Аиалектика любви

Любовь необыкновенно усложняет жизнь челове­ка. Она словно открывает у него «третий глаз», по­зволяет ему увидеть скрытые утолки своей души, испытать такие ощущения, о которых он до этого и не подозревал.

Гельвеции, французский философ XVIII века, го­ворил: «Подобно лучу света, который состоит из це­лого пучка лучей, всякое чувство состоит из множе­ства отдельных чувств».

Из каких же чувств состоит радуга любви?

Можно, пожалуй, выделить два потока. Первый — «оценочные» чувства, чувства для себя — отклик души на то, как насыщаются твои желания, на сте­пень этого насыщения.

Другой поток — как бы «двуединые» чувства, для себя и для другого сразу: почти физическое ощуще­ние своей слитности с ним и ясновидение души, ко­торая ощущает то, что происходит в другой душе, и неуемное желание делать все для любимого челове­ка, пожертвовать собой. Оба потока сливаются, сме­шиваются в один.

Нет, пожалуй, ничего сложнее, чем запутанная связь этих любовных чувств, нет ничего таинствен­нее, чем живые лабиринты их сплетений. Если при­стально вглядеться в них, можно увидеть, какими именно чувствами любовь отличается от своих род­ственников.

Пожалуй, только глубокая душа, и только в счас­тливой любви, способна породить океаническое чув­ство слияния с другим человеком, чувство проник­новения в странный мир, в котором все земное вы­глядит преображенным, окрашенным в «неземные» цвета.

Любовь — земное и одновременно неземное чув­ство, самое вселенское из земных чувств. Она как бы освобождает чувства от земного притяжения, от оков житейского тяготения. Любовь — это чувство, что двое парят в неподвижном времени; что они — частица всего, что есть в этом времени; чувство ми­ровой величины: выход в космос, где Два есть Одно.

Способность любить — высшая человеческая спо­собность: это именно творческая способность души, которая лежит на вершине человеческих возмож­ностей.

«Встреча со смертью — и избавление от нее — делает все таким бесценным, таким бесценным, та­ким прекрасным, что я сильнее, чем когда-либо, чувствую желание любить, обнимать, покоряться. Моя река никогда не выглядела такой красивой... Смерть и вечно присутствующая рядом с нами ее возможность делают любовь, страстную любовь, бо­лее возможной. Я сомневаюсь, что мы были бы спо­собны страстно любить, вообще испытывать экстаз, если бы знали, что никогда не умрем» (из письма Абрахама Маслоу, написанного после перенесенного инфаркта).

Если обратиться к древнегреческим мифам, то одной из причин той скуки и вялости, что царили в любовных делах олимпийских богов, было именно бессмертие богов. Отношения Зевса и Геры протека­ют совершенно неинтересно, пока в них не вмеши­вается смертный. Любовь обретает способность ме-

нять ход истории только тогда, когда Зевс спускает­ся к смертной женщине и влюбляется в нее.

Р. Мэй пишет: «Можно совершить половой акт, не ощущая при этом никакой особой тревоги. Но совокупляясь в ходе случайных связей, мы отгора­живается от нашего эроса — то есть мы отрекаемся от страсти в пользу обыденности ощущений; мы от­казываемся думать о символическом и личностном смысле акта. Если мы можем заниматься сексом без любви, то нам кажется, что мы спасаемся от трево­ги, которая на протяжении многих веков признава­лась неотъемлемой частью человеческой любви. Да­лее, если мы даже можем использовать саму поло­вую активность как бегство от налагаемых эросом обязательств, мы хотим надеяться, что тем самым возвели перед тревогой непреодолимую стену. И мо­тивом сексуального акта уже является не чувствен­ное наслаждение или страсть, а искусственный мо­тив самоутверждения и безопасности; секс сведен к стратегии снятия беспокойства. Тем самым мы гото­вим почву для последующей импотенции и утраты эмоциональности.

Когда я стремлюсь доказать наличие у меня по­тенции, чтобы скрыть и заглушить свой внутренний страх перед импотенцией, я действую по схеме, та­кой же древней, как и само человечество. Смерть есть символ абсолютной импотенции, полного бесси­лия и конечности, и возникающая из этого неизбеж­ного переживания тревога заставляет нас отчаянно искать бессмертия в сексе. Половая активность — это самый удобный способ заглушить внутренний ужас перед смертью, и, осеняемые символом воспро­изводства, мы торжествуем над самой смертью.

Любовь и смерть связаны с сотворением и унич­тожением; стало быть, вряд ли можно удивляться

тому, что они так сложно переплетены в человече­ском опыте переживаний. И в том, и в другом слу­чае мы не можем контролировать происходящее... мы не можем остаться в стороне от любви и смерти — если же пытаемся сделать это, мы уничтожаем все то ценное, что есть в этом опыте».

Любовь несет с собой как наслаждение, так и стра­дание. Половая любовь обладает способностью заго­нять человеческие существа в ситуацию, в которой они могут уничтожить не только самих себя, но и множество других людей. Достаточно вспомнить Елену и Париса или Тристана и Изольду — любовь привела к гибели многих людей, оказавшихся по­мимо воли втянутыми в конфликт.

Дата добавления: 2015-07-08