Проблема разума животных

Обнаружение критерия сознания. Э. К. Сэнфорд, обращаясь в своей президентской речи к АРА в 1902 г., сказал, что проблема с психологией животных заключается в том, что она «искушает нас выйти за пределы интроспекции», так же как и остальные разделы развивающейся сравнительной психологии: исследование детей, умственно-отсталых и ненормальных. Но, задавал он вопрос, должны ли мы «довольствоваться объективной наукой о поведении животных, детей и идиотов?» Сэнфорд так не считал и объяснил, почему:

Я сомневаюсь в том, что кто-либо и когда-либо задумывался об объективной психологии высших животных. Никто серьезно не предлагает обращаться с поведением своих собратьев-людей точно таким же способом, т. с. отказывать приписывать им сознательный опыт, сходный, в основных чертах, с его собственным, хотя бы даже это и требовалось с точки зрения логики (Е. С. Sanford, 1903, р. 105).

Тем не менее перед сравнительными психологами все еще стояла проблема Декарта: если они собираются делать какие-либо предположения относительно психических процессов у животных, они должны подойти к этому с некоторым критерием психического. Какому поведению можно давать исключительно механистическое объяснение, а какое отражает психические процессы? У Декарта был простой ответ, подходивший для века разума и христианской теологии: мыслит душа, а не тело; поэтому язык, выражение мышления, является признаком психического. Но для сравнительных психологов дело обстояло гораздо сложнее. Приняв эволюционную преемственность и избавившись от души, они более не считали критерий Декарта приемлемым. Было ясно, что высшие животные обладают разумом, а инфузория-туфелька — нет (хотя отдельные психологи животных и полагают, что на самом деле и простейшие обладают интеллектом очень низкого уровня), но вопрос о границе, за которой начинается разум, представлялся очень сложным.

Глава 7. Сознание аннулируется 245

Психологи боролись с этой проблемой и предложили множество критериев, которые Роберт Йеркс (1876-1956), ведущий психолог животных, подверг тщательной ревизии в 1905 г. Так же как Э. К. Сэнфорд, Дж. Романее и др., Йеркс знал, что эта проблема чрезвычайно важна и для психологии человека, поскольку, оценивая, что происходит в разуме человека и животных, мы в равной степени исходим из предположений. Конечно, «человеческая психология выстоит или погибнет вместе с психологией животных. Если исследование психической жизни низших животных неправомерно, то не более правомерно и исследование человеческого сознания» (R. Yerkes, 1905b).

По мнению Йеркса, «критерии психического» можно разделить на две обширные категории. Первую составляют структурные критерии: можно сказать, что животное обладает разумом, если оно обладает достаточно сложной нервной системой. Более важны функциональные критерии, т. е. поведение, указывающее на присутствие разума. Йеркс обнаружил, что большинство исследователей считают признаком разума научение и строят свои эксперименты таким образом, чтобы увидеть, может ли данный вид научаться. Подобный критерий соответствовал дарвинистской психологии У. Джеймса и развитию функциональной психологии того времени. Как мы увидели, функционалисты, вслед за Джеймсом, рассматривали сознание прежде всего как приспособительное устройство, поэтому, естественно, что они искали у своих субъектов признаки приспособления. Животное, которое неспособно обучаться, рассматривалось как автомат.

Йеркс считал поиск единственного критерия слишком простым и предложил три степени, или уровня, сознания, в соответствии с тремя классами поведения. На нижнем уровне существует отличающее сознание, на которое указывает способность отличать один стимул от другого; даже актиния обладает своим уровнем сознания. Далее Йеркс предложил уровень интеллектуального сознания, о котором свидетельствует научение. Наконец, рациональное сознание порождает поведение, отличающееся от простого реагирования на вызов окружающей среды.

Радикальное решение. Но нашелся один молодой психолог, который считал, что всей этой проблемы вообще не существует. Джон Б. Уотсон (1878-1958) был аспирантом Энджела в Чикагском университете, твердыне инструментализма Дж. Дьюи и психологического функционализма. Уотсон не любил интроспекции и занимался психологией животных. Его диссертация «Обучение животных», написанная в соавторстве с Энджелом, представляла собой попытку найти физиологический базис научения. Будучи многообещающим психологом животных, Уотсон выступал в качестве ведущего обозревателя литературы по психологии животных в Psychological Bulletin, и его уже начинали утомлять противоречия вокруг критерия психического. В 1907 г. он назвал это «ночным кошмаром студента-би-хевиориста» и заявил, что «весь спор утомителен». Но он все еще находился в Чикагском университете под присмотром Энджела и отстаивал психологию животных. Разум нельзя было изъять из психологии до тех пор, пока работала гипотеза о параллелизме разума и тела.

Осенью 1908 г. Уотсон получил должность в университете Джонса Хопкинса; вдали от Энджела, предоставленный самому себе, он стал смелее. На докладе в Научной ассоциации Джонса Хопкинса новоприбывший профессор сказал, что

246 Часть III. Совершенно другая эпоха: 1880-1913

исследование поведения животных можно проводить строго объективно, открывая факты точно так же, как в других естественных науках; о разуме животных упомянуто не было (С. К. Swartz, 1908).

