Урсус-поэт увлекает урсуса-философа

Вошла Дея. Он взглянул на нее и больше уже ничего не видел. Такова

любовь. Вихрь мыслей может на мгновение завладеть нами, но входит любимая

женщина, и сразу исчезает все, что не имеет к ней непосредственного

отношения, бесследно исчезает, и она даже не подозревает, что, быть может,

уничтожила в нашей душе целый мир.

Упомянем здесь об одном незначительном обстоятельстве. В "Побежденном

хаосе" Дее не нравилось слово "monstro" (чудовище), с которым она должна

была обращаться к Гуинплену. Иногда, пользуясь тем небольшим знанием

испанского языка, которым в то время обладали все, она самовольно заменяла

это слово другим, а именно "quiero", что означает "желанный". Урсус

относился к таким изменениям текста с некоторым неудовольствием. Он

свободно мог бы заявить Дее, как в наши дни Моэссар сказал Виссо:

- Ты с недостаточным уважением подходишь к репертуару.

"Человек, который смеется" - такова была кличка, под которой Гуинплен

приобрел известность. Под этим прозвищем исчезло его настоящее имя, почти

никому неизвестное, так же, как исчезло под маской смеха его настоящее

лицо. Его популярность тоже была маской.

Между тем его имя красовалось на широкой вывеске, водруженной на

передней стенке "Зеленого ящика". Надпись, сочиненная Урсусом, гласила:

"Здесь можно видеть Гуинплена, брошенного в десятилетнем возрасте,

в ночь на 29 января 1690 года, злодеями компрачикосами на берегу

моря в Портленде, ставшего взрослым и теперь носящего имя:

ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ СМЕЕТСЯ".

Существование этих фигляров походило на существование прокаженных в

лепрозории или на блаженную жизнь обитателей некоей Атлантиды. Ежедневно

совершался привычный для них переход от самых шумных выступлений перед

ярмарочной толпой к полной отрешенности от внешнего мира. Каждый вечер они

покидали этот мир, исчезали, словно мертвецы в могильной сени, и на

следующий день снова оживали. Актер - это вертящийся фонарь маяка, огонь

которого то вспыхивает, то пропадает; для публики од только призрак,

только проблеск в этой жизни, где свет постоянно сменяется тьмою.

За выступлением на площади следовало добровольное заточение. Как только

кончалось представление и поредевшая толпа зрителей растекалась по смежным

улицам, громко выражая свое одобрение, "Зеленый ящик" поднимал откидную

стенку, точно крепость подъемный мост, и общение со всем остальным

человечеством прерывалось. По одну сторону находилась вселенная, по другую

- передвижной барак, и в этом бараке ярким созвездием сияли свобода,

чистая совесть, мужество, самоотверженность, невинность, счастье, любовь.

Ясновидящая слепая и любимый ею урод садились рядом, рука сжимала руку,

чело прикасалось к челу, и так, пьянея от близости, они перешептывались

друг с другом.

Средняя часть "Зеленого ящика" имела двойное назначение: для публики

она была сценой, для актеров - столовой.

Урсус, всегда охотно прибегавший к сравнению, пользовался этим как

поводом к уподоблению средней части фургона "аррадашу" абиссинской хижины.

Урсус подсчитывал выручку, потом садились за ужин. Любовь во всем

находит нечто идеальное; когда влюбленные вместе едят и пьют, это создает

для них возможность украдкой обмениваться восхитительными прикосновениями,

превращающими любой глоток в поцелуй. Они пьют эль или вино из одного

стакана, как пили бы росу из чашечки одной лилии. Их души напоминают пару

грациозных птичек. Гуинплен прислуживал Дее, нарезал ей ломтиками хлеб или

мясо, наливал ей чаю, близко наклонялся к ней.

- Гм! - мычал Урсус, но его брюзжание, помимо его воли, переходило в

улыбку.

Волк ужинал под столом, не обращая внимания ни на что, кроме своей

кости.

Винос и Фиби разделяли общую трапезу, но никого не стесняли своим

присутствием. Эти полудикарки, все еще чуждавшиеся людей, говорили между

собой по-цыгански.

После ужина Дея вместе с Фиби и Винос удалялась на "женскую половину",

Урсус шел привязывать Гомо на цепь под "Зеленым ящиком", а Гуинплен

направлялся к лошадям, превращаясь из влюбленного в конюха, подобно

гомеровскому герою или паладину Карла Великого. В полночь все уже спало,

кроме волка, который, полный сознания своей ответственности, время от

времени приоткрывал один глаз.

На следующее утро все сходились опять. Завтракали вместе - обычно

хлебом с ветчиной, запивая его чаем, который в Англии вошел в употребление

с 1678 года. Затем Дея, следуя испанскому обычаю и совету Урсуса,

находившего, что она слаба здоровьем, спала несколько часов, между тем как

Гуинплен и Урсус занимались внутри фургона и на дворе всеми теми мелкими

работами, которых требует кочевая жизнь.

Лишь в редких случаях покидал Гуинплен "Зеленый ящик", чтобы побродить

немного, да и то по пустынным дорогам и безлюдным местам. В городах он

выходил лишь ночью, надвинув на глаза широкополую шляпу, чтобы его лицо не

примелькалось на улице.

С открытым лицом его можно было видеть только на сцене.

Впрочем, "Зеленый ящик" не слишком часто заглядывал в города; Гуинплен

в свои двадцать четыре года еще не видел городов больше Пяти Портов. Между

тем слава Гуинплена росла. Она уже вышла за пределы простонародья и

начинала подниматься выше. Громкая молва о человеке с необычайным лицом,

кочующем с места на место и появляющемся неожиданно то здесь, "то гам,

передавалась из уст в уста любителями ярмарочных чудес и охотниками до

диковинок. О нем говорили, его искали, спрашивали друг друга: "Где он? Как

бы его посмотреть?". "Человек, который смеется" положительно становился

знаменитым. Отблеск его славы падал до некоторой степени и на "Побежденный

хаос".

И вот однажды Урсус, исполненный честолюбивых замыслов, объявил:

- Надо ехать в Лондон.

Дата добавления: 2015-07-08