Статья 9

При определении размеров поземельного надела статья ориентирует на предпочтительность добровольного соглашения крестьян с помещиками, допуская при этом возможность сокращения надела, согласно ст. 139 данного Положения, не более как до половины высшего или указного его размера, установленного для той или иной местности. Меньше этого минимального размера надел мог быть сокращен лишь в том случае, если до реформы фактический надел был ниже этой нормы. При отсутствии добровольного соглашения (что явилось правилом, а добровольные соглашения исключениями) в действие вступали нормы закона, изложенные в ст. 10–49 данного Положения.

Статьи 10–17

Статьи содержат распределение губерний и уездов (а иногда и частей уездов) на полосы и местности в зависимости от конкретных местных условий дореформенного хозяйствования и надельного обеспечения крестьян. В приложении к ст. 15 устанавливаются для каждой полосы и местности нормы высших и низших, или указных, размеров пореформенного надела, отводимого крестьянам (крестьяне не имели права требовать надела выше определенной нормы, но и помещик не имел права урезать надел ниже установленного законом предела):

1. В первой (нечерноземной) полосе высшая норма устанавливалась: для 1-й местности – 3 дес. на ревизскую душу, 2-й – 3 дес. 600 кв. саж., 3-й – 3 дес. 1200 кв. саж., 4-й – 4 дес, 5-й – 4 дес. 1200 кв. саж., 6-й – 5 дес, 7-й – 5 дес. 1200 кв. саж., 8-й – 6 дес. и для 9-й – 7 дес.

2. Во второй (черноземной) полосе высшая норма устанавливалась: для 1-й местности – 2 дес. 1800 кв. саж., 2-й – 3 дес, 3-й – 3 дес. 600 кв. саж., 4-й – 3 дес. 1200 кв. саж., 5-й – 4 дес, 6-й – 4 дес. 1200 кв. саж., 7-й – 5 дес. и 8-й – 6 дес.

3. В третьей (степной) полосе устанавливалась указная норма надела: а) для великороссийских губерний (некоторых уездов Оренбургской, Саратовской и Самарской) 1-й местности – 6 дес, 2-й – 7 дес, 3-й – 8 дес, 4-й – 10 дес. и 5-и – 12 дес, б) для новороссийских губерний (Екатеринославской, Таврической и Херсонской) 1-й местности – 3 дес, 2-й – 3 дес. 1200 кв. саж., 3-й – 4 дес, 4-й – 4 дес. 1200 кв. саж., 5-й – 5 дес, 6-й – 5 дес. 1200 кв. саж. и 7-й – 6 дес. 1200 кв. саж. В Общем примечании к «расписанию» норм наделов указывается: «В тех уездах, кои в отношении надела разделяются в настоящей ведомости на части без обозначения границ, определение сих границ предоставляется местным губернским по крестьянским делам присутствиям» – т. е. тем учреждениям, которые, по сути дела, отражали интересы помещиков.

Установление для первой и второй полос высшей и низшей норм надела не обязывало помещика не только предоставлять крестьянам надел сверх высшей нормы, но и доводить существующий до этой нормы. Таким образом, для значительной массы крестьян (от 18 до 69%, в зависимости от губернии), чьи дореформенные наделы оставались без изменения, фактическое землепользование после реформы оказалось ниже тех высших норм, которые были определены законом.

Выпуск – часть выгона, примыкающего к усадьбе.

Статьи 18–25

В статьях фиксируются условия, на основании которых помещики получали право уменьшать крестьянский надел (производить отрезку от дореформенного надела). Вместе с тем они обязывались в определенных случаях и увеличивать крестьянский надел (производить к нему прирезку). Помещик получал право производить отрезку от надела в следующих случаях: 1) если дореформенный надел превосходил высшую норму (ст. 18), 2) если у помещика после наделения крестьян землей оказывалось менее одной трети ранее принадлежавших ему угодий (в данном случае на основании ст. 20 он мог увеличивать свое землевладение до этой нормы за счет сокращения крестьянского надела) и 3) если у помещика в степной полосе за отводом крестьянам надела оказывалось менее половины земли в имении (ст. 22).

