Кошка из Каналов 5 страница

В конце-концов, они поселились в трех соединенных между собой комнатах. В каждой из них была кровать с периной, ночной горшок и окно. В комнате Бриенны был даже собственный камин. Она заплатила несколько медяков сверх того за дрова.

– А мне где спать, в вашей комнате или с сиром Хайлом? – спросил Подрик, когда она открывала ставни.

– Это не Тихий Остров, – ответила она. – Можешь остаться со мной.

Следующим утром она намеревалась отправиться собственной дорогой. Септон Мерибальд собирался в Наттен, Ривербенд и в городок лорда Харровея, но Бриенна не видела никакого смысла следовать за ним далее. В конце концов, с ним за компанию оставалась Собака, а Старший Брат уверил ее, что ей не найти Сансы Старк у Трезубца.

– Я собираюсь подняться до рассвета, пока спит сир Хайл. – Бриенна не могла простить ему Хайгарден… и его собственные слова о клятвах насчет Сансы.

– Куда мы отправимся сир? Я хотел сказать, миледи?

На этот вопрос Бриенна пока не могла ответить. Они оказались на перепутье, причем в буквальном смысле: здесь пересекались королевский тракт, река и столбовая дорога. Последняя вела на восток через горы в Долину Аррен, где жила тетка леди Сансы и где правила до своей смерти. На запад вел речной путь, который по Красному Зубцу вел в Риверран к деду Сансы, который сидел в осаде, но оставался жив. Либо они могли направиться дальше по королевскому тракту на север мимо Близнецов, через Перешеек, болота и трясины. Если ей удастся найти способ миновать Ров Кайлин и то, что находится за ним, то королевский тракт привел бы их как раз к Винтерфеллу.

«И, наконец, я могу отправиться на юг», – подумала Бриенна. – «Я могу приползти в Королевскую Гавань и признать свое поражение перед сиром Джейме, вернуть меч и найти корабль, идущий домой на Тарт, как увещевал меня Старший Брат». – Подобная мысль была очень горькой, но какая-то часть ее соскучилась по отцу и замку, а другой ее части было интересно, если б Джейме стал ее утешать, следовало бы ей поплакать у него на плече? Разве не этого хотят мужчины – нежных, беспомощных барышень, которых требуется защищать?

– Сир? Миледи? Я спрашивал, куда мы отправимся?

– Вниз. Ужинать, в общий зал.

Общий зал был набит детьми. Бриенна попыталась их сосчитать, но они не могли постоять на месте даже мгновение, поэтому некоторых она сочла дважды, а некоторых ни разу, пока, наконец, она не отказалась от этой затеи. Они сдвинули столы вместе, образовав три длинных линии, и старшие мальчики снимали с них лавки. Старшие означало, что им было лет десять-двенадцать. Джендри был почти взрослым мужчиной, но приказы, словно королева замка слугам, отдавала Уиллоу.

«Если б она была аристократкой, то для нее отдавать приказы, а им – подчиняться, было бы вполне естественно». – Бриенну заинтересовало, не могла ли Уиллоу оказаться кем-то большим, чем она выглядела. Девочка была слишком юной и обыкновенной, чтобы оказаться Сансой Старк, но она была как раз подходящего возраста, чтобы оказаться ее родной сестрой, а даже леди Кейтлин говорила, что у Арьи нет красоты сестры. – «Каштановые волосы, карие глаза, худая… может это быть она, или не может?» – Она помнила, что у Арьи Старк были каштановые волосы, но Бриенна не была уверена насчет цвета глаз. – «Каштановые волосы и карие глаза, или нет? Могло так случиться, что она все же выжила в Солеварнях?»

Снаружи померкли остатки дневного света. В доме Уиллоу зажгла четыре сальных свечи и велела девочкам поддерживать жаркий огонь в очаге. Мальчишки помогли Подрику снять с ослика поклажу и притащили вяленую рыбу, баранину, овощи, орехи, круги сыра, а септон Мерибальд хлопотал на кухне за готовкой овсянки.

