Oculos non habet, et videt - не имеет глаз, а видит

Одна только женщина на свете видела настоящего Гуинплена - слепая

девушка.

Чем она была обязана Гуинплену, Дея знала от Урсуса, которому Гуинплен

рассказал о своем трудном переходе из Портленда в Уэймет и обо всех

ужасах, пережитых им после того, как его оставили на берегу. Она знала,

что ее, крошку, умиравшую на груди умершей матери и сосавшую ее мертвую

грудь, подобрало другое дитя, не намного старше ее, что это существо,

отвергнутое всеми и как бы погребенное в мрачной пучине всеобщего

равнодушия, услыхало ее крик и, хотя все были глухи к нему самому, не

оказалось глухим к ней; что этот одинокий, слабый, покинутый ребенок, не

имевший никакой опоры на земле, сам еле передвигавший ноги в пустыне,

истощенный, разбитый усталостью, принял из рук ночи тяжкое бремя - другого

ребенка; что несчастное существо, обездоленное при непонятном разделе

жизненных благ, именуемом судьбою, взяло на себя заботу о судьбе другого

существа и, будучи олицетворением нужды, скорби и отчаяния, стало

провидением для найденной им малютки. Она знала, что, когда небо закрылось

для нее, он раскрыл ей свое сердце; что, погибая сам, он спас ее; что, не

имея ни крова, ни пристанища, он пригрел ее; что он сделался ее матерью и

кормилицей; что он, совершенно одинокий на свете, ответил небесам,

покинувшим его, тем, что усыновил другого ребенка; что, затерянный в ночи,

он явил этот высокий пример; что, сочтя себя недостаточно обремененным

собственными бедами, он взвалил себе на плечи бремя чужого несчастья; что

он открыл на этой земле, где, казалось бы, его уже ничто не ждало,

существование долга; что там, где всякий заколебался бы, он смело пошел

вперед; что там, где все отшатнулись бы, он не отстранился; что он опустил

руку в отверстую могилу и извлек оттуда ее, Дею; что, сам полуголый, он

отдал ей свои лохмотья, ибо она страдала от холода, что, сам голодный, он

постарался накормить и напоить ее; что ради нее этот ребенок боролся со

смертью, со смертью во всех ее видах: в виде зимы и снежной метели, в виде

одиночества, в виде страха, в виде холода, голода и жажды, в виде урагана;

что ради нее, ради Деи, этот десятилетний титан вступил в поединок с

беспредельным мраком ночи. Она знала, что он сделал все это, будучи еще

ребенком, и что теперь, став мужчиной, он для нее, немощной, является

опорой, для нее, нищей, - богатством, для нее, больной, - исцелением, для

нее, слепой, - зрением. Сквозь густую, ей самой неведомую завесу,

заставлявшую ее держаться вдали от жизни, она ясно различала эту

преданность, эту самоотверженность, это мужество - во внутреннем нашем

мире героизм принимает совершенно определенные очертания. Она улавливала

его благородный облик: в той невыразимо отвлеченной области, где живет

мысль, не освещаемая солнцем, она постигала это таинственное отражение

добродетели. Окруженная со всех сторон непонятными, вечно куда-то

движущимися предметами (таково было единственное впечатление, производимое

на нее действительностью), замирая в тревоге, свойственной бездеятельному

существу, всегда настороженно поджидающему возможную опасность, постоянно

переживая, как и все слепые, чувство своей полной беззащитности в этом

мире, она вместе с тем явственно ощущала где-то над собой присутствие

Гуинплена - Гуинплена, никогда не знающего устали, всегда близкого, всегда

внимательного, Гуинплена ласкового, доброго, всегда готового прийти ей на

помощь. Дея вся трепетала от радостной уверенности в нем, от

признательности к нему: ее тревога стихала, сменялась восторгом, и своими

исполненными мрака глазами она созерцала в зените над окружавшей ее

бездной неугасимое сияние этой доброты.

Во внутреннем мире человека доброта - это солнце. И Гуинплен ослеплял

собою Дею.

Для толпы, у которой слишком много голов, чтобы она могла над

чем-нибудь призадуматься, и слишком много глаз, чтобы она могла к

чему-нибудь приглядеться, для толпы, которая, будучи поверхностной,

останавливается только на поверхности явлений, Гуинплен был всего лишь

клоуном, фигляром, скоморохом, шутом, чем-то вроде животного. Толпа знала

только его маску.

Для Деи Гуинплен был спасителем, извлекшим ее из могилы и вынесшим на

свет, утешителем, дававшим ей возможность жить, освободителем, руку

которого она, блуждавшая в темном лабиринте, чувствовала в своей руке.

Гуинплен был братом, другом, руководителем, опорой, подобием лика

небесного, крылатым, лучезарным супругом, и там, где толпа видела

чудовище, она видела архангела.

И это потому, что слепая Дея видела его душу.

Дата добавления: 2015-07-08