В том же году, когда в университете Хопкинса проходила конференция Южного общества философии и психологии, Уотсон огласил на ней свою «Точку зрения на сравнительную психологию». Он проанализировал споры, существующие вокруг критериев сознания у животных, и установил, «что эти критерии невозможно применить... и они не имеют научной ценности». Уотсон утверждал, что «факты о поведении» ценны сами по себе и не должны «служить основанием для каких-либо критериев психического». Он говорил, что психология человека также станет более объективной, если откажется от интроспекции и «речевой реакции». Отказ от интроспекции приведет психологию к «совершенной естественно-научной методике». Как только «критерии психического... исчезнут» из психологии, она целиком займется «процессом приспособления во всей широте биологических аспектов», а не будет сосредоточиваться лишь на нескольких элементах, схваченных в момент интроспекции. Хотя Уотсон заявил о бихевиоризме лишь в 1913 г., ясно, что точка зрения, провозглашенная им в тот день, уже была бихевиоризмом, но пока еще безымянным. Уотсон считал дискуссию о критериях психического у животных бессмысленной. Позже, следуя своей логике, он пришел к выводу, что эти критерии бесполезны и для психологии человека.

Переосмысливая разум: споры о сознании,

1904-1912

Функциональные психологи и их коллеги в области психологии животных подвергли фундаментальному пересмотру место разума в природе. В функциональной психологии разум все больше отождествляли с самим адаптивным поведением, а в психологии животных об этой проблеме вообще постепенно стали забывать. В 1904 г. философы также занялись повторным исследованием разума.

Существует ли сознание? Радикальный эмпиризм

Прагматизм был методом для нахождения житейской истины, а не глубокой философской позицией. Оставив психологию ради занятий философией, У. Джеймс обратился к проблемам метафизики и разработал систему, которую назвал радикальным эмпиризмом. Он начал свою деятельность в 1904 г. статьей под смелым названием «Существует ли "сознание"?» Уотсон бросил вызов идее о существовании сознания как устаревшему артефакту картезианского дуализма, сильно ослабленного развитием науки и компромиссами в философии:

Я верю, что «сознание» находится на грани полного исчезновения. Это всего лишь название фикции, которая не имеет права находиться среди основных законов. Те, кто все еще привязан к нему, — привязаны всего лишь к эхо, к слабому слуху, который остался в атмосфере философии после исчезновения «души». На протяжении двадцати лет я не доверяю «сознанию» как сущности; семь или восемь лет я учу своих студентов тому, что оно не существует, и пытаюсь дать им прагматический эквивалент реальности опыта. Мне кажется, что настал час открыто и повсеместно отказаться от него.

Глава 7. Сознание аннулируется 247

Решительно отрицать то, что сознание существует, кажется настолько абсурдным, что некоторые читатели далее не последуют за мной. Но позвольте мне объяснить: я имею в виду только то, что за этим словом не стоит никакой сути, и настаиваю, что за ним скрывается лишь функция... Эта функция — знание (1904, р. 477).

Джеймс утверждал, что сознания не существует вне опыта. Чистый опыт — это тот материал, из которого сделан мир, утверждал Джеймс. Не будучи вещью, сознание является функцией, определенным видом взаимоотношений между кусочками чистого опыта. Позиция Джеймса сложна и трудна для понимания, она представляет собой новую форму идеализма (опыт как вещество реальности) и панпсихизма (все в мире, даже письменный стол, обладает сознанием). В психологии эти идеи Джеймса вызвали к жизни две новые концепции сознания, поддержавшие бихевиоризм: относительную и функциональную теории сознания.

Относительная теория сознания: неореализм

Важность вопроса о сознании в психологии и философии основана на картезианском Пути Идей, теории копий знания. По словам У. Джеймса, в теории копий утверждается «радикальный дуализм» объекта и знающего. Согласно теории копий, сознание содержит репрезентации мира и узнает мир только посредством репрезентаций. Отсюда следует, что сознание является психическим миром репрезентаций, отделенным от физического мира вещей. Согласно этому традиционному определению психологии, наука психология изучала мир репрезентаций посредством особого метода — интроспекции, тогда как естественные науки, например физика, исследовали мир объектов, конструируя его посредством наблюдений. Вызов, брошенный Джеймсом теории копий, вдохновил группу молодых американских философов на то, чтобы предложить новую форму перцептивного реализма примерно в то же время, когда гештальт-психологи возрождали реализм в Германии.

Они называли себя неореалистами, утверждая, что существует мир физических объектов, который мы познаем без посредничества внутренних репрезентаций. С этой точки зрения сознание не представляет собой особого внутреннего мира, который следует описывать с помощью интроспекции. Скорее, сознание является взаимоотношениями между Я и миром, взаимоотношениями узнавания. В этом и заключалась основная идея относительной теории сознания, которой в те годы занимались: Ральф Бартон Перри (1876-1957), биограф Джеймса и учитель Э. К. Тол-мана; Эдвин Биссел Хольт (1873-1946), который был коллегой Перри в Гарварде и преемником X. Мюнстерберга на посту экспериментального психолога в Гарвардском университете; и Эдгар Сингер (1873-1954), чьи статьи, посвященные разуму, предвосхитили воззрения Гилберта Райла (см. главу 9).

Разум «внутри и снаружи». Развитие неореалистической теории разума началось с анализа Р. Перри (1904) привилегированной природы, приписываемой интроспекции. Со времен Декарта философы полагали, что сознание — область репрезентаций и известно только самому себе; на эту идею в значительной степени опирались радикальный дуализм мира и разума Декарта. Согласно традиционным взглядам, интроспекция была наблюдениями особого сорта и занимала особое место, чем значительно отличалась от обычных наблюдений внешних объектов. Традиционная менталистская психология принимала радикальный дуализм разума

248 Часть III. Совершенно другая эпоха: 1880-1913

и объекта и холила интроспекцию как особую методику наблюдений для изучения сознания. Перри утверждал, что «особенность» интроспекции была сильно преувеличена и «разум внутри» интроспекции весьма незначительно отличается от «разума снаружи», проявляющегося в повседневном поведении.