– Мои апельсины, увы, закончились, и сомневаюсь, что я увижу их до следующей весны, – жаловался он какому-то малышу. – Ты когда-нибудь пробовал апельсины, парень? Сжимал его в руке и пил его прекрасный сок? – Когда мальчонка отрицательно помотал головой, септон взъерошил его волосы. – Если будешь хорошо себя вести и поможешь помешивать овсянку, тогда весной я принесу тебе один.

Сир Хайл стянул сапоги и уселся у огня, вытянув ноги. Когда Бриенна села рядом, он кивнул на дальний угол комнаты.

– Там на полу, где нюхает Собака, потеки крови. Их постарались отскрести, но кровь впиталась в пол, и полностью ее удалить не получится.

– На этом постоялом дворе Сандор Клиган убил трех людей своего брата, – напомнила она ему.

– Это так, – согласился он. – Но сказал, что они умерли здесь первыми… или последними.

– Ты боишься горстки детишек?

– Четверо было бы горсткой. Десяток было бы уже слишком. А это какая-то какафония. Детей надо замотать в пеленки и повесить куда-нибудь на стену, пока девчонки не отрастят грудь, а мальчишки не подрастут и начнут бриться.

– Мне их жалко. Все они потеряли родителей. А у некоторых их убили прямо на глазах.

Хант закатил глаза.

– Я забыл, что разговариваю с женщиной. Твое сердце такое же жидкое, как и овсянка нашего септона. Как такое возможно? Где-то внутри нашей мечницы живет мамаша, жаждущая рождения. То, что тебе действительно хочется, это розовенького младенца, сосущего твою грудь. – Осклабился сир Хайл. – Я слышал, что для этого нужен мужчина. И лучше всего, муж. Почему бы не я?

– Ты до сих пор не отказался от приза…

– Единственный приз, который мне нужен – это ты, единственный ребенок лорда Селвина. Я знал людей женившихся на дурочках и сосунках ради приданного в десять раз меньше Тарта. Я, признаюсь, конечно, не Ренли Баратеон, но у меня есть определенное преимущество – я до сих пор жив. Некоторые, правда, могут сказать, что это единственное, что у меня есть. Поэтому свадьба будет на руку нам обоим. Земли мне, и полный замок всего этого для тебя. – Он обвел рукой комнату с детьми. – Уверяю, я способный. Я отец, по крайней мере, одного бастарда. В прошлый раз, когда я приходил ее навестить, ее мать вылила на меня кастрюлю супа.

Она от ушей до шеи залилась румянцем.

– Моему отцу всего лишь пятьдесят четыре. Он еще не так стар, чтобы жениться и родить наследника от новой жены.

– Да, это риск… если твой отец снова женится, и если его невеста окажется способной зачать, и если ребенок окажется мальчиком. Но я делал ставки и похуже.

– И проигрывал. Поиграйте с кем-нибудь еще, сир.

– И это советует мне дева, которая ни с кем никогда не играла. Если б попробовала, то переменила свое мнение. В темноте ты, как все женщины, ни чем ни хуже любой красавицы. Твои губы просто созданы для поцелуев.

– Губы как губы, – ответила Бриенна. – Все губы одинаковы.

– Потому что все они созданы для поцелуев, – радостно согласился Хант. – Оставь сегодня свою дверь незапертой, я нырну в твою постельку и докажу, что прав.

– Если попробуешь, то уйдешь евнухом. – Бриенна поднялась и ушла от него.

Септон Мерибальд спросил, может ли он произнести молитву, не замечая маленькую голую девчушку, ползущую по столу.

– Конечно, – сказала Уиллоу, перехватив голышку прежде, чем та влезла в кашу. Они склонили головы и поблагодарили Отца и Мать за их промысел… все кроме темноволосого парня из кузницы, который во время молитвы сидел, скрестив руки на груди. Бриенна не одна это заметила. Когда молитва подошла к концу, септон Мерибальд, поглядев в другой конец стола, спросил:

– Ты не любишь богов, сынок?

– Не ваших богов. – Резко вскинулся Джендри. – Мне нужно работать. – Он выскочил прочь не съев ни кусочка.

– Значит, он любит каких-то других богов? – поинтересовался Хант.

– Бога Света, – пискнул один тощий мальчик лет шести.

