Огромные труды по управлению обителью настоятель нес как послушание, не оставляя духовных подвигов, никогда не забывая, что монастырь, в первую очередь, держится молитвой и духовным подвигом. Во всех хозяйственных делах он уповал на волю Божию.
Как справедливо отмечено в первом подробном жизнеописании старца: «По духовной своей мудрости он самым настоятельством своим пользовался не для того, чтобы выставлять себя, а более скрываться внутри себя: ни малейше не завидовал старцам в их духовной деятельности и ее плодах, но с смиренною мыслью оставлял себе только настоятельские труды и попечения, по видимому только внешние заботы о благосостоянии обители, утаивая от всех и свои дарования, и свои молитвенные труды о духовном преуспеянии братии под руководством старцев».
Как у настоятеля у отца Моисея было только одно преимущество перед братией – огромная ответственность за них перед Богом и постоянные труды на благо обители. Жил он наравне со всей братией, строго придерживаясь устава, любовь к богослужению была привита ему еще с детства. Он всегда неуклонно посещал утреню, призывал к этому и братию, говоря, что на литургии Господь подает нам Свои Дары, а утреня – это наше служение и жертва Богу. Любимым его занятием было чтение, которому он посвящал каждую свободную минуту, но таких было немного.
Те, кто долгое время знали отца Моисея, вспоминают, какие труды он положил, чтобы при постоянном общении с людьми сохранять мир и терпение: «От природы горячий по характеру, многовременным подвигом понуждения себя он приобрел замечательную тихость и кротость в обращении. Но не вдруг и не легко досталась ему такая победа над гневом». Если кто-либо своим поведением выводил его из себя, он удалялся на некоторое время в свои покои, восстанавливал мирное состояние духа и возвращался, чтобы спокойно закончить разговор и разрешить все недоумения.
Те, кому довелось знать отца Моисея, отмечали его мудрость, добродушие и незаурядное чувство юмора, хотя он мог быть и строгим: «Он бывал и весел без нарушения своего кроткого духовного величия; всегда сосредоточенный в себе, но ласковый в обхождении с ближними, невольно внушал к себе уважение». Какой высоты в смирении достиг отец Моисей свидетельствуют его слова, сохранившиеся в воспоминаниях: «Сам-то я хуже всех, другие, может быть, только думают, что они хуже всех, а я на самом деле дознал, что я хуже всех».
Снисхождение настоятеля к недостаткам и прегрешениям ближних многих удивляло. Сам он как-то сказал своему брату отцу Антонию: «Я всех вас недостатки сношу великодушно и никаким немощам вашим не удивляюсь, а ежели бы всем тем огорчаться и взыскивать по должности моей строго, то совсем бы себя давно расстроил». Бывало, кто-нибудь, расстроенный неудачей в исполнении поручения или послушания, приходит к настоятелю, а тот, видя искреннее раскаяние брата и его усердие к делу, утешит, еще и поблагодарит, скажет что-нибудь ободряющее, и провинившийся сразу расцветал и с еще большим рвением брался за работу. Человек, его душа были отцу Моисею дороже всех дел: «Для всех доверие настоятеля было лучшим поощрением и лучшею наградою, потому все и старались как только могли, все трудились не с стесненным сердцем, а от души, с полным усердием, и успеха было более, нежели бывает при других порядках». Если кто-то из братии действительно был виновен, отец Моисей терпеливо откладывал наказание, надеясь на исправление человека. Если же провинившийся раскаивался – настоятель от всей души оставлял его вину, никогда не попрекая старыми грехами.
Назначая послушание, настоятель старался обращать внимание брата на внутренний духовный смысл поручаемого ему дела. Так, определяя одного послушника в должность будильщика, он объяснял ему: «Знаешь ли ты, брат, какое это послушание? Ведь это дело Ангельское: как Ангелы возбуждают людей на молитву, так и будильщик возбуждает братию. Помни же это и старайся по совести проходить такое послушание».
