Когда поэту действительно нечего сказать

А недосказанность, она как…

I

Когда весь мир был малой точкой,

А дух носился над водой,

Я был лишь бренной оболочкой,

Корпускулой, а не волной.

Но я уроки брал у света,

Как стать звездой, а не кометой,

Как сразу быть в шести местах,

В глазных теряясь зеркалах.

В моё чело могучей дланью

Он бил, чтобы наладить связь,

В башку мою вдолбить стремясь

Ключи и шифры мирозданья.

Я хоть не понял ничего,

Но в руки взять решил перо.

II

И так я стал писать словечки,

Украв свой собственный покой.

Мне мнилось, что я мчу по встречке,

С насквозь пробитой головой,

А я сидел, стучал копытом

По кнопкам пыльным алфавита.

Пил чай пустой, без кипятка,

И дым пускал до потолка.

Как завещал ещё Иосиф,

Не выходил, не совершал.

Как крыса любит свой подвал,

Любил в своей душонке осень,

Прикован взглядом был к стене.

Но, впрочем, хватит обо мне.

III

А это время ангел где-то

Менял опять свой цвет волос,

Очередной страдал диетой

И пудрил маленький свой нос,

Свой сон полночный изливая,

В котором изгнан он из рая,

Стоваттным ламповым свечам,

И часто плакал по ночам.

И взору блеск дарили слёзы.

Мой ангел сам себе давал

По вечерам концерт-скандал.

Но к чёрту эти все неврозы.

Ремарка здесь и не нужна,

Что ангелом была она.

IV

Она сидела на балконе

Стройна, как грустный кипарис.

Плейлист листая в телефоне,

Порой роняла взгляд свой вниз.

И слушая ночные звуки,

Часов спешащих перестуки,

В полтретьего она опять

Нисколько не хотела спать.

Она сидела и мечтала,

Что принесёт ей яркий свет,

Примчавшись через толщу лет,

Всё то, чего ей было мало.

И свет ей передал привет,

Поторопив слегка рассвет.

V

Её порою забавляла

Одна весёлая игра:

Как Лев Толстой она писала,

А после, словно Гоголь жгла.

Она тем утром, как обычно,

Спалив движением привычным

Плод бдений свой очередной,

Шла в кофеиновый запой.

И бормотала по дороге,

Что рассуждают хорошо

Лишь только Друзь и Поташёв

О вечности, любви и боге.

И поняла она в тот час:

Есть вещи посильнее нас.

VI

Как пел один мудрец когда-то,

Любовь находит нас не та,

Кто виноват? Кто виновата?

Любовь по сути так проста:

Взаимная – так скоротечна,

А безответная – навечно.

Способен разобраться в ней

Один Эрнест Хемингуэй.

Но всё же, популярной песни,

Какой бы бард её не пел,

Румян как солнце, бел как мел,

По мне, так тишина чудесней.

Ведь звук с обратной стороны

Лишь тень извечной тишины.

VII

И в тихой гавани похмелья

Я, спотыкаясь об собак,

Плыл поперёк любых течений

Из кабака в другой кабак.

Мне мнилось, что сижу я в келье,

Да только я на самом деле

По встречке жизни лихо мчал,

Ища хоть где-нибудь причал.

Одной рукою за берёзку,

Как за жену свою держась,

Другой, – на лбу рисуя вязь,

Играл роль принца-недоноска.

И, словно русские в Берлин,

Входил в ближайший магазин.

VIII

А там, у длинного прилавка,

Затмив наушниками слух,

Она искала взглядом Кафку,

Но тот от древности протух.

И я такой, стою, балдею,

Почти что восхищаюсь ею.

Она взглянула между строк,

Секундно приутих пост-рок.

Плейлист её, на то мгновенье,

Остановил свои биты,

Как гений новой красоты,

Как мимолётное сомненье.

Я ждал хоть слова одного,

Но не случилось ничего.

IX

Соприкоснулись лишь глазами

И, словно в море корабли,

Ни слова так и не сказали,

Друг друга мимо обошли.

Вновь по своим пустым квартирам,

Латать пространственные дыры,

Она – туда, а я – сюда,

Забыться чтобы навсегда.

Но всё могло ведь быть иначе.

Так что же всё же не срослось?

Так быть или не быть? Вопрос.

Она не знает, я – тем паче.

Как мог бы срифмовать Басё:

«Рцы слово твердо» - вот и всё.

X

Зачем вопросом задаваться,

Ведь можно жить и не страдать?

В конце строки, в конце абзаца

Спокойная морская гладь.

Безмолвный океан. Ни звука.

Лишь мой пример – другим наука.

А кто не признаёт покой,

Тот вечный на Земле изгой.

Он улюлюканьем и свистом

Сопровождён в своём пути.

Он всё твердит: «Не наследи»,

И оставляет разум чистым.

И не запятнана тетрадь,

Ведь больше нечего сказать.

Дата добавления: 2015-07-11