Питер Студмайер

Th Avenue

Оглавление

Часть ПЕРВАЯ

ГЛАВА 1. Аманда…………………………………………………….……….3

ГЛАВА 2. Питер Студмайер…………………………………………..17

ГЛАВА 3. Бруклинский мост………………………………………...30

ГЛАВА 4. Первый снег…………………………………………………..46

ГЛАВА 5. Чашка двойного эспрессо……………………………...61

ГЛАВА 6. Дьявол…………………………………………………………...74

ГЛАВА 7. Добро пожаловать на Пятую-авеню……………...86

Часть ВТОРАЯ

ГЛАВА 1. Декабрь……………………..…………………………...……...106

ГЛАВА 2. Не совершённое убийство…………………….….…...127

ГЛАВА 3. Объявление войны…………….…..……….…….……....150

ГЛАВА 4. Исповедь……............……..…..…..…..….….…………...…..167

ГЛАВА 5. Шаг в пропасть……………………..…..…………....…......182

ГЛАВА 6. Любовь…………………………………………………...……..197

ГЛАВА 7. Жестокие игры людей.............................................215

Эпилог........................................................................................................239

Сознание угрозы не мешает исступлению жизни, наоборот, только подстегивает его

Фредерик Бегбедер

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА 1

Аманда

Мы были в ожидании предстоящей презентации. Она должна была начаться в 19.00, но, видимо, произошла какая-то заминка. Журналисты, фото- и телерепортёры о чём-то переговаривались, шептались. В самом углу зала происходил ожесточённый спор, и его участники так громко кричали, что охрана периодически делала им замечания. Спорить могли о новом клипе Мадонны, неопубликованном интервью министра культуры, и ещё об очень многом. Не сказать, что это было для них очень уж интересно. Скорее, это было интересно для их кошельков и вредных жён, которые смотрят на толщину кошелька мужа чаще, чем на него самого. Конечно, не хочется причёсывать всех под одну гребёнку, но факт остаётся фактом. Среди моих друзей-журналистов женаты почти все, и то, что они рассказывают мне в перерывах между работой, подтверждает справедливость моих высказываний.

Чаще всего за годы работы в СМИ весь этот шоу-бизнес приедается и становится чем-то обыденным. Тогда нужно сосредоточиться и обязательно найти для себя что-то такое, что всё же удерживало бы в этом обособленном от всего мире - мире людей, их судеб и эмоций. Если это получится, то ты скорее всего сохранишь свою работу, и будешь всё так же сидеть в конференц-залах в ожидании появления перед собой очередной звезды.

В таких местах никогда не бывает тишины. Это не характерно для мест, в которых такая высокая концентрация энергичных и заинтересованных в своём деле людей. Однако, главное, почему подобные места никогда не умолкают – конкуренция. Будь то журнал или газета: каждый мечтает получить эксклюзивную информацию и первым отдать её в номер. Недаром говорят, что во все времена конкуренция была и есть одним из самых мощных двигателей прогресса.

Марк Андерсон сидел на ряд впереди меня. Он как всегда сидел очень спокойно, смотря куда-то вниз. В руках он вертел ручку, которая всегда была при нём: на природе, у родителей, в кино или театре. Злые языки поговаривают, что Марк даже моется под душем с авторучкой в левой руке. Всё это вызывает не более чем улыбку.

Было уже половина восьмого вечера, а стол, на котором стояло несколько бутылок воды и микрофон, ещё пустовал. Несмотря на это уходить никто не собирался. «Грани любви» была самой ожидаемой книгой года, и потому ажиотаж вокруг неё ни на минуту не угасал. Аманда Бёрнс была раньше малоизвестной, и вот так, буквально за несколько месяцев, писательница стала чуть ли не самой обсуждаемой женщиной не только в Америке, но и во многих странах Европы. Найдутся те, которые слышат об Аманде впервые, но всё же… «Грани любви» обещают стать бестселлером. Во всяком случае, так говорят те, кому уже посчастливилось ознакомиться с этой книгой.

Среди таких был и Марк Андерсон. Личность наипротивнейшая, однако, всегда и во всём информированная. В «Culture Global» он работал с 1999 года, и за это время получил репутацию крайне скользкой личности. Я довольно часто общался с ним, но только лишь по воле руководства, которое пропагандирует одну великую истину: держи друзей близко, а врагов ещё ближе. Это выражение уже давно стало крылатым, и оно часто слышится из уст руководителей печатных изданий, да и не только.

Восемь часов. На улице уже темнеет. Люди не расходятся, и, кажется, совсем не следят за временем. Пожалуй, в такие моменты действительно ничего не остаётся, как только ждать. Жёны, мужья и дети давно привыкли к ненормированному рабочему дню журналиста. И Марк, и Сьюзен, да и я, за годы работы смирились с такой жизнью, которая никогда, кажется, не сбавит темп. Ну, по крайней мере, до пенсии точно. Хотя Питер О’Гордон и в восемьдесят пять занимал самые первые ряды на презентациях дисков, книг и всего остального. Он, в отличие от Андерсона, использовал свой старый диктофон, сопровождающий Питера всю его жизнь.

Половина девятого. Тишины нет по-прежнему, а даже наоборот: журналисты переговариваются громче, споры не утихают, охрана уже почти не реагирует на это. Они понимают, что всё, свидетелями чего они являются, вполне естественно для таких мероприятий. Невольно охрана стала частью всей этой суеты вокруг презентации новой книги.

В зал вошла Кэти Боум. Ну и красотка же она! Коротенькая юбочка, полупрозрачная соблазнительная блузка, золотые волосы, аккуратно убранные в хвостик… На мгновение журналисты даже замолчали, следя за её грациозной походкой.

Кэти была молода, но давно работала журналисткой и привыкла к пристальным взглядам коллег из других журналов. Однако, она никогда не одевалась так вызывающе, как сегодня. В этот вечер она выбрала для себя новый, невероятно откровенный и соблазнительный образ.

- Привет, Джеймс, - сказала она мне, проходя мимо. Какой же у неё нежный голосок – слушал бы вечно! На мгновение мне даже показалось, что она произнесла моё имя с особой нежностью, однако, когда она подсела к Андерсону и поцеловала его, об этой нежности я совсем забыл. Как я мог забыть, что Марк и Кэти уже довольно давно встречаются… Наверное, у них всё замечательно: работа – всегда общая тема для разговора, толстый кошелёк – общее достояние обоих. Не удивлюсь, если узнаю, что у них нет семейного бюджета – каждый волен тратить деньги так, как ему вздумается. Хотя, что я говорю? Какая семья?! Они вроде даже не помолвлены!

Ко мне подошла Сьюзен. Она как всегда мило улыбалась. Её улыбка была, наверное, самой искренней и непринуждённой среди тех, что я видел. Сьюзен некоторое время болела, и сегодня впервые появилась на работе после болезни. Её тепло поприветствовали, когда она вошла в зал. Было видно, что она пользовалась уважением в журналистских кругах, и, конечно же, неспроста: хороший работник, красивая женщина. Её интересовали мужчины, способные чувствовать, понимать, которые бы никогда не обидели её. Только с ними она могла чувствовать себя счастливой.

Я любил ей подмигивать. Я делал это часто, и она к этому привыкла. Где бы мы не встречались, традициям я не изменял. Сьюзен почти всегда мне отвечала, и мне это нравилось.

Я не знал, есть ли у неё кто-либо. Спрашивать было неудобно, а слухи, порой, ходили такие глупые, что поверить им означало бы признать себя круглым дураком. Говорили, что она лесбиянка, причём меняет женщин, как перчатки. По-моему, это чушь полнейшая! Я давно знаю Сьюзен – она не из таких. Точно.

Сьюзен села рядом со мной, у прохода:

- Привет. Уже почти девять. Неужели презентация сорвалась… Слышал что-нибудь?

- Нет, всё тихо.

- Жаль, я так хотела увидеть живьём Аманду. Я прочла её книгу, и была поражена тем, насколько верно она обо всём говорит. Она сумела подметить такие мелочи, которые ранее, кажется, не удавались никому. Это определённо успех. Вся Америка уже говорит о ней чаще, чем о ком-либо другом. Эта женщина просто сводит меня с ума!