Во всех недоумениях и расстройствах между иноками, отец Моисей старался призвать их к незлобию, отучить от осуждения и приучить снисходительно относиться к немощам друг друга. Так он прививал им истинное братолюбие. Придет, бывало, кто-нибудь жаловаться на обидчика, а отец Моисей отвлечет его, поговорит по душам, тот уже все свои обиды и позабыл. Это происходило еще и потому, что старец постоянно молился за своих подопечных.
С молитвой он делал всё, так учил и своего родного брата, отца Антония, в письме к нему: «...за непременный долг полагаю впредь наблюдать память Божию и не решаться ни на какое предложение, не помолившись довольно Богу и не размысливши, согласно ли оное с волею Вышнего и с силами моими». Призывая своих подопечных к послушанию, сам он являл образец этой добродетели, обретенной опытом и работой над собой. Советуя как-то брату во всем беспрекословно слушаться настоятеля, отец Моисей ссылался на себя: «Возьми в пример собственное мое искусство: в каких я бедствиях был, следуя своей воле! Когда же ты чего прилежно сам искать будешь или отрекаться, то поверь, во всю свою жизнь горько сожалеть будешь. Я тебе сие не от разума, но от опыта, и опыта примерного пишу, как другу любезному».
Поскольку архимандрит Моисей был очень прост в обращении со всеми, это располагало братию при любых недоумениях в отношении его слов и дел, обидах или недовольствах, безо всякой боязни обращаться к нему. Вот какой случай сохранился в воспоминаниях: «Одному монаху из оптинских старожилов некоторые распоряжения настоятеля показались неосновательными; долго он боролся с самим собою, желая объяснить это настоятелю, но боялся его расстроить; наконец решился высказать свои мысли. «А там, – подумал он, – пусть уж будет что будет!» Пришел к отцу архимандриту и сказал ему: «Батюшка, меня один помысл очень беспокоит». – «Что же тебе, брат, помысл говорит?» – «А вот, батюшка, помысл мне говорит, что вы не так делаете то и то», – и высказал все, что было у него на уме. Отец архимандрит выслушал все молча и внимательно, а потом тихо, с улыбкою, отвечал: «Скажи, брат, твоему помыслу, что это не его дело». С тем и отпустил этого монаха, так что он, обезоруженный кротостью настоятеля, удалился совершенно успокоенный и после сам смеялся над собою, как просто разрешились все его мысленные колебания».
Старая братия Оптиной не сразу, как уже рассказывалось, приняла настоятеля, особенно пожилые монахи высказывали недовольство его деятельностью. Был среди них и отец Вассиан, по годам и времени пребывания в обители считавший себя старше настоятеля и вправе советовать ему. Он часто приходил к отцу Моисею с критикой его действий: «Бывало и соберется, придет из cкита в монастырь и, с свойственной ему простотой, начнет выговаривать отцу архимандриту и делать ему замечания. Тот принимал его всегда с обычной своей любовью, молча выслушивал его, давал ему наговориться вдоволь, и потом, уходя в свою келью, возвращался оттуда со связкой баранок или чем-нибудь подобным и, благодаря своего обличителя, отдавал ему гостинец, приговаривая: «Ну, отец Вассиан, спаси тебя Господи, что потрудился посетить меня грешного, вот тебе за это и гостинец». Бывало, братия увидят, что схимник возвращается в скит со связкой баранок и, улыбаясь, догадывались, что он приходил учить или обличать архимандрита».
Это благодушие было неизменным свойством архимандрита Моисея. Располагало оно к настоятелю и сердца богомольцев, число которых значительно возросло при отце Моисее. Служение миру он считал неотъемлемой обязанностью монастыря. Паломники находили здесь всё то, за чем и отправляются люди из далеких мест в святые обители: возможность помолиться, получить духовное окормление, разрешить духовные нужды и недоумения. В монастыре и скиту специально были созданы условия, чтобы, не нарушая порядок и не мешая инокам, богомольцы могли обратиться к старцам. И хотя это всё же имело некоторые неудобства – поток людей возрастал, отец Моисей считал, что важней претерпеть эти неудобства, но дать людям ту духовную помощь, которую они ждут от монастыря. Иначе зачем же все иноческие труды и подвиги, какой в них смысл без любви к людям?