Впрочем, этими условиями не ограничивались возможности помещиков увеличивать свое землевладение за счет сокращения крестьянского надела. Статья 24 Положения допускает в случае особых в том или ином помещичьем имении условий изъятия из общего правила: если крестьяне имели особые выгоды – занимались торгово-промышленной деятельностью, предпринимательским земледелием, рассчитанным на рынок, или если помещичьи имения были расположены вблизи обеих столиц (Петербурга и Москвы), крупных промышленных центров, речных пристаней, морских портов (о чем говорится в ст. 173–175 Положения). Уменьшение крестьянского надела (особенно значительное) происходило и в случае предоставления четверти высшей нормы в дар по ст. 123.

Увеличивать крестьянский надел (т. е. производить к нему прирезку) помещик обязывался лишь в том случае, если дореформенный надел оказывался меньше низшей, установленной Положением, нормы. Однако и в этом случае помещику, согласно ст. 19, предоставлялось право (правда, по добровольному соглашению с крестьянами) вместо прирезки понизить повинности крестьян, но это правило относилось только к первой и второй полосам, на степную полосу оно не распространялось.

Следует отметить, что отрезка от крестьянских наделов была заранее запланирована при подготовке проекта реформы путем установления заниженных норм предоставляемой крестьянам в надел земли. На практике, при проведении реформы, размер отрезков оказался выше запланированного.

Значительный разрыв между высшей и низшей нормами надела (в три раза), установленный законом, сделал отрезки правилом, а прирезки исключением. В то время как отрезки по отдельным губерниям были произведены у 40–65% крестьян, прирезка коснулась только 3–18%. Общие размеры отрезанной у крестьян земли в десятки раз превосходили размеры прирезки, причем отрезались лучшие земли, а прирезались худшие. Да и сама прирезка в конечном счете преследовала не крестьянские, а помещичьи интересы: она доводила надел до определенного минимума, необходимого для сохранения крестьянского хозяйства как объекта эксплуатации государством и помещиком, и в большинстве случаев была связана с увеличением повинностей. В общей сложности отрезка от крестьянских наделов составила 20%, а прирезка к наделам – менее 1%.

Точные сведения об изменениях в крестьянском наделе в связи с проведением реформы и о мотивах этого изменения дает анализ уставных грамот. В последние десятилетия советскими историками проделана огромная работа по исследованию и систематизации уставных грамот. К настоящему времени статистической обработке подверглись уставные грамоты примерно половины губерний России, на которые распространялось действие Положений 19 февраля 1861 г. Большой фактический материал, введенный в научный оборот, конкретные выводы и наблюдения историков позволили гораздо полнее и глубже проследить процесс реализации реформы, нежели это ранее проводилось по обобщающим данным и повествовательным источникам, выявить те средства и методы, к которым прибегали помещики для ограбления крестьян по закону и в обход закона. Анализ уставных грамот позволил внести существенные коррективы в прежние представления о размерах сокращения крестьянского надельного землепользования в результате проведения реформы. Выяснилось, что существовавшие долгое время в специальной и учебной литературе данные об отрезках оказались значительно преуменьшенными. Так, раньше считалось, что в Калужской губернии крестьянские наделы сократились на 0,5%, по данным уставных грамот оказалось – на 10,9%, в Московской – соответственно 7,5 и 14,5%, в Псковской – 9,1 и 20%, в Смоленской – 7,3 и 16%, в Тверской – 5,2 и 19,9%. Таким образом, в нечерноземных губерниях отрезки от крестьянских наделов в ряде случаев оказались ничуть не меньшими, чем в черноземных. Вот данные уставных грамот о сокращении крестьянского надела (в %) по губерниям в связи с проведением реформы³ [См.: Революционная ситуация в России в середине XIX века. М., 1978, с. 211].

Владимирская – 15,7

Воронежская – 26,7

Калужская – 10,9

Костромская – 32,0

Курская – 15,7

Московская – 14,2

Нижегородская – 17,

Орловская – 16,5

Псковская – 20,0

Оренбургская – 14,4

Рязанская – 16,8

Самарская – 41,3

Саратовская – 42,7

Симбирская – 32,6

Смоленская – 16,0

С. Петербургская – 30,7

Таврическая – 27,8

Тамбовская – 13,1

Тверская – 19,9

Тульская – 12,7

Здесь приведены средние погубернские данные уменьшения крестьянского надельного землепользования. В пределах же губерний (по уездам) это уменьшение существенно колебалось: например, в Воронежской – от 7,6 до 43,2%, в Курской – от 7,2 до 25,4%, в Орловской – от 7,7 до 35%, в Рязанской – от 10,7 до 28,3%, в Тамбовской – от 4,2 до 25,6%, в Тульской – от 7,4 до 17,6%⁴ [См.: Литвак Б. Г. Русская деревня в реформе 1861 года. Черноземный центр. 1861 –1895. М., 1972, с. 180, 184, 186, 188, 191, 194].