Я невольно вспомнил те слухи, согласно которым Сьюзен считали лесбиянкой, и слегка улыбнулся.

- Книга продаётся бешеными темпами, - продолжала Сьюзен. – Многомиллионные тиражи, общественное признание, слава – всё это уже принадлежит ей! И сегодня только лишь первая встреча с ней, имеющая такие масштабы!.. Она поистине великолепна!

- Я право не знаю. Я ещё не прочёл её книгу…

- И ты ещё удивляешься, Джеймс, почему тебе так мало платят? Разве у бездельников хороший доход? Ты должен был прочитать книгу прежде, чем идти сюда.

- Я не успел. Я уже купил, но… прочитать не успел.

- На месте руководства я бы сделала тебе выговор! Ха-ха, шучу! У меня отменное настроение сегодня! Эта Аманда!.. Она восхитительна!

- Представляю, как ты будешь тянуть руку, когда презентация начнётся. Смотри, не сломай!

Сьюзен улыбнулась и легонько толкнула меня в плечо:

- Не смейся! Я правда жду её появления с немалым трепетом и возбуждением, как и любой нормальный человек, хоть немного заинтересованный в своём трудоустройстве.

Сьюзен с укоризной посмотрела на меня. Я нисколько не засмущался, потому что мы были старыми друзьями.

- Я заинтересован! И ещё как! Помнишь, как я здорово написал о бейсболе в одном из прошлых номеров? Я взял интервью у Кевина Бенса, который раньше почти всегда отказывался сотрудничать с прессой… Несколько успешных для «Сокс» лет за Кевином гонялись все журналисты Нью-Йорка, но он не сказал им ни слова. И только я смог! Я! Разве после этого я не заинтересован в своём трудоустройстве?!

- Это было не в одном из прошлых номеров, а почти три месяца назад! Ты, видимо, от того успеха забыл счёт времени, - сказала Сьюзен и снова так естественно и непринуждённо улыбнулась.

Статья действительно вышла два с половиной месяца назад. Ох, как летит время!.. За эти месяцы ничего стоящего я и правда не написал. Какой ужас! Несколько интервью я вообще откровенно запорол – даже вспоминать не хочется…

Статьи Сьюзен выходили регулярно - одна другой краше. Талант этой милой девушки был налицо. Обо мне так тоже говорили, но давно. Настолько давно, что имена этих людей мною успешно забыты.

У Сьюзен, помимо всего прочего, была своя рубрика в журнале. Она печаталась периодически, но была одной из самых популярных. Она полностью была посвящена психологии семейной жизни в современном ритме. Это не те книги, что пылятся в маленьких квартирах жителей Америки… Это новый взгляд на привычные вещи. Настолько новый, что первое время отношение читателей к этим статьям было сильно противоречивым, но позже… люди прониклись общей идеей и стали читать каждый выпуск.

- Джеймс, ты не подумай, я не хочу тебя обидеть. Все знают, что ты хороший знаток своего дела. Но светлая полоса всегда сменяется тёмной.

- Твоя светлая полоса, Сьюзен, тянется уже так долго, что, кажется, удача не покинет тебя до конца жизни.

- Чем длиннее светлая полоса, тем длиннее и тёмная. Всё это законы жизни, с которыми приходится считаться.

- Теория интересная, но всё же в это не хочется верить. Пусть твой успех продолжается столько, сколько тебе самой нужно.

- Мы это не контролируем, Джеймс, но я всегда готова к худшему. Ты же знаешь, что я, порой, слишком скрупулёзно и сухо смотрю на вещи. Наверное, именно это и не позволяет мне рисовать воздушные замки.

- Ах, ты всегда так складно говоришь – слушал бы не переставая.

Сьюзен заулыбалась, и потрепала меня по волосам:

- А ты всё так же кокетничаешь…

- Я? Да ты что, - отнекивался я, мысленно соглашаясь с ней полностью.

Девять часов. Аманды всё не было. К подобным задержкам все привыкли, и никто не расходился. Помню, однажды презентация нового альбома группы Muse была задержана на целых 6 часов в связи с задержкой авиарейса. И таких случаев масса!

Коди Прингстен, который оживлённо с кем-то беседовал ещё полчаса назад, сейчас спал на заднем ряду. Он прилетел в Нью-Йорк буквально несколько часов назад, и сразу поехал на Пятую-авеню. Боялся, что опоздает, но в связи с задержкой успел. Мы успели переброситься несколькими фразами, как только Коди зашёл в зал.

- Привет! Ты еле успел, Коди.

- Дурацкие самолёты! Они всю душу вымотали! Чтобы ещё хоть раз!..

Коди был из небогатой семьи, и никогда не помышлял о карьере в одном из самых известных журналов Америки. В «Broadway’s Pages» он оказался по чистой случайности. Как он мне рассказывал, там работала уборщицей его тётка. Однажды она забыла свою сумочку на подоконнике офиса, а кто-то её нечаянно скинул на пол. В сумочке был блокнотик, который Коди прислал своей тётке на Рождество. В нём было несколько свежих очерков, принадлежащих Коди. По счастливой случайности блокнотик попал в руки главного редактора, и… Прингстеном заинтересовались. Что-то более фантастическое придумать сложно, но Коди уверял, что это чистая правда. Я ему верил. Все ему верили. Этому парню из маленького городка Эймс в штате Айова нельзя было не верить. Улыбка на его лице была всегда особенно искренней, а взгляд был до того простой и лёгкий, что, казалось, этот человек никогда не способен лгать. С Коди было всегда приятно общаться. Он был провинциалом, и это отражалась во всём: одежда, жесты, речь. Ему было просто довериться, и никто и никогда бы не подумал, что он способен обмануть.

Половина десятого. Неужели она не приедет? Её так ждут! Телекамеры и микрофоны, блокноты и ручки, диктофоны – всё готово. Эту презентацию покажут по телевидению, будет множество статей в газетах и журналах… Аманда Бёрнс теперь станет ещё более известной. Сегодня начнётся её очередной взлёт! Сьюзен от неё просто без ума! А я… Я знаю, что всё это часть моей работы, и более ничего. Книгу я не читал, знаю об Аманде не так много, но всё же мне доверили приехать сюда и задать ей несколько вопросов. Мне. Это ведь что-то значит?

- Джеймс, Джеймс! – Крикнула Сьюзен.

Я обернулся и увидел Сьюзен, которая сидела на три ряда позади меня. Она ярко улыбалась, обнимаю свою подругу Маргарет Хинксли, которая работала с нами в одном журнале уже несколько лет.

- Маргарет, вы тоже здесь.

- Джеймс, привет, - негромко сказала она и выдавила из себя улыбку.

Хинксли никогда не питала ко мне симпатии. Я казался ей жутким ловеласом, не достойным её внимания. Мужчина для неё всегда казался чем-то монументальным, конкретным, со своей жёсткой позицией, а я… Был непостоянен и слишком ветрен.

Десять часов и одиннадцать минут… В зал вошла Аманда Бёрнс. Я совершенно ясно видел, какой уверенной поступью она прошла по залу и заняла своё место за столом. Вот не думал, что она выглядит так… Это была невысокая женщина тридцати лет, с длинными темными волосами и карими глазами. Глаза были такими красивыми и глубокими, что с них нельзя было оторвать взгляд. Было ощущение, что я проваливаюсь с каждой секундой в эту бездну всё глубже и глубже. Аманда была в джинсах и чёрной кожаной куртке. На плече висела чёрная с белыми полосками сумочка. Макияжа было минимум, но от этого Аманда была только ещё более загадочной. Да, пожалуй, именно загадочности в ней было больше всего! На эту женщину хотелось смотреть, не переставая. Она что-то уже давно говорила, а я всё изучал её своими глазами. Я не понимал, что в ней есть такого, во что я так сразу влюбился.

Я поднял руку, словно хотел задать свой вопрос. Это движение было неуверенным, но Аманда его увидела и попросила говорить. Я поднялся со своего места, и начал пытаться формулировать вопрос.

