Как сэр Найджел. Писал в замок туинхэм

ПИСАЛ В ЗАМОК ТУИНХЭМ

На другое утро после турнира, когда Аллейн Эдриксон вошел в комнату

своего хозяина, чтобы помочь ему одеться и завить волосы, оказалось, что

сэр Найджел уже встал и очень занят. Он сидел на табуретке за столом у

окна. По одну его сторону лежала шотландская борзая, по другую - ищейка.

Его ноги торчали из-под табуретки, он упирался языком в щеку и имел вид

человека чрезвычайно озабоченного. На столе перед ним белел кусок

пергамента, в руке было зажато перо, которым он выводил каракули, точно

школьник. Но на пергаменте оказалось столько клякс, столько исправлений и

помарок, что он, как видно, пришел в отчаяние и сидел теперь, подняв

незалепленный глаз к потолку, словно ожидая вдохновения свыше.

- Клянусь апостолом! - воскликнул он, когда Аллейн вошел. - Вот кто

поможет мне в этом деле. Ты очень нужен мне, Аллейн.

- Господь с вами, достойный лорд, - ответил оруженосец. - Надеюсь, вы

не ранены после всего, что вам вчера пришлось пережить?

- Нет, тем свежее я себя чувствую, Аллейн. Я хоть немного размялся, а

то за несколько лет мирной жизни мои суставы совсем одеревенели. Я уверен,

что ты очень внимательно наблюдал и следил за поведением и действиями

французского рыцаря; ибо именно сейчас, пока ты молод, тебе следует видеть

все, что есть лучшего, и стремиться подражать этому. Ты видел рыцаря,

который может служить высоким образцом чести, и я редко встречал человека,

к которому бы чувствовал такую любовь и уважение. Если б только я мог

узнать его имя, я послал бы тебя к нему с моим вызовом, и мы бы еще раз

имели возможность полюбоваться его военным искусством.

- Говорят, достойный лорд, что никто не знает его имени, кроме лорда

Чандоса, но он дал клятву не открывать его. Так рассказывали за столом

оруженосцев.

- Кто бы он ни был, он очень отважен. Но сейчас следует выполнить одно

дело, и оно для меня труднее, чем вчерашнее участие в турнире.

- Не могу ли я вам помочь, милорд?

- Конечно, можешь. Я написал моей дорогой супруге, что приветствую ее;

на этой неделе Принц отправляет в Саутгемптон гонца, и тот охотно захватит

мое послание. Прошу тебя, Аллейн, просмотри, что я тут написал, и разберет

ли дама моего сердца эти слова. Мои пальцы, как ты видишь, больше привыкли

к железу и коже, чем к писанию строк и расстановке букв. Почему ты в

недоумении? Что-нибудь не так?

- Вот первое слово, милорд. На каком языке вам угодно было его

написать?

- На английском. Моя супруга больше говорит на нем, чем по-французски.

- Однако это не английское слово, дорогой лорд. В нем только две

согласных и никакой гласной.

- Клянусь апостолом! То-то оно мне показалось странным, когда я

написал его, - ответил сэр Найджел. - Буквы торчат как-то врозь, надо,

вероятно, подставить еще одну. Я хотел написать "что". Теперь я прочту тебе

все письмо, Аллейн, а ты напишешь его заново, как следует; мы сегодня

покидаем Бордо, и для меня будет большой радостью, если леди Лоринг получит

от меня весточку.

Аллейн сел за стол, как ему было приказано, положил перед собой чистый

лист пергамента и взял перо в руку, а сэр Найджел начал медленно и по

складам читать свое письмо, водя пальцем от слова к слову:

"Что мое сердце с тобою, моя любимая, это тебе скажет твое собственное

сердце. У нас все хорошо, только у Пепина чесотка на спине, да и Поммерс

едва опомнился после четырех дней на корабле, тем более, что море было

очень бурное и мы чуть не утонули по случаю дыры в боку судна, пробитой

камнем, который в нас запустили некие морские пираты, и многие у нас

погибли, да будут с ними святые угодники, также и юный Терлейк и сорок

лучников и матросов, а нам они очень бы здесь пригодились, видимо, будет

доблестная война, она принесет нам много чести и надежд на успехи, ради

чего я еду собирать солдат моего отряда, они сейчас в Монтобане, грабят и

разрушают, все же я надеюсь с божьей помощью показать им, что я их командир

в той же мере, в какой я для вас, моя любимая, покорный слуга".

