В новой должности

Заместитель начальника, которому Жуков рекомендовал Толстякова, оказался невысоким и простоватым на вид мужиком с фамилией Халиков. Толстяков перехватил его по пути с операторной и узнал по серому лавсановому пиджаку крупной клетки и папке-скоросшивателю под мышкой левой руки. Про папку Борька разумеется не упоминал, но пиджак столь точно соответствовал обрисованному, что Николай подошел к широко шагавшему заму прямо на улице. Тот замещал укатившего куда-то на север начальника и много разговаривать не стал. Прямо на дороге он лишь кратко расспросил Николая о предыдущей деятельности, имел ли тот дело с инспектирующими и проектными организациями. Спрашивал он самую малость, но Николай после первого же вопроса тревожно засучил ногами, сразу почувствовал, что подготовка у него ужасно слабая. "Просидел на чертовых колесах, лишь только время зря потратил!" - с досадой пожалел он, проклиная работу на складе и исподлобья глядя на зама. Но зам показался мужик что надо и слишком не придирался.

- Ты не расстраивайся! В каждой работе свои заморочки имеются. А опыт он со временем приходит! - успокоил его будущий начальник, игриво подмигнув ему левым глазом и тут же, положив заявление на скоросшиватель, размашисто расчеркнул на листе витиеватую роспись. - Иди, брат, устраивайся! Начальник установки у тебя опытный, сработаемся поди.

Последняя, доверительная фраза развеяла все сомнения. Хождение по службам с переводом заняло оставшиеся дни недели, и можно было перенести выход на понедельник, но в последнюю пятницу июня Николай переступил порог кабинета, в котором ему предстояло просидеть без малого четыре года. Когда он вошел в кабинет, начальник, близоруко пригнувшись к столу, корпел над нарядами. Вдоль стены на корточках примостились четыре замасленных графитом и машинным маслом мужчины. Двое из них тянули дешевенькие сигареты "Прима", и, бросив небрежный взгляд в сторону худощавого очкарика, продолжали вести беседу. Два других, помоложе, снизу вверх вперились в его нескладную фигуру с явным любопытством. "Наверное слесаря работу ждут, в моем подчинении пожалуй будут!" - подумал Николай, размышляя, как же себя представить. Выручил начальник установки.

- Пришел? - спокойно спросил он, взглянув на него так, как будто Николай выходил на минутку и возвратился, - присядь, я сейчас ребят отпущу, и знакомиться будем. …Вот, ребята, наш механик новый! - взмахнул он рукой в неопределенное место между рабочими и Толстяковым и, пригнувшись к столу, продолжил писание.

Осмотревшись, Николай заметил всего один свободный стул, сбоку ветхого стола и, обогнув крышку, сел на него, сложив руки на поверхность ужасно темной и потрескавшейся от времени полировки. Начальник установки с обветренным лицом и начинающими седеть пепельного цвета волосами произвел приятное впечатление. От него веяло какой-то спокойной деловитостью и Николай, усевшись, уже гораздо спокойнее созерцал на будущих подчиненных.

- Вы откуда к нам пожаловали, в смысле перевелись? - прервав затянувшееся молчание, спросил самый молодой слесарь, состроив любопытную мину на смешливом лице. Говорил он неразборчивой скороговоркой и часто без нужды вплетал словосочетание "в смысле".

На черных как смоль волосах его чудом держалась темная беретка от подшлемника. На обоих коленях под локтями рук топорщились серые войлочные рукавицы. В глазах прыгали светлые искорки.

Обращение на "Вы" непривычно резануло слух и Николай, сглотнув слюну, ответил прерывающимся голосом:

- Слесарем работал, …на складе полимеров.

- А-а...В смысле замки чинил или мешки штопал! - разочарованно протянул парень. - Институт что ли закончил?

- На четвертый курс перешел! - с гордостью пропел Толстяков и победоносно посмотрел на рабочих. Особенно ему хотелось задеть чернявого пересмешника.