- Джеймс Коллинз, «La Magazine».

В голове носились различные шаблонные фразы, интонации. Я рассеянно их перебирал, но, так ни на чём не остановившись, сел на своё место. Аманда улыбнулась мне, а многие в зале захохотали.

- Приятно, когда задают вот такие вопросы, - сказала Аманда Бёрнс, улыбаясь. – Кто следующий?

Я сидел, вперив взгляд в пол, но через некоторое время всё же пришёл в себя. Я огляделся. На меня уже не обращали никакого внимания. Один за другим со своих мест поднимались журналисты, задавали свои вопросы, а я сидел в каком-то оцепенении. Я снова взглянул на Аманду Бёрнс. А ведь она действительно очень эффектная женщина!..

- Джеймс, - позвала меня Сьюзен.

- Да?

- Сядь рядом со мной.

Я тихо встал со своего места, отошёл на несколько рядов назад и сел на пустовавший рядом со Сьюзен стул.

- Что это было? – шёпотом спросила она.

- Я растерялся…

- Растерялся? – улыбнулась Сьюзен.

- Рука поднялась сама. Я даже не думал над вопросом. А когда поднялся, мог только лишь… импровизировать, но в голову ничего не лезло. Господи, мне одному жарко?..

- Когда-нибудь тебя уволят, Джеймс. Точно тебе говорю.

- За что?

- Ты должен был задать вопрос. Это твоя работа.

- Работа… - промычал себе я под ухо.

- Что ты сказал?

- Да так, ничего. Почему рядом с тобой свободно?

- Маргарет нужно было уйти.

- А, понятно. Как же мне жарко. Я сейчас, – сказал я и поднялся с места.

Я прошёл по залу и вышел в приоткрытую дверь, которую, видимо, забыла закрыть Хинксли. Мне было очень жарко, я жутко вспотел.

Я зашёл в туалет и, подойдя к умывальнику, взглянул на себя.

- Что же такое? – сказал я вслух, обращаясь к своему отражению.

Меня точно уволят, если я так буду работать. Чёрт возьми, мне же писать об Аманде Бёрнс статью, а я… а я на презентации лишь формально. Начну читать книгу уже завтра.

Я умылся и вернулся в зал. Сел рядом со Сьюзен, и слушал, какие вопросы задают журналисты, и помечал некоторые вещи у себя в блокноте.

- «National Culture», Марта Суонк. Скажите, это правда, что в создании этого романа вам помогал ваш муж?

- Он помогал лишь в некоторых главах. Например, в третьей. Образ художника мы создавали вместе с ним. Мой муж сам художник, поэтому его замечания пригодились.

Ох, эта Марта… Её вопросы всегда о мужчинах. Наверное, ей чего-то в этой жизни не хватает. Не скажу, что Марта меня раздражала, но, порой, она ставила известных людей в тупик своими острыми вопросами. Сегодня Суонк сжалилась над Амандой.

- «Culture Global», Марк Андерсон. Я, как и тысячи других американцев, прочитал вашу книгу. Хочу сказать, что она мне очень понравилась, но я немного не понял… Какова роль персонажа старика Хьюберта в этом романе?

В зале одобрительно закивали, а Аманда широко улыбнулась:

- Моя мать первым делом задала этот вопрос, когда впервые прочла этот роман, когда он был ещё только в моём ноутбуке. Просто однажды утром, мне вдруг показалось, что в романе должен быть персонаж, который единственный во всём мире способен объективно смотреть и на Питера, и на Джули. Вы, читатели, будете импонировать одному из них, и осуждать другого. Остальные персонажи также не объективны. А он, Хьюберт, обладает очень заинтересовавшим меня качеством: он относится к каждому из этих двух главных персонажей так, как относился бы к ним человек, лишённый предрассудков и созданных в голове идеалов. По-моему, это очень важно. Надеюсь, что этот старик Хьюберт помог вам целиком и полностью проникнуться судьбой героев.

Марк знает толк в своем деле. Он способен подмечать то, что действительно является уникальным. Спорить с ним в этом – бесполезно. В его голове, уверен, полно вопросов, но из всего этого множества он непременно выберет наиболее интересный. И всё это делается им с такой лёгкостью, присущей, наверное, только ему одному.

- Сьюзен Колл, «La Magazine». Ваша книга расходится фантастическим тиражом. Как вы считаете, что именно более всего привлекло народ Америки в вашем романе?

- Тема любви во все времена затрагивала чувства людей. Она способна изменить человека, сделать его чуточку лучше. Для Америки всё точно так же. Любовь тихо крадётся по узким улочкам Ист-Сайда, движётся лёгкой поступью по Пятой-авеню и медленно идёт по Бродвею, чуть задержавшись на светофоре у Тайм-Сквер… Любовь повсюду, потому что она в каждом.

Сьюзен была в восторге от «Граней любви». Она никогда прежде не говорила о книгах так восхищённо. Глаза её были широко распахнуты, и она с восхищением смотрела на Аманду Бёрнс, писательницу, которая уже начала завоёвывать Америку. Успех прочат ей и в Европе, а я… Я по-прежнему чувствую себя школьником, который пришёл на урок с невыполненным домашним заданием.

Маргарет вернулась в зал. Я уступил ей место, несмотря на то, что очень хотел посидеть рядом со Сьюзен. Моё место оказалось уже кем-то занято, и я встал у двери.

Презентация продолжалась. Она проходила в бешеном ритме, несмотря на поздний час. Вопрос следовал за вопросом, Аманда открывала уже третью бутылку минеральной воды.

Я уже почти не следил за тем, о чём шёл разговор. Мне вдруг стало необычайно скучно. Журналист ли я? И это не первый раз, когда я задаю себе этот вопрос. По-моему, в этой профессии главное – проявление искреннего интереса. Только за счёт этого достигаются высокие результаты. А я стою с потерянным видом, глядя то на загадочную Аманду, то просто оглядывая зал.

- Карлос Рибейра, «Daily Mirror». Книга пользуется огромной популярностью, и мы вас поздравляем с этим. Скажите, сколько вы работали над романом?

- Я работала над ним не месяц, и даже не два. На роман ушло около полугода.

- Было настолько сложно писать?

- «Грани любви», я считаю, достаточно воздушное произведение, несмотря на обилие сложных ситуаций, в которые попали герои.

Презентация закончилась чуть после полуночи. Журналисты остались ею очень довольны и только к часу ночи разошлись. За ночь они должны были накрапать статью, и на утро предоставить её руководству изданий. Вот и я не стал долго задерживаться и сразу поехал домой. Почему-то ни Сьюзен, ни Кэти в зале я уже не увидел, когда продирался сквозь толпу к выходу. Наверное, они ушли сразу после ухода Аманды.

Аманда! Вот это женщина! Не думать о ней нельзя…

Я спустился в холл, пожелал доброй ночи директору охраны и вышел на улицу. Пятая-авеню была непривычно пуста. Ни машин, ни толпы людей, которые днём снуют направо и налево с утра до вечера. Все уже дома: спят, или только готовятся ко сну.

Было прохладно – конец октября как-никак. Я застегнул куртку и побрёл домой, надо сказать, не в самом лучшем расположении духа.

Я был дома только во втором часу ночи. Сразу включил музыку и налил себе пиво. Устал… Презентация книги – это всегда мероприятие длительное, но сегодня были побиты все рекорды.

Прохладное пиво – это замечательная идея! Ничего лучше я и представить себе не мог! По-моему, это был «Будвайзер».

Из динамиков магнитофона доносился голос Эмми Вайнхаус. Помню, однажды брал у неё интервью, в её загородном доме. С ней было очень приятно беседовать, и её интервью было напечатано уже в следующем номере. Это был мой успех! Благодаря этим четырём страницам интервью с Эмми мне подняли зарплату на пятнадцать процентов! Но это было давно…

Я сел на диван, положил на коленки ноутбук и начал писать статью. К двум часам я сумел написать только лишь один небольшой абзац. Спать хотелось невыносимо, да и в голову ничего не шло. Я открыл следующую бутылку пива и немного отпил, когда зазвонил телефон.

