Факторы обострения этноконфессиональной напряженности

Как это обычно бывает, замалчивание насущной общественной проблемы способствует ее обострению, а самоустранение органов государственного управления от ее решения, возведенное в ранг национальной стратегии, ведет к варваризации самодеятельных попыток навести в этой сфере хоть какое-то подобие порядка – вплоть до весьма серьезных столкновений на этнической и этнополитической почве.^[18]

Ситуацию только усугубляет откровенно русофобская позиция значительной части правящей бюрократии. Она, как представляется, вызвана не столько боязнью обвинений в попустительстве «русскому фашизму» и агрессивным давлением представителей Запада, сколько собственным животным страхом перед всеми формами самозащиты и самоорганизации собственного народа, в том числе и проявляющихся в сфере стихийно возникшей этноконфессиональной конкуренции.

К настоящему времени уже полностью оформилась закономерность, получившая название «феномена таджикской девочки»: любое преступление, совершенное русским против представителя неславянской национальности, представляется «вопиющим проявлением ксенофобии и расизма». В то же время всякое преступление, совершенное не желающим (или по объективной причине не способным) ассимилироваться иммигрантом против русского, рассматривается иезуитским синклитом профессиональных грантополучателей и с удовольствием спекулирующих на этноконфессиональной проблематике для доказывания Западу своей «цивилизованности» представителей правящей бюрократии исключительно как бытовое до тех пор, пока не появятся совершенно неопровержимые доказательства обратного (которые, строго говоря, могут существовать в исключительно редких случаях).

Трагичным является и то, что правящая бюрократия, осознавая как свою органическую неспособность справиться с управлением страной, так и рост недовольства населения, вызываемый этой неспособностью, находит выход в переключении общественного раздражения на «врагов», образ которых искусно формируется при помощи изощренных политтехнологий. Перед выборами 2003 года таким «врагом» была назначена коммерческая олигархия (и общество помимо своей воли помогло силовой олигархии победить ее и стать единоличным хозяином страны). В 2005 году обозначились попытки сплотить общество вокруг правящей бюрократии против не только «внешнего врага», в роли которого выступили развитые страны Запада и в первую очередь США, но и против «врага внутреннего». В его качестве были обозначены различные национально ориентированные силы, свои для каждой части общества – в полном соответствии с правилом «разделяй и властвуй».

(Строго говоря, в этом нет ничего нового: в 1999 году Путин пришел к власти на разжигании официальной пропагандой не просто патриотизма, но, что представляется совершенно недопустимым и что аукается нам сейчас на Северном Кавказе, именно этнически окрашенного патриотизма. Не стоит забывать, что даже Сталин официально выселял не народы, а «тысячи предателей, захваченных на территории» соответствующих регионов. В результате общественное сознание в целом не поражалось расизмом и ксенофобией, не становилось агрессивно националистичным и деструктивным. В 1999–2005 годах в России наблюдается совершенно иная государственная политика, неявно, но весьма эффективно направленная, по сути дела, на дробление общества по национальному признаку.)

Скандал с антисемитским письмом значительной группы депутатов, поддержание, а в ряде случаев и раздувание как антиисламских, так и русофобских настроений представляются неотъемлемой, хотя и глубоко скрываемой, а частично осуществляемой по личной инициативе компонентой всей политики правящей бюрократии.

Отчасти это вызвано собственной деградацией и глубокой безответственностью власти, отчасти – ужасом перед окончательно вышедшими из-под контроля (похоже, как раз во время полпредства Д. Козака, прочимого многими в преемники Путина) и стремительно нарастающими процессами варваризации Северного Кавказа, все менее напоминающего часть России даже по формальному исполнению формальных законов, не говоря уже о повседневной жизни основной массы населения. Безусловно, значимой причиной подобной политики является и чудовищный «бизнес на крови», процветающий не только в Чечне, но и в некоторых других регионах России и объединяющий, насколько можно понять, представителей силовых и террористических структур в противоестественный, но тем не менее исключительно эффективный для достижения их частных коммерческих целей симбиоз.

В любом случае уровень внутренней этноконфессиональной напряженности в современной России представляется не просто угрожающе, но и исключительно высоким.

Так, по данным самых разных социологических опросов, проводимых различными специалистами для различных заказчиков, преследовавших различные цели, лозунг «Россия для русских» в настоящее время считает правильным (хотя в основном и с весьма существенными оговорками, причем удельный вес поддерживающих этот лозунг практически не растет) более половины россиян.

Несмотря на разнообразие этноконфессиональных проблем, в частности, на глубину противоречий, связанных с представителями цыганского и некоторых других народов (например, к востоку от Урала – с китайцами), главный из имеющихся этноконфессиональных конфликтов четко очерчен и содержательно локализован, хотя и охватывает основную часть территории нашей страны. Как представляется, он состоит в наметившемся и уже идущем полным ходом разделении российского общества на коренное для большинства регионов славянское население и не интегрирующихся с ними представителей различных и часто враждующих друг с другом мусульманских общин.