Уиллоу стукнула его по лбу ложкой.

– Бэн Большой Рот. Пища – там. Ешь лучше, и не утомляй м’лорда своей болтовней.

Детишки набросились на ужин словно волки на раненного оленя, раздирая треску, растащив ячменный хлеб по кусочкам, и с ног до головы измазавшись овсянкой. Даже громадный круг сыра прожил недолго. Бриенна довольствовалась рыбой, хлебом и морковью, а септон из трех кусков один ел сам, а два других отдавал Собаке. За дверью начался дождь. Внутри общего зала был слышен треск огня, шумно жевали, и Уиллоу шлепала детишек своей ложкой.

– Однажды эта малютка станет какому-нибудь малому жуткой женой, – сказал сир Хайл. – Возможно, тому бедняге-мастеру.

– Кто-то должен отнести ему еды, пока она еще есть.

– Вот ты и отправляйся.

Она завернула кусок сыра, ломоть хлеба, сушеное яблоко и два кусочка вяленой трески в кусок тряпицы. Когда Подрик встал, чтобы проводить ее на улицу, она велела ему остаться доесть ужин.

– Я не надолго.

Во дворе шел сильный дождь. Бриенна прикрыла еду краем плаща. Пока она шла мимо конюшни какая-то лошадь заржала. – «Они тоже голодны».

Джендри находился в кузнице, по-прежнему с обнаженным торсом и в кожаном фартуке. Он лупил по мечу, словно тот был его личным врагом. Пропитавшиеся потом волосы упали на лоб. Она мгновение его изучала. – «У него глаза Ренли и его волосы, но иное сложение. Лорд Ренли был скорее гибким, чем мускулистым… не таким как его брат Роберт, который был знаменит своей силой».

Он не замечал ее, пока не остановился стереть со лба пот. Джендри увидел ее стоящей в дверях:

– Чего тебе надо?

– Я принесла ужин, – она развязала тряпицу и показала.

– Если б я хотел есть, я поел бы сам.

– Кузнецам нужно есть, чтобы подкреплять силы.

– Ты что, моя мать?

– Нет. – Она положила еду. – А кто твоя мать?

– Какое тебе дело?

– Ты родился в Королевской гавани. – Это было совершенно ясно по его выговору.

– Как и многие другие. – Он сунул заготовку меча в кадку с дождевой водой. Горячая сталь яростно зашипела.

– Сколько тебе лет? – поинтересовалась Бриенна. – Твоя мать еще жива? А твой отец, кто он?

– Ты задаешь слишком много вопросов. – Он вновь положил меч на наковальню. – Моя мать умерла, а отца я никогда не знал.

– Ты – бастард.

Он принял это как оскорбление.

– Я – рыцарь! Этот меч, когда я его закончу, будет моим.

«Разве рыцарь стал бы работать в кузнице?»

– У тебя темные волосы и голубые глаза, и ты родился в тени Красного Замка. Разве никто раньше не замечал твоего лица?

– А что не так с моим лицом? Оно не настолько уродливо, как твое.

– В Королевской гавани тебе, должно быть, приходилось видеть короля Роберта.

Он пожал плечами.

– Иногда. Издали, на турнирах. Однажды в септе Бейлора. Золотые плащи оттолкнули нас, чтобы дать ему пройти. В другой раз я играл возле Грязных ворот, когда он возвращался с охоты. Он был так пьян, что едва меня не растоптал. Он был огромным жирным пьяницей, но куда лучшим королем, чем его сыновья.

«Они не его сыновья. В тот день, когда Станнис встречался с Ренли, он говорил правду. Джоффри и Томмен никогда не были сыновьями Роберта. Этот же мальчишка…»

– Послушай, – начала Бриенна. Потом она услышала, как залаяла Собака, громко и неистово. – Кто-то приближается.

– Это друзья, – не удивившись, ответил Джендри.

– Какие друзья? – Бриенна прильнула к двери в кузницу, уставившись в дождь.

Он пожал плечами.

– Скоро сама увидишь.