- Привет, не разбудила?

- Нет, Сьюзен, что ты…

- Пишешь статью?

- Пытаюсь, но выходит очень скверно…

- Мне позвонил Питер и сказал, что статья должна лежать у него на столе к полудню. Поэтому советую тебе поднапрячься.

- А ты?

- Ах, Джеймс, ты наверное забыл, но статьёй занимаешься на этот раз ты один. Так сказал Питер, причём ещё вчера.

- Как жаль, - сказал я раздосадовано.

- Ты должен справиться, Джеймс. Питер будет на тебя очень зол, если у тебя не получится ничего стоящего… Ты знаешь, что ему ничего не стоит уволить кого-то из подчинённых. А ты давно его не радовал...

- Сьюзен, мне ничего не идёт в голову. Поспать сегодня, видимо, не удастся.

- Я верю в тебя, Джеймс. Ты должен доказать Питеру, что ты хороший журналист, и у тебя всё ещё впереди. Всё, я пойду спать. Удачи тебе, и до завтра. Целую.

- Пока.

Сьюзен положила трубку. Только гудки…

Целует. Это приятно. И я почти это чувствую.

Нужно сосредоточиться на статье, но в голове пустота. Эх, а что там по телевизору? Я начал переключать каналы, пытаясь остановиться хоть на чём-нибудь, а сам всё чаще и чаще стал зевать. Хочется спать.

Ноутбук был открыт. На экране застыли слова: «Аманда сказала, что…». Кошмар! Наверное от этой статьи зависит моё будущее, а я ничего не могу с этим поделать. Ещё одна бутылка, и меня точно вырубит. Сон, сон… Как жутко хочется спать!

На экране телевизора разворачивалась какая-то нудная беседа следователей в каком-то малобюджетном детективном сериале. И кто только штампует эти однообразные фильмы? Разве так можно? Хотя чем лучше я, который пишет в последние месяцы отнюдь не блестящие статьи. И может я тоже уже надоел читателям?

Айрис налила себе вина, и предложила Кевину, но тот отказался. Айрис наливала себе уже пятый бокал за вечер.

- Слушай, может не надо больше, а?

- Я люблю вкусное вино. И, между прочим, я ещё совсем трезва, - ответила девушка и слегка пошатнулась.

- Ну вот видишь, ты еле стоишь. Давай пойдём в спальню, я положу тебя на кровать.

- Нет, я не хочу. Не хочу!

Кевин крепко взял девушку за талию и повёл в спальню:

- Сейчас ты сделаешь последний глоток, и ляжешь на кроватку. Поспишь, придёшь в себя, а утром я обещаю тебя разбудить к завтраку. Хорошо?

- Кев, да я тебе говорю – я отлично себя чувствую. Мне так хорошо!.. А давай закажем шампанского! – Кевин положил Айрис на кровать и снял с нее туфли. – А лучше давай поедем в клуб! Ты, я… Зажжём! Давай, Кев! Давай!..

Кевин аккуратно уложил голову девушки на подушку и прикрыл ее ноги покрывалом, а затем вышел из спальни, заперев за собой дверь. Он прислонил ухо к двери – в спальне наступила тишина. Айрис уснула.

Кевин вернулся в гостиную и налил себе сок. Кевин завязал с алкоголем пару месяцев назад, и с тех пор не выпил и капли спиртного, несмотря на то, что чаще всего оказывался в пьющей компании. Друзья Кевина действительно никогда не отказывались от спиртного, каким бы оно не было. Они любили не только дорогой виски и коньяк, но и обыкновенное пиво.

Друзья частенько называли Кевина «носатым» из-за его крючковатого длинного носа, который очень выделялся на фоне в общем-то ничем не примечательных черт лица: высокий лоб, густые брови, и никакого намёка на лицо голливудской звезды. И пускай Кевин выделялся из толпы только лишь своим носом, он чувствовал себя уверенно в любой компании, даже новой. Кевин был очень общительным и притягивал людей к себе, словно магнит. Его уважали и всегда относились к нему с почтением.

Кевину принадлежала сеть ресторанов «Caramanello», которые, по авторитетному мнению мэра Нью-Йорка, едва ли не самые лучшие на всём Манхэттене. Ресторанный бизнес приносил очень много прибыли, и потому Кевин никогда ни в чём себе не отказывал.

Айрис была наверное самым непрофессиональным бухгалтером Нью-Йорка. Она совсем недавно устроилась на работу в один из ресторанов, принадлежащих Кевину. Они вместе учились ещё в школе, и потому Кевин помог своей немного сумасшедшей однокласснице. Сумасшедшей она казалась многим в основном из-за своего взбалмошного характера, особо острые формы которого могли проявиться когда угодно, независимо от того, можно было это, или нельзя. На вечеринке, или серьёзной театральной премьере, те, кто знал о её присутствии, могли ожидать какой-либо выходки от Айрис.

И не сказать, что она раздражала кого-нибудь своим поведением – все просто к ней такой давно привыкли, и не обращали внимания на очень многое. Привычка вообще облегчает людям жизнь.

Работник из Айрис был так себе. Она часто опаздывала, не вовремя сдавала финансовый отчёт и многое другое. Однако Кевин вопреки всему не предпринимал никаких мер наказания в виде уменьшения зарплаты или лишения рождественской премии. Дружба была сильнее обыкновенного трудового соглашения.

Кевин сел в кресло и глотнул сок. Грейпфрутовый. Его обожала Айрис, и только ради нее Кевин и держал его в холодильнике. Айрис часто приходила в гости, особенно в последнее время…

Кевин включил телевизор. Там шла какая-то юмористическая телепередача. На экране дурачился очень высокий и худой парень в длинных широких штанах и футболке с надписью «I’am stupid».

- Какая чушь, - сказал с некоторой злостью Кевин и переключил на спортивный канал.

«Кэпиталз» против «Койотс». Хоккей. Отличный матч регулярного чемпионата НХЛ. Кевин сделал ещё один глоток и поставил стакан на журнальный столик, а сам сел поудобней в кресло. Глаза закрывались – всё-таки было уже около полуночи, однако хоккей немного бодрил. Хоккеисты из Вашингтона выглядели увереннее, подолгу контролировали шайбу в чужой зоне, и, что самое приятное для любого зрителя, очень часто били по воротам.

Тут Кевин услышал, как открылась входная дверь. Через мгновение из-за дверного косяка выглянуло лицо Саймона. Он широко заулыбался, увидев Кевина:

- Я сейчас, только сниму ботинки. Ах да, и пивка налью ещё.

Саймон был свободным художником по жизни. Он плавал в этом океане жизни на собственном корабле, наполняя паруса ветром когда ему только вздумается. На его корабле не было команды, и он бороздил моря в одиночку. И даже после того, как он женился, его жизнь почти не изменилась. Была жена, появились какие-то обязательства перед ней, но Саймон со всем этим как-то играючи справлялся, и снова заступал за штурвал своего корабля.

- А вот и я, - сказал Саймон и вышел из кухни, направляясь к дивану, - ох, как же я устал.

- Присаживайся, - сказал Кевин.

Саймон сел на диван и глотнул пиво:

- Опять хоккей. Сколько ж можно, Кев? До плей-офф ещё далеко, а я уже устал от хоккея.

- Разве ты часто приходишь?

- За последнюю неделю я был у тебя раза четыре, если не больше. На прошлой, думаю, не меньше, - Саймон глотнул из бутылки.

- Как твоя встреча?

- Да, мы на правильном пути. Начиналось всё непросто. Немцы долго ломались. Они посмотрели обе мои картины, но в отличие от макаронников, сочли их цену несколько завышенной. Мне дали время все обдумать…

- Немцы стали слишком скрупулёзно ко всему относиться. Им нужно заручиться поддержкой десятков влиятельных людей, чтобы принять решение.

- Решимость немцев действительно куда-то пропала. Но знаешь, я всё равно не хочу покупать их "Порше".

- Да, твой "Мустанг" точно лучше!