При этом ислам является в современной России, как, впрочем, и во всем современном мире, не столько религией, сколько единственным доступным для обычных людей способом реализации тяги к справедливости. Существенно, что в ряде регионов Северного Кавказа, а также, в меньшей степени, в Татарии и Башкирии он служит еще и специфическим способом социализации. (Не составляет никакого секрета, что в некоторых районах титульно русских регионов Северного Кавказа представители славянских национальностей принимают ислам, просто чтобы иметь возможность реально участвовать в решении вопросов местного самоуправления, реально принимаемых в рамках мусульманских общин, а не формально обозначаемых органов местного самоуправления.)

К сожалению, знания современного российского общества о его собственных внутренних структурах, и в особенности об этнических общинах, крайне разрозненны и ограниченны. Это объясняется не только вошедшими с легкой руки Пушкина в поговорку ленью и нелюбопытством славян, но и обособленным характером существования общин, отнюдь не стремящихся к интеграции, а в ряде случаев и проводимой ими жесткой информационной политикой закрытости. Помимо реакции общества, обособленность общин вызвана прежде всего объективными причинами: для руководителей общин интеграция будет означать потерю власти и денег.

Для решения задач практической политики исключительно важно знать, что исламские общины современной России не только не объединены, но и далеко не однородны. Наиболее важным обстоятельством их внутреннего различия представляется довольно жесткое противостояние местного мусульманского самоуправления (джамаатов), озабоченного, за исключением отдельных регионов, преимущественно местными проблемами, с экспансионистской интернациональной компонентой ислама. Представителями последней являются салафисты, более известные как ваххабиты; наиболее серьезная структура – «Хизб’ут-Тахрир», разветвленная глобальная политическая организация, по сути дела, политическая партия, стремящаяся построить всемирный исламский халифат, но готовая, как когда-то большевики, начать с России. По некоторым данным, это третья после «Единой России» и КПРФ партия, уже в 2005 году, несмотря на негативное отношение со стороны формальных властей, имевшая свои ячейки (хотя в ряде случаев не ведущие практической деятельности и, возможно, созданные не более чем для приукрашивания отчетности) практически в каждом городе нашей страны.

Сохранение целостности России требует в качестве категорического императива формирования и внедрения новой наднациональной и, что исключительно важно, надрелигиозной идеологии, способной объединить общей долгосрочной целью людей, принадлежащих к разным культурам, религиям, народам и общинам.

Это азбучное и вполне объективное требование остается тем не менее совершенно недоступным для сознания правящей бюрократии. В условиях фактического отсутствия или, если угодно, последовательного самоустранения государства от реальных проблем общественного развития (выдаваемого к тому же за высшую мудрость либерализма) решение этой задачи целиком ложится на плечи оппозиции – вне зависимости от того, нравится это ее представителям или нет.

Одной из важнейших неотложных потребностей является, как это ни парадоксально, позитивное и обязательно не агрессивное объяснение истории, в том числе новой и новейшей, нашей страны. Такой взгляд на нее действительно является нетрадиционным даже для советской историографии (не говоря уже о пореформенной и особенно «демократической», последовательно и целеустремленно представляющей нашу страну и наш народ исчадием ада и главным источником всех бед и несчастий человечества). Однако невозможно себе представить времена, для которых не было бы актуальным восстановление истины.

Это особенно верно для нашей страны и нашего народа, на протяжении всей своей более чем тысячелетней истории бывшего преимущественно добровольным помощником, развивавшим своих соседей^[19] или обеспечивающим их мирное развитие (пусть даже и в форме помощи их правителям, а не непосредственно самим народам, как, например, это было во время Священного союза), или жертвой чужеземной агрессии.

Характерно, что наша страна, несмотря на суровость своей и мировой истории, почти никогда не была захватчиком и эксплуататором,^[20] а вошедшие в поговорку жестокости, например, Ивана Грозного, являются таковыми лишь на фоне относительно мягких российских нравов (чего стоит одно то, что он мог в ходе церковных служб поименно поминать почти всех своих жертв!); достаточно вспомнить хотя бы средневековую Англию, в которой основным приговором судов являлась виселица. (Нелишне вспомнить и то, что уничтожение рабства в России произошло, несмотря на все его запаздывание, исторически лишь немногим позже, чем в некоторых сегодня кичащихся своими демократическими традициями странах Европы^[21] и до его уничтожения в США; женщины же получили право участия в выборах намного раньше, чем в Великобритании и Швейцарии, где это случилось соответственно аж в 1928 и 1941 годах.)