«Возможно, я не желаю с ними встречаться», – подумала Бриенна, увидев, как с брызгами сквозь лужи на двор въезжает первый всадник. За шумом дождя и лаем собаки она расслышала легкий лязг мечей и кольчуг под потрепанными плащами. Она сосчитала проехавших всадников. – «Два, четыре, шесть, семь». – Судя по тому, как некоторые из них держались в седле, они были ранены. Последний из приехавших был огромным, крупным, как целых двое его товарищей. Его лошадь была в крови и пене, шатаясь под его весом. Кроме него все его спутники были с поднятыми капюшонами. Его лицо было широким и безволосым, мертвенно бледным, его щеки были покрыты язвами.

Бриенна втянула воздух и вытянула Верный Клятве из ножен. – «Их слишком много», – подумала она, испугавшись. – «Их слишком много».

– Джендри, – тихо сказала она.– Тебе понадобятся меч и доспехи. Это не твои друзья. У них нет друзей.

– О чем это ты? – парень подошел и встал позади нее с молотом в руке.

Вспыхнула молния, осветив спешившихся с лошадей всадников. На мгновение ока тьма сменилась ярким, как день светом. Сине-серебристым светом вспыхнул топор, молния засияла на кольчугах и латах, и под темным капюшоном предводителя всадников мелькнула оскалившаяся стальная морда с рядами железных клыков.

Джендри тоже это заметил.

– Это он.

– Нет, не он. Его шлем.

Бриенна попыталась изгнать из голоса страх, но рот был сух словно пустыня. Теперь она отлично поняла, кто завладел шлемом Пса.

«Дети», – вдруг промелькнуло у нее в голове.

Дверь в гостиницу распахнулась. Наружу вышла Уиллоу с арбалетом в руках. Девочка что-то прокричала всадникам, но шум капель во дворе, заглушил ее слова. После Бриенна услышала голос человека в шлеме Пса:

– Только попробуй выстрелить, и я засуну этот арбалет тебе в щель и им же трахну. Затем я выдавлю твои трахнутые зенки и заставлю проглотить.

Ярость в его голосе заставила Уиллоу дрожа отступить.

«Семеро», – вновь отчаянно подумала Бриенна. Она знала, против семерых у нее нет никаких шансов. – «Нет шансов и нет выбора».

Она вышла в дождь с Верным Клятве в руке.

– Отстань от нее. Если хочешь кого-то изнасиловать, то попробуй меня.

Разбойники разом обернулись. Один заржал, а другой произнес что-то на языке незнакомом для Бриенны. Здоровяк с белым лицом издал враждебное ш-ш-ш-ши-пение. Человек в шлеме Пса рассмеялся:

– Ты еще уродливее, чем я запомнил. Да лучше я трахну твою лошадь.

– Только лошади нам и нужны. – Крикнул один из раненных. – Свежие лошади и немного еды. За нами гонятся разбойники. Отдайте нам своих лошадей, и мы уйдем. Мы не желаем никому зла.

– Да пошел ты! – разбойник в шлеме Пса выдернул топор из кольца у седла. – Я хочу отрубить ей ее проклятые ноги. Я хочу, чтобы она, стоя на своих культяшках, смотрела, как я оттрахаю девку с арбалетом.

– Чем? – подзуживала его Бриенна. – Шагвелл говорил, что тебе вместе с носом отрезали и мужское достоинство.

Она хотела его спровоцировать, и ей это удалось. Выплевывая проклятия, он направился к ней. Из-под его ног во все стороны полетели брызги черной воды. Остальные остались стоять в стороне, наблюдая за представлением, о чем она и просила в своих молитвах. Ожидая, Бриенна стояла неподвижно, как камень. Во дворе было темно, а глина – скользкой. – «Лучше позволить ему приблизиться. Если боги будут добры, он поскользнется и грохнется».

Боги не были настолько к ней благосклонны, а меч наоборот. – «Пять шагов, четыре… сейчас!» – Сосчитала Бриенна, и Верный Клятве взлетел вверх, чтобы встретить удар. Пока занесенный топор падал вниз, сталь зазвенела о сталь, ее меч разрезал лохмотья и распорол кольчугу. Она развернулась, отступая, вновь рубанула его по груди.