- Ещё бы! Я выбирал его с сознанием дела, копался в журналах, в интернете, общался с владельцами "Мустангов"... Кстати, как Айрис? Была у тебя?

- Она напилась, - спокойно сказал Кевин, - стала буянить, хотела пойти в клуб, предлагала и мне накатить, но я отказал.

- Ты заказал ей такси?

- Нет, она спит в спальне. Я решил, что так будет лучше.

- Да, действительно лучше. Ей завтра на работу?

- Думаю, я разрешу ей взять отгул. Пусть выспится, придёт в себя…

- Верно. Кстати, сегодня один немец клевал носом почти весь ужин. Второй тоже выглядел не выспавшимся. Я даже не понял – то ли это неуважение, то ли они просто сняли проституток на ночь, и занимались целую ночь любовью.

- О, насчёт этого я не уверен. Наши проститутки не очень любят немцев…

- Да брось! Смотря сколько им заплатят! – перебил Саймон.

- Думаешь, деньги решают всё?

- А разве нет?..

ГЛАВА 2

Питер Студмайер

Я не помню, как уснул. Проснулся, словно всю ночь пробыл без сознания. На журнальном столике стоит ноутбук, открыт текстовый редактор. В окошке застывшие слова «Аманда сказала, что…». И больше ничего.

Смотрю на часы – ещё только восемь утра. Статью нужно закончить к полудню – Питер ждать не будет…

Я достал из холодильника оставшиеся от вчерашнего завтрака бутерброды и поставил кипятиться чайник. Сильно хотелось есть, но ещё сильнее пить. Я взглянул на журнальный стол и сразу во всём разобрался – рядом с ноутбуком стояли три пустых бутылки из-под пива. «Будвайзер»… Лучше б это были бутылки из-под колы.

Скоро закипел чайник и я налил себе крепкий кофе, чтобы голова скорее пришла в себя. Не скажу, что она раскалывалась, но болела изрядно.

Бутерброды были холодными, но я этого не замечал, полностью погрязнув в написание статьи. Я выдавливал из себя фразы с неимоверным трудом, но каждый собранный воедино абзац повышал мне настроение, и я начинал писать с ещё большим интересом. Иногда я отпивал кофе из своей любимой кружки с изображением розового слоника на белом фоне. Когда кофе закончился, я налил себе ещё одну кружку. Резать новые бутерброды не было времени, и я решил обойтись без них.

К половине одиннадцатого статья была готова. В какой-то момент между девятью и девятью тридцати она даже начала мне нравиться.

Я побрился, погладил брюки и рубашку, завязал галстук, почистил туфли и вышел из дома. Спустившись, я понял, что забыл ключ от машины, и поспешно вернулся. Да, они там, где я и думал.

К половине двенадцатого я был уже за рулём своего верного Фокуса. Пусть кто-то считает, что этот автомобиль излишне простоват и безвкусен, но я люблю его. У нас в семье это традиция, если машина, то Фокус - у моего отца тоже такой, хоть и очень старенький.

Ровно в 12.00 я вошёл в кабинет Питера Студмайера. Его не было, но секретарша сказала, что он будет с минуты на минуту. Я стал прогуливаться по кабинету. Он был просторным и очень светлым - мебель и паркет были светлых тонов. В кабинете были огромные окна, и солнечный свет почти весь день освещал многочисленные картины, висевшие на стенах. Питер говорил всем, что рисовал их он сам, но все знали, что это сущий бред. Их рисовала жена Питера. Сам же он и кисточки-то в руке никогда не держал! Его секретарша даже якобы видела школьный аттестат Питера, в котором была единственная тройка как раз по изобразительному искусству. Только дура могла такое придумать!

Какая пошлятина! Эта картина просто ужасна! На ней изображены двое молодых людей на сеновале… Ужас!

Познакомиться бы с его женой…

В углу, на тумбе стоял аквариум, в котором одиноко плавал один сомик.

- Как поживаешь? – сказал я и ткнул пальцем в стекло. Сомик не отозвался, и продолжил медленно плыть к другой стороне аквариума.

Скука! Хоть бы завёл ему друга, а то этот бедный сомик скоро сойдёт с ума. Я бы точно сошёл. Хотя, если бы у него был друг, они бы сошли с ума оба – с таким-то хозяином.

Рабочий стол был убран. Никаких разбросанных листов, распечаток и всего остального. Идеальный порядок. Разве так выглядит рабочее место трудящегося человека?

- Привет, Джеймс, - услышал я позади себя знакомый голос.

Это был Питер Студмайер – владелец и главный редактор «La Magazine». Это был его журнал от первой до последней страницы, и он не уставал напоминать об этом каждому из подчинённых. Даже Сьюзен, которую он безмерно уважал, нередко слышала высокопарные высказывания из уст Студмайера.

- Здравствуйте, мистер Студмайер, - сказал я и изобразил что-то отдалённо напоминавшее улыбку, - как ваши дела?

- Неплохо, Джеймс. Неплохо. Статья готова?

Как странно. Обычно он переходит к главному только лишь спустя полчаса бессмысленного трёпа, а сегодня…

- Да, - ответил я и положил статью на стол.

Студмайер сел в своё кресло и стал читать. Я выбрал левое от себя кресло и сел. Я смотрел на своего директора, и мне почему-то совсем не хотелось запустить в него пепельницей. Странно! Обычно он выбешивает меня уже ко второй минуте нашей беседы, а сегодня…

- Я наверное понаписал там лишнего в последнем абзаце…

- И не только в последнем, - среагировал Студмайер.

Я поёжился. Мне всё ещё не хотелось покалечить его. Удивительно. Что это со мной? Действие «Будвайзера»?

Я следил за Студмайером, но он не шевелился. Только глаза бегали из стороны в сторону. Он внимательно читал. Да, точно, ищет к чему придраться. И ведь найдёт, сомнений нет. Опять начнёт кричать, удивляться, как я умудрился написать такую чушь и прочее. Ко всему этому я привык, но… вполне бы обошёлся без этого сегодня. Спал мало, и голова продолжала побаливать. Ещё это пиво, чёрт его дери…

- Да, такого я не ожидал, - покачивал головой Студмайер. – Ах, если бы не Сьюзен… Если бы не Сьюзен.

- Что? Вы о чём?

- Она написала статью о вчерашней презентации, и уже в десять часов утра я утвердил её в номер. Ах, если бы не Сьюзен…

- Это шутка? – я опешил.

- Какие уж тут шутки, Джеймс, - Студмайер отложил статью, встал и направился к бару. – Выпьешь?

- Да, пожалуй, - ответил я дрожащим голосом.

- Она принесла мне статью со словами, что это на тот случай, если у тебя ничего не выйдет. Она сделала твою работу, Джеймс. Хочешь прочесть ее статью? Впрочем не отвечай, я тебя заставлю сделать это в любом случае. Виски?

- Да…

Питер разлил виски, и поставил стакан передо мной на стол.

- Сьюзен спасла и этот номер, и твою задницу, чёрт возьми! – неожиданно закричал Студмайер, но тот час же прекратил. – Джеймс, скажи, ты хочешь работать в «La Magazine»?

И даже сейчас мне не хотелось врезать ему кулаком по лицу. Он был прав. Статья и правда паршивая. А Сьюзен… Просто нет слов.

- Вы хотите меня уволить, мистер Студмайер?

- Я подумываю об этом уже несколько месяцев… Понимаешь, у тебя есть потенциал, но ты решительно отказываешься работать. Прогресс равен нулю… Я очень недоволен, Джеймс.

Кресло стало вдруг таким неудобным, что я стал нервно поёживаться в нём. Уволить… Он подумывает меня уволить… Нет, только не это!

- Я попытаюсь исправиться, мистер Студмайер. Я больше не подведу. Обещаю.

- Я слышал от тебя это уже много раз, - сказал Студмайер, покачиваясь в своём кожаном кресле и попивая виски, - но пока нет никакого сдвига. Это голые обещания, Джеймс. Неужели тебе самому не надоело писать такую чушь?

