Р’йван А’авн Остров

Это озеро называли просто «Озеро». И никогда не слышал, чтоб как-то иначе. Иной раз вообще старались не упоминать. Просто «Озеро». Однажды предложил назвать его как-нибудь, и мне просто не сказали ничего тогда, только посмотрели со снисхождением каким-то, как на калеку. Тогда я решил сам дать ему название, сам для себя; но так и не смог ничего достойного придумать. И действительно –подумал тогда- «Озеро» - самое подходящее название для него. Был один вариант, однако, который мелькнул в голове как-то быстро, но чётко: Озеро Смерти – мелькнуло чётко, но потом забылось, ведь не было причин абсолютно никаких, чтобы называть его так.

Не сказал бы, что Озеро было слишком большим – пешком его можно было обогнуть за полдня, но стоя на одном берегу нельзя было увидеть противоположного. Посередине Озера был остров, и можно было с берега увидеть, что он порос весь толстой чередой деревьев, в отличие от побережья самого Озера, которое представляло из себя крутой глиняный спуск, поросший травой наверху; а дальше по периметру на расстоянии метров пятидесяти не росло ничего другого; потом появлялись редкие кусты, а дальше – лес, в километре от которого была деревня.

Наверное, из-за этого неудобного берега и далёкого расположения Озера никто не рыбачил там. Рыбачили в небольшом озере рядом с кладбищем. И если об Озере не говорили почти, то и об острове в центре него упоминать в разговоре было нечего. О нём я разговаривал только с собой. Я назвал этот остров Островом. Мне показалось, что очень подходит ему это название.

Впервые я встретился с Озером, когда приехал к отцу из города; он попросил меня тогда написать статью для местной газеты про болотистую местность за лесом, чтобы показать, велика ли возможность её возделывания в будущем и есть ли перспективы в её приспособлении для посадки леса, и просьба эта мне сразу показалась тогда такой странной; и я сказал тогда ещё, что не геолог, и направление моих исследований совсем иное, на что мне ответили, что материал исследований мне предоставят, надо будет только написать связную статью. Я согласился, но решил съездить всё же на болото это, посмотреть, что к чему и сделать некоторые снимки. Один раз я ездил туда с отцом, а сейчас решил добраться сам, но заблудился в однообразной местности, состоящей из усеянных густыми деревьями участков и просторными пустырями, на которые, казалось, никогда не ступала нога человека (разве что нога человека, так же вот точно заблудившегося в отчаянии), и выехал к Озеру по заросшей уже совсем дороге, ведущей рядом с лесом.

И был удивлён, потому что до этого и не подозревал о том, что Оно вообще находится за ним. Осознал вдруг, что ранее и не интересовался совсем, что за местность располагается за этим громадным городом могучих деревьев, возвышавшимся Вавилоном среди низких лесочков берёз и тополей. Тогда же я впервые увидел и Остров. Далёкий, едва различимый; было трудно сказать примерно даже, каких он размеров, но точно можно было различить тёмные, ввысоке деревья, которыми он был покрыт. Я просто смотрел на это, чувствуя спокойствие, а потом наполнился каким-то жутким вдохновением, и решил написать статью об этом озере. Не знаю, о чём именно. Просто о Нём. Когда я вернулся, то сказал об этом отцу.

«У вас за лесом такое красивое озеро, почему ты никогда мне о нём не говорил?»

На мгновение лицо отца сморщилось, как если бы он только что захлебнул чашку горчицы, а потом он посмотрел на меня так, что стало ясно, что он не хочет делать вид, что понял, о чём именно идёт речь. Он опустил взгляд обратно в тарелку с супом, жадно захлебнув кроваво-алую жижу: «Это озеро не относится к территории деревни. Зачем же мне говорить тебе о нём?»

«Оно не так уж и далеко от болота, о котором ты просишь меня написать. Как оно называется?»

«Озеро».

«Просто Озеро? За столько времени вы не смогли придумать нормального названия?»