К его разочарованию, ни один из них даже бровью не повел от удивления. К счастью начальник закончил писать и подвинул наряд к краю крышки стола. Мужчины, тотчас дружно повставав, оставили росписи и, теснясь в дверях, один за другим покинули помещение. Толстяков облегченно вздохнул.

- На четвертом курсе говоришь, учишься? - с улыбкой протянул ему неожиданно широкую шершавую ладонь начальник, - ну... Давай знакомиться будем! - узкая ладонь Николая потонула в шершавой руке в жестком рукопожатии.

Чувствовалось, что руководитель ему достался не слабый и знающий себе цену. Это несколько вдохновило оробевшего новоиспеченного механика. Выкурив по сигарете, за это время получив друг о друге краткие сведения, коллеги вышли на установку если не закадычными друзьями, так почти приятелями. Начальник, которого звали Виталий Иванович, провел механика по своему хозяйству. Хозяйство было не особенно грандиозным. С десяток насосов, несколько агрегатов и аппаратов, но объемное снаружи помещение изнутри оказалось тесным и плотно забитым оборудованием. Людей на территории установки им не попадалось. Непривычный вездесущий запах незнакомого продукта, в тому же, беспрестанно шибал в нос своим кисловатым привкусом. К огромной радости в небольшом закутке слесарной мастерской, Николай успел заметить сверлильный и заточной станки. "Выучишься, поставишь!" - вспомнил он слова добрейшего Макарыча и теплая грусть, волной всколыхнула его сердце.

Наутро третьего и так памятного дня был понедельник. Николай немного волновался, поэтому пришел пораньше и сразу по приходу выяснил у сменного персонала, что в ремонт подготовлены два насоса. Виталий Иванович дал ему тех же четверых слесарей с запомнившимся говорливым парнем и вынул из ящика стола связку ключей от кладовок с запчастями. Слесарей вообще-то числилось шестеро, но двое из них постоянно занимались ремонтом отопления, и с ними он познакомился позже. Направив пару ребят навести порядок в складе, Коля приказал двоим оставшимся починить оба насоса. Они сноровисто принялись за дело. Чувствуя себя немного лишним, Толстяков все же решил понаблюдать. Он отошел чуть поодаль, но совсем не ушел, и молча присматривал за работой. Черноволосый парень, ловко орудуя гаечными ключами, меж делом продолжал подковыристо допытывать Николая.

- Вы Николай Анатольевич на своем складе торец-то хотя бы разок видели? В смысле, в работе, на действующем насосе, - исподлобья бросая плутоватый взгляд с теми самыми светлыми искрами в сторону сутулой фигуры механика, стоящего прямо напротив насоса, и, почти без умолку, тараторил он. - Там у вас, небось, только девушек щупали, в смысле проверки их, ну в смысле на честность, а к насосам и не притрагивались!

- У нас больше водяные, с сальниковым уплотнением насосы были, - простодушно признался Толстяков, он не стал скрывать своего невежества в деле торцевых уплотнений.

- Оставь ты человека в покое! Что ты липнешь к нему словно банный лист! - не выдержал пожилой рябоватый слесарь, копавшийся с другой стороны. - В смысле, в смысле... Говорить по-человечески не могут уж! – проворчал он по-стариковски и присев на корточки попытался завернуть непокорный винт, подсунув ладонь под муфту. Винт постоянно соскакивал. - Прижми-ка лучше пружину монтировкой!

И здесь надобно отметить, произошел один, весьма драматический эпизод, который значительно омрачил начало инженерной деятельности. Вихрастый парень живо схватил лежащую на полу монтировку и, напрягшись, поддел ей блестящую смазкой пружину. Рябоватый мужчина, сняв рукавицу, снова вставил винт в прорезь, пытаясь ввернуть его пальцами руки.

- Николай Анатольевич! - обернулся к стоявшему напротив Толстякову вихрастый, - а у вас как, должности обмывать не принято? Ну, в смысле выпивки как?