Мне было определённо нечего сказать. Это просто творческий кризис. Он временный, и должен когда-нибудь прекратиться…

- Понимаете, мистер Студмайер, у меня творческий…

- Да, да, творческий кризис, - перебил меня Студмайер. – Я слышу это от каждого молодого и неопытного журналиста, но ты… Ты ведь профессионал!

Было чувство, что в кресло забили гвозди, и я сижу на многочисленных шляпках, и боль пронзает всё моё тело… Неужели я так плох?

Я глотнул виски и на несколько секунд прикрыл глаза. Как я устал… Как я устал от этого журнала, от своего начальника… Всё это давит, не даёт вздохнуть полной грудью.

- Следующий номер, Джеймс, будет посвящён ювелирным магазинам, выставкам, показом мод и так далее. Ты берёшь на себя побрякушки…

- Но я ведь мужчина – я ничего в этом не понимаю, - перебил я Студмайера.

- А это тебе в наказание за твой, так сказать, творческий кризис… Я даю тебе последний шанс, Джеймс! Если твоя работа мне понравится, то ты останешься в «La Magazine». А если ты напишешь очередной бред, то… изволь собрать вещи и покинуть журнал! Ты меня понял?

И вот тот самый момент, когда я готов был ударить этого человека. Всё никак не хотелось за время нашего разговора, а сейчас, смотря в его бешеные глаза, желание врезать возникло само собой.

- Хорошо, мистер Студмайер, - еле сдерживался я, - я вас не подведу.

Я поднялся с кресла и поспешно вышел из кабинета. Секретарша спросила что-то, но я ее не слышал. Я был глубоко в себе, и покидать это пространство мне не слишком-то и хотелось.

Колечки, ожерелья, выставки драгоценных камней – да это всё чепуха! Ох, этот Студмайер! Совести у него нет! Надо было подсыпать чего-нибудь ядовитого его сомику.

Конечно, как руководитель и бизнесмен, Студмайер был абсолютно прав на счёт меня. Журнал должен держать высокую планку, приносить прибыль, бороться за расширение читательской аудитории, а делать это с паршивыми статьями невозможно. Однако, выбешивать меня совсем не обязательно! Его манера говорить, его постоянное давление… Ну неужели нельзя руководить как-то иначе?! Бр-р-р…

Четверг. Солнечный день, несмотря на в целом дождливый октябрь. Настроение у меня было просто лучше некуда. Я вышел на улицу, и меня сразу подхватил сильный порыв ветра. Мою бейсболку сдуло, и я поспешил её догнать. Солнце светило очень ярко, но было не жарко. Погода располагала к пробежке.

Я надел наушники поверх бейсболки, чтобы та больше не слетала, и отправился в Центральный парк. Я шёл по обыкновению не торопясь, разглядывая окружающие меня высотные здания, магазинчики и ларьки с хот-догами. По дороге я приметил несколько милых ювелирных магазинчиков, в которых мне предстояло побывать в ближайшее время.

Я живу в Гарлеме, севернее Центрального парка, на Седьмой-авеню. Район очень многолюдный, и мне, порой, не хватает свободного пространства. И где его искать, если не в Центральном парке?

Его размеры поражают, а если бежать вокруг него, то это круг в десять километров. Я, конечно, бегаю не вокруг, а по самому парку, даже если собираюсь бегать вечером. Не секрет, что многие боятся гулять по парку в позднее время, ошибочно полагая, что он является притоном для наркоманов и грабителей. Смею вас заверить, что это всё не более, чем слухи. Я провожу там почти каждую свободную пару часов, и очень часто вечером, и ни разу никого подозрительного не встречал.

Я шёл по Седьмой-авеню, и вот передо мной возник Центральный парк. Я так его люблю! Сколько лет я провожу здесь время, столько раз я ловил себя на мысли, что он не может мне надоесть.

Я перешёл Западную 110-ую улицу, и очутился под сенью размашистых дубов. Я немного размялся а потом побежал. У меня вошло в привычку делать это по часовой стрелке. Вот и сегодня я не стал делать исключение.

В наушниках играли бессмертные хиты Rolling Stones, и с каждой следующей песней моя скорость увеличивалась. Меня было просто не остановить! Я набрал такой темп, что даже не заметил, как слева от меня между деревьев промелькнул музей Гуггенхайма, в который я вот уже несколько лет собираюсь пойти. Не то чтобы что-то конкретное меня останавливало – серьёзных причин вообще не было. Просто банальная неорганизованность, и не более того.

Мои ноги, казалось, чувствуют себя просто прекрасно. Впервые за последние недели они не налились свинцом уже после первого километра.

Я свернул направо, чтобы обогнуть озеро Жаклин, а потом налево, нарисовав тем самым на карте Манхэттена фигуру, напоминавшую восьмёрку.

Я бежал быстро. Мимо меня мелькали люди, идущие куда-то не спеша. Мамы с колясками, ребятня, пенсионеры, медленно шагающие по уютным аллеям. На одной из скамеек, расположенных вдоль дорожек, я заметил Кэти Боум, которая сидела и читала какой-то глянцевый журнал. Я подбежал к ней и присел на скамейку.

- Джеймс, это ты! Рада тебя видеть.

Я никак не мог отдышаться – всё-таки уже немало пробежал. Кэти не торопила меня, и это было приятно.

- Я тоже раньше бегала. Но потом я купила себе беговую дорожку, и бегать по улицам перестала. Ну что, отдышался?

- Да, уже нормально.

- Не знала, что ты бегаешь.

- Стараюсь не бросать.

- Молодец, что держишь себя в форме. Вот Марк не любит бегать. Да и вообще он не любит спорт. Я люблю «Никс», и хожу почти на каждую их игру, и зову Марка с собой, но он всегда отказывается.

- «Никс» в прошедшем сезоне провалились, - улыбнулся я.

Кэти улыбнулась в ответ, и ее улыбка приковала мой взгляд. Она просто ослепительна!

- Для меня по большому счёту не важно, как они играют. Дело в антураже баскетбольных матчей. Это же яркое событие, шоу! Ты бы знал, со сколькими замечательными людьми я познакомилась на матчах «Никс». Среди них было пять моих бывших ухажеров, которые готовы были на всё ради меня.

Я всегда знал, что Кэти довольно легкомысленна и не очень-то похожа на девушку-скромницу, которую по чистой случайности не берут в институт благородных девиц. Она иногда рассказывала мне о своих парнях, которые менялись у нее с каждым новым месяцем. Среди них и популярные певцы, и известные художники, и директора крупных страховых компаний… Она чрезвычайно любвеобильна, и в этом, наверное, её сила. Она себя прекрасно чувствует в этом образе, кто бы что не говорил.

Я раньше много с ней дружил, пока она не стала встречаться с Марком. Они стали проводить много времени вместе, и я никак не мог найти даже минутку, чтобы застать ее одну. С Марком у меня никогда отношения не складывались, и потому не хотелось общаться с Кэти в его присутствии.

- Как у тебя дела с Марком? – спросил я.

- Всё хорошо. Знаешь, это, конечно не то, о чём я мечтала, когда была ещё совсем девочкой. Мой единственный представлялся мне всегда более глубоким что ли… Нет, Марк, конечно, умный, и всё такое, но… откровений от него не дождёшься. Искренние эмоции приходится вытаскивать из него клещами. Я смирилась с этим, конечно, но иногда это меня просто бесит.

Кэти посмеялась, и в этом смехе не было ноток отчаяния или какой-то тоски – смех был абсолютно естественный. Наверное, она действительно смирилась со всеми недостатками Марка.

- А как у тебя с Джессикой? – спросила она и легонько толкнула меня в плечо.

- Боже, мы же расстались уже месяц назад.

- Ой, а я и не знала, - рассмеялась Кэти. – Думала, что ты всё ещё таскаешься по этим жутким музеям на каждые выходные.

- Для Джессики музеи всегда были важнее меня.

Джессика Снайпс. Девушка, с которой я посетил свой первый в жизни музей. Она была чрезвычайно умна, и, что главное, ничем не была связана с журналистикой. Она работала ветеринаром в одной небольшой клинике здесь на Манхэттене. Она очень любила животных, а лечить их, по ее словам, было делом всей ее жизни. В связи с этим мне приходилось проводить много времени у нее в клинике, ожидая ее после работы.

