Читайте также: |
|
«Dasein вступает в мир, отпадая от самого себя как настоящего в смысле чистой возможности, Dasein всегда заброшен в мир, попасть в который означает одновременно и пропасть, заброшенность в мир подразумевает растворение в совместности бытия, которая реально конституируется болтовней (Gerede), любопытством и двусмысленностью. Но быть вне собственного ощущаемого настоящего вовсе не значит собственно не быть — напротив, пребывание в несобственном составляет положительную сторону существования и даже нечто замечательное в мире».
Хайдеггер, один из самых проницательных философов XX столетия, словно бы воспроизводит уже знакомый нам внутренний монолог шпиона. Любопытно, что хотя текст «Бытия и времени» непосредственно повествует о многочисленных приключениях Dasein после его «заброшенности в мир», о собственно биографических данных агента нам известно немногое — прежде всего, две вещи: Dasein отвечает на вопрос «кто?» и представляет собой «подлинное-во-мне». Остается лишь выстроить рабочую версию, держась, по возможности, ближе к тексту.
Ощущение заброшенности в мир и «обреченности» обнаруживается первой вспышкой самосознания. Хайдеггер, в отличие от Гегеля, не приписывает эту коллизию «несчастному сознанию» как некоему промежуточному этапу образованности, справедливо полагая, что сознание вообще производно от несчастья и если и может быть другим (например, счастливым), то лишь тогда, когда обладатель не пользуется им, довольствуясь советами чужих сознаний. Именно в брошен-ности находится колыбель самостоятельной мысли и самостоятельного бытия, и им требуется длительная конспирация, чтобы выжить — в противном случае неминуемо приведение к общему знаменателю. Точно так же требуется и надежное прикрытие (соответствующая «легенда») — иначе разоблачат — классифицируют, воспитают, т. е. заставят принести пользу — попросту говоря, воспользуются тобой.
Рассмотрим подробнее акт десантирования в мир. Решение — судьбоносное для подлинности и аутентичности Dasein принимается, когда штирлиц (матахари) практически сформированы и проявляются уже вторичные шпионологические признаки. Подросток обнаруживает вдруг чужеродность окружающей его вселенной как пространства лицемерия и лжи. Принять всерьез законы изолгавшихся обитателей этого худшего из лучших миров значило бы утратить себя. Dasein осознает (точнее, пред-чувствует и пред-понимает, как говорит Хайдеггер) смертельную опасность прямого отождествления с царством болтовни и двусмысленности, Идентификация с das Man, с «одним из них» со всей очевидностью ведет к измене чему-то самому важному — замыслу Бога обо мне... Но, как уже было сказано, засветиться не менее опасно.
И вот в этой сверхкритической ситуации принимается единственно возможное решение als ob: имитировать законы заставаемой раскладки бытия, не принимая их всерьез, сохраняя дистанцию свободы. Стать разведчиком и диверсантом в этом пустотелом универсуме, оставаясь «себе на уме», т. е. обретая непроницаемость в себе и для себя, как и положено самосознанию. Так осуществляется заброска в мир, первая инициация к подлинности бытия, фиксируемая затем аналитикой Dasein.
Теперь можно бестрепетно слушать напутственные речи школьных директоров и прочих учителей жизни, зарабатывающих хлеб свой произнесением наставительных слов. Теперь, когда есть фига в кармане. Девиз юного шпиона — конспирация и еще раз конспирация; пока главное — внедриться, сделать вид, сойти за своего... Трудно не разделить радости начинающего разведчика — его тонкую, филигранную игру принимают всерьез, даже не подозревая о двойном дне. Периодически в самосознании прослушивается отчет Штирлица: пусть думают, что я на самом деле играю в их игры, учу их знания -это пустяки. Сейчас важно пробиться наверх — в ставку, в Генштаб, а уж там... и далее отчет Штирлица становится все более неразборчивым, угасая в сладостной истоме. Уже на этом уровне проявляется дифференциация, отчет матахари звучит несколько иначе: «Раз всех этих лицемеров так интересует тело, я тоже буду играть на повышение. Пусть себе гоняются за фетишем, набавляя цену, — последнее слово все равно за мной. Меня им все равно не получить, зато я их как следует поимею... Пусть пока ублажают мою чувственность, реагируя на отвлекающий маневр (тоже мне, обладатели), — я же над ними и посмеюсь...»
В отличие от штирлица инстанция матахари устроена сложнее и изначально ведет двойную игру. Связного с далекой родины, призывающего время от времени блудных агентов, она легко снабжает дезинформацией и с самого начала старается выпытать у штирлица его пароль, пытается узнать явки и подделать шифровки.
Но, конечно же, факт заброшенности в мир, как источник самодостоверности Dasein, не зависит от доминирующего резонатора.
Сущностное одиночество агента не абсолютно: вопрос «кто?», поднимаемый в «Бытии и времени», можно переформулировать в интересующем нас аспекте. Кто составляет шифровки и передает директивы? Кто находит нужный экзистенциальный диапазон, частоту (Ruf) оставленной родины и выходит на связь? Агент может быть законспирирован так глубоко, что никакие исповедники и психоаналитики, никакие детекторы лжи не выведут его на чистую воду. Одно для него невозможно — не откликнуться на зов того, кто знает пароль. Услышав пароль, окопавшийся штирлиц немедленно выдает отзыв (что-то вроде «слушаю и повинуюсь»), и с этого момента «сам себе шпион» становится чьим-то агентом влияния.
С заброшенностью Dasein (на данном этапе) дело обстоит прямо противоположным образом, чем с агентом в узком смысле слова, засылаемым спецслужбами в тыл врага. Ведь Dasein приступает к внедрению и шпионажу, не собираясь ни на кого работать, поэтому задача резидента или его связного состоит в том, чтобы выбрать из бесконечного списка заброшенных тех, кто откликается на пароль. Задача имеет два решения:
1) создается некая «мудрость» произвольной формы и предъявляется всем и каждому методом проб и ошибок (по принципу «ищите и найдете; стучите, и отворят вам» — Матф. 7, 7). Поскольку, согласно Монтеню, «нет в мире такой глупости, которую хоть кто-нибудь не счел бы истиной», некоторое количество агентов влияния удается таким образом завербовать;
2) «пароль» подбирается индивидуально на основе предварительного изучения объекта.
Второй способ решения задачи, конечно, надежнее и, разумеется, дает больше попаданий. Однако точная реконструкция формулы, текста пароля относится к разряду труднейшего — еще знаменитый агент по кличке Гамлет верно заметил, что «сей инструмент посложнее флейты». Иммунная система сознания (внутренняя таможня и контрразведка) обеспечивает многоступенчатую защиту внутреннего мира от чужеродных влияний.
Чаще всего ее удается ввести в заблуждение лишь на короткое время, и в этом состоянии очарованности, раскрытости миру Dasein начинает «работать на прием», подвергается прямому инструктированию — но затем страта спохватывается и обезвреживает проникшие влияния, происходит отторжение вживленного передатчика, и сущностное одиночество шпиона восстанавливается.
Дата добавления: 2015-07-12; просмотров: 218 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Парадокс шпиона | | | Забвение бытия |