Перри допускал, что попросить кого-либо заняться интроспекцией — легкий путь проникнуть в его разум. Только у меня есть мои воспоминания, и только я знаю, где присутствую в тот или иной момент. Но в этих случаях интроспекция не занимает особого привилегированного положения, и разум не является неким «особым местом». То, что я испытал в прошлом, могли, в принципе, определить и другие наблюдатели в то время, когда воспоминания откладывались. Тщательное наблюдение за моим повседневным поведением покажет, чему я уделяю внимание. Короче говоря, содержимое сознания не принадлежит исключительно мне: любой может открыть его. Перри говорил, что так же дело обстоит и в психологии животных: мы открываем для себя разум животных, обращая внимание на поведение животных и читая намерения животных, психическое содержимое — наблюдая за тем, как они ведут себя по отношению к объектам окружающей среды. Как утверждал Болтон, воспринятый объект — это объект, действующий на что-либо, поэтому перцепты животных выявляются благодаря их поведению.

Еще один тип информации, который, по всей видимости, делает самосознание и интроспекцию особыми источниками знания, — это знание состояний нашего собственного тела. Ясно, что никто, кроме меня, не испытывает мою головную боль. Конечно, в этом смысле интроспекция занимает привилегированное положение. Но Перри отказывался рассматривать какие-либо важные заключения, сделанные при таких обстоятельствах. Прежде всего, хотя один человек не осведомлен напрямую о внутреннем состоянии тела другого, он может легко узнать об этом, исходя из собственных аналогичных состояний; хотя вы и не чувствуете мою головную боль, вы знаете, что это такое. Во-вторых, внутренние процессы в теле можно лучше понять извне, если есть подходящее оборудование. Перри задается вопросом: «Кто знает земледелие так же хорошо, как фермер?» Очевидно, что никто, но тем не менее эксперт, имеющий научную подготовку, может рассказать фермеру, как получать более высокий урожай. Сходным образом, внутренние процессы организма — не эксклюзив и открыты для физиологических исследований. Наконец, говорить об особом интроспективном подходе к состояниям тела — это очень тривиальный способ защиты интроспективной психологии, поскольку подобное содержание вряд ли является сутью разума.

Если мы последуем за аргументацией Перри, то неизбежно придем к выводу о том, что психология менталистского толка ошибочна. Сознание — не какой нибудь личной секрет, поделиться которым можно лишь с помощью интроспекции. Скорее, мое сознание — коллекция ощущений, полученных из внешнего мира или из моего собственного тела; наряду с Джеймсом, Перри утверждал, что не существует никакой сущности «сознание», которая выходила бы за пределы переживаемых ощущений. Но поскольку об этих ощущениях может узнать кто-либо еще, мой разум, по сути дела, представляет собой открытую книгу, общественный объект, доступный для научного исследования. Конечно, интроспекция остается полезной с прагматической точки зрения, поскольку ни у кого нет такого удобного доступа

Глава 7. Сознание аннулируется 249

к моим ощущениям, прошлым и настоящим, как у меня самого; поэтому психолог, желающий открыть мой разум, должен просто попросить меня посмотреть внутрь и рассказать о том, что я обнаружил. Но с точки зрения Перри, интроспекция — не единственный путь к разуму, поскольку тот всегда находится на виду из-за поведения. В таком случае психологией можно заниматься как сугубо бихевиористской деятельностью, прибегая при необходимости к самоосознанию ее субъектов, по в остальных случаях обращая внимание только на поведение. Философский анализ разума, проделанный Перри, полностью совпадает со взглядами, существующими в психологии животных: с функциональной точки зрения, разум и проведение — это одно и то же, а психология как человека, так и животных покоится на общем фундаменте — изучении поведения.

Разум как направленное поведение. Перри заявил, что внешний наблюдатель, обладающий достаточной подготовкой, может узнать о чьем-либо сознании. Э. Б. Хольт, благодаря своей теории специфического ответа, изъял сознание из головы человека и поместил его в окружающую среду. Он утверждал, что содержимое сознания представляет собой всего лишь поперечный срез объектов Вселенной, в прошлом или настоящем, вблизи или вдали, на которые человек реагирует. Чтобы пояснить свою идею, Хольт предложил аналогию: сознание напоминает луч карманного фонарика в темной комнате, он демонстрирует предметы, которые мы видим, оставляя все остальное в темноте. Подобным же образом в тот или иной конкретный момент мы взаимодействуем лишь с некоторыми объектами во Вселенной, и именно их сознаем. Поэтому сознание находится вовсе не внутри человека, а «вовне, где бы ни находились вещи, вызывающие специфическую реакцию». Даже память рассматривали таким же образом: память — это не восстановление некоторых прошлых идей, убранных, а затем извлеченных, но всего лишь представление сознанию отсутствующего объекта.

Подобно Перри, Хольт исключал возможность сохранения разума в тайне. Если сознание представляет собой всего лишь специфический ответ, а его содержимое — не больше, чем инвентарная опись объектов, контролирующих мое текущее поведение, то любой, кто направит «свет фонарика» сознания на те же объекты, что и я, узнает мой разум. Хольт утверждал, что поведение всегда контролируется некоторыми реальными объектами или направлено к ним (цели) и его следует объяснять с помощью открытия таких объектов. Поэтому, для того чтобы заниматься психологией, нам не нужно просить наших субъектов заняться интроспекцией, хотя, конечно, мы можем это сделать. Мы можем понять их разум, изучая их поведение и те обстоятельства, при которых оно возникает, забросив менталистскую психологию и занявшись бихевиористской. Хольт говорил, что объекты, на которые реагирует организм, — это то, что находится в его сознании; следовательно, изучение сознания и изучение поведения, по сути, одно и то же.