В рамках конструктивного переосмысления своей истории, например, разумно рассматривать предоставление государственной независимости Польше, Финляндии и Прибалтике как результат того, что Российская империя, при всех своих бесспорных недостатках, воспитывала свои народы до уровня, позволяющего им самостоятельно существовать в Европе. По достижении этого уровня наша страна, хотя и в результате исключительно драматических событий, «отпускала» эти народы, предоставляя им независимость.^[22] Этим она принципиально отличалась от западных колонизаторов, которые в 50–70-х годах ХХ века «отпускали» заведомо не подготовленные к самостоятельной жизни и полному самоуправлению народы. Подобная безответственность, вызванная, как правило, эгоистическим стремлением уменьшения собственных расходов и отказа таким образом от цивилизаторской миссии, вела к деградации получавших независимость стран и чудовищным гуманитарным катастрофам, многочисленные примеры которых дала, например, Африка (в которой колониальное иго воспринимается сейчас как без всяких преувеличений «золотой век»).

И распад Советского Союза был страшен не столько сам по себе, сколько в первую очередь именно «досрочным» и при этом одновременным выводом в самостоятельное существование большого количества обществ, еще заведомо не готовых к этому. Некоторые из них даже свою письменность обрели уже в составе СССР, то есть менее чем за 70 лет до обретения независимости!

Нынешнее руководство нашей страны, как это ни печально, не имеет, по всей видимости, не только ответственности, но и общегуманитарной^[23] культуры, необходимой хотя бы для простого осознания стоящей перед современным российским обществом задачи восстановления его идеологического единства. Все, на что оказывается способной правящая бюрократия в современных условиях, – это апеллировать к стратегическим технологиям более чем полутысячелетней давности – ХV века (хорошо хоть нашей эры), когда Россия действительно создавалась на базе религии, а не идеологии.

Придерживающаяся этого подхода часть православных фундаменталистов и следующих за ними в идеологическом кильватере государственных и политических деятелей, по всей видимости, действительно не в состоянии осознать, что вернуть страну на более чем 600 лет назад невозможно в принципе, а попытки этого не могут не быть заведомо контрпродуктивными. В частности, они объективно ведут к обособлению славянского населения и превращения русских из «государственнообразующей нации», которые имеют все предпосылки для того, чтобы стать основой будущей российской цивилизации, как они стали основой цивилизации советской (и, более того, по вполне объективным причинам одни только и могут стать этой основой) просто в одну из общин, пусть даже наибольшую по численному составу и наиболее интенсивно кичащуюся своими прошлыми заслугами.

Современные православные фундаменталисты старательно игнорируют очевидное – то, что за прошедшие века (не менее 25 поколений!) бывшие «бусурмане» стали неотъемлемой частью страны и народа, а их национальные культуры обогатили русскую, вместе с ней (хотя, безусловно, и на ее основе) создав, как их сплав, великую российскую культуру. Сторонникам попыток возрождения России на основе православной религии необходимо понимать с поистине беспощадной ясностью, что раскол нашей страны и нашего общества по религиозному признаку значительно реальнее раскола по национальному. Причины этого очевидны – стоит упомянуть хотя бы то, что на более крупные элементы распадаться всегда проще, а главный фактор самосознания, культура, определяется принадлежностью к той или иной религии сильнее, чем принадлежностью к тому или иному народу.

Собственное бескультурье и стихийная агрессивность многих представителей правящей бюрократии, заставляющие априорно считать «инородцев» если и не врагами, то, во всяком случае, потенциальными противниками, усугубляется чудовищным наследием не только по-прежнему продолжающейся, но и, более того, расширяющейся на другие территории, пока Северного Кавказа, чеченской войны. Она не просто ежедневно и ежечасно прививает российскому обществу привычку к насилию и жестокости, не просто разрушает общественную психику (не говоря уже о миллионах индивидуальных), но и приучает миллионы, если не десятки миллионов людей к межнациональной и межрелигиозной вражде как обыденному, повседневному и, более того, единственному нормальному состоянию.

Весьма негативную роль, насколько можно понять, в развитии этих процессов сыграло индивидуально справедливое убийство Масхадова, который, при всей своей мерзости, был глубоко светским деятелем и неявно рассматривал религиозных лидеров как своих конкурентов, пусть даже и потенциальных. Возмездие ему (лишившее к тому времени западную общественность объекта для симпатий среди чеченских боевиков) существенно усилило предпосылки для превращения национальной войны (само развязывание которой также было безусловным преступлением) в религиозную. А религиозная война легко может не только расшириться с собственно Чечни на часть Северного Кавказа (в первую очередь Дагестан), но и перекинуться затем на другие регионы России с существенной долей мусульманского населения.

Дата добавления: 2015-07-11