«Придумай лучше. И больше не упоминай о нём, когда я ем»

«Почему? Мне Оно очень понравилось. Меня удивило, что никто о нём мне раньше не рассказывал. И к тому же, в его центре находится какой-то остров; кажется, я мог бы написать об этом, и это будет интереснее людям, чем рассказ про болотистую пустошь.»

«Пиши о том, о чём попросили. Никому не интересны ни Озеро, ни этот остров. И тебе не должно быть до них дела. Это просто озеро. И просто остров.»

Просто…

Так он сказал. Я ненадолго забыл об Озере. Написал статью о болоте, а в конце недели собрался уехать. Про Озеро почти и не вспоминал, но за день до моего отъезда мне снились какие-то мимолётные образы, из которых я запомнил чёрную воду, на которой переливаются багровые лучи закатного солнца; мягкий чернозём, такой родной, до боли знакомый; и деревья. Высокие тёмные деревья, тянущиеся у величественному небу вверху. Я проснулся в каком-то ненормальном воодушевлении и твёрдо решил, что обязательно и непоколебимо посетить Озеро обязан до отъезда, иначе не будет нормального ни отъезда, ни успокоения душевного. Так показалось. И я решил съездить туда, сказал об этом отцу, на что он ответил лишь: «Незачем тебе. Это просто озеро.»

Когда я подъехал к Нему, погода находилась в состоянии сна. Так спокойно Оно было, будто ждало меня всё это время, медитируя Само на Себя. Было где-то 3 часа дня, и солнце светило слабо, выглядывая из-за густых облаков. «Как оно прекрасно!» - подумалось мне, и стал вглядываться в Остров. Он тоже ждал меня. Я слышал, как Он зовёт. Если бы только была возможность попасть туда!

«Тук… тук…» - услышал какие-то всплески воды прямо подо мной и заглянул за край крутого берега. Из-под нависшего слоя глины виднелась покоящаяся лодочка, бьющаяся о землю. В ней лежало весло; и это показалось мне тогда большой удачей, ведь желание попасть на Остров было теперь вполне осуществимым. Вода же оставалась абсолютно спокойной в этот лёгкий осенний ветер, так что, казалось, всё подталкивает меня. И Он звал. Он звал…

Опускаю ногу в лодку; чёрная вода под ней дрожит в волнении. Как давно она не содрогалась от человека? Сколько времени прошло с момента, когда весло этой лодки в последний раз ударялось об эту спокойную тёмную гладь? Верёвка с крюком, воткнутым в берег, уже вся пропиталась влагой и покрылась зеленоватым налётом, а прогнившее весло казалось мягким и гибким на ощупь. Вот будет потеха, если оно развалится, когда я буду в центре Озера.

Весло вонзается в воду поначалу легко, и лодка медленно отплывает от берега. Берег этот кажется настолько спокойным, что жутко до боли становится – он не потеряет меня, если я не вернусь; эта земля не заметила вовсе, что я сошёл с неё, и когда в следующий раз я встану на неё, она не будет волноваться так же, как взволновалась эта вода от моего прикосновения через чёрное дно этого до неудобства крохотного судна. И вот уж весло вонзается в воду, как лопата вонзается в землю – на одно мгновение подумалось даже, что я могу выйти сейчас из лодочки этой и пойти по воде, а пока что я отталкивался от гладкой вязи гуталинового моря. И чем ближе подбирался к Острову, тем плотнее становилась вода. Я решил, что такую воду вполне можно называть Водой.

И потерял ход времени; всплески Воды будто загипнотизировали меня. Я бил по Ней веслом, как сумасшедший; руки мои болели, а рубашка взмокла от пота. На какое-то времени я впал в беспамятство, запомнив лишь чёрную Воду и белые блики на Её поверхности. А когда блики потускнели, поднял голову. Теперь небо затянуто облаками было полностью, почти не давая пройти лучам вечернего солнца. А Остров был совсем рядом. Я увидел Его – мрачный, величественный сгусток тёмной материи, до которого оставалось так немного. Лодка села на чёрную мель, и я застыл. Я приплыл. Приплыл к Нему; на Котором до меня никого, вероятно, не было уже так давно; или не было вовсе.