Разум как овеще< тление. Хотя Э. А. Сингер формально не был неореалистом, он предложил бихевиористскую концепцию разума, согласующуюся с представлениями Р. Перри и Э. Б. Хольта. Сингер применил прагматическое испытание истины к проблеме разума других: имеет ли хоть какое-то значение для нашего поведения то, обладают ли другие люди сознательным опытом, или нет? Сингер утверждал, что, с прагматической точки зрения, «проблема других разумов» бессмысленна

250 Часть III. Совершенно другая эпоха: 1880-1913

и что психологи со времен Декарта не добились здесь никакого прогресса. Поэтому мы должны прийти к заключению, что это — псевдопроблема, не имеющая решения.

Сингер рассматривал возможное возражение прагматиков по поводу того, что сознание у других на самом деле глубоко затрагивает наше повседневное поведение и представляет собой то, что У. Джеймс называл «жизненным вопросом». В своей книге «Прагматизм» (1907-1955) У. Джеймс предлагал нам рассмотреть «автоматическую возлюбленную». Представьте себе, что вы сильно влюблены: каждый обожающий взгляд, каждую нежную ласку, каждый слабый вздох вы считаете знаком того, что возлюбленная любит вас; все, что она делает, будет обусловлено любовью к вам, так же как ваши знаки обусловлены любовью к ней. Затем, однажды, вы обнаруживаете, что она — всего лишь машина, хитро построенная затем, чтобы демонстрировать знаки любви к вам; но она не обладает сознанием, будучи всего лишь машиной, имитацией возлюбленной. Вы все еще любите ее? Джеймс считал, что в такой ситуации никто не смог бы продолжать любить, так как жизненно важным для любви являются не только взгляды, прикосновения и вздохи, но и убежденность в том, что за всем эти стоит психическое состояние, называемое любовью, субъективное условие наслаждения, страсти и преданности. Короче говоря, Джеймс пришел к выводу, что вера в другие разумы выдерживает испытание прагматизмом, поскольку мы будем испытывать совершенно разные чувства и, конечно, совершать разные поступки по отношению к существу, в зависимости от того, будем ли мы считать это существо обладающим сознанием или лишенным его.

Сингер попытался опровергнуть аргумент Джеймса. Он спрашивал, каким образом такие термины, как «разум», «душа» или «бездушный», используются на практике. Они являются предположениями на базе поведения, конструкциями, которые мы возводим, исходя из поведения других. Конечно, эти конструкции могут быть неправильными, и мы обнаруживаем наши ошибки, когда наши ожидания в отношении поведения человека не исполняются. Сингер утверждал, что в случае автоматической возлюбленной обнаружение того факта, что она «лишена души», означает всего лишь, что вы боитесь того, что ее поведение в будущем не будет напоминать ее поведение в прошлом. Вы разлюбите ее не потому, что она лишена разума, а потому, что более не можете предсказать, как она себя поведет.

Сингер утверждал, что эта концепция разума служит примером ошибки овеществления, тем, что Райл позднее назвал «ошибкой категории». Мы верим в отдельную сущность, называемую сознанием, только благодаря нашей склонности думать, что если мы в состоянии дать название чему-либо, то оно существует. Сингер провел аналогию между концепцией разума и донаучными теориями теплоты: считалось, что при нагревании объект пропитывается особой невидимой жидкостью и, таким образом, становится дуалистической сущностью, например «камень + тепло». Однако современная атомная физика говорит, что теплота не жидкость, а состояние активности молекул. Когда объект нагревается, составляющие его атомы начинают двигаться быстрее, и эта деятельность изменяет внешность и поведение объекта; тепловой жидкости не существует. Сингер утверждал, что картезианский и религиозный дуализм напоминали донаучную физику, утверждая, что человек представляет собой сумму тела, совершающего действия, и души. Он заключил, что «сознание

Глава 7.'Сознание аннулируется 251

не является чем-то, логически выводимым из поведения, это — поведение. Или, точнее, наша вера в сознание представляет собой ожидание возможного поведения на основе наблюдений за поведением в текущий момент, веру, которую дальнейшие наблюдения или подтверждают, или опровергают» (1911, р. 183). Согласно взглядам Сингера, не существует разума для изучения: менталистская психология была бредом с самого начала. Следовательно, психология должна забросить разум и заниматься тем, что реально — поведением.

Ответ Сингера на мысленный эксперимент Джеймса с автоматической возлюбленной сейчас имеет более важное значение, чем тогда, ибо мы можем строить машины, кажущиеся мыслящими точно так же, как автоматическая возлюбленная Джеймса казалась любящей. Мыслят ли они на самом деле? Создание Джеймса пришло на страницы научно-фантастических романов. Может ли машина, андроид, любить? В наш век компьютеров и генной инженерии это отнюдь не праздный вопрос, и мы снова столкнемся с ним в новой области когнитивистики (см. главу 10).