В это мгновение случилось непредвиденное: монтировка соскользнула с пружинки и плоским концом крепко прижала палец пожилого слесаря к острой кромке станины насоса. Громко взвыв от неожиданности и боли, тот вскочил и, выдернув изуродованный палец, поднес его к носу. Развернутая рваная рана несколько секунд зияла молочно белым мясом. Наконец кровь струйкой брызнула прямо перед очками растерявшегося Толстякова. Они вновь почти одновременно вскричали - он и пожилой слесарь. Вытащив из кармана не первой свежести платок, тот пытался зажать им развороченную, клокочущую кровью рану. Кровь, однако, била струей и, стекая по локтю руки, капала на бетонный пол и ботинок. Толстяков, как завороженный, смотрел, не зная, что предпринять.

- Чего стоишь? - вспомнив, наконец, что он здесь руководство, гаркнул Николай на мигом притихшего кучерявого парня, -...Из-за твоего "в смысле"!.. Бинт бегом тащи! …Где у вас аптечка?

Парень без пререканий рысью сорвался за бинтом. Николай, перехватив платочек, попытался перетянуть рану притихшему пострадавшему платочком. Кудрявый бегом возвращался, потрясая разматывающимся бинтом. - Звони в скорую! - громогласно скомандовал Николай виноватому напарнику. Шустрый слесарь молча развернулся и бросился выполнять задание. Кровь кое-как остановили, приехавшая на машине скорой помощи фельдшер аккуратно перебинтовала палец и заверила в неопасности раны, но вызов зафиксировали, и на производстве объявился несчастный случай.

Собравшееся на месте происшествия руководство, один за другим с самым серьезным видом осматривало забинтованный палец, кровавые пятна на полу и с неприязнью поглядывало на нового механика.

- Такого в моей практике еще не было, чтоб на первом часу трудовой деятельности чепе случилось! …Плохо начинаешь, парень! - молвил прибывший из управления Халиков и, распорядившись немедленно убрать кровавые следы на полу, удалился. Он уже не подмигивал доверительно.

- Ну, что ж!.. Скажем, боевое крещение получил! – дружелюбно пророкотал подошедший Виталий Иванович. - Посмотри, вы теперь кровные братья с Петром. У обоих костюмы до пояса запачканы!

Получивший укол с лошадиной дозой новокаина и успокоившийся пострадавший, которого, как оказалось, звали Петром, тоже осмотрел свой костюм и улыбнулся. Явно рассмешило неожиданное сродство с новым механиком.

- Я то свой костюм сниму, а вам как быть? …В чем домой поедете?

- Чай не май месяц, и в рубашке не замерзну, - отпарировал Толстяков, снимая пиджак. Он повертел его в руках, осмотрев поверхности. - Ничего страшного, замоем, до конца дня глядишь, подсохнет!

Разборки случая были строгими, но Николай, как человек новый, отделался лишь легким испугом. Пожурили его для острастки, и тем дело закончилось. Случай, бесспорно, нехороший и оставил он горький осадок в душе новоиспеченного механика, но случившееся, как это не странно, помогло ему разом влиться в новый коллектив. Он хотя и растерявшийся попервоначалу, смог организовать помощь, действовал решительно и тем вызвал уважение подчиненных. Ведь подчиненные как раз снисходят до уважения к тем руководителям, которые не теряют голову в экстремальных ситуациях. Сам же Николай, чувствуя безмерную вину, стал относиться к Петру с особой теплотой и симпатией. Сошлись они впоследствии и с черноволосым балагуром, которого величали Генкой Кичигиным, оказавшимся неплохим слесарем и безобидным человеком.

Николай в работу механика втягивался исподволь. Она ему все более нравилась. Приятно осознавать, как рабочие, многие из которых значительно старше, уважительно обращаются к тебе с приставкой "Вы". Как они готовы выполнить любое отданное тобой указание. Даже если они не слишком признают задание и долго выражают свое недовольство, но убежденные доводами, все-таки выполнят его хорошо. К осени, шагая утром по машинному залу, он чутко прислушивался к, первоначально кажется, монотонному шуму многих машин, уже по одному их звуку определяя возможные неполадки. Чего уж греха таить, неисправности в оборудовании выявлялись часто. Иногда остановившись, присматривался внимательнее и на глаз определял необходимость подготовки в ремонт. На некоторых, из особо ответственных, приложив тыльную сторону ладони, с точностью до пяти градусов определял температуру подшипников.