Остров оказался не таким уж и широким; зато обворожительно высоким засчёт громадных деревьев, начинающих расти в пяти метрах от береговой линии. Тишина поглощала это место; лишь угрожающий шелест листьев –опавших и ещё держащихся на последнем издыхании- пытались будто о чём-то предупредить. И не по сезону листья эти начали уже опадать и выцветать, так что здесь сразу напрочь забылось, какой сейчас месяц. Само место это, казалось, находится вне времени.

Ходил вдоль берега, осматриваясь; пытаясь найти хоть какой-нибудь признак присутствия ранее здесь чьей-нибудь бренной души, но так ничего и не нашёл. Достал свой старый фотоаппарат, сделал несколько снимков. Вид на Воду, начавшую вдруг биться в конвульсиях; на тёмное вечернее небо, затянутое внушающими трепет тучами; мрачную толпу пошатывающихся деревьев –я бы хотел уточнить, что именно за деревья это были, но так и не смог определить этого ни по их форме, ни по их размерам. Это были деревья, не встречавшиеся мне ранее ни в одном месте и не поддающиеся описанию привычными мне словами. Поэтому для себя я решил, что буду называть их Деревьями-, чьи тени ложились на землю так, что почему-то создавалось впечатление, что никогда тень эта с земли и не сходит ни на фут; что много веков уже Деревья в этом чёрном союзе крючковатого, похожего на гигантского спрута силуэта и такой же непонятной, таинственной грозной Земли, слившихся в монолит некой космической Материи. Лес впереди что-то шептал листьями.

Я подошёл к чёрной Стене, и она поглотила меня. Не помню, как переступил границу; но помню, что после этого всё тело завибрировало страхом, будто сам Король Страха из времён столь далёких, что мне они казались уже лишь сном, вновь заиграл на своём ужасном инструменте, сделанные из материалов, которые никому из человеческих существ ранее видеть даже не приходилось струны которого издавали тот могучий звук, который был не слышим человеческим ухом, но был слышим душой и кишками, которые тотчас скручивались в кровавую косу, ибо знали, что на этих струнах играть может лишь Тот, кто изрыгает волны экстаза, учуяв трепет души недостаточно отважной, чтобы суметь противиться ему – Кхоронзоносу. Услышишь Его – и ты пропадёшь, если не пойдёшь дальше. Теперь я понял, что из времён столь далёких Оно пришло вновь. Нет, Оно и не уходило никуда вовсе – Оно ждало, и теперь я стоял перед пропастью, поросшей выцветшей травой ужасного Леса. Да, Он был не только интересен, как то наивно казалось мне уже, казалось, вечность назад, нет – Он был ужасен, но услышав Кхоронзоноса – иди, ибо это значит, что ты на правильном пути. В прошлый раз мне это было неизвестно, и потому – о, горе моей глупой неразумности – думал убежать, и поверил в то, что убежал, и вот вновь перед Бездной…

Страхом дышит всё – Воздух, Деревья, Земля. Сквозь крючья пробивается тусклый свет восходящей Луны, который, в свою очередь, прорубает себе путь через слой костеподобных туч, охвативших пространство над землёй подобно гигантскому черепу над мозгом богоподобного чудовища. Знает ли это чудовище, что я здесь? Догадывается ли оно вообще о том, что кто-то сейчас ступает в его ужасающей голове, и если да, то следит ли оно за мной, как следит бдительно за своими мыслями йог, входя в состояние медитации? О, чудище это величественно настолько, что я и рад бы быть хотя бы мыслью его...

Иду в слепую почти, различая лишь кору на некоторых стволах. Мёртвые листья шуршат под ногами, и кроме шуршания этого не слышно ничего. Остановился, опёршись на дерево, осмотрелся. Нет, не слышно абсолютно ничего, что могло бы даже намекнуть на возможность существования здесь жизни – ни шума насекомых, ни пения ночных птиц – да и что бы им вообще тут делать? Кому, ради всего святого и несвятого, потребуется преодолевать всё это расстояние от берега досюда, чтобы утонуть в этом чёрном колодце неизвестных деревьев? Даже себя не слышно. Даже своего дыхания… Я понял вдруг, что не дышу всё то время, что прислушиваюсь к обстановке вокруг. Я не просто не дышал – я задыхался. Будто бы дыхание – осознанный процесс!