Неореализм в виде философского направления просуществовал недолго. Его основная ошибка была гносеологической: отношение к проблеме ошибок. Если мы узнаём объекты без посредничества идей, то каким образом у нас бывает ошибочное восприятие? С помощью теории копий, ошибки легко объяснить, сказав, что копии могут быть неточными. Реализму объяснить ошибку трудно. Но, несомненно, воздействие реализма оказалось весьма продолжительным. Неореалисты сделали философию профессиональной. Более раннее поколение философов, например Джеймс, писали для широкого круга интересующихся читателей, и их имена были хорошо известны в образованных кругах Америки. Однако неореалисты смоделировали свою философию по образцу науки, сделали ее технической и недоступной для нефилософов (В. Kuklick, 1977). В психологии относительная теория сознания ставила своей целью развитие бихевиорализма и бихевиоризма, перерабатывая менталистскую концепцию сознания в нечто, познаваемое посредством поведения, и даже во что-то, идентичное поведению. В этом случае концепции разума более не нужно играть никакой роли в научной психологии, какой бы важной она ни оставалась за пределами этой профессии.

Функциональная теория сознания: инструментализм

Неореалисты развивали относительную концепцию разума, предложенную У. Джеймсом (W.James, 1904). Дж. Дьюи и его последователи развивали функциональную концепцию. Возникающая философия Дьюи получила название инструментализма, поскольку делала упор на знании как инструменте для первичного понимания мира и последующего его изменения. Концепция разума Дьюи была, таким образом, более активной, чем представления неореалистов, которые оставались приверженцами того, что Дьюи называл «теорией разума-зрителя». Теории копий относятся к теориям зрителя, поскольку мир, используя термин Юма, запечатлевается в пассивном разуме, который затем просто тиражирует эти впечатления в идеи. Хотя неореалисты отвергали теорию копий, они, по мнению Дьюи не ушли от теорий зрителя, поскольку в их относительной теории сознание все еще полностью определяли объекты, на которые оно реагировало. Итак, разум все еще оставался зрителем, пассивно наблюдающим мир, но только непосредственно, а не через очки идей.

252 Часть III. Совершенно другая эпоха: 1880-1913

Дьюи (J. Dewey, 1939) отверг теорию зрителя, но сохранил репрезентационную теорию разума. Он описывал разум как функцию биологического организма, активно приспосабливающегося к окружающей среде, этот взгляд восходил к его статье 1896 г. о рефлекторной дуге. По мере развития инструментализма Дьюи все больше внимания уделял тому, что же разум делает на самом деле. Он выдвинул предположение о том, что разум — это предъявление значений, идей и операции с ними, или, точнее, способность предчувствовать будущие последствия и реагировать на них поведением, как на стимулы. Итак, разум представляет собой набор репрезентаций мира, функционирующих инструментально, для того чтобы руководить адаптацией организма в процессе его приспособления к окружающей среде. Вслед за Ф. Брентано Дьюи заявлял, что «то, что делает что-либо психическим, а не физическим, указывает на что-то еще, т. е. имеет смысл». Постулат о смысле не нуждается в постулате отдельного царства разума, поскольку идеи нужно представлять себе как нейрофизиологические функции, совокупность функционирования которых мы условно обозначаем как «разум».

Дьюи также подчеркивал социальную природу разума, даже тогда, когда был готов отрицать то, что животные обладают разумом. На Дьюи большое впечатление произвело заявление Дж. Уотсона (см. ниже) о том, что мышление — это просто речь, или, что все мышление состоит из озвучивания, причем такая вокализация может быть явной или скрытой. Любопытно, что это возвращает Дьюи к старому представлению Декарта, отвергнутому функциональными психологами, о том, что животные не думают, потому что не разговаривают. Но Дьюи поменял приоритеты Декарта местами. Для Декарта мышление идет первым, и только выражается в речи; для Дьюи обучение речи создает способность к мышлению. Декарт был индивидуалистом, считавшим, что каждому человеку от рождения даровано самосознание с присущим ему мышлением, но оно навсегда изолировано от сознания других людей.

Дьюи был социалистом. Он считал, что люди не обладают априорным сознанием; поскольку язык приобретается благодаря социальному взаимодействию, мышление, а возможно, и разум целиком, является, скорее, социальным построением. Когда мы думаем «про себя», мы просто разговариваем с собой, а не вслух, упорядочение используя наши речевые реакции, данные обществом. Дьюи, философ-прогрессивист, всегда стремился преобразовать философию и общество на социальной основе, разрушая индивидуализм и заменяя его групповым сознанием, чтобы включить индивида в состав великого целого. Представление о разуме как социальной конструкции разрушило картезианскую частную жизнь индивидуального разума. Вместо этого возникло представление об обществе как крупном организме, составными частями которого являются конкретные люди.

Заключение: сознание сбрасывается со счетов,

1910-1912

К 1910 г. о себе заявили все силы, которым предстояло направить психологию от ментализма к бихевиоризму. На смену философскому идеализму, основным приоритетом которого признавалось исследование сознания, пришли прагматизм,

Глава 7. Сознание аннулируется 253

реализм и инструментализм, отказывавшие сознанию в привилегированном положении во Вселенной. Понятие сознания было переработано, становясь последовательно моторным ответом, отношением и функцией, и не могло более четко дифференцироваться от поведения. Психологи животных считали разум проблематичным и даже необязательным понятием в этой сфере. Психология в целом, особенно в США, переносила внимание со структурного изучения психического содержания на функциональные исследования психических процессов, в то же время смещая фокус экспериментальных методов от интроспективного выяснения к объективному определению влияния стимула на поведение. За всеми этими изменениями таилось желание психологов быть общественно полезными, заниматься изучением поведения (того, что люди делают в обществе), а не социально бесполезными исследованиями сенсорного содержания. Сдвиг от ментализма к бихевиорализму был неизбежен, и необходимо было только обнародовать этот свершившийся факт.