Так длилось день за днем. Большого разнообразия в работе не было. Тот же ежедневный ремонт насосов, восстановление торцовых уплотнений, изредка приходилось устранять дефекты на крупных теплообменниках или ликвидировать пропуски на трубопроводах. Тогда много времени и сил отнимали суматошные приготовления. Организовывая работы Николай, естественно, предполагал, что покорность подчиненных более относится к его должности, чем к личному опыту и сноровке, но он постепенно входил в роль руководителя и к концу года стал даже покрикивать на нерадивых, а иногда и гораздо старших по возрасту и более опытных рабочих. В его отношении к подчиненным ему слесарям начало проскакивать некоторое пренебрежение, даже людей превосходящих его по возрасту он называл уменьшительно: «мальчики». В его воображении он применял это именование с ласковым оттенком. Подобное обращение он подслушал и оно ему приглянулось, еще когда ехал на армейскую службу, но применять ранее как-то не приходилось.

Сходное проявление повелительного пренебрежения случилось и сегодня. Уже заходя в операторную, Николай сразу почувствовал, что там царит какое-то напряженное беспокойство. Аппаратчики с раннего утра копались, погромыхивая гаечными ключами, в комнате для инструмента, старший смены Золотов, перекинув через плечо противогазную сумку, деловито накручивал штурвал задатчика, а Виталий Иванович, сидя за столом, вписывал в бланк наряда сразу несколько фамилий.

- Здравствуйте!.. Чего это вы чем свет засуетились? – спросил Николай начальника, подойдя к столу.

Тот только слегка приподнял голову и, протянув руку для приветствия, тут же вновь склонился к наряду.

- Теплообменник пропустил, ты тоже не тяни времени зря и готовь прокладки, да слесарей человека три назначь. Головку вскрывать придется, - озабоченно ответил он, продолжая писать.

Толстяков молча выслушал всю тираду, повернулся и, не теряя времени, направился в мастерскую.

- Мальчики! Сегодня теплообменник вскрывать будем! – с налета объявил он в мастерской. Достав несколько замасленную записную книжку, сверился по таблице размеров и направил Аверьянова с Кичигиным вырезать прокладки. Ульянов, прослушав указания механика, стал с шумом выбрасывать из металлического ящика инструмент. Толстяков постоял немного, обдумывая действия и, взяв с собой Ульянова, направился с ним в кладовку за ручной талешкой. К девяти часам он с тремя слесарями, нагруженные инструментом и приспособлениями, поднялись на двенадцатую отметку. Там технологи уже заканчивали установку заглушек и отсекали подачу воды на теплообменник запорной арматурой. Виталий Иванович в плотно застегнутой телогрейке и каске одетой прямо на сдвинутой набекрень шапке ушанке, широко раскинув ноги, стоял у тела невысокого теплообменника с крючком в правой руке.

- Мы свое дело сделали, приступай Николай! – он весело ткнул толстым концом крючка в северный конец теплообменника.

Кичигин, деловито развесив прокладки на торчащий неподалеку шток громоздкой задвижки, снял рукавицу и ласково пошлепал ладошкой по еще теплой поверхности с облупившейся краской.

- Его что ль ремонтировать будем? В смысле прокладку менять. Что ж вы, Виталий Иванович, шпильки-то не смазали? В смысле заржавели все. Тут провозишься да на обед опоздаешь!

- Ты свои претензии механику да себе предъяви, ваше дело шпильки смазывать!.. А до обеда коли управитесь, благодарность объявлю. Очень даже хорошо будет!.. – ответил Виталий Иванович. Он-то знал, что в такой работе фортуна по всякому может повернуться.

Толстяков, обойдя вокруг аппарата, прощупал пальцами гайки и подошел к группе слесарей уже со стороны распределительной коробки.

