Советская модель массового общества и культуры

После бктябрьской революции 1917 г., особенно в 1920-1930-е гг., процессы «омассовления» в обществе развер­нулись на качественно и количественно новой основе. При этом решающую роль сыграли два обстоятельства: первым из них яви­лось изменение общественно-политического строя и режима власти, провозгласившей себя «властью масс», рабочих и бедней­ших крестьян. В отличие от западной массовой культуры, опи­равшейся в основном на средний класс и выражавшей его потреб­ности, в Советской России массовая культура социально ориентировалась на потребности «низшего класса». Отвергался набор ценностей западного общества — достаток, индивидуаль­ный успех, комфорт, благополучие семьи, стабильность, поря­док, которые были объявлены исторически бесперспективными, «мещанскими». Но этот тип массовой культуры был густо заме­шан на ценностях доиндустриального, традиционного общества: уравнительном, распределении, коллективизме, трудовой взаи­мопомощи, жертвенном аскетизме и пр. Конечно, в СССР созда­валась своя профессиональная и политическая элита, включав­шая высокооплачиваемых работников культуры, профессуру, инженеров, летчиков, коммунистических чиновников. В дейст­вительности они и были подлинными эпигонами и потребителя­ми советской массовой культуры - специфической заменой

¹ Кара-Мурза АЛ. Указ, соч. С. 121. Сходную мысль высказывал Ю.М. Лотман, выделявший две исторические модели социальной динамики культуры - бинар­ную и тенарную. По мнению Лотмана, российская дореволюционная культура имела бинарную структуру, отличающуюся от тенарной отсутствием устойчивого, срединного (бытового) слоя, который мог бы демпфировать резкие колебания во внешних социальных условиях развития. Из-за относительной слабости этого слоя главный удар наносился по основному ценностному ядру, и вся культура в це­лом не раз ставилась под угрозу разрушения (См.: Лотман Ю.М. Культура и взрыв. М., 1992).

§ 3. Советская модель массового общества и культуры 85

среднего класса. Однако экономическое, социальное положение этих групп было крайне неустойчиво: они полностью зависели от властей, подвергались систематическим «чисткам» и репресси­ям, вплоть до физического уничтожения. А те представители со­ветской интеллигенции, которые имели генеалогические связи с дореволюционными «эксплуататорскими» классами, вдобавок ко всем прочим социальным унижениям должны были надевать на себя ханжескую маску «пролетариев умственного труда».

Другим важным обстоятельством, ускорившим процесс фор­мирования массового общества, стала начавшаяся в конце 1920-х гг. индустриализация страны. В ходе индустриализации были задействованы такие, технические достижения, как конвей­ерное производство, промышленное домостроение, автомобили, радио, авиация и др. Советские массовые технологии во многом определялись европейскими и американскими образцами. По уровню технического развития Советская Россия в целом уступа­ла странам Запада, но в некоторых областях техника применялась весьма эффективно.

Сходство технических решений в ряде случаев обусловлива­ло сходство внешних атрибутов стиля жизни, а также экспрес­сивных форм в искусстве (пресловутый «советский фордизм», оформление массовых празднеств, «производственный роман» в литературе, конструктивизм в архитектуре и т.п.). Впечатляю* щие примеры «совпадений» такого рода можно было наблюдать на международной выставке «Москва — Берлин», проходившей в 1990 г. в Государственном музее изобразительных искусств им. А.С. Пушкина¹. В СССР близость к миру техники считалась пре­стижной, создавалась массовая мифология, в которой символи­ческие образы машин выступали одновременно как символы власти и успеха. Смешение индустриальных и политико-агитаци­онных мотивов давало оригинальные образцы массового оформи­тельского искусства. Например, во время уличных шествии ле­нинградские рабочие демонстрировали трехметровый сапог обувной фабрики «Скороход», под каблуком которого корчился «буржуй»; «Антанту», усаженную в огромную галошу с клеймом «Красного треугольника»; даже сакраментальная «лампочка Иль-

¹ Москва — Берлин / Berlin - Moskau, 1900-1950: Изобразительное искусство, фотография, архитектура, театр, литература, музыка, кино / Науч. ред. И.А. Анто­нова (Москва), Й. Меркерг (Берлин). М.; Берлин; Мюнхен, 1996.