Новые идеи витали в воздухе. В 1910 г. Йеркс обратил внимание на то, что большинство биологов давали низкую оценку психологии или проявляли в ней полное невежество, считая, что эта наука в скором времени исчезнет, влившись в биологию. Йеркс пришел к выводу, что «немногие науки находятся в худшем положении, чем психология», и связал это с недостатком уверенности в себе, отсутствием общепринятых принципов, плохой подготовкой психологов в области физики и провалом преподавания психологии в форме естественной науки. Обзор Йеркса вызвал острую дискуссию и явно встревожил психологов, которые долго и упорно работали над тем, чтобы сделать психологию признанной научной специальностью.

Психологи увлеклись новой концепцией, вокруг которой можно было бы организовать науку, превратив ее, возможно, в большей степени в естественную науку. Боуден, который продолжал развивать собственную программу интерпретации разума, отмечал, что психологи в последнее время вернулись к рассмотрению разума в физиологических терминах. В любом случае, психология испытывала потребность в переходе от философских методов и установок к биологическим.

На съезде АРА.в 1911г. преобладала дискуссия о месте сознания в психологии. Участник съезда М. Э. Хаггерти (М. Е. Haggerty, 1911) отмечал, что ни один человек из собравшихся не защищал традиционное определение психологии как исследования самосознания. Дж. Р. Энджел, выступая с докладом «Философское и психологическое использование терминов Разум, Сознание и Душа» (J. R. Angell, 1911), указал на переход от ментализма к бихевиорализму. Конечно, душа как психологическая концепция прекратила свое существование, когда на смену старой психологии пришла новая. Но докладчик отметил, что под угрозой исчезновения оказались также концепции и разума и сознания. Энджел определил бихевиора-лизм так же, как мы сделали это в начале главы 6:

Несомненно, существует направление, интересы которого сосредоточены на результатах процесса сознания, а не на самих процессах. Это особенно справедливо для психологии животных, но лишь немногим менее — для психологии человека. Наш интерес должен быть сосредоточен на том, что, за неимением лучшего термина, можно назвать «поведением», и анализ сознания в первую очередь оправдывается тем, что он проливает свет на поведение, а не наоборот (р. 47)

254 Часть III. Совершенно другая эпоха: 1880-1913

Энджел пришел к заключению, что, если этому движению суждено развиваться и далее, психология станет «общей наукой о поведении»; точно такое же определение этой сферы деятельности было предложено в новейших для того времени учебниках по психологии (М. Parmelee, 1913; С. Н. Judd, 1910; W. McDougall, 1912). Еще в 1908 г. У. Мак-Дугалл предложил дать психологии новое определение — «позитивная наука о поведении» (р. 15).

Поворотным стал 1912 г. Бучнер отметил дальнейшую путаницу вокруг определения разума и у философов, и у их союзников-психологов, которые хотели отождествлять разум и поведение. Найт Данлэп (Knight Dunlap, 1912), старший коллега Дж. Уотсона по университету Хопкинса, использовал новую относительную теорию сознания для того, чтобы «завести дело против интроспекции». Он говорил, что интроспекция обладала ценностью только в рамках теории копий разума, поскольку интроспекция описывает привилегированное содержание сознания. Но при рациональном взгляде на разум интроспекция утрачивает свой особый характер и превращается не более чем в описание реального объекта при особых условиях внимания. Интроспекция, таким образом, ничего не сообщает о внутреннем объекте, а просто дает сообщение о стимуле, контролирующем поведение в данный момент. Найт Данлэп сделал вывод о том, что термин «интроспекция» следует применять в более узком смысле, лишь для сообщений о внутренних стимулах, которые нельзя получить никаким другим способом. Интроспекция более не была основным методом психологии.

Элиот Фрост (Elliot Frost, 1912) сделал сообщение о европейских физиологах, которые пришли к радикально новому взгляду на сознание. Эти физиологи, в том числе и Жак Лёб, оказавший влияние на Дж. Уотсона во время их совместной работы в Чикагском университете, провозгласили психологические концепции «суевериями» и не нашли места сознанию животных при объяснении их поведения. Фрост попытался опровергнуть брошенный вызов с помощью функционального взгляда на разум как на адаптивное, подобное сознанию поведение.

Еще важнее для нас редукционистские призывы этих европейских физиологов и некоторых психологов. Разум можно устранить из сферы психологии двумя способами, которые отличаются друг от друга и которые не следует смешивать. Программа физиологов, в том числе и И. П. Павлова, обзор которой дал Фрост, и психологов, например Макса Мейера, оказавшего влияние на Дж. Уотсона, призывала свести психические понятия к нейрофизиологическим процессам, предположительно лежащим в их основе. Можно было бы убирать психические понятия из науки по мере того, как мы выясняли материальные причины, которые и обозначали эти менталистские термины. Другая программа отказа от разума находилась тогда в зачаточном состоянии, и на протяжении последующих лет ее часто путали с редукционизмом. Она утверждала, что психические понятия следует заменить поведенческими, которые, в свою очередь, нельзя свести к механическим физиологическим законам, лежащим в их основе. Мы можем разглядеть эти идеи, позднее усовершенствованные Б. Ф. Скиннером, в относительной теории разума, особенно в версии Сингера; но в 1912 г. они не представляли собой отдельной психологической системы. Взгляды редукционистов, освещенные Фростом, до сих пор сохраняют свое значение — обоснованность концепций сознания и разума как центральных в психологии все больше и больше подвергается нападкам.

