Читайте также: |
|
Прежде всего люди спешат проявить неблагодарность.
Не преминул поступить таким образом и Баркильфедро.
Облагодетельствованный Джозианой, он, конечно, только и думал о том,
как бы ей за это отомстить.
Напомним, что Джозиана была красива, высока ростом, молода, богата,
влиятельна, знаменита, а Баркильфедро уродлив, мал, стар, беден, зависим и
безвестен. За все это, разумеется, надо было отомстить.
Может ли тот, кто воплощает мрак, простить тому, кто полон блеска?
Баркильфедро был ирландец, отрекшийся от Ирландии, - самый дрянной
человек.
Только одно говорило в пользу Баркильфедро - его большой живот.
Большой живот обычно считается признаком доброты. Но чрево Баркильфедро
было сплошным лицемерием: он был злым человеком.
Сколько лет было Баркильфедро? Трудно сказать. Столько, сколько
требовали обстоятельства. Морщины и седина придавали ему старческий вид, а
живость ума говорила о молодости. Он был и ловок и неповоротлив; что-то
среднее между обезьяной и гиппопотамом. Роялист? Конечно. Республиканец?
Как знать! Католик? Может быть. Протестант? Несомненно. За Стюартов?
Вероятно. За Брауншвейгскую династию? Очевидно. Быть "за" выгодно только
тогда, когда ты в то же время и "против", - Баркильфедро придерживался
этого мудрого правила.
Должность "откупорщика океанских бутылок" на самом деле не была такой
уж нелепой, какою она казалась со слов Баркильфедро. Гарсиа Феррандес в
своем "Морском путеводителе" протестовал против разграбления потерпевших
крушение судов и расхищения прибрежными жителями выброшенных морем вещей;
протест, который в наши дни был бы сочтен простым витийством, произвел в
Англии сенсацию и принес пострадавшим от кораблекрушения ту выгоду, что с
тех пор их имущество уже не растаскивалось крестьянами, а конфисковывалось
лорд-адмиралом.
Все, что выбрасывало море на английский берег, - товары, остовы судов,
тюки, ящики и прочее, - все принадлежало лорд-адмиралу (в том-то и
заключалась значительность должности, о которой ходатайствовал
Баркильфедро); особенно привлекали внимание адмиралтейства плававшие на
поверхности моря сосуды, содержавшие в себе всякие известия и сообщения.
Кораблекрушения - вопрос, серьезно занимающий Англию. Жизнь Англии в
мореплавании, и потому кораблекрушения составляют вечную ее заботу. Море
причиняет ей постоянное беспокойство. Маленькая стеклянная фляжка,
брошенная в море гибнущим кораблем, содержит в себе важные и ценные со
всех точек зрения сведения - сведения о судне, об экипаже, времени и
причине крушения, о ветрах, потопивших корабль, о течении, прибившем
фляжку к берегу. Должность, которую занимал Баркильфедро, уничтожена более
ста лет тому назад, но в свое время она действительно приносила пользу.
Последним "откупорщиком океанских бутылок" был Вильям Хесси из Доддингтона
в Линкольне. Человек, исполнявший эту обязанность, являлся как бы
докладчиком обо всем, что происходит в море. Ему доставлялись все
запечатанные сосуды, бутылки, фляжки, выброшенные прибоем на английский
берег; он один имел право их вскрывать, он первый узнавал их тайну; он
разбирал их и, снабдив ярлыками, записывал в реестр; отсюда и пошло до сих
пор еще употребляемое на островах Ла-Манша выражение: "водворить плетенку
в канцелярию". Правда, была принята одна мера предосторожности: все эти
сосуды могли быть распечатаны только в присутствии двух представителей
адмиралтейства, приносивших присягу не разглашать тайну и совместно с
чиновником, заведующим отделом Джетсон, подписывавших протокол о
распечатании. Так как оба "присяжных" были связаны своим клятвенным
обязательством, то для Баркильфедро открывалась некоторая свобода
действий, и в известной мере от него одного зависело скрыть какой-либо
факт или предать его гласности.
