Воскресенье, 17 июля, 2012

Только что ушла Лена. Я позволил себе зайти с ней так далеко, что это становится опасным, и в первую очередь – для нее. Она уехала, чтобы расстаться с Мишей, так она сказала. Я надеюсь, она солгала и не вернется. И боюсь этого. Что если так? Я умру. Не могу устоять перед искушением. Мне хочется быть с ней и любить. Но не могу. Я должен ей объяснить, кого она полюбила. Но я схожу с ума, и это все… Нет больше ничего. На моих глазах растворяется комната. Сейчас я нигде. Меня окружает ничто. Есть только я и мой дневник. И как мне создать все? Но он есть. Боже, куда пропал весь мир? Неужели это все я? Быть не может… Бред, бред…

Да будет свет!

Обалденно, он зажегся.

Теперь хочу небо и землю. И пусть… Пусть все станет таким, как я помню. Но сначала нужно принести жертвы.

Ты говоришь со мной, Господь? Я слышу твой глас и трепещу. Поистине ты милостив, раз не бросил меня в геенну огненную! Я знаю все и сделаю, как должно. Спаси и сохрани, ибо я верую.

Тот же день, позже.

Я проводил ее. 53-й автобус, на который она села, скрылся из виду, и вот я иду к своему дому. На душе так погано… Но я делаю то, что должен. «Как он умудряется писать в темноте на ходу?» - думает Лена, как будто это самое удивительное. Ты опять вздрагиваешь, родная? Не бойся, я с тобой. Собери силы и смотри, сейчас тебе станет еще страшнее, но ты выдержишь.

Я достаю наушники, надеваю их и включаю плеер. «Глеб Самойлоff & the Mattrixx» - поистине сумасшедшие ребята. Люблю их за это. Мелькает мысль: может, когда-нибудь куплю их альбом, чтобы поддержать финансово – а то слушаю скачанное на торренте.

День прошёл и всё,
Никого нет виноватых.
Всё, что без неё
Оказалось вне понятий,
Дружба - это крест,
Даже если друг скосячит,
Водка - наше всё,
Если б нам на всё плевать, но

Печень все сломала,
Печень так бухала.
Много, очень много…
Печень – задолбала!

Ты прав, Глеб, прав, как никогда. Ты умеешь писать песни, которые подходят к любой ситуации, за это тебе спасибо. Ты – поэт.

Но все кончается. Кончается песня, кончается дорога. Я подхожу к подъезду и вижу неподалеку белую «Ниву». Но в ней пусто. Конечно. Он подойдет сзади. Ведь ему не захочется смотреть мне в глаза.

Я непроизвольно замедляю шаги. В наушниках грохочет очередная песня:

Привет! Я знал,

Что очень скоро должен быть финал

Я ждал…

А в следующий миг – страшный удар по затылку, и звуки исчезают, перед глазами темнеет, и я падаю на асфальт мертвым.

- Нет! – вскрикивает Лена. По ее щекам струятся слезы, но это еще не все.

- Не все? Но… Ты же умер!

Да, умер. Это было, кстати, довольно неприятно. Чудовищная боль, знаешь ли. Но продолжим.

И Лена продолжила читать.

Миша пинком перевернул тело. Он присел и пощупал пульс. Пульса не было. Тогда Миша быстро ощупал мои карманы. Забрал плеер, в котором все еще грохотала песня «В дверь стучат», пару соток и дневник, который сейчас у тебя в руках. Как бы он ни был пьян, но соображал, что нужно отвести подозрения. Он имитировал грабеж. Другие мотивы, другие следы…

И вот, он сел в машину и поехал домой. Неисповедимы пути господни! Его ни разу не остановили, иначе, возможно, все закончилось бы куда лучше для него. Но закончилось так, как было суждено. Он добрался до дома целым и невредимым. Выйдя из машины, он с удивлением осознал, как его штормит и удивился, что добрался живым.

- Надо поспать, - сказал он сам себе.

Он поднялся на пятый этаж на лифте и вошел в свою квартиру. Она показалась ему очень пустой и враждебной. Но Миша не любил предаваться лирике. Он умылся холодной водой, попил прямо из-под крана и рухнул на кровать в комнате. Но слишком много было в крови спирта. Голова кружилась, начинало тошнить, и как бы ни хотелось ему спать, спать он не мог. Сматерившись, он включил свет. На глаза ему попался ежедневник, который он вытащил у меня из кармана. Он поднял его с пола, куда швырнул со всем остальным украденным добром, и, раскрыв на первой странице, начал читать. Ему, похоже, было все равно, что читать, лишь бы занять чем-то сознание, пока организм перерабатывает алкоголь. Сначала получалось неплохо, он машинально дочитал даже досюда, а потом вдруг отбросил дневник и побежал в туалет, где его вырвало.