Он направился следом, пошатываясь, истекая кровью и взревев от ярости:

– Ах ты сука! – орал он. – Чучело! Шлюха! Я отдам тебя моему псу, чтобы он трахнул тебя, проклятая сука! – Его топор описал чудовищные полукруги, обращаясь то страшной черной тенью, то, с каждой вспышкой молнии, вспыхивая серебром. Все, что ей оставалось, это пятиться, уворачиваясь от летящего лезвия то в одну, то в другую сторону. Один раз мокрая глина ушла из-под ее ноги, и она едва не упала, но каким-то чудом ей удалось выровняться, хотя на этот раз топор попал ей в левое плечо, оставив после себя резкую боль.

– Получила, сука! – заорал один из зрителей, а другой добавил. – Посмотрим, как она сумеет увернуться от этого.

И она продолжила свой танец, благодаря богов за то, что они остались на месте, наблюдать. Лучше так, чем их вмешательство. Она не справится с семью разом, в одиночку, даже, если один или двое из них ранены. Старый сир Гудвин давно лежал в могиле, но она слышала его шепот у себя над ухом:

– «Мужчины всегда тебя недооценивают», – шептал он. – «А их гордость подталкивает их расправиться с тобой побыстрее, чтобы никто не посмел сказать, что женщина заставила его попотеть. Пусть они расходуют силы в отчаянных атаках, а свои ты прибереги. Жди и наблюдай, девочка, жди и наблюдай». – Она ждала, наблюдала, скользила то вбок, то назад, затем опять вбок. Рубану мечом то по лицу, то по ногам, то по рукам. Его удары становились медленнее, а топор тяжелее. Бриенна развернула его так, чтобы дождь бил ему в глаза, и быстро сделала два шага назад. Он, сыпля проклятиями, вновь вскинул свой топор, и бросился на нее, но поскользнулся в грязи…

… Она бросилась на него, ухватив обеими руками рукоятку меча. Его опрометчивый рывок вывел его как раз на его острие, и Верный Клятве прошел сквозь ткань, кольчугу, кожу, другую ткань, сквозь внутренности и, проскрежетав по позвоночнику, вышел из спины. Топор выпал из ослабших рук, он махнул ими навстречу, и Бриенна лицом впечаталась в оскаленную собачью морду шлема. Она почувствовала щекой холодную сталь. Дождь ручьями бежал по стали, и в новой вспышке молнии она увидела в прорезях для глаз боль, страх и неверие.

– Сапфиры. – прошептала она ему, резко повернув меч, отчего он содрогнулся всем телом. Весь вес его тела разом навалился на нее, и всего миг спустя в ее объятьях под черным дождем оказался труп. Она сделала шаг назад, позволяя ему упасть…

… и тут на нее с визгом налетел Кусака.

Он свалился на нее словно лавина из влажной шерсти и молочно-белой плоти, оторвав ее от земли и грохнув оземь. Она рухнула в лужу с громким всплеском. Вода залила нос и глаза. Ударом воздух был выбит из легких, а ее голова с хрустом ударилась о полуприкрытый грязью камень.

– Нет, – единственное слово, сказать которое у нее хватило времени перед тем, как он обрушился на нее сверху, глубже вдавливая в грязь. Одной рукой он вцепился ей в волосы, оттягивая голову назад. Второй он сжал горло. Верный Клятве улетел прочь, вывернувшись из руки. Для схватки у нее остались только руки, но когда она ударила его в лицо кулаком, это оказалось все равно, что бить кусок липкого теста. В ответ он зашипел.

Она ударила снова и снова, и снова, ударяя ребром ладони по глазам, но он, казалось, вовсе не чувствовал ее ударов. Она вцепилась в его запястья, но его хватка стала только крепче, несмотря на то, что из всех царапин текла кровь. Он душил ее, заставляя ее размякнуть. Она толкнула его в плечо, заставляя его сдвинуться с места, но он был тяжелым как лошадь, и его невозможно было сдвинуть. Когда она попыталась его пнуть коленом в пах, все, чего она добилась, это пихнула его в живот. Зарычав, Кусака выдрал ей огромный клок волос.