Эти хрупкие находки были далеко не такими редкими и незначительными,
как Баркильфедро говорил Джозиане. Иногда они довольно быстро достигали
земли, иногда на это требовались долгие годы, - все зависело от ветров и
течений. Обычай бросать в море бутылки теперь почти вывелся, так же как и
обычай вешать ex voto [приношения по обету (лат.)] перед изображениями
святых, но в те времена люди, смотревшие в глаза смерти, любили таким
способом посылать богу и людям свои последние мысли, и иногда в
адмиралтействе скоплялось много подобных посланий.
Пергамент, хранящийся в Орлеанском замке и подписанный графом
Сэффолком, лорд-казначеем Англии при Иакове I, гласит, что в течение
одного только 1615 года в адмиралтейство было доставлено и
зарегистрировано в канцелярии лорд-адмирала пятьдесят две штуки
засмоленных склянок, банок, бутылок и фляг, содержавших известия о
гибнущих кораблях.
Придворные должности похожи на капли масла, которые, расплываясь,
постепенно захватывают все более широкое поле. Таким путем привратник
становится канцлером, а конюх - коннетаблем. На должность, которую
выпрашивал и получил Баркильфедро, назначался обычно человек, облеченный
доверием. Так пожелала Елизавета. При дворе доверие подразумевает под
собой интригу, а интрига означает повышение в чинах. Чиновник этот в конце
концов стал в некотором роде значительной персоной. Он был клерком и в
придворной иерархии следовал непосредственно за двумя раздатчиками
милостыни. Он имел право входа во дворец, - правда, скромного входа
(humilis introitus), но перед ним открывались двери даже королевской
спальни; обычай требовал, чтобы в некоторых случаях он оповещал
королевскую особу о своих находках, часто весьма любопытных: в них бывали
завещания людей, потерявших всякую надежду остаться в живых, прощальные
письма родным, сообщения о хищениях груза и других преступлениях,
совершенных в море, дарственные записи в пользу короны и т.д.; "откупорщик
океанских бутылок" поддерживал непосредственные сношения с двором и время
от времени давал королю отчет о вскрытых им находках. Это был "черный
кабинет" по делам океана.
Елизавета, охотно говорившая по-латыни, спрашивала обычно у Темфилда из
Колея в Беркшире, который занимал при ней должность чиновника Джетсон и
вручал ей такие выброшенные морем послания:
- Quid mihi scribit Neptunus? (Что пишет мне Нептун?)
Ход был проделан. Термит добился своего. Баркильфедро проник к
королеве.
Это было именно то, к чему он стремился.
Чтобы создать свое благополучие?
Нет.
Чтобы разрушить благополучие других.
Это гораздо приятнее.
Вредить ближнему - высшее наслаждение.
Далеко не всем дано испытывать смутное, но необоримое желание причинять
другому вред и ни на минуту не забывать о своем намерении. Баркильфедро
был удивительно настойчив. В осуществлении своих замыслов он отличался
мертвой хваткой бульдога. Он испытывал мрачное удовлетворение от сознания
собственной непреклонности. Только бы чувствовать в своих руках добычу или
хотя бы знать, что зло будет нанесено неизбежно, - больше ему ничего не
надо было.
Он готов был сам дрожать от холода, лишь бы этот холод заморозил
другого. Быть злым - роскошь. Человек, который слывет бедным, да и на
самом деле беден, обладает одним лишь сокровищем, от которого он не
откажется ни за какие другие; это сокровище - его злоба. Все дело в
удовлетворении, которое испытываешь, сыграв с кем-нибудь скверную штуку.
Эта радость дороже всяких денег. Чем хуже для жертвы, тем лучше для
шутника. Кэтсби, сообщник Гая Фокса в пороховом заговоре папистов,
говорил: "Я и за миллион фунтов стерлингов не отказался бы от радости
увидеть, как взлетает в воздух парламент".