Как установили исследователи, подавляющее большинство отрезков проводилось по ст. 18 Местного положения. На размеры отрезков влияли также хозяйственный уклад помещичьего имения и расчеты помещиков на будущие формы эксплуатации крестьян⁵ [См. там же, с. 313; Будаев Д. И. Смоленская деревня в конце XIX и начале XX в. Смоленск, 1972, с. 24].

Отрезные земли сосредоточивались преимущественно в руках крупных землевладельцев. Так, в шести черноземных губерниях (Воронежской, Курской, Орловской, Рязанской, Тамбовской и Тульской) у владельцев свыше 100 душ м. п. сосредоточивалось (по отдельным губерниям) от 77,2 до 93,8% всех отрезанных от крестьянского надела земель в губернии⁶ [См.: Литвак Б. Г. Указ. соч., с. 181 – 196]. Таким образом, «чистка земель» для капитализма, по выражению В. И. Ленина⁷[См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 16, с. 254], укрепила в первую очередь крупное помещичье землевладение. Из 112 млн. десятин земли, находившейся в помещичьих имениях до реформы, примерно 78 млн. десятин осталось в руках помещиков и около 34 млн. предоставлено в надел крестьянам.

Тяжесть отрезки заключалась не только в абсолютных ее размерах, но и в качестве отрезаемой земли, а также в хозяйственной необходимости ее для крестьян. Иначе говоря, имело значение не только то, сколько земли у крестьян было отрезано, но и то, какие земли были отрезаны. На практике, вопреки закону (см. ст. 17 и 26), производилась отрезка наиболее ценных для крестьян угодий – лугов, выгонов, водопоев, без которых нормальное функционирование крестьянского хозяйства было невозможно. Крестьянин вынужден был арендовать эти крайне необходимые ему отрезные земли на кабальных условиях. Арендная плата за эти земли значительно превосходила их рыночную стоимость. По свидетельству смоленских статистиков, отрезки увеличивали «обязательность» аренды, делали ее «прямо принудительной» и поднимали арендные цены вдвое, а иногда в четыре и пять раз⁸ [См.: Будаев Д. И. Крестьянская реформа 1861 г. в Смоленской губернии. Смоленск, 1967, с. 212]. Наблюдательный А. Н. Энгельгардт писал из смоленской деревни: «Сначала помещики еще не понимали значения отрезков... Теперь же значение отрезков все понимают, и каждый покупатель имения, даже не умеющий по-русски говорить немец, прежде всего смотрит, есть ли отрезки, как они расположены и насколько затесняют крестьян. У нас повсеместно за отрезки крестьяне обрабатывают помещикам землю – именно работают круги, то есть на своих лошадях, со своими орудиями, производят, как при крепостном праве, полную обработку во всех трех полях. Оцениваются эти отрезки – часто, в сущности, просто ничего не стоящие, не по качеству земли, не по производительности их, а лишь по тому, насколько они необходимы крестьянам, насколько они их затесняют, насколько возможно выжать с крестьян за эти отрезки»⁹ [Энгельгардт А. Н. Из деревни. 12 писем. М, 1956, с. 450].

Отрезные земли превратились в руках помещиков-латифундистов в мощный инструмент нажима на крестьян. Отрезки явились базисом отработочной системы в пореформенной России, особенно там, где достигли значительных размеров. «В общем и целом, – писал В. И. Ленин, – не подлежит сомнению, что центр отработочной системы в России (среднечерноземный район) есть в то же время и центр отрезков»¹⁰ [Ленин В. И. Полy. собр. соч., т. 7, с. 222].