86 Глава 3. Массовое общество в России

ича» не была отвлеченной метафорой — над головой плакатного вождя разливался электрический свет, наподобие нимба¹.

В эти годы в Советской России зарождается предтеча совре­менного искусства PR - социальной технологии управления мас­сами. На историческую сцену выходят люди, которые, не будучи ни артистами, ни писателями, ни художниками, всюду вмешива­лись и всеми порывались командовать. Массовик-затейник (обыч­но местный профсоюзный активист) брал под контроль не только праздники, но и всю повседневную жизнь. Издавались сотни журналов и брошюр типа «Массовик», «Массовый организатор»* «Массовая культурногцросветительская работа». В советском об­ществе шел активнейший процесс зарождения и «приручения» массы. В этом процессе, направлявшемся «сверху» большевист­ской политической элитой, активно участвовали непосредствен­ные социальные «низы», особенно молодежь.

В 1940—1950-е гг. процессы «массовизации» общества проте-калц с не меньшей интенсивностью. Вглядываясь в прошлое, не­вольно задаешь себе вопрос: не был ли «роман» с марксистской идеологией, «научным» социализмом, художественным методом социалистического реализма и пр. пародийным вариантом мо-дернизационной стратегии, породивщей в конечном итоге свое­образный и отнюдь не совершенный тип массового общества? Можно спорить о цене, которая была заплачена за данный социаль­ный эксперимент, о степени его гуманности или соответствия тенденциям мирового развития. Однако приходится признать, что советская эпоха не была простым «провалом» в истории, ибо кроме разрушительных задач она выполнила и эту созидательную

Таким образом, в указанный исторический период в СССР
было создано массовое общество мобилизационного типа и соот­
ветствующая этому обществу массовая культура. По некоторым
социальным параметрам она сближалась с западной, например
немецкой, американской («голливудской»), культурой, по дру­
гим—разительно от нее отличалась. Заметим, что массовое обще­
ство, без демократии и гарантии прав личности как раз и называ­
ется «тоталитаризм»².
_____________. /

¹ См.: ЗахаровА.В. Карнавал в Две шеренги //Человек. 1990. №1.

² Он лее/Тоталитаризм — маска толпы//Тоталитаризм как исторический фено-
мен.М;, 1989.

§ 3. Советская модель массового общества и культуры 87

Очень интересно проследить, как в официальных советских документах и газетных публикациях менялось отношение к поня­тиям «масса», «массовая культура». Стоит напомнить, что до ре­волюции 1917 г. эти термины не употреблялись. Чаще писали о «народности» в искусстве, «народной культуре». В 1920-1930-е гг. отношение к ним кардинально меняется. Понятия «масса», «про-, летарская масса» употреблялись с положительным знаком. Эта­лоном такого словоупотребления стали широко известные в те времена ленинские слова: «Революционные массы - локомоти­вы истории», «Массы заслуживают больше, чем зрелищ» и т.п. (здесь «массовое» - «нашенское», рабоче-крестьянское). В писа­тельских кругах, близких к руководству Пролеткульта, даже счи­талось хорошим тоном противопоставлять понятие «массы» по­нятию «народ», которое полагалось недостаточно «классово заост­ренным», насквозь буржуазным. Ведь главным представителем народа в тогдашней России было крестьянство, а в каждом кресть­янине, согласно большевистской логике, уживаются две натуры — труженик и собственник (читай «капиталист»). Следуя этой логике, пролеткультовские лидеры травили С. Есенина и других крестьян­ских поэтов, формировали «революционный» репертуар театров, отбирали картины для художественных выставок. Очевидно, дан­ная игра словами имела в своей подоснове политические мотивы — борьбу за господствующие позиций в управлении культурой. В ре­зультате ряда последовательных разгромов и «прочисток мозгов» установилась амбивалентная система понятий. Были легализова­ны термины «массовая песня», «массовая эстрада», «советские мас­совые праздники», но термин «массовая культура» как обобщаю­щая категория использовался только в негативном смысле и приме­нялся к капиталистическому обществу.