Кто был Баркильфедро? Самым ничтожным и самым ужасным существом.
Завистником.
При дворе зависть всегда найдет себе применение. Там много наглецов,
бездельников, богатых лодырей, жадных до сплетен, искателей соломинки в
чужом глазу, злопыхателей, осмеянных насмешников, глупых остряков, и все
они нуждаются в услугах завистника.
Как отрадно послушать хулу на своего ближнего!
Из завистников выходят ловкие шпионы.
Между врожденной страстью - завистью и развившимся в обществе особым
ремеслом - шпионством есть глубокое сходство. Шпион, как собака,
выслеживает добычу для других; завистник, как кошка, выслеживает ее для
себя.
Звериный эгоизм - вот существо завистника.
У Баркильфедро были другие особенности: он был скромен, скрытен, но
всегда ставил себе определенную цель. Он все хранил про себя и копил в
себе злобу. Великая низость идет об руку с великим тщеславием. К
Баркильфедро благоволили те, кого он забавлял, остальные ненавидели его;
но он чувствовал, что ненавидящие относятся к нему с пренебрежением, а
благосклонные - с презрением.
Он постоянно сдерживал себя. Под личиной враждебной покорности в нем
кипели оскорбленные чувства. Он возмущался, как будто негодяи имеют право
на негодование. Ярость, не дававшая ему ни минуты покоя, никогда не
проявлялась у него внешне. Он был способен вынести любые оскорбления. Его
терзали мрачные порывы злобы и пожирало вечно тлевшее в его душе пламя, но
никто об этом даже не догадывался. Втайне Баркильфедро был холерик, но он
всегда улыбался. Он был обходителен, услужлив, учтив и угодлив. Он
кланялся всем и каждому. Малейшее, дуновение ветерка склоняло его до
земли. Легко добиться счастья тому, у кого вместо позвоночного столба
гибкая тростинка.
Таких скрытных и ядовитых людей больше, чем мы думаем. Они зловеще
шныряют вокруг нас. Зачем они существуют на свете? Какой мучительный
вопрос! Его постоянно задает себе мечтатель и никогда не может разрешить
мыслитель. Поэтому печальные взоры философов всегда устремлены к той
сумрачной вершине, которую именуют роком и с высоты которой огромный
призрак зла бросает на землю пригоршни змей.
У Баркильфедро было тучное тело и худое лицо. На жирном туловище узкая
головка. У него были короткие, плоские рубчатые ногти, узловатые пальцы,
жесткие волосы, далеко расставленные друг от друга глаза, лоб преступника,
широкий и низкий. Раскосые глаза с подлым выражением прятались под
нависшими бровями. Длинный, острый, горбатый нос почти соприкасался со
ртом. Если бы облачить Баркильфедро в одежду римских императоров, он был
бы похож на Домициана. Его желтое лицо казалось вылепленным из какой-то
клейкой массы, а неподвижные щеки - из воска; множество продольных и
поперечных морщин свидетельствовали о всевозможных пороках; у него была
широкая нижняя челюсть, тяжелый подбородок и большие мясистые уши. Когда
он молчал, из-под верхней губы, приподнятой острым углом, видны были, при
взгляде на него сбоку, два зуба. Казалось, эти зубы смотрят на вас. Ведь
зубы могут смотреть, так же как глаза - кусаться.
Терпеливость, сдержанность, умеренность, осторожность, скромность,
любезность, уступчивость, мягкость, вежливость, трезвость и целомудрие -
все эти добродетели дополняли и совершенствовали образ Баркильфедро. То,
что он обладал ими, было клеветой на них.
В очень короткое время Баркильфедро прочно обосновался при дворе.
Дата добавления: 2015-07-08; просмотров: 254 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
БАРКИЛЬФЕДРО | | | INFERI - ПРЕИСПОДНЯЯ |