В общей сложности крестьяне получили в надел 33,7 млн. десятин – в среднем по 3,4 десятины на ревизскую душу, при этом 5,5% крестьян получили менее 1 десятины на душу, 13,2% – от 1 до 2, 28,2% – от 2 до 3, 26% – от 3 до 4, 22,3% – от 4 до 6, 4,8% – свыше 6 десятин¹¹ [См.: Зайончковский П. А. Отмена крепостного права в России, с. 364–365]. При тогдашнем уровне производительных сил даже «высшие», установленные Местным положением, нормы наделов не обеспечивали нормального развития крестьянского хозяйства только за счет земледелия. Видный статистик второй половины XIX века Ю. Э. Янсон считал, что для обеспечения минимальных потребностей крестьянского хозяйства (его воспроизводства и уплаты многочисленных податей) требовалось: в черноземных губерниях не менее 5, а в нечерноземных – от 6 до 8 десятин на душу¹² [См.: Янсон Ю. Э. Опыт статистического исследования о крестьянских наделах и платежах. СПб., 1877, с. 70–71]. Следовательно, более 9/10 бывших помещичьих крестьян не получили этой, необходимой, нормы. В общей сложности крестьянам не доставало более половины необходимой для ведения нормального земледельческого хозяйства земли, которую они вынуждены были пополнять частично покупкой (что под силу было преимущественно зажиточным), частично кабальной арендой, но более всего для обеспечения своего прожиточного минимума крестьяне прибегали к сторонним заработкам. Недостаток земли у крестьян повышал арендные и продажные цены на землю, а поскольку основным источником аренды и покупки была помещичья земля, у помещиков создавались дополнительные возможности для дальнейшего ограбления крестьян.

Статьи 26–36

Хотя по ст. 26 в крестьянский надел включались одни только удобные земли, закон допускал возможность предоставления крестьянам и неудобных – солончаков (ст. 28), закустаренных земель (ст. 29). В то же время крестьяне не получали в надел леса – за исключением случаев, предусмотренных ст. 30–31.

При крепостном праве крестьяне сверх надела пользовались правом пастьбы своего скота на скошенных помещичьих лугах и полях. Им давался для отопления и постройки (но не для продажи) помещичий лес. Разумеется, помещик в этом случае руководствовался не «человеколюбием» и не «заботой о мужике»: здесь был прямой экономический расчет – поддержать крестьянское хозяйство как объект феодальной эксплуатации. В результате реформы крестьяне лишались указанных прав. В уставных грамотах специально оговаривался запрет крестьянам пользоваться лесом, пасти скот в лесу, собирать там грибы и ягоды, или же устанавливалась за это определенная плата помещику. Особенно болезненно это сказалось на крестьянах нечерноземных губерний, издавна пользовавшихся лесом для пастьбы скота, лесных промыслов, сбора грибов, ягод и пр. Лишение этого дополнительного источника существования подрывало крестьянское хозяйство, нарушало традиционные формы его ведения. Условия пользования помещичьим лесом для построек и топлива отныне определялись ст. 47–49 данного Положения. Хотя ст. 33–36 и сохраняли за крестьянами прежние водопои и прогоны для скота, вместе с тем они предоставляли помещику право выделять крестьянам вместо прежних новые участки, если это было ему выгодно. В уставных грамотах нередко оговаривалась дополнительная плата с крестьян (или отработка) за пользование прежними прогонами и водопоями. Следовательно, и эти статьи Местного положения могли быть использованы помещиками для дополнительного нажима на крестьян.

Статьи 37–46

Крестьяне сохраняли право владения теми усадьбами, которые у них были до отмены крепостного права, однако существенно ограничивались в этом праве рядом условий, изложенных как в комментируемых статьях, так и в ст. 74–91 (в которых идет речь о перенесении крестьянских усадеб). Закон предоставлял помещикам широкие возможности для обмена и перенесения крестьянских усадеб, нажима на крестьян с целью извлечения дополнительных доходов, особенно в торгово-промышленных селениях: например, право повышать размеры оброка за пользование торговыми площадями (ст. 44–46), требовать двойной платы за выкуп земли, на которой находились промышленные и торговые заведения крестьян (ст. 91). Поскольку в категорию усадебных земель попадали только те, которые находились в черте селения, расположенные вне этой черты унавоженные крестьянские огороды, сады, коноплянники и пр., наиболее важные и ценные для крестьян, попадали в состав полевого надела, который подвергался отрезке или обмену.

Левада – участок земли близ усадьбы или селения с сенокосом, лугом, огородом, лесными и садовыми деревьями, а также огороженный участок пастбища.