В качестве особого исторического рубежа необходимо выде­лить период 1960—1970-х гг. Его иногда называют периодом за­стоя, имея в виду склеротические симптомы, наблюдавшиеся в экономике и политике, но в интересующем нас аспекте такая ха­рактеристика не подходит. Наоборот, в этот период происходили очень важные изменения: завершался переход от традиционного доиндустриального типа общества к массовому индустриально­му, от тоталитарного (мобилизационного) — к потребительскому.

В 1960 г. в СССР сравнялась численность сельского и город­ского населения. Широкомасштабное типовое индустриальное

жилищное строительство дало возможность расселять коммуна­льные квартиры. Развивалось массовое телевещание, сначала черно-белое, а потом и цветное. В семьях рабочих и служащих появились такие предметы бытовой техники, как холодильни­ки, стиральные машины, радиолы и магнитофоны, а в некото­рых наиболее обеспеченных — личный автотранспорт. Благода­ря всему этому население становилось, с одной стороны, более автономным от коммунально-коллективистской сферы, а с дру­гой — более зависимым от рынка товаров массового потребле­ния. Возникли и новые формы культурного проведения досуга — туризм, любительская фотография, молодежные и артистиче­ские кафе, клубы по интересам. Образовывались своеобразные зоны дистанцирования от публичного пространства власти с ха­рактерными для них социолектами, символикой и ритуалами, например широко известный КСП — Клуб самодеятельной пес­ни. Такое явление, как творчество В. Высоцкого, невозможно правильно понять и оценить, не принимая во внимание измене­ний, происходивших в бытовом укладе и массовом сознании со­ветских людей.

Опираясь на выводы западных исследователей, в частности П. Бурдье, все эти факты можно истолковать в определенном смысле -* как свидетельства формирования ориентированного на средний класс и рыночную экономику общества массового по­требления¹. Фактически в 1960—1970-е гг. в Советском Союзе этот процесс зашел уже далеко, хотя ни в статистических сводках, ни в официальных документах он не фиксировался. Указанные изменения создавали значительные трудности для советских ли­деров, которые в глазах миллионов людей утрачивали былой оре­ол духовных вождей, превращаясь в заурядных распределителей материальных благ. Несмотря на яростные филиппики против «потребительства» и мещанства, звучавшие почти в каждом вы­ступлении Н. Хрущева и Л. Брежнева, уравнительно-аскетиче­ский идеал бесповоротно терял свою привлекательность. И все это происходило на фоне демонстрационного эффекта западного (потребительского) образа жизни, с которым советские люди ста­ли активно знакомиться со времен первых московских междуна­родных кинофестивалей и промышленных выставок.

См.: Bourdieu P. The Logic of Practice. Stanford (Calif.), 1990.

Говоря о причинах падения советского режима, чаше всего называют технические, экономические, политические причины, признают военно-стратегическое поражение в холодной войне. К этому необходимо добавить, что советский режим не смог най­ти достойного ответа на вызов новой культурной эпохи — эпохи информационных, компьютерных технологий, глобальной ком­муникации, формирующейся интернациональной массовой кулв¹ туры. Политическая надстройка и идеология советского государ­ства морально устарели задолго до того, как оно распалось de facto. Советская коллективистская система уже не могла удерживать в повиновении массового индивида, которого сама же породила. Вместе с тем у советской правящей элиты появились новые пре­тензии к уровню и качеству жизни, желание выделиться из толпы «совков» и обозначить свое социально-культурное превосходст­во, стремление конвертировать эфемерные привилегии власти в более осязаемые и прочные материальные ценности.

Дата добавления: 2015-07-08