«Кинжал», – Бриенна отчаянно ухватилась за эту мысль. Ей удалось просунуть между ними руку. Она долго шарила пальцами под его мокрой, удушливой плотью, наконец, разыскав рукоять. Кусака обеими руками вцепился ей в горло и принялся бить ее головой оземь. Вновь вспыхнула молния, на сей раз внутри ее черепа, но каким-то образом ее пальцы смогли сомкнуться на рукояти и вытянуть его из ножен. Он придавил ее, поэтому она не могла размахнуться для удара, поэтому она с силой вонзила лезвие ему в живот. Что-то теплое и влажное потекло у нее сквозь пальцы. Кусака вновь зашипел, на сей раз гораздо громче, и, отпустив ее горло, ударил ее в лицо. Она услышала как хрустнула кость, и ее ослепила боль. Когда она еще раз попыталась его ударить, он вывернул кинжал из ее пальцев и обрушил на ее запястье колено, сломав кость. Потом он вновь поднял ее голову и продолжал тянуть, словно пытаясь оторвать ее от тела.

Бриенна слышала лай Собаки, крики людей, а между ударами грома ей слышался звон стали. – «Сир Хайл», – решила она. – «Сир Хайл присоединился к схватке». – Но все это казалось далеким и неважным. Ее мир сузился до рук на ее шее и нависающего над ней лица. Когда он наклонился ниже, с облепившего его голову капюшона на нее стали стекать струи дождя. У него изо рта воняло, словно от тухлого сыра.

В груди Бриенны жгло огнем, дождь, ослепляя, заливал глаза. Все кости внутри смялись в кучу. Пасть Кусаки невероятно широко распахнулась. Она увидела его желтые, кривые зубы в черных точках. Когда они впились в мягкую плоть на ее щеке, она едва это почувствовала. Она чувствовала, что неумолимо проваливается во тьму. – «Но я не могу умереть», – сказала она про себя. – «Мне нужно еще кое-что сделать».

Кусака отнял от нее пасть, полную окровавленной плоти. Он сплюнул, осклабился, и вновь впился в нее зубами. На этот раз он принялся жевать и глотать. – «Он меня ест», – поняла она, но у нее больше не было сил с ним сражаться. Ей казалось, что она летает где-то неподалеку от собственного тела, наблюдая за творящимся ужасом, словно лежащая внизу женщина была чужой, глупой девочкой, мечтавшей стать рыцарем. – «Скоро я умру», – сказала она себе. – «А после этого уже будет неважно, что он меня ест». – Кусака поднял голову и снова открыл пасть, и высунул ей навстречу свой язык. Он был острый, истекающий кровью, и невероятно длинный для человеческого языка. Он высовывался из его пасти все дальше и дальше, красный, влажный, блестящий. Это было отвратительное, непристойное зрелище. – «У него язык длиной в целый фут», – промелькнула у Бриенны мысль, как раз перед тем, как вокруг нее сомкнулась тьма. – «Но почему он так сильно похож на меч?»

Джейме

Застежка в виде черной рыбы, которой был застегнут плащ Бриндена Талли, была сделана из черного янтаря и золота. На нем была вороненая кольчуга. Поверх нее были надеты поножи, горжет, оплечья, наколенники и перчатки из вороненой стали. Но его доспехи и вполовину не были так черны, как взгляд, которым он наградил Джейме Ланнистера, в одиночестве поджидая его на другой стороне подъемного моста верхом на гнедом жеребце в красно-голубой попоне.

«Он меня не любит».

У Талли было угловатое, обветренное лицо, с глубокими морщинами под копной седых волос, но Джейме все равно видел великого рыцаря, который когда-то развлекал оруженосца рассказами о войне Девятипенсовых Королей. Подковы Чести процокали по доскам подъемного моста. Джейме долго и напряженно обдумывал, надевать ли ему на эту встречу золоченые доспехи или белые. В конце-концов, он выбрал кожаный камзол и алый плащ.

Он остановился в ярде от сира Бриндена и склонил голову пред пожилым воином.

– Цареубийца, – Произнес Талли.

То, что он выбрал это имя для начала беседы, говорило о многом, но Джейме сумел сдержать гнев.

– Черная Рыба, – ответил он. – Спасибо, что пришел.