Займище – место, занятое под распашку, росчисть.

Статьи 47–49

В принципе с помещика снималась обязанность предоставлять крестьянам лес для построек и топлива; она сохранялась лишь как временная мера на девять, после утверждения Положения, лет, да и то в ограниченных пределах. Теперь крестьяне должны были за все платить – деньгами или повинностями.

Статьи 50–63

Статья 50 устанавливает три элемента отвода крестьянам надела. Хотя по ст. 54 отрезка от крестьянского надела (согласно ст. 18 и 20) не должна производиться за счет удобренных крестьянских земель и поемных лугов, следующие статьи (55–56) позволяют помещику, правда при определенных условиях, производить отрезку и из этих угодий. Статья 58 допускает отрезку и расчистных крестьянских земель (лядин и огнищ в лесных местностях, требовавших много сил и средств для расчистки и особенно ценимых крестьянами).

Прирезку земли к крестьянским наделам (согласно ст. 19) ст. 59 предусматривает производить из числа удобной и смежной с крестьянским наделом, но с рядом оговорок допускает отступления от этого правила. Статья 60 дает помещику право обмена крестьянских сенокосов и пашен, находившихся на росчистях среди помещичьего леса, на другие угодья. Статьи 61–62 предоставляют помещикам степной полосы право отвода крестьянам надела в любом месте, которое он сам назначит, хотя и оговаривают, что этот надел должен быть по возможности в близком от селения расстоянии. Право помещика произвольно выбирать места для крестьянского надела давало ему широкие возможности отобрать в свою пользу лучшие крестьянские угодья, а взамен предоставить худшие. Это являлось своего рода скрытой отрезкой – ухудшением качества надела.

Присельные земли – участки земли, прилегающие к селению.

Запольные пашни – участки пашни, отдельные от основного массива пахотных земель.

Статьи 64–73

Помещику предоставляется право разверстания своих и крестьянских угодий. Этот институт в принципе носил прогрессивный характер, ибо ликвидировал чересполосицу и способствовал дальнейшему отделению крестьянского хозяйства от помещичьего. Но в руках помещика разверстание стало дополнительным средством нажима на крестьян, так как при нем в большинстве случаев происходило дальнейшее ухудшение качества крестьянского надела вследствие обмена на худшую землю и изменения в неблагоприятную для крестьян сторону состава угодий в наделе.

Статья 64, ориентирующая на полюбовное соглашение помещика с крестьянами в этом вопросе, предоставляет ему право проводить разверстание so всякое время и без всяких ограничений. При отсутствии такого соглашения закон (ст. 65) устанавливал уже обязательное для крестьян разверстание спустя два года по обнародовании Положений, которое могло проходить в течение последующего шестилетия. Необходимость разверстания и его условия в каждом конкретном случае оговаривались в уставных грамотах.

Как выяснил П. А. Зайончковский, отношение помещиков к разверстанию проявлялось по-разному, в зависимости от конкретных местных условий и выгод помещика от разверстания или, наоборот, от сохранения чересполосности крестьянских и помещичьих земель. Так, уже в 1861 году, до истечения двухлетнего переходного срока, после которого можно было проводить разверстание в принудительном для крестьян порядке, губернские присутствия Владимирской, Воронежской, Костромской, Рязанской, Тамбовской, Харьковской и других губерний обратились в Министерство внутренних дел с просьбами провести разверстание досрочно. Однако эти просьбы были отклонены на том основании, что разверстание может задержать составление уставных грамот и, кроме того, обострить недовольство крестьян. И действительно, на этой почве в ряде местностей возникали крестьянские волнения, что вызвало появление 29 августа 1864 г. секретного циркуляра Министерства внутренних дел, предписывавшего губернаторам всячески ограничивать разверстание угодий¹³ [См.: Зайончковский П. А. Проведение в жизнь крестьянской реформы 1861 года, с. 114].

Впрочем, в некоторых губерниях, где помещики первоначально стремились к разверстанию угодий, они сами потом от этого отказывались. Так, в 1862 году рязанский губернатор доносил, что если раньше помещики его губернии стремились «сколь возможно скорее обособить свои земли как для ведения самостоятельного хозяйства на началах вольного труда, так и для избежания всяких близких столкновений с крестьянами», то теперь, поскольку эти чаяния (сразу перейти к предпринимательскому хозяйству) не осуществились, помещики решили использовать чересполосицу для сдачи чересполосных участков в аренду крестьянам ¹⁴ [См. там же, с. 116].

