Из низкой ревности он мог убить всякого, кто пусть даже в отдалённом будущем мог составить ему конкуренцию. Так он убил Гопала Наика.

Мне нечего было ответить, и Вималананда продолжал:

Тансен сочинил две раги (индийский музыкальный жанр) специально для Акбара: «Дарбари каннада» и «Мия ке малхар». Если правильно исполнять дарбари, можно увидеть императора, восседающего на троне и вдыхающего аромат розы. Тансен особенно прославился своей способностью исполнять голосом рагу «Дипака» («зажигающую»). Он достиг такого совершенства в «Дипаке», что когда он пел её в сумерках, все лампы во дворце зажигались сами собой. Когда Харидас Свами покинул своё тело, кто-то из придворных предложил Тансену зажечь погребальный костер Свами пением «Дипаки». Тансена одолела гордыня, и он принял вызов. Он смог зажечь костер, но от напряжения сразу же заболел. Его охватила горячка. Ему казалось, что всё его тело пылает огнём.

- Не кармы ли за убийство Гопала Наика и других осложнили его болезнь?

Похоже на то.

По-моему, он получил по заслугам за свой эгоизм.

Да, запомни это. Никто из придворных врачей не знал, как лечить такую болезнь. Шесть месяцев продолжалась агония. Охваченный внутренним огнём, он метался по стране в поисках спасения. Ему повезло - а везение означает не что иное, как вмешательство добрых карм, - только тогда, когда он достиг маленькой деревушки Ваднагар в Гуджарате. Он брёл по улице и вдруг услышал прекрасную музыку, раздававшуюся в одном доме. Он узнал её. Это была рага «Мегха» (мелодия облаков), а чем, как не дождём, тушить пламя?! Пели две сестры, Тана и Рири, и Тансен попросил разрешения познакомиться с ними. Когда люди узнали, что сам великий Тансен объявился в их деревушке, они потребовали от Канчанрая, отца девушек, не пускать в дом этого придворного мусульманского шута. Они предупреждали, что сам он и его семья станут изгоями, если помогут Тансену. Несмотря на эти угрозы, Канчанрай пригласил Тансена в дом. Девушки так хорошо исполнили мегху, что он выздоровел. Тансен предложил им богатые подарки, но они вежливо отказались. Канчанрай и его семья не хотели иметь ничего общего с могольским двором. Тансен вернулся во дворец к Акбару и поразил императора своим рассказом.

Настала пора для Канчанрая испытать на себе последствия своих карм. Придворные, надоумившие Тансена злоупотребить «Дипакой», нашептывали Акбару, что Канчанрай отказался от награды исключительно из-за презрения к трону. Дело касалось принципа, и Акбар пожелал, чтобы дочери и отец предстали перед императором. Узнав об этом, деревенские жители сказали Канчанраю: «Вот видишь, мы же тебе говорили. Теперь и ты станешь мусульманином. А император, может быть, изволит взять твоих девчонок в гарем». Чтобы защитить свою честь, честь семьи и деревни, Тана и Рири убежали из дома и совершили самоубийство. И конечно, в этот момент они не испытывали никаких тёплых чувств к Акбару.

- Пожалел ли Акбар о своём поступке?

Пожалел, ещё как пожалел, но было поздно. Что за польза от такого сожаления? Две блестящие музыкантши, умевшие, как и Тансен, через пение управлять праной, были потеряны для мира. А почему? Просто потому, что Акбару так захотелось. Захотелось настоять на своём. Вспоминай об этом, когда тебе будет хотеться настоять на своём.

Глава 4

ТИМИР

В начале 1978 года я познакомился с новой лошадью Вималананды - красивым, небольшого роста жеребцом по кличке Тимир. Я присутствовал при его первой победе в скачках. Для меня это тоже было достопамятным событием: я впервые увидел, как лошадь Вималананды выиграла. Чувство победы оказалось необыкновенно будоражащим и электризующим, как и предсказывал Вималананда, и я впервые в жизни ощутил, что значит искушение этого чувства, и понял, что для таких азартных натур, как Вималананда, каждая победа столь же дорога, как первая.

Но ещё большую дрожь азарта ощутили мы несколько недель спустя, когда Тимир с жокеем Хемантом Паваром выиграли заезд на колесницах, этот заезд был тысячным в карьере жокея. Когда Тимир стремительно вылетел за финишную черту, окружавшая нас ипподромная братия взорвалась криками восторга и восхищения, славя на все лады и лошадь, и хозяина, и наездника. Кама и юный Годредж трясли руку Вималананды, Фироз хлопал его по спине. Я сопровождал сияющего хозяина Тимира вниз по ступеням к воротам, из которых вот-вот должен был появиться его « ребёнок ». Освободив Тимира от упряжи, задыхающийся Хемант вывел его вперёд, и Вималананда взялся с одной стороны за повод. Тренер Лафанж схватил другой повод, и втроём они триумфально провели победителя в его стойло.

Хотя я и раньше бывал на конюшнях бомбейского ипподрома, в тот день я словно заново открыл их для себя: впервые я помогал Вималананде раздавать награды конюхам после победы. Первым, конечно, получил свою награду морковью и люцерной герой дня Тимир, внимательно глядевший на нас по мере нашего приближения. Лошади любят смотреть на людей, и головы их инстинктивно обращаются к посетителям, проходящим мимо их стойла. Тимир был из юроды лошадей, которые телепатически чувствуют заранее, что к конюшне подходит друг. Казалось, он всегда ожидал нас увидеть - когда бы мы ни появлялись. После того как все получили свою долю, я опустился в складное кресло и стал разглядывать компанию, в которой мне предстояло провести следующие семь лет. Конюх подал Пригубив, я подумал: « А ведь, пожалуй, я мог бы легко ко всему этому привыкнуть ».

Хотя никакое другое удовольствие не может сравниться с церемонией полуденного чая в кулуарах бомбейского ипподрома, я вскоре понял, что её видимое изящество и благородство, как и всё в мире скачек, зиждётся на честолюбии и ревности, заговорах и паранойе, изменах и отчаянии, но прежде всего на алчности. Опытные игроки своём горьком опыте постигают, что « стремя - деньги », и что слухами и подтасовками можно так подорвать репутацию хозяина, что его лошадь, усилиями всего бегового братства, больше никогда не придёт первой. К правде на ипподроме относятся как к явлению занимательному и интересному, но видимость правды здесь ценится куда выше. Однако в тот день я был больше поражён тем, насколько казались конюшни оторванными от Бомбея - окружавшего нас города. Словно охранники у ворот этого зеленеющего уголка природы были уполномочены некой властью немедленно пресекать все посягательства вечно кишащего и бурлящего мегаполиса, расположенного снаружи. Здесь пахло сеном и навозом, стойла то и дело оглашались вороньим карканьем, лёгким ржанием лошадей, спрашивающих пищи, и добродушным ворчанием конюхов. Где-то здесь наверняка был и Бог. Кто, как не Он, следил за порядком в этом раю? Прикосновение чьей-то руки вывело меня из дремоты. Я поднялся из кресла, и Вималананда представил меня доктору Кулкарни, ветеринару, следившему за лошадьми Лафанжа. Смеясь, доктор обратился к Вималананде:

Дата добавления: 2015-10-31