В гостинице не была установлена плата за проживание, стояла лишь кружка для пожертвований – кто сколько сможет. Один богатый купец поинтересовался, не боится ли настоятель, что все будут жить бесплатно. «Девяносто девять не заплатят – Бог пошлет сотого, который за всех заплатит», – не смущаясь, ответил преподобный.
Архимандрит Моисей ввел в Оптиной традиции широкой благотворительности. В обители поддерживали нищих и бедняков, давая им пищу, кров. Большое строительство, которое велось в монастыре, как уже рассказывалось, имело целью еще и дать работу, а значит – и пропитание нуждающимся.
Близко к сердцу принял он народное бедствие – разразившийся в один из неурожайных годов голод. Когда братия упрекала его, что самим монахам есть нечего, он взывал к их человеколюбию со слезами: «На что же мы образ Ангельский носим? Для того ли, чтоб мы великое Его слово о любви к ближним только устами повторяли? Что же народу-то, с голоду, что ли, умирать?» Братия, пристыженная отцом Моисеем, смягчилась. Он не уволил в тот год ни одного работника, продолжая всех кормить.
А скольким преподобный помог лично! Но он всегда скрывал свои благодеяния, что даже тот, кому он их оказывал, не сразу это понимал. Помогал тайно, иногда прикрывая свои благодеяния – часто покупал у бедняков совершенно ненужные вещи за большую цену. Свидетель такого случая с удивлением спросил, зачем он это сделал, отец Моисей воскликнул: «У него же пятеро детей, которых кормить нечем!». Приобретал он и плохие продукты, потом сам употреблял их в пищу. Держал на жаловании сирот, когда у него спросили, в чем их работа, оказалось: одни – для отпугивания ворон, другие – для ловли кротов...
Нередко настоятелю приходилось выслушивать замечания, зачем он принимает в монастырь так много народу, тем более – больных и старых, от которых никакой пользы. Он всегда убежденно отвечал, что они – молитвенники за обитель, а это и есть самая главная польза. Для поступления в Оптину не требовалось делать взнос, принимали всех, но учитывалось искреннее желание посвятить свою жизнь Богу.
Обитель при отце Моисее выполняла и апостольское служение – несла в народ свет Христовой истины. Когда было налажено книгоиздательство, настоятель во множестве рассылал книги в обители, библиотеки, частным лицам, раздавал книги богомольцам. Из числа Оптинской братии, воспитанной архимандритом Моисеем, вышли настоятели многих обителей, где они, в свою очередь, насаждали традиции старчества.
Очевидное бескорыстие и нестяжательность настоятеля привлекали в Оптину многочисленных благотворителей. Оказывая им должное уважение, архимандрит Моисей никогда не имел лицемерия или человекоугодия. Одно семейство, много жертвовавшее Оптиной, как-то предъявило жалобы на гостинника, упомянув свои благодеяния. На этот старец ответил: «Мы думали, что вы благотворите ради Бога и от Него ждете награды, а мы, убогие и несправные, чем воздадим?». И хотя в последние годы жизни архимандрита Моисея за обителью числился довольно большой долг (он со временем был уплачен), при налаженном хозяйстве, обширных угодьях и множестве благотворителей это уже была совсем другая ситуация, по сравнению с тем, что было в Оптиной, когда отец Моисей принял ее под свое управление. Благодаря его трудам Оптина пустынь к середине XIX столетия стала крупнейшим монастырем, духовным центром России.
Архимандрит Моисей исполнил слово владыки Филарета, основателя Предтеченского скита и духовного благодетеля Оптиной пустыни, сказанное ему при братии еще в 1842 году: «Отец Моисей! Веди всех их в Царство Небесное, ни одного не оставляй». Преподобного Моисея можно назвать образцовым настоятелем или «образом настоятеля», среди самых больших забот не забывавшего «единого на потребу».
Дата добавления: 2015-07-11; просмотров: 67 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Духовное устроение обители. Начало оптинского старчества | | | Кончина праведника |