Статьи 65–73 предоставляют помещикам при проведении разверстания ряд преимуществ перед крестьянами. Так, право требовать разверстания имели только помещики (примечание к ст. 65 лишало крестьян этого права). Статья 66 предоставляет самому помещику решать, какие и в каком размере угодья в крестьянском наделе подлежат разверстанию. Статья 67 дозволяет помещику проводить разверстание некоторых угодий (например, выгонов) и по истечении установленного ст. 65 шестилетнего срока. Статья 69 дает помещику право производить обмен неравноценных участков, уменьшать при разверстании крестьянский надел, что противоречит ст. 18, 20 и 22 комментируемого Положения.

По данным Земского отдела Министерства внутренних дел за 1863–1866 гг., разверстание было проведено в 32 губерниях. Оно коснулось 1 814 575 душ мужского пола (около 20% временнообязанных крестьян) в 17 408 имениях¹⁵ [См.: Зайончковский П. А. Отмена крепостного права, с. 249]. Помещики не были заинтересованы в окончательной ликвидации чересполосности земель и проводили разверстание лишь в той мере, в какой это им было наиболее выгодно. Поэтому и после разверстания чересполосность помещичьих земель и крестьянских наделов сохранялась. Например, в Черноземном центре (где, кстати сказать, больше всего было разверстаний) и после разверстаний наделы у 30–50% крестьян оставались чересполосными с помещичьими землями¹⁶ [См.: Литвак Б. Г. Указ. соч., с. 367]. Таким образом, сохранялось, по словам В. И. Ленина, «сплетение» крестьянского и помещичьего землепользования, которое «неизбежно порождает (вернее, сохраняет порожденное тысячелетней историей) такие же отношения мужика к барину, какие были и при крепостном праве»¹⁷ [Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 6, с. 328].

Хозяйственный клин – участок земли под какой-либо одной сельскохозяйственной культурой.

Поле – при трехпольном севообороте третья часть пахотной земли, состоящей из ярового, озимого и парового полей.

Выпускная земля – земля, отведенная под выгон (выпуск) скота.

Статьи 74–91

Наиболее тяжелым условием освобождения крестьян было право помещика переносить крестьянские усадьбы, хотя и с определенными ограничениями, предусмотренными ст. 75–84, и вспомоществованиями, предусмотренными ст. 85–87. Это право давало помещику возможность воспользоваться унавоженными усадебными землями крестьян. Перенесение усадеб могло быть связано с разверстанием угодий, а могло проводиться и без него, в силу условий, определенных в ст. 75. Из 17 408 имений, в которых в 1863–1869 годах, было проведено разверстание угодий, в 2941 имении с 268 823 душами мужского пола оно было связано с перенесением крестьянских дворов¹⁸ [См.: Зайончковский П. А. Указ. соч., с. 249].

Статьи 85–86 предусматривают обязанность помещика проводить перенесение крестьянских усадеб за свой счет. Однако обязанность крестьян содействовать помещику перевозкой материалов и участвовать в работах при переносе усадеб, о чем говорит ст. 85, давала помещику возможность перекладывать значительную часть работ при переносе усадеб на самих крестьян. Неопределенность п. 2 ст. 75 давала помещику широкую возможность по своему произволу производить перенос усадеб. Статья 86 предусматривает возможность для помещиков не возиться с переносом крестьянских усадеб, а откупиться деньгами. В случае возражений крестьян относительно размеров вспомоществования за такой перенос вопрос решал так называемый третейский суд или же уездный мировой съезд, т. е. местные помещики.

Вместе с усадьбами, согласно ст. 91, перенесению подлежали и торгово-промышленные заведения крестьян. По истечении определенного в статье срока помещик имел право потребовать от владельца выкупить землю, на которой находятся эти промышленные заведения (причем по цене вдвое большей, чем выкуп за усадьбу), либо вносить в пользу помещика по 6% оценочной их суммы ежегодно, либо перенести их за счет владельца заведений. Требования данной статьи наносили существенный ущерб торгово-предпринимательской деятельности крестьян.

Дата добавления: 2015-07-11