– Полагаю, ты вернулся, чтобы исполнить клятвы, данные моей племяннице. – Продолжил сир Бринден. – Как я припоминаю, в обмен на свободу ты обещал Кейтлин вернуть дочерей. – Его рот сжался. – Но я не вижу девочек. И где же они?

«Неужели он вынуждает меня это сказать?»

– Со мной их нет.

– Очень жаль. Хочешь вернуться в темницу? Твоя камера до сих пор свободна. Мы постелили на пол новой соломки.

«И, не сомневаюсь, прекрасное новое ведро для моего дерьма».

– С вашей стороны это было весьма заботливо, но, боюсь, мне придется отклонить ваше предложение. Я предпочитаю жить в своем уютном шатре.

– А Кейтлин наслаждается уютной могилой.

Он мог сказать: «Я не виноват в смерти леди Кейтлин. А ее дочери исчезли из Королевской гавани до моего возвращения». – И уже почти собирался рассказать про Бриенну и преподнесенный ей меч, но Черная Рыба глядел на него совсем как Эддард Старк, когда застал его, сидящем на троне с кровью безумного короля на мече.

– Я приехал беседовать о живых, а не о мертвых. О тех, кто не должен умирать, но могут…

…если я не отдам тебе Риверран. Ты снова хочешь напугать меня тем, что повесишь Эдмура? – Под кустистыми бровями Талли сверкнули каменные глаза. – Мой племянник и так отмечен смертью, что бы я ни предпринял. Так повесь его, и делу конец. Думаю, Эдмур уже устал стоять на той виселице, насколько мне отсюда видно.

«Риман Фрей – проклятый идиот», – было очевидно, что его фарс с виселицей только укрепил Черную Рыбу.

– Ты держишь у себя леди Сибелл Вестерлинг и трех ее детей. В обмен на них, я верну тебе твоего племянника.

– Так же, как ты вернул Кейтлин ее дочерей?

Джейме не дал себя спровоцировать.

– Пожилая дама с тремя детьми в обмен на сюзерена. Это лучшая сделка, чем ты можешь надеяться.

Сир Бринден улыбнулся жесткой улыбкой.

– А ты нагл, Цареубийца. Но договариваться с клятвопреступниками все равно, что строить на песке. Кэт нужно было подумать получше, чем доверяться тебе подобным.

«Она доверилась Тириону», – едва не вырвалось у Джейме. – «Но Бес ее тоже обманул».

– Обещания леди Кейтлин были вырваны у меня силой с мечом у горла.

– А клятва, принесенная Эйерису?

Он почувствовал, как сжались пальцы его призрачной руки.

– Эйерис к этому не имеет отношения. Ты будешь менять Вестерлингов на Эдмура?

– Нет. Мой король доверил мне свою королеву, и я поклялся ее беречь. Я не отдам ее Фреям в петлю.

– Девушка была прощена. Ей не сделают ничего дурного. Даю слово.

– Даешь слово чести? – Сир Бринден приподнял бровь. – А ты знаешь, что такое честь?

«Как, что? Моя лошадь».

– Я поклянусь любой клятвой, которой пожелаешь.

– Пощади, Цареубийца.

– Это и собираюсь сделать. Сорви знамена, открой ворота, и я подарю твоим людям жизнь. Те, кто пожелает остаться в Риверране на службе лорда Эммона смогут это сделать. Остальные свободны идти, куда пожелают, но я требую, чтобы они сложили оружие.

– Интересно, как далеко они смогут уйти безоружные прежде, чем их настигнут какие-нибудь «разбойные люди»? Ты же не позволишь им присоединиться к лорду Берику, и мы оба это знаем. А что со мной? Меня протащат через всю Королевскую Гавань как Эддарда Старка?

– Я разрешу тебе надеть черное. Бастард Неда Старка стал Командующим на Стене.

Черная Рыба прищурил глаза.

– Не твой ли отец это устроил? Насколько я помню, Кейтлин никогда не доверяла этому парню, как, впрочем, и Теону Грейджою. Думаю, она оказалась права насчет обоих. Нет уж, не думаю. Если ты не против, лучше я умру в тепле, с мечом в руке, по которой стекает красная львиная кровь.