Глава 7. Сознание аннулируется 255

Встреча АРА в декабре 1912 г. в Кливленде знаменовала окончательный переход психологии, за исключением лишь немногих ретроградов, от ментализма к бихевиорализму. Дж. Р. Энджел (J. R. Angell, 1913) описал бихевиористский подход в книге «Поведение как категория психологии». Энджел начал с того, что вспомнил свое собственное пророчество, сделанное на заседании АРА в 1910 г., касавшееся того, что изучение поведения затмит исследования сознания. Действительно, два года спустя сознание стало «жертвой, предназначенной для бойни», тогда как поведение полностью заменило психическую жизнь в качестве основного предмета психологии. В философии во время дебатов о сознании под вопрос ставили само его существование. В психологии животных исследователи хотели отказаться от ссылок на разум и просто изучать поведение, этим настроениям соответствовал и «общий дрейф» в том же направлении психологии человека.

Существовало множество процветающих областей деятельности, связанных с изучением человека, в которых интроспекция «не предлагала адекватного подхода», — социальная психология, этнопсихология, социология, экономика, развитие, индивидуальные различия и многие другие. Тенденция к отказу от интроспекции была не просто результатом появления новых тем, подобных уже упомянутым; этому способствовала и функциональная психология, которая изучала не столько содержание сознания, сколько ответные реакции.

Энджел не хотел полностью отказываться от интроспекции. Но хотя интроспекция больше не могла оставаться главным методом психологии, она продолжала играть важную роль в получении данных, которые не могли быть получены иными способами. Полностью отрицать значение «главной отличительной черты» человеческой природы — разума ради новой бихевиористской психологии Энджел считал абсурдным. Он предостерегал, что бихевиористская психология таит в себе еще одну опасность. Концентрируясь на поведении, психологи вторгаются на территорию другой науки, биологии, и, таким образом, существовала опасность того, что психология может оказаться поглощенной биологией.

Энджел оказался прав. В настоящее время психология представляет собой исследование поведения. Это естественная наука, тесно связанная с биологией, переросшая свои философские корни. Сейчас она использует объективные методы, при необходимости интроспекция служит прагматическим целям, но не занимает главенствующего положения. Вместо вопросов сознания психология занимается проблемами объяснения, предсказания и контроля поведения. Пришло время той психологии, на которую с таким ужасом смотрел Уорнер Файт.

Библиография

Общий обзор данного периода дан в статье Джона Томаса (John L. Thomas) «Nationalizing the Republic» в книге: Bernard Bailyn et al., The Great Republic (Boston: Little, Brown, 1977). Стандартная история трансформации США на рубеже веков дана в книге: Robert Wiebe, The Search for Order 1877-1920 (New York: Hill and Wang, 1967). Дэниел Бурстин (Daniel Boorstin) делает выводы об истории Соединенных Штатов в книге: The Americans: The Democratic Experience (New York: Vintage, 1974), которая представляет собой приятный для чтения, даже захватывающий отчет об

256 Часть III. Совершенно другая эпоха: 1880-1913

Америке XX в., абсолютно свободный от политической и военной истории. Существует несколько хороших работ по истории прогрессивизма: Richard Hofstadter, The Age of Reform (New York: Vintage, 1975); Eric Goldman, Rendezvous with Destiny (New York: Vintage, rev. ed., 1975); и две книги: David Noble, The Paradox of Progressive Thought (Minneapolis: University of Minnesota Press) и The Progressive Mind (Minneapolis: Burgess, rev. ed., 1981). Среди работ, посвященных интеллектуальным и социальным аспектам нашего времени, можно выделить следующие произведения: Henry F. May, The End of American Innocence (Chicago: Quadrangle, 1964); Morton White, Social Thought in America (London: Oxford University Press, 1976); и Science and Sentiment in America (London: Oxford University Press, 1972).

Философия Дж. Дьюи сыграла главную роль в развитии мысли первой половины XX в. Его интеллектуальное развитие описано в двух работах: Morton G. White, The Origin of Dewey's Instrumentalism (New York: Octagon, 1964); и в посвященной Дьюи главе книги: Е. Flower and M. Murphey, A History of Philosophy in America (New York: Capricorn, 1977). Дьюи был ведущим философом в области образования того времени, он стал свидетелем широкомасштабных дебатов о природе и задачах образования, разразившихся, когда школы были переформированы для того, чтобы отвечать потребностям массового, индустриализованного общества. Книга Мерл Керти (Merle Curti, The Social Ideas of American Educators, Paterson, NJ: Littlefield, Adams, rev. ed., 1965) суммирует взгляды не только Дьюи, но и У. Джеймса и Э. Л. Торндайка. Впервые эта книга вышла в свет в 1931 г. и отражает явно социалистическую точку зрения, которая выливается в критическое отношение ко всем, за исключением самого Дьюи, из-за того, что они делали слишком сильный акцент на индивиде. О жизни Дьюи см. работу: R. В. Westbrook,/o/m Dewey and American Democracy (Ithaca, NY: Cornell University Press, 1991).

Существует три значительные книги, посвященные психологии того времени. Брайан Маккензи (Brian Mackenzie, Behaviorism and the Limits of Scientific Method, London: Routledge and Kegan Paul, 1977), тесно связывает бихевиоризм с позитивизмом, что было свойственно и первому изданию предлагаемой вам книги, а также с проблемой разума животных. Джон О'Доннелл (John M. O'Donnell, The Origins of Behaviorism: American Psychology 1870-1920, New York: New York University Press, 1985) утверждает, что бихевиоризм постепенно и неизбежно вырастал из американской реалистической, новой и функциональной психологии. Книга Р. Н. Соф-фера (Reba N. Soffer, Ethics and Society in England: The Revolution in the Social Sciences 1870-1914, Berkeley: University of California Press, 1978) рассматривает Англию того же периода, какой мы рассмотрели в американской истории, и связывает аналогичный ход развития с интеллектуальным климатом Британии, утверждая, в противовес тезису, который отстаиваю я сам, что в эти годы произошла революция.