Заставить себя дышать вновь оказалось не так уж легко – абсолютно в первый раз за всю свою сознательную жизнь я столкнулся с ситуацией, когда надо приказывать себе вдыхать воздух – заставлять лёгкие повиноваться элементарному инстинкту выжить. Голова уже кружилась от недостатка кислорода; страшно, хочется кричать от непонимания происходящего, но не получается даже кричать… Я сделал вдох, уже когда падал на землю. Как же приятен был этот воздух! Пыльный воздух, наполненный страхом – теперь он стал для меня спасительным, и я лежал на земле и улыбался, и сознание было готово отключиться в любой момент, но любопытство возобладало над пассивностью. Пошёл дальше. То, что только что произошло, казалось сном; но сном столь правдоподобным, что теперь я боялся забыть о дыхании вновь, и пытался все мысли свои сконцентрировать на дыхательном процессе, а во Тьме, дышащей Страхом, это – последнее, что будет делать кто-либо, стремящийся найти выход. Теперь же я потерян абсолютно. Я мог посмотреть наверх, чтобы увидеть смутные очертания крючьев на серо-фиолетовом фоне, но когда опускал взор, не видел ничего – Ночь вошла в свои права, и теперь даже примерного направления, чтобы двигаться дальше, я прикинуть не мог – так плотно друг к другу стояли Деревья в этом треклятом Лесу. Пока пытался привыкнуть к темноте, чтобы разглядеть хоть что-то, я вновь начал задыхаться. И это было уже по-настоящему страшно, потому что мои опасения подтвердились – если теперь я прекращу думать о дыхании, я задохнусь.

Правда, теперь этот процесс удалось возобновить чуть быстрее – я даже не успел упасть на землю. Но теперь мне стало ясно абсолютно и бескомпромиссно: отсюда надо убираться. Неважно, в какую сторону я пойду – в любом случае, должно потребоваться не так уж и много времени, чтобы добраться до берега вновь. Главное – не забывать о дыхании. Не думать о том, почему это происходит. Не думать о том, зачем я приплыл сюда. Не думать о том, почему мне вдруг стало казаться, что за мной кто-то наблюдает. Так что я пошёл, отталкиваясь от Деревьев руками. Я решил напоминать себе о том, на чём должен концентрироваться сейчас. «Дыши» - сказал я вслух, и понял, что совершил непростительную себе ошибку. Потому что это был не мой голос. «Дыши.» - сказал я ещё раз. Нет. Этот голос не принадлежал мне. И теперь я думал об этом. И теперь это была паника, так что я побежал, не обращая внимания на то, что каждые два шага врезался в одно из Деревьев. Так я разбил себе губу и нос. Но продолжал бежать. «Дыши.» - была одна мысль. «Не произноси вслух ни слова». – была вторая. «Чей голос это был?» - была третья. И они плодились, создавая себе подобных. А они спаривались друг с другом, порождая ещё, а кровь текла по моему лицу, и Деревья ставили подножки щупальцеобразными корнями. А листья всё шуршали. И из всех звуков было это: ширххх, ширххх, ширххх. И больше ничего, не считая вибрации музыки Короля Страхов. Может, было и моё дыхание, но из-за шороха этого не слышал. И – как хотелось стонать и кричать, но даже это было страшно. Я не хотел больше слышать тот голос. Он был не мой. И я бы не смог представить кого-либо, кому этот голос мог в принципе принадлежать. Настолько Он был нечеловеческим и неземным, этот Голос.