Она пропадала в своей клинике, порой, целыми сутками. Я звонил ей, просил скорее приехать ко мне, иначе я усну, но услышала меня она лишь пару раз. Я был для неё чем-то таким очень преданным, и она думала, что такая жизнь никогда не может мне надоесть, но она ошибалась.

Однажды апрельским вечером, когда мы сидели на диване, у меня, я налил для храбрости себе немного виски, а потом предложил расстаться. В ответ я увидел глаза полные непонимания, и, если честно, я почувствовал некоторое волнение в тот момент. Она смотрела мне в глаза, ища ответы. Ну неужели она этого не ожидала? Мы стали видеться редко, в основном в ее клинике конечно. Так продолжаться просто не могло. Эта схватка человека и животного за чувства красивой женщины закончилась поражением человека…

- Ты переживал, Джеймс?

- Инициатором был я, и к тому моменту уже всё для себя окончательно решил.

- Я бы вам обоим поставила памятники, - улыбнулась Кэти. – Тебе за то, что ты терпел её излишнюю любовь к животным и навязчивые интеллектуальные беседы. Ей – за то, что она терпела тебя – Джеймса-бабника.

- Да разве я бабник? – возмутился я.

- Ты ещё спрашиваешь? Да так думают все женщины, которые тебя знают. Ты же никогда не относился ни к одной своей девушке с должным уважением – все вокруг знают, что ты всем изменяешь.

Кэти снова улыбнулась, а потом сказала:

- Да я шучу, Джеймс, чего ты напрягся?

Я смутился. Я действительно напрягся, потому что всегда понимал, насколько я иногда аморален в отношении с женщинами… А тут она говорит, что пошутила. Какой ужас.

- Всё у тебя в порядке, Джеймс. А с Джессикой я бы сама и месяца не прожила, а ты вон сколько! Сколько, кстати?

Я немного призадумался. Познакомились мы на выставке современного искусства, где выставлялся мой хороший друг, раньше работавший вместе со мной в «La Magazine». Встречаться начали уже через неделю. Я был сражён ее красотой, ещё не подозревая, на кого нарвался. Только спустя несколько месяцев я начал понимать, что в действительности представляет из себя Джессика. Она была потрясающая любовница, но даже это не могло изменить моё решение… Полгода. Да, мы встречались почти шесть месяцев.

- Полгода. Мы встречались полгода.

- Ого, я бы сдалась уже через месяц. Ты просто герой!

Я улыбнулся, но получилось очень неискренне. Мне захотелось сменить тему. Да, Джессика девушка очень странная, но всё-таки даже после расставания мы иногда созванивались, и я, несмотря ни на что, относился к ней с большим уважением. Говорить на людях я мог о ней что угодно, но знал, что всего этого она не совсем заслуживает. Она хорошая, но не для меня…

- Как твоя статья об Аманде Бёрнс? Удалась?

- Ха, я скажу тебе больше – она получилась лучше, чем у Марка. Представляешь, мою поставили в журнале как центральную, а статью Марка ужали и поставили куда-то в конце. Как итог – мой журнал продаётся лучше, чем журнал Марка. Видишь, я далеко не дура! – рассмеялась Кэти.

- А кто говорит, что ты дура?! А ну-ка скажи – я быстро этому парню начищу рожу!

- Ах, какой ты смешной, Джеймс!

Да, я такой. Смешной, общительный, всегда бодрый и энергичный. Это не отнять, что ж поделать.

В голове мелькали светлые и воздушные мысли, но через мгновение словно налетели тучи, и я вспомнил о том, что мне предстоит идти в ювелирные магазины. Уголки рта сразу опустились, взгляд потерял свою энергичность, и словно несколько килограммов шарма вдруг покинули меня.

- Что с тобой, Джеймс? Что-то случилось?

- Знаешь, а ведь да, случилось.

- Я могу помочь?

И тут я понял, насколько удачно я встретил Кэти здесь, в Центральном парке. Точно, как же я раньше не догадался!

- А вообще да, можешь. Я бы даже сказал, что твоя помощь мне необходима. Ты не занята в субботу вечером?.. Прости, я не должен, наверное, задавать такие вопросы – это несколько не удобно…

- Я свободна, Джеймс, - ответила Кэти. – Как раз Марк уезжает в субботу к родителям в Филадельфию.

- Ты не поедешь с ним?

- Нет, не хочется. Просто не хочется... Так что за помощь тебе нужна?

- У меня статья. Тема статьи – ювелирные изделия, выставки всех этих побрякушек и всё такое. Я ничего в этом не понимаю, и решительно не знаю, о чём писать. Мне нужна помощь специалиста – девушки, которая прекрасно одевается, носит украшения и знает о них многое. Ты точно лучшая по этой части!

- Ох, не льсти мне, Джеймс. Я конечно помогу тебе. Только как именно?

- В субботу пойдем по магазинам. По ювелирным магазинам. Ещё я узнаю, проходят ли какие-либо выставки драгоценностей, и…

- …В музее камня, - перебила меня Кэти.

- Что?..

- В музее камня до пятого ноября проходит выставка драгоценных камней и украшений. Сегодня второе, значит мы ещё успеваем.

- Видишь, я не ошибся, - сказал я и непринуждённо чмокнул её в щёку.

- Скажешь спасибо, когда Студмайер, кажется так его зовут, оценит по достоинству твою статью.

- Да, да, Питер Студмайер. Спасибо тебе, Кэти, огромное! Чтоб я без тебя делал – ума не приложу!

Я чмокнул её ещё раз в щёку, и поднялся со скамейки.

- Знаешь, я, пожалуй, побегу, а то мышцы уже, кажется, налились свинцом, а мне ещё несколько километров по плану. Ты не против?

- Нет, что ты! Давай, удачи тебе!

- Тогда до субботы?

- Да, позвонишь мне около полудня – тогда и договоримся о месте встречи.

- Хорошо. Ну давай, пока.

Я снова побежал, иногда оглядываясь назад. Кэти снова взяла в руки журнал и продолжила читать. Её силуэт был настолько привлекательным, что я даже столкнулся с каким-то большим упитанным мужчиной, который бежал навстречу мне. Он выругался, но я не слышал, что он говорил. Я смотрел на Кэти издалека, как завороженный.

Я пришёл в себя и прибавил скорость. Я бежал по парку, в голове вертелись мысли, от которых было не убежать, с каким бы темпом я не преодолевал этот самый настоящий оазис спокойствия посреди шумного и многолюдного Манхэттена.

Хотелось просто бежать. Бежать, бежать и снова бежать. Настроение было хорошее, но чувствовалось совершенно ясно, что чего-то не хватает. Буквально какого-то маленького штришка…

Айрис сегодня ещё ни разу не притронулась к спиртному. Она лежала на диване в квартире Кевина и читала книгу. Это была «Американская трагедия» Драйзера – автора, которого она полюбила ещё со школьной скамьи. Этот роман она перечитывала уже наверное в пятый раз, но каждый раз она перелистывала страницы со всё большим пониманием. Она вдруг вообразила, что это энциклопедия жизни, и нет ничего другого, способного ее чему-то научить.

Она читала уже вторую книгу за неделю, а это при том, что работала она пять дней в неделю с восьми утра до шести вечера. Наверное, если бы кто-то из ее знакомых увидел Айрис за чтением, то сильно бы удивился, потому что это шло в разрез ее привычному образу бесшабашной и беззаботной красотки.

Сегодня Айрис не вышла на работу, и взяла у Кевина больничный. У нее ещё накануне жутко разболелась голова, а к утру поднялась температура. Девушка лежала на диване в шерстяных носках, читала и периодически пила горячий чай с лимоном. Голова почти не болела, но была жуткая слабость. Не хотелось не то что идти на работу, а даже выйти из дома купить фрукты, которых так сейчас хотелось.

