Подвиг быть счастливым

(вместо предисловия)

Вес мы стали людьми лишь в той мере, в какой людей любили и имели случай любить.

Б.Л. Пастернак. Охранная грамота.

...Странную испарину вызывала упрямая аляповатость этих миров, их отечная, ни чем изнутри в свою пользу не издержанная наглядность. Они жили и двигались, точно позируя....Объединяя их в какое-то поселение, среди них мысленно высилась антенна повальной предопределенности.

Б.Л. Пастернак. Охранная грамота

Человек может попросить только то, что знает, а нуждается в том, о чем далее и не догадывается!

Автор

Нервы...

Вдруг повезет и открываешь, наконец, что дураков - нет, что другие - такие же, как ты. Выбираешься из тесноты подросткового одиночества - его называют “комплексом различия”[14]. Неожиданно для себя догадываешься и чувствуешь, что над мучающими тебя вопросами бились во многих поколениях и бьются теперь многие такие же, как ты, люди. У каждого и у всех повторяются одни и те же проблемы...

...Детей без отцов, как после войны!

Подростки отважно отстаивают себя, как будто все - против них.

Одиночество взрослых женщин и мужчин.

Сколько больных семей! Как клеток, из которых все хотят наружу - и дети и взрослые.

Алкоголизм и наркомании.

Мы мучаем себя и друг друга.

Снова и снова разводы.

Разочарования, отчаянье, опустошенность... Тоска о смысле и мечта... о понимании...

Мы все хотим одного! Мира, друга, хлеба, труда, признания нашего достоинства... Все, во-первых, хотим быть кому-нибудь нужными. Чтобы было что отдать, и чтобы у нас непременно это брали!

Из века мечта о раздолье, будущем, любви... о счастье!

И мы боремся за справедливость... против своих и в автобусе... Вязнем в дрязгах и сплетнях на работе. Скандалим дома... Нервы...

Неодолимые трудности двух людей договориться между собой. Кто прав?.. Как детей растить?.. Воз сдвинуть?.. Планету сберечь?!..

“Посмотри выше, малыш!”...

Этот эпизод совершенно частный и незначительный, но для меня стал ключевым...

Край временной водопроводной колонки на даче - пуст. Малыш бесполезно воюет с краном. До отказа - вправо! До отказа - влево! От обиды и отчаянья готов все бросить и разреветься. Куда крутить, чтобы хлынула вода?! Камня (он сам,же его и приволок), который придавил гибкий соединяющий трубы шланг, малыш не видит. Шланг пережат. Куда ни крути - бесполезно. “Посмотри выше, малыш!”... и пошла вода! А ты боялся!

Дураков - нет. Если,мы все бьемся над одними и теми же вопросами и все не можем их разрешить, то, может быть, не там и не то ищем? Выбрали безнадежный подход? Может быть, мы ищем, “куда крутить кран”, когда надо посмотреть, где “пережали воду”? Может быть, сами “на шланг наступили”. Не учитываем, не замечаем, не знаем чего-то главного в себе, в другом, вообще в людях?!

Оказывается, что большинство проблем человеческих отношений, здоровья и психологических сложностей не решаются с помощью вопроса: что делать? Нужен другой вопрос: что нам мешает это делать? Не почему мы не умеем, а почему не можем реализовать умение?

Об этом наш сегодняшний разговор.

События, которые приводят людей в мой кабинет...

Напоминаю: в мой кабинет людей нередко приводят события трагические. И сегодня нам не миновать говорить о человеческих несчастьях.

У женщины после обширного инфаркта в больнице муж. В его присутствии она еще крепится, но он чувствует ее растерянность, отчаянье, панику. Ему становится при ней хуже. Врачи перестали пускать ее ухаживать за мужем. Тут еще и ее холецистит обострился и не поддается лечению...

После гибели дочери у матери отнялись рука и нога. Это - так называемый истерический парез [15]. В 45 лет женщина не в состоянии обслужить себя. Парез пройдет, только Когда она переживет, переболеет утрату - смерть ребенка, смирится с ней...