Впереди показалось что-то, что можно было бы при большом желании назвать проблеском света. А в мире в этот момент не существовало кроме меня иного человека, кому так сильно хотелось бы этого. На самом деле, это был такой мир, в котором кроме меня не существовало людей вовсе. Так думал я, когда вспомнил, что надо дышать. Опять…

Я оттолкнулся от последнего Дерева и вывалился на Берег. Начал плакать, катаясь по Земле и целуя Её. Я выбрался, как раз у того места, где и причалил свою лодку. Ах…! Улыбка радости скривилась в нервной ухмылке, и я засмеялся. Потому что так быть не могло. Передо мной стояла не моя лодка. Это была лодка чуть побольше той, на которой приплыл. А моя маленькая лодочка виднелась метрах в десяти справа. Свежие чужие следы на Земле говорили о том, что моя надежда на то, что я мог не заметить эту чужую лодку сразу, ложна. Сюда только что кто-то приплыл, и этот кто-то шёл ко мне с той стороны, куда вели эти следы.

Это была фигура мужчины, который что-то держал в руке. Я не мог пошевелиться от страха, потому что и понятия не имел, кто это и что он собирается делать. Чем ближе он подходил, тем быстрее двигался – за тридцать метров до меня он уже перешёл на бег, и тогда я смог различить лопату в его руке. Это был момент, когда я побежал. Пробежав в противоположном направлении какое-то расстояние, я понял, что самым разумным решением было бы, вероятно, запрыгнуть в лодку и поплыть, но было уже поздно. Кроме того, когда человека одолевает страх, разум его выбирает наиболее простое решение, пускай порой и менее логичное. Оттолкнуть лодку от берега, запрыгнуть в неё, взять в руки вёсла и начать грести – правильно, но сложно; бежать со всех ног в неизвестном направлении – глупо, но легко. Поэтому я и бежал. Бежал вдоль берега, не рискуя вновь обернуться к Лесу, но надежда заставила меня посмотреть через плечо. Нет, он не отстал; но стал лишь ближе – он двигался быстрее меня, и лопата на его плече раскачивалась при этом, подобно веслу, отталкивающемуся от воздуха. И я повернул налево. И я вновь вступил в Лес.

«Дыши!» - вновь начал проговаривать в голове. «Дыши! Дыши!» - выходя из себя, прокричал я Голосом. Не своим, но прокричал. Если уж здесь у меня нет другого голоса, пускай Голос будет моим. И тут я услышал. Это был не шорох и не дыхание, но то были слова истинного Страха; самого абсолютного воплощения Его, и он отзывался в гудящей голове тяжёлым топотом за спиной – этот кто-то вошёл в Лес, и каждый шаг его отдавался таким эхом, что последующий был всё менее различим. Я вновь начал терять возможность дышать, как вдруг вывалился на Поляну. Столь неприкосновенную, столь вечную, что тот Лунный свет, что слоями накапливался здесь веками, тысячелетиями, разлетелся от моего прикосновения осколками, вонзившимися в мою усталую кожу.

Удар по голове сзади.

***

Я очнулся от прохлады Земли. Надо мной было Небо. На Небе светила Луна, и Тучи принимали страшные формы высоких Гор не этой планеты. Сверху падала Земля, Чьё падение чередовалось с тяжёлым Дыханием и звуком вонзающейся во Что-то Лопаты. Я лежал в Могиле. Над Могилой склонился Он, сказав Голосом:

«Я же говорил тебе, что незачем тебе сюда идти. Это просто остров.»

Я закрыл глаза, и Земля поглотила меня. И Я услышал. Услышал Стон всех нерождённых Детей, Чьей кровью был пропитан Остров. Услышал Шёпот – такой далёкий, но такой родной – Шёпот Матери, Которую я никогда не видел, и Которой никогда не отвечал. Услышал Язык; знакомый Язык, на Котором никогда не говорил, но Который теперь понимал. Это был Мой Язык, проникавший в Меня через Землю, дышащей Космосом. Голос – Тот Голос, Который принадлежит Тому, Кого я не смогу назвать, - сказал Мне То, Что я не могу описать. А после этого закрыл глаза, и древние Боги Сириуса поглотили Меня. Я вернулся Домой. Я был Дома.

https://vk.com/rjvanaavn

Дата добавления: 2015-07-11