Жизнь продолжается

Говорили о футболе. Но непривычно тихо, не повышая голоса. И музыка звучала непривычная для этого огромного зала, манежа в Сокольниках, на ярко-зеленый ковер которого на сей раз пускали не в обязательной спортивной форме.

Хоронили СТАРОСТИНА. И гроб, усыпанный спартаковского цвета гвоздиками, был установлен в центре штрафной.

Все Старостины — из породы жизнелюбов. Это выражается у них в страстном отношении к делу, умении любить других, святом хранении таких высоких человеческих ценностей, как дружба, верность, честь. Несмотря ни на какие жизненные передряги, которых на их долю выпало достаточно.

В минувшую субботу «Спартак» провел в Лужниках свой первый матч без Андрея Старостина. Не знаю, может быть и случалось, что его не было на трибунах, когда играла команда. Наверное, были обстоятельства чрезвычайные, например болезнь. Андрей Петрович к врачам обращался только в крайних случаях, хотя переносил хворь тяжело. Лекарствами не пользовался, словно хотел доказать природе, что ему самому под силу справиться с бедой. В этом тоже было проявление его характера. Во всем и всегда только на себя он привык полагаться. И побеждал обычно уверенно, гордо.

Но даже у таких могучих людей силы, увы, не беспредельны. Природа не делает скидок и им.

«Спартак» обыграл в субботу «Вердер». Мощно, с азартом, красиво. На трибунах уже знали о смерти Андрея Петровича. И в толпе, радостно бурлящей, обсуждавшей первую кубковую удачу любимцев, вдруг кто-то неожиданно грустно сказал: «Старостину понравилось бы...»

И это была своего рода оценка игры команды.

Я не видел, как играл Андрей Петрович. Говорят, вот так же мощно, азартно, с неуемной жаждой победы, как и в тот вечер «Спартак». В этом есть символичность, поскольку имя его и имя клуба, в рождении которого он принимал участие, неразрывно связаны.

Один из моих приятелей-футболистов несколько лет назад просил, чтобы я познакомил его с Андреем Петровичем. Сам он был из другого города, в котором, как и во многих, о Старостине ходили легенды. Я выполнил его просьбу. А на следующий день знакомый сыграл так здорово, что удивил буквально всех. После матча он, словно предвидя мой вопрос, сказал: «Я ведь знал, что Старостин на трибуне сидит. Страшно хотелось что-то особенное показать».

Вряд ли он знал, что Андрей Петрович не терпел серости, обыденности во всем. А уж в футболе, которому жизнь посвятил, особенно. Люди, начинавшие общаться с ним, довольно быстро это улавливали. И, как мне кажется, порой даже отступая от привычных правил, начинали следить за своей речью, поведением, поступками.

На похоронах вдруг почему-то начали вспоминать, спорил ли с кем-нибудь Андрей Петрович. Но так и не вспомнили. Хотя наверняка ему, всегда отстаивавшему справедливость, приходилось проявлять твердость. Но то, что спорить он не любил, это точно. И не потому, что не терпел возражений. Просто он был настолько великодушен — велик душой, что, сознавая свою правоту, боялся поставить горячившегося оппонента в неловкое положение.

На похоронах говорили о футболе. Кому-то это может показаться странным. Но только не тем, кто был близок с Андреем Петровичем. Футбол и Старостин — одно целое. Жизнь, прожитая им, целиком отдана этой игре, ее людям.

Дата добавления: 2015-07-11