- Кичигин! Хватит разглагольствовать! Бери ключи да начинай разболчивать, - прервал он нескончаемую тираду Кичигина, - мальчики, а вы, - ткнул он рукой в сторону Ульянова с Аверьяновым, - полезайте наверх, закрепите таль попрочнее.

Слесаря послушно встали по местам. Работа закипела довольно споро. Виталий Иванович постоял немного, забрал аппаратчиков и ушел с отметки. Когда к ним поднялся Халиков, крышка уже была вскрыта, и Кичигин, стоя на коленях, прилаживал к ней смазанную солидолом прокладку. Встав рядом с Николаем, Халиков дождался когда Ульянов с Аверьяновым вскроют плавающую головку, потрогал пальцем уплотнительную поверхность и не найдя видимых недостатков пошел к себе. Толстяков еще смотрел в его спину, когда он, поскользнувшись на заснеженной рифленке, крепко чертыхнулся и завернул к лестничному маршу.

- Ребят на обед не пускай, пока не закончишь, - уже подойдя к лестнице, крикнул он обернувшись.

- Не извольте беспокоиться, до двенадцати часов, в смысле к обеду все выполним, самым надлежащим порядком! – вперед Толстякова вдогонку заверил начальника Кичигин.

Однако вопреки заверениям Кичигина к обеду они не управились. Не закончили они и к концу рабочего дня. Уже трижды вскрывали плавающую головку и меняли на ней третью прокладку, но при каждом испытании головка пропускала. Мокрые и голодные ребята с каждым новым вскрытием все больше нервничали и злились. Трижды поднимался к ним Халиков и тщательно прощупывал поверхность уплотнения, но, так и не обнаружив дефекта, недовольно разворачивался и молча уходил.

- Николай, не затягивай время, сноси в ремонтный цех да расточи шип! – уже отчаявшись управиться в рабочее время, посоветовал Толстякову обеспокоенный Виталий Иванович. Он подсказывал по-дружески, не настаивая, но тот уперся, словно муха его укусила. Тащить по лестницам громоздкую крышку в ремонтный цех ему не хотелось. Накопившееся от неудачи зло он срывал на без того взведенных рабочих.

- Вы что же олухи царя небесного, совсем работать разучились? – подгонял он слесарей. – Куда тянешь, через одну шпильку, крест накрест тяни, порядок забыл что ли! – нет да нет разносился по установке его командный голос.

- Вы Николай Анатольевич лучше отойдите подальше, ненароком зашибить можем! Труба слетит или ключ сорвется, – исподлобья взглянув на излишне крикливого механика, зловеще прошипел Аверьянов. – Вам все говорят – растачивать надо! Раковин нет, раковин нет, - передразнил он механика, - раковин нет, так овальность высокая, вот и сползает прокладка! Точить надо, а не кричать! Дождемся, когда ремонтники уйдут, кто дальше у вас виноват будет?

В конце концов, поняв, видимо, что криком действительно делу не поможешь, Николай приказал слесарям снести крышку на токарный станок, сам впереди их бросился договариваться с начальником мастерской. Расточка с доставкой заняла не более получаса, и к шести часам вечера теплообменник аккуратно заболченный уже не пропускал. Даже хороший результат выполненной работы сегодня никому не принес всегдашнего удовлетворения и ребята, недовольно косясь на упрямого механика, собирали инструмент, ворча и матюкаясь. Николай, сделав вид, что спешит доложить руководству, спустился с рабочего места пораньше, только успев выслушать нарекания Кичигина.

- Если мы так работать будем, в смысле одну крышку без обеда да без ужина вскрывать, так и с голоду передохнем все! – горько пошутил тот.

Добираться домой тоже пришлось одному, Виталий Иванович остался подключать теплообменник, слесарей он пока не желал видеть. По дороге домой он с угрызениями совести вспоминал столь неудачный ремонт. Надо же было так заупрямиться, вот ведь как оказалось на поверку – все, оказывается, правильно советовали.

Дата добавления: 2015-12-07