– Кровь Талли такая же красная, – напомнил ему Джейме. – Если вы не сдадите замок, я вынужден буду его штурмовать. Погибнут сотни людей.

– Сотни моих людей. Ваших – тысячи.

– Ваш гарнизон будет вырезан до единого человека.

– Да, да. Мне знакома эта песня. Ты поешь ее на мотив «Рейнов из Кастамере»? Мои люди скорее умрут сражаясь, стоя на ногах, чем на коленях под топором палача.

«Все идет скверно».

– Ваше сопротивление бессмысленно, сир. Война окончена, а Юный Волк мертв.

– Он был убит, в нарушение всех законов гостеприимства.

– Это работа Фреев, не моя.

– Зови это как хочешь. Но от всего этого воняет Тайвином Ланнистером.

Этого Джейме не мог отрицать.

– Мой отец уже умер.

– И пусть Отец небесный рассудит его по справедливости.

«М-да. Жуткая перспектива».

– Я убил бы Робба Старка в Шепчущем Лесу, если б мог до него добраться. Но мне помешали какие-то глупцы. Какая разница, как он был убит? От этого он не становится менее мертвым, а его королевство умерло вместе с ним.

– Ты не только искалечен, ты еще и слеп. Подними глаза, и ты увидишь, что лютоволк все еще реет над нашими стенами.

– Да, я его видел. Выглядит довольно одиноким. Харренхол пал. Сигард и Девичий Пруд тоже. Бракены поставлены на колени, и у них в Равентри заперт Титос Блэквуд. Пайпер, Ванс, Мутон – все твои знаменосцы сдались. Остался один Риверран. Мы превосходим тебя в двадцать раз.

– Для превосходящих меня в двадцать раз людей нужно в двадцать раз больше еды. Как хорошо вы питаетесь, милорд?

– Довольно неплохо, чтобы просидеть здесь столько, сколько понадобится, пока вы за стенами не начнете голодать. – Он лгал смело, насколько мог, и надеялся, что лицо его не выдаст.

Но Черную Рыбу было не так просто провести.

– Возможно, просидите до конца своих дней. Наши амбары набиты доверху, хотя, боюсь, мы не оставили на полях ничего для наших гостей.

– Мы можем доставлять провизию из Близнецов, – парировал Джейме. – Или, если дойдет до этого, через плоскогорье с запада.

– Ну, раз ты так говоришь, тогда да. Я бы не стал сомневаться в словах столь прославленного рыцаря.

Насмешка в его голосе заставила Джейме вспылить:

– Есть и более простой способ решить наш спор. Поединок. Мой боец против вашего.

– А я все думал, когда же ты об этом скажешь, – рассмеялся сир Бринден. – И кто же это будет? Вепрь? Аддам Марбранд? Черный Уолдер Фрей? – Он наклонился вперед. – А почему бы не мы с вами, сир?

«Когда-то давно, это был бы славный бой», – подумалось Джейме. – «Отличная закваска для менестрелей».

– Когда меня освободила леди Кейтлин, она взяла с меня клятву не поднимать руки против Старков и Талли.

– Очень удобная клятва, сир.

Лицо Джейме потемнело.

– Вы назвали меня трусом, сир?

– Нет. Я назвал тебя калекой. – Черная Рыба кивнул на золотой протез. – Мы оба знаем, что ты не сможешь сражаться этим.

– У меня две руки.

«Отринешь ли ты свою жизнь ради гордости?» – прошептал внутри него чей-то голос.

– Можно сказать, что калека и старик стоят один другого. Освободи меня от клятвы, данной леди Кейтлин, и мы встретимся лицом к лицу. Если побеждаю я, Риверран наш. Если ты, мы снимем осаду.

Сир Бринден расхохотался во весь голос.

– Даже если мне больше всего на свете хочется выбить золотой меч из твоих рук и вырезать твое черное сердце, твои обещания все равно ничего не стоят! Я ничего не выиграю от твоей смерти, кроме удовольствия от твоего убийства, но я не стану ради этого рисковать своей жизнью... даже если риск невелик.

Дата добавления: 2015-10-30