- Ну, что скажешь, Аллейн? - спросил сэр Найджел, косясь на своего

оруженосца. Лицо его выразило даже некоторую гордость. - Разве я не сообщил

ей все что с нами случилось?

- Вы сообщили многое, милорд, но, осмелюсь заметить, изложение

несколько запутанно, так что леди Лоринг может и не разобраться. Если бы

фразы были покороче...

- Нет, мне не нравится, как ты собираешься их выстроить по порядку.

Пусть моя супруга прочтет слова, а уж она расставит их, как ей нравится. Я

просил бы тебя прибавить то, что ей будет приятно узнать.

- Хорошо, я напишу, - весело ответил Аллейн и наклонился над столом.

"Достойная госпожа моя, леди Лоринг! - так начал Аллейн. - Господь бог

охраняет нас, и милорд здоров и бодр. Он заслужил большую честь перед

Принцем, когда на турнире успешно сражался с очень храбрым незнакомцем из

Франции.

Что касается денег, то их хватит нам до Монтобана. Заканчивая,

достойная госпожа, посылаю Вам мое смиренное уважение и прошу Вас передать

то же самое дочери Вашей, леди Мод. Да охраняют вас обеих святые угодники,

о чем вечно молится ваш покорный слуга

Аллейн Эдриксон".

- Ты очень хорошо написал, - заметил сэр Найджел, кивая лысой головой

при каждой фразе, которую оруженосец читал ему. - Что касается тебя, Аллейн

то, если есть у тебя близкий друг и ты хотел бы послать ему приветствие, я

могу вложить его в свое письмо.

- Такого друга у меня нет, - печально отозвался Аллейн.

- Значит, у тебя нет родных?

- Никого, кроме брата.

- Ха! Я и забыл, что вы в ссоре. Но разве во всей Англии нет никого,

кто бы любил тебя?

- Никого, о ком я смел бы это утверждать.

- И ты сам никого не любишь?

- Этого я бы не сказал, - отозвался Аллейн.

Сэр Найджел покачал головой и мягко про себя улыбнулся.

- Я понимаю, как обстоит дело, - сказал он. - Разве я не замечаю, что

ты частенько вздыхаешь и вид у тебя отсутствующий. Она красива?

- О да! - пылко воскликнул Аллейн, который весь задрожал оттого, что

разговор принял столь неожиданный оборот.

- И добра?

- Как ангел!

- И все же она тебя не любит?

- Нет, но я не могу утверждать, чтобы она любила другого.

- Значит, ты надеешься?

- Без этого я не смог бы жить.

- Тогда ты должен стараться стать достойным ее любви. Будь смел и

чист, бесстрашен перед сильным и кроток со слабым; таким образом,

разовьется эта любовь или нет, ты подготовишься к тому, что какая-то

девушка тебя удостоит своей любви, а это, говоря по правде, высшая награда,

на которую может надеяться истинный рыцарь.

- Да я стараюсь, милорд, - сказал Аллейн, - но она такая прелестная,

изящная и в ней столько душевного благородства, что я никогда не буду

достоин ее.

- Такие размышления сделают тебя достойным. А она знатного рода?

- Да, милорд, - нерешительно признался Аллейн.

- Из рыцарской семьи?

- Да.

- Берегись, Аллейн, берегись! - ласково заметил сэр Найджел. - Чем

выше подъем, тем тяжелее падение. Не ищи того, что может быть тебе не по

плечу.

- Милорд, я мало знаю нравы и обычаи мирской жизни! - воскликнул

Аллейн. - Но я дерзнул бы спросить ваше мнение по этому поводу. Вы ведь

знали моего отца и наш род: разве моя семья не пользовалась весом и не

имела доброй славы?

- Вне всякого сомнения, да.

- И все же вы предупреждаете меня, чтобы моя любовь не посягала на

девушку из более знатных кругов?

- Если бы Минстед принадлежал тебе, Аллейн, тогда другое дело, клянусь

апостолом! Я не представляю себе ни одной семьи в наших краях, которая бы

не гордилась тем, что вошел в нее ты - юноша столь древнего рода. Но пока

сокман жив... Ха, клянусь душой, это шаги сэра Оливера, если я не ошибаюсь.

И действительно, за дверью раздались тяжелые шаги; дородный рыцарь

распахнул ее и вошел.

- Ну, мой маленький кум, я зашел сообщить, что я живу над лавкой

цирульника на улице Ла Тур и что в печи сидит пирог с олениной, а на столе

приготовлены две фляги вина отличного качества. Клянусь святым Иаковом!