У молодой женщины через месяц после замужества.(скоропостижно скончался муж. Третий год ее мучат “кризы” - приступы сердцебиения и страха смерти [16]. Ее болезнь - проявление тоски от бездушности...

Руководитель крупного производства долго болен. Болезнь связана, как говорят в быту, с “нервами”. По болезни он “вынужден” уйти в рядовые инженеры и освободиться, наконец, от этой многолетней ноши, которая давно стала его “тяготить”. Но чувство долга! Если бы он теперь выздоровел, то “совесть не позволила” бы ему оставить дело. Чтобы свалилась ноша, он должен уйти, но, если ноша свалится, он выздоровеет и заставит себя вернуться. Организм самоотрегулировался - руководитель продолжает болеть и уходит с работы. И будет болеть! Здоровье для него сулит опасность...

Вдова мужественно держится после гибели мужа. Отвлекает себя достаточно ответственной работой и живет “только ради сына”. Через несколько лет ее главная тревога: “Сыну давно - за тридцать. У него много приятельниц. Но он во всех разочарован и никак не женится:

- Кроме тебя, мамочка, мне никого не надо!”.

Ни ой, ни мать не отдают себе отчета в том, что, едва он кем-нибудь всерьез захвачен, мама, не замечая того, настораживается. Увлечение сына другой женщиной грозит ей потерей жизненных смыслов (внуки пока - абстракция)! Сын безотчетно пугается своего чувства, грозящего осиротить мать. Не может он отнять свое сердце у матери, и от потенциальной его с мамой “разлучницы” сбегает. Все возвращается к прежнему. И не имеющая другого значимого содержания жизни, кроме сына, мать вновь журит его за непостоянство и напоминает, что ей “давно пора внуков нянчить”.

Чтобы сын женился, он должен суметь оставить мать без части своего тепла. Это затруднительно до тех пор, пока у матери нет своей, значимой для нее жизни, кроме сына...

Женщина жалуется на нерешительность, застенчивость, неумение постоять за себя, одиночество и трудности в общении с людьми. Все не складывается. Муж женился на ее подруге. Рабочая, с которой она конфликтовала, стала вместо нее бригадиром. И, что “особенно обидно", даже премию к восьмому марта ей забыли дать. Всем дали, а ей забыли. “Не умеет она, как другие, всех локтями расталкивать!”...

У женщины трудная беременность, трудные роды, все время болеет ребенок, бессонные ночи... Она издергалась. Ей уже давно не до себя, не до мужа. Стали раздражать ученики, работа стала в тягость. Не знает, как только муж еще терпит ее равнодушие и вспыльчивость. Почему не запил?!

Люди просят помощи. У всех одни вопрос: что делать?

Чтобы твое присутствие не пугало...

Чтобы у женщины прошел холецистит и чтобы ее присутствие улучшало состояние мужа, а не пугало его, нужно, собственно, одно и то же. То же самое, что необходимо матери для того, чтобы выхаживать больного ребенка. Не притворяться, надев на себя взвинчено оптимистическую маску и улыбку от отчаянья, а...

...Взрослые настолько часто сами лгали таким показным “оптимизмом", что их он уже не обманет... Желчный пузырь на скрываемую панику реагирует спазмом... И ребенок самым непосредственным образом отзывается на живую эмоцию... Взвинченная, самоотверженно забывшая о себе мама его прямо-таки заражает ужасом, всесторонней неудовлетворенностью, своей тоской. Сама оказывается главной травмой для него и главной причиной утяжеленного течения всех болезней, которые хочет вылечить [17].

... Для того, чтобы выходить мужа и ребенка, надо подходить к ним не внешне спокойными, а внутренне благодарными жизни, заражающими своей счастливостью людьми. Не казаться, а быть счастливыми (и это именно тогда, когда тем, близким, плохо!).

Чтобы у матери восстановились функции[18]руки и ноги, она должна согласиться остаться в живых не только телом, но и сердцем, душой - желаниями. Согласиться быть счастливой (когда погибла единственная дочь!).

Чтобы сын другой вдовы мог позволить себе отдельную от матери свою жизнь, той необходимо иметь в жизни любимое, значимое для нее содержание кроме