Ценный источник сведений по истории психологии с момента ее основания — серия книг: A History of Psychology in Autobiography. Первые три тома, описывающие этот период, вышли под редакцией Карла Мерчисона (Carl Murchison) в издательстве университета Кларка (Clark University Press). Следующие тома выходили в разных издательствах под редакцией разных специалистов, но сохраняя общее название.

Глава 7. Сознание аннулируется 257

Отстаивая научный статус своей дисциплины, психологи всегда уделяли большое внимание ее истории. Э. Ф. Бучнер (Edward Franklin Buchner) создал ряд обзоров развития психологии в начале XX в., в том числе ежегодный обзор в Psychological Bulletin с 1904 по 1912 гг., озаглавленный «Прогресс в психологии» (Progress in Psychology), и два общих отчета: «Ten Years of American Psychology», Science, 18 (1903): 193-204, и «A Quarter Century of Psychology in America», American Journal of Psychology, 13 (1903): 666-680. Еще один общий обзор того же периода — James Mark Baldwin, «A Sketch of the History of Psychology», Psychological Review, 12 (1905): 144-145. Christian Ruckmich, «The History and Status of Psychology in the United States», American Journal of Psychology, 23 (1912): 517-531 — ценная история психологии, включающая не только отчеты об основании лабораторий и т. п., но и сравнительный экономический анализ статусов психологических факультетов университетов по сравнению с другими дисциплинами. Еще одна история психологии принадлежит Дж. Кеттеллу (J. M. Cattell, «Early Psychological Laboratories», Science, 67 (1928): 543-548).

Возможно, последнее столкновение старой и новой психологии имело место 27 апреля 1895 г., в Клубе директоров школ Массачусетса, когда Ларкин Дантон и У. Т. Харрис, работники образования старой формации, противостояли Хыого Мюнстербергу и Г. Стэнли Холлу, представителям новой психологии. Столкновение описано в книге: The Old Psychology and the New (Boston: New England Publishing Co., 1895).

Труды (с современными комментариями) философов-прагматиков Ч. Пирса, У. Джеймса и Дж. Дьюи собраны в книгах: Amelie Rorty, Pragmatic Philosophy (Garden City, NY: Doubleday) и Н. Standish Thayer, Pragmatism: The Classic Writings (New York: Mentor, 1970). Книга Брюса Куклика (Bruce Kuklick, Rise of American Philosophy, New Haven, CT: Yale University Press, 1977) прослеживает развитие прагматизма и его место на историческом фоне. Основные статьи Дьюи приведены в книге: Joseph Ratner John Dewey: Philosophy, Psychology, and Social Practice (New York: Capricorn, 1965).

Обращения президентов АРА обобщены, а самые интересные перепечатаны в книге: Ernest R. Hilgard, American Psychology in Historical Perspective (Washington, DC: American Psychological Association, 1978).

Кроме процитированных работ студенты, интересующиеся психологией животных, трудами И. П. Павлова и Э. Л. Торндайка, могут обратиться к следующим книгам. Б. П. Бабкин написал наиболее интересную биографию И. П. Павлова. О теории научения Э. Л. Торндайка см. его книгу: Educational Psychology (New York: Arno, 1964). Дж. Уотсон опубликовал две популярные статьи: Harper's Magazine, 120 (1909): 346-353, к124 (1912): 376-382, в которых дается обзор психологии животных начала XX в. Замечательная история психологии животных даны в книге: Robert Boakes, From Darwin to Behaviorism: Psychology and the Minds of Animals (New York: Cambridge University Press, 1984). Развитию этой области в США посвящена работа: Thomas Cadwallader, «Neglected Aspects of the Evolution of American Comparative and Animal Psychology» в книге: G. Greenberg and E. Tobach, eds., Behavioral Evolution and Integrative Levels (Hillsdale, NJ: Erlbaum, 1984).

Зак. 79

258 Часть III. Совершенно другая эпоха: 1880-1913

Существует два хороших способа понять дебаты о сознании. Они приобрели настолько большое значение, что Американская философская ассоциация посвятила свой конгресс 1912 г. решению этой проблемы. Чтобы подготовить эту встречу, ассоциация назначила комитет, в задачи которого входило суммировать основные пункты спора и подготовить библиографию. Их отчет появился в Journal of Philosophy, 8 (1911): 701-708. Споры в философии не утихали и после 1912 г. и, в конце концов, привели к тому, что проблема сознания, в том числе точки зрения и вопросы, не включенные в текст, была блестяще рассмотрена в книге: Charles Morris, Six Theories of Mind (Chicago: University of Chicago Press, 1932). Эти два источника включают все аспекты спора и всю литературу, относящуюся к этому вопросу. Основная работа Э. Сингера — «Mind as an Observable Object», Journal of Philosophy, 8 (1911): 180-186, за ней на следующий год последовало продолжение: в том же журнале — «Consciousness and Behavior», Journal of Philosophy, 9 (1912): 15-19, и «On Mind as Observable Object» Jom/tzg/ of Philosophy, 9 (1912): 206-214.

Более подробные аргументы в пользу того, что бихевиоризм не вызвал революции в психологии, приведены в работе: «The Mythical Revolutions of American Psychology», American Psychologist, Al (1992): 308-318.

Часть IV

Дата добавления: 2015-10-28