Кевин ушёл утром как всегда очень рано и на тумбочке рядом с кроватью оставил записку: «Буду на работе допоздна. Еда в холодильнике. Если что, звони». Айрис нашла в холодильнике суп с лапшой и жареные куриные ножки. Выглядели они очень аппетитно, но девушка уже две недели как сидела на диете, и потому решила, что к курочке она не прикоснется. Конечно, как это обычно и бывает, фигура у Айрис была великолепной и никакая диета была ей совершенно не нужна. Кевин не раз отмечал, какой все-таки сексапильный у него бухгалтер. Айрис на это только лишь улыбалась.

Она не раз пыталась затащить Кевина в постель, но тот был непоколебим. В ответственный момент он становился жестким как скала, и Айрис ничего не могла сделать. Как бы не соблазняла его, в какой-то момент Кевин останавливал это одной лишь резкой фразой. Девушка не могла понять, почему ее хотят все вокруг, но только не ее начальник, а в прошлом бывший сокурсник. Айрис это уязвляло, и она иногда очень серьезно обижалась на Кевина. А когда приходил Саймон, то она и с ним разговаривала на эту тему, пытаясь разузнать у него в чем тут дело. Саймон никак не объяснял такое равнодушие Кевина, а только поглаживал девушку по голове, повторяя какая она красивая и замечательная.

К пяти часам пришёл Саймон. Он был как всегда угрюм, и Айрис решила узнать с чем это связано.

- Что с тобой, Саймон? – спросила она, тщательнее укрываясь одеялом.

- Поругался с женой. И не спрашивай почему! Просто мы совсем по-разному смотрим на вещи… Ладно, не об этом сейчас. Читала сегодняшние газеты?

- Да я из дома не выходила сегодня. Я приболела… Так что пишут?

- И снова Ирак. Погибло четверо наших солдат…

- Как это случилось?

- Они были миротворцами. Несли службу в Басре. В последние месяцы там было спокойно, но сегодня… В общем, взрыв начиненного взрывчаткой автомобиля. Трое скончались на месте, и еще один по дороге в больницу. Чёрт! – Саймон ударил кулаком по столу, - когда же это прекратится?! Мы ведь хотим вернуть Ираку и всему Ближнему Востоку мир и спокойствие. Неужели они этого не понимают?..

- Да они там с ума посходили!

- И как же усмирить этих арабов… Они же поубивают всех наших солдат! А потом появится какой-нибудь самый безрассудный и поведет толпу таких же безрассудных на Америку, в очередной раз штурмуя наши небоскребы.

- Надеюсь, Манхэттен это больше не коснется…

- Да о чем ты говоришь, Айрис? Это коснется всех! Разве ты не помнишь 11 сентября…

- И что же делать? – Айрис поправила одеяло, которое начало сползать на пол.

- Быть жёстче. Быть намного жестче с этими иракцами! Нужно увеличить количество наших солдат там, чтобы давить, давить и снова давить их, этих козлов!

- Не кричи, пожалуйста, а то у меня голова опять заболит…

- Что с тобой? Заболела? – стал говорить тише Саймон.

- Да.

- Может, что-нибудь принести? Может, сделать тебе чай?

- Нет, спасибо. Я выпила кружку прямо перед твоим приходом. Кстати, как там поживает Мистер Х? Есть новости?

- Нет. Сейчас там у них все немного на взводе и, думаю, он поглощен работой. В конце концов финансовые махинации и аферы опасны, если их часто проворачивать. Думаю, он еще не скоро позвонит, - вздохнул Саймон, и по его лицу Айрис поняла, что Саймон старается поверить в сказанное собою.

- И хорошо, а то после того дела я долго приходила в себя. Было как-то страшно тогда, да и, если откровенно, мы висели на волоске. Согласись?

- Да, мы были близки к провалу. Помню, как у меня билось сердце, когда мы удирали от Спенсера на моем стареньком джипике.

Саймон слегка улыбнулся, но тут же снова стал угрюмым. Для него это было намного привычнее и комфортнее. Он встал с дивана и прошелся к окну. Из него открывался вид на Пятую-авеню и Центральный парк. Деревья уже сбросили листву, но снега еще не было. Он смотрел на людей, которые, по-видимому, спешили домой, покидая свои офисы. Они шли к семье, в дом, где их с нетерпением ждали каждый день. На их лицах читалась как усталость от рабочего дня, так и воодушевление от одной лишь мысли, что скоро они окажутся дома: в объятиях жены и детей.

Саймон отошел от окна и снова сел на диван рядом с Айрис. Его очень взволновало то, что произошло в Басре. Он-то думал, что всё уже покончено, и ни один американец больше не пострадает. Но как же он был далек от истины… Не раз он слышал уверения Обамы, что больше ни один американский миротворец не погибнет на Ближнем Востоке. И что же он, Саймон, видит… Ничего в общем-то не изменилось с приходом Обамы, и надежды, по-видимому, нет. Войска полностью не выведены, миротворцы всё еще приравниваются к мишеням, и это всё больше напоминает тупик.

Студмайер любил свой журнал, несмотря ни на что. Мало кто считал этот журнал авторитетным, но и к жёлтой прессе его отнести было нельзя. Здесь было не встретить жалких сплетен, поражающих своей глупостью. В журнале было несколько очень интересных регулярных рубрик, которым отводилось около двадцати страниц. Это были те рубрики, которые каждый год выбирали сами читатели путём голосования, проходившего преимущественно через интернет.

Статьи журнала не отличались какой-то особенной остротой, но и уснуть за их чтением было не так-то просто. Хотя какой-нибудь пенсионер из Бруклина наверное и уснул как-то вечером, едва открыв журнал на первой странице. Питер Студмайер не хотел верить в то, что такие люди есть, и раз за разом отказывался изменить концепцию журнала, как бы его об этом не просили инвесторы. Студмайер был верен выбранному курсу, и жестко стоял на своём.

А объём продаж меж тем каждый год падал. Медленно, но всё-таки падал. Студмайер анализировал показатели после каждого номера, но раз за разом приходил к выводу, что это всё лишь временная неудача, связанная со временем года, положением на бирже и прочим.

Студмайер сам по себе был никудышный журналист. Когда он только начинал, ему многое не удавалось, и в одном журнале или газете он надолго не задерживался. Можно было сказать, что он искал себя, но это было бы неправда. У Питера просто не было таланта, во что он долгое время отказывался верить. Он пробовал снова и снова, но ничего толкового не получалось. И тогда Студмайер решил попробовать себя в роли руководителя, и очень медленно Питер стал идти в этом направлении. Через несколько лет он стал руководителем «La Magazine», который был только в начале своего развития. Издавался он очень низким тиражом и в общем-то ничем не выделялся. Со временем в журнал стали приходить деньги, инвесторы, хорошие специалисты и еще через несколько лет журнал достиг высокой популярности не только в США, но и Канаде.

Руководителем Питер был жестким и молодым давал очень маленькие шансы на постоянную работу, если те сразу его чем-нибудь не цепляли. Вот Сьюзен, к примеру, зацепила своим блестящим слогом. Читать ее статьи – это было подарком для любого уставшего за день американца. А вот я, по словам самого Питера, понравился ему сразу. И не понятно чем именно – просто понравился и всё. Я был очень удивлен, когда услышал от Питера примерно вот такие слова. Но главное, что зацепил, а остальное не важно. И пускай работается мне с переменным успехом, Студмайер знает, что будет сильно жалеть, если я однажды выстрелю в ином журнале.

Он всегда мечтал, правда ни с кем не делился, чтобы его журнал стал больше политическим, чем развлекательным. Он мечтал, чтобы журнал начали покупать не только работники популярной в Америке сферы услуг, но и банковские служащие, влиятельные политики, топ-менеджеры крупных компаний. Однако года за годом в журнале почти ничего не менялось в этом отношении, и Студмайер был очень недоволен. Журналисты, с которыми он работал, подбирались отделом кадров именно для развлекательных общедоступных статей о повседневной жизни, и ни слова о политике. Но мечта Студмайера продолжала в нем жить несмотря ни на что.

ГЛАВА 3

Дата добавления: 2015-10-30