Слепой по одному запаху найдет дорогу, надо только подставить лицо ветру,

когда он потянет оттуда, и идти прямо на дивный аромат. Надевайте ваш плащ

и пошли; сэр Уолтер Хьюетт, сэр Робер Брике и еще кое-кто уже ожидают нас.

- Нет, Оливер, я не могу быть с вами, мне нужно ехать сегодня в

Монтобан.

- В Монтобан? Но я слышал, что ваш Отряд вместе с моими сорока

винчестерцами должен прибыть в Дакс.

- Позаботьтесь о них, Оливер. Я поеду в Монтобан и возьму с собой

только двух оруженосцев и двух лучников. А потом, когда я разыщу остальную

часть моего Отряда, я поведу ее в Дакс. Мы выезжаем сегодня утром.

- Ну, тогда я вернусь к своему пирогу, - сказал сэр Оливер. - Мы, без

сомнения, встретимся в Даксе, если только Принц не бросит меня в тюрьму -

он очень на меня сердит.

- А почему же, Оливер?

- Почему? Да потому, что я послал вызов, перчатку и мое презрение сэру

Джону Чандосу и сэру Уильяму Фелтону.

- Чандосу? Ради бога, Оливер, зачем вы это сделали?

- Оттого, что тот и другой меня оскорбили.

- Каким образом?

- Они обошли меня при выборе рыцарей, которые должны были на турнире

сражаться за честь Англии. О вас самих, кузен, и Одлее я не говорю, вы в

полной силе. Но что такое Уэйк, Перси и Бошан? Клянусь спасением души! Я

уже ел из лагерного котла, когда они с ревом еще просили кашки. Разве можно

принебречь человеком моего веса и крепости ради трех подростков только

оттого, что они научились скрещивать копья на турнирах? Но, послушайте,

кузен, я подумываю, не послать ли мне вызов и самому Принцу!

- Оливер! Оливер! Вы спятили!

- Нет! Клянусь! Плевать мне, принц он или нет. У вашего оруженосца, я

вижу, глаза лезут на лоб, словно у испуганного краба. Что ж, друг, все мы

из Хампшира и глумиться над собой никому не позволим.

- А разве он глумился над вами?

- Pardieu, да! "Сердце у старика Оливера все еще крепкое", - сказал

один из придворных. "Иначе оно не справилось бы с такой тушей", - ответил

Принц. "И рука у него крепка", - сказал другой. "Да и хребтина у его коня

тоже", - добавил Принц. Сегодня же пошлю ему вызов!

- Нет, нет, дорогой Оливер, - остановил его сэр Найджел и положил руку

на локоть разгневанного друга. - Ничего в этом обидного не было, просто он

хотел сказать, что вы сильный и крепкий человек и конь вам нужен хороший. А

относительно Чандоса и Фелтона, то подумайте, что ведь и вы были молоды, и

если бы всегда отдавалось предпочтение более старым воинам, то каким

образом могли бы вы добыть славу и доброе имя, которые у вас есть теперь?

Вы уже не так легки на коне, Оливер. Я легче благодаря малому весу моих

волос, но было бы очень худо, окажись мы на закате нашей жизни менее

честными и справедливыми, чем в былые годы. Если такой рыцарь, как сэр

Оливер Баттестхорн, способен обратить оружие против собственного государя

из-за одного необдуманного слова, тогда где же нам искать истинной верности

и постоянства?

- Ах, дорогой мой маленький кум! Легко вам, сидя на солнышке, назидать

того, кто оказался в тени. Но вы всегда можете перетянуть меня на свою

сторону, когда говорите вот этим ласковым вашим голоском. Не будем

вспоминать об этом. Ах, матерь божья! Я и забыл про пирог, он сгорит, как

Иуда Искариотский в аду! Пойдемте со мной, Найджел, не то дьявол опять

начнет подзуживать меня.

- Ну тогда только на часок; мы должны выехать в полдень. Аллейн, скажи

Эйлварду, что он поедет со мной в Монтобан и мне нужен еще один лучник,

пусть выберет его сам. Остальные отправятся в Дакс вместе с Принцем, а он

поедет туда еще до праздника Богоявления. Приготовь Поммерса к полудню и

мое сикоморовое копье, а доспехи навьючь на мула.

После этих коротких распоряжений оба старых воина зашагали рядом, а

Аллейн поспешно занялся приготовлениями к путешествию.

Глава XXVI

Дата добавления: 2015-07-08