальных изданий, полемика с политическими противниками, работа в местных партийных органах и т.п.) способствовала его продвижению по партийной лестнице.

Глава 17

Дата добавления: 2015-07-12