- Что за хрень? – прошептал он, проблевавшись.

Но он, видимо, решил, что это все померещилось спьяну. Вернувшись в комнату, он поднял дневник и прочитал на раскрытой странице:

«- Что за хрень? – прошептал он, проблевавшись.

Но он, видимо, решил, что это все померещилось спьяну. Вернувшись в комнату, он поднял дневник и прочитал на раскрытой…»

С воплем Миша швырнул дневник в дальний угол комнаты. Его била крупная дрожь, зубы стучали. Он побледнел как мел. Теперь он начал бояться. Начал шептать молитву: «Отче наш, сущий на небесах». И шептал ее до тех пор, пока не осознал, что читает слова молитвы со страницы дневника.

Взревев, как животное, он разорвал маленькую книжку на две половины, а в следующий миг уже читал в совершенно целой книжке:

«Взревев, как животное, он разорвал маленькую книжку на две половины, а в следующий миг уже читал…»

Это – жизнь. Это – книга. Ее никогда не было. И никогда не будет. Потому что никому не дано ее прочитать, и написана она никогда не будет.

Миша продержался ночь. Он метался по квартире, как раненый зверь, закрывался в ванной, вызывал у себя рвоту, пытался заснуть, но раз за разом находил себя сидящим с дневником в руках на своей постели. Под утро он сжег дневник посреди ковровой дорожки. А потом прочитал: «Под утро он сжег дневник посреди ковровой дорожки».

Все это не могло длиться долго. В семь утра Миша, с седыми от пережитого ужаса волосами и нервным тиком вышел на балкон и прыгнул вниз. Уже когда он подлетал к асфальту, его охватила паника. Но боялся он не смерти, а того, что в момент падения вдруг окажется сидящим на кровати и читающим про свою суицидальную попытку.

Но обошлось. Ему была дарована смерть, которой он так жаждал. В конце концов, не так уж он был и виноват, Лена. Просто твоя любовь обернулась проклятием для него, так же как моя – проклятием для тебя.

Лена долго молчала, перечитывая последние строки.

- Так что же? – спросила она. – И для меня теперь один выход – покончить с собой?

И тут из прихожей раздались шаги. Лена вздрогнула, как будто что-то еще могло ее напугать в этот день. Она повернулась на звук и на миг лишилась дара речи. Перед ней стоял Петя, такой же, каким она его запомнила, и улыбался.

- Не обязательно, - ответил он на ее вопрос. – Ведь жизнь гораздо лучше смерти.

Она поднялась ему навстречу. Ноги ее дрожали и идти она не могла, поэтому Петя торопливо шагнул к ней и подхватил, прежде чем она упала. От его былой неуклюжести и робости не осталось и следа. Он стал словно другим, хоть и остался таким же, как раньше. Будто стал таким, каким хотел быть всегда.

Они поцеловались. Лена узнала, вспомнила его губы. Буря сомнений, бушующая у нее в груди, постепенно успокаивалась. В конце концов, какая разница? Разве так уж важно, что происходит, если прямо сейчас она счастлива? «Может, я просто заснула, читая дневник», - подумала Лена.

- Ты не спишь, Лена, - сказал ей Петя.

- Откуда ты знаешь, о чем я думаю?

- Потому что это все еще МОЯ книга жизни. Но я хочу сделать ее нашей.

- Как?

- Очень просто. Смотри.

Он взял свой дневник и прошел с ним к компьютерному столу. Взял ручку из органайзера Лены и жестом подозвал ее к себе. Она приблизилась и склонилась над наполовину исписанной страницей.

- Возьми ручку, - сказал Петя.

Лена повиновалась. Сверху ее руку мягко обхватила ладонь Пети.

- Давай.

И вместе они написали:

«С тех пор Лена с Петей стали жить вместе. Странная судьба. Но, может, не более странная, чем любая другая. Они вместе поужинали, потому что уже наступил вечер. Вместе легли в постель и добрую половину ночи провели в объятиях друг у друга. А новый день встретил их новыми делами и возможностями. Жизнь продолжалась, кипела, бурлила. И счастье было в этой жизни так же близко, как и горе…

Весна – лето 2012 г.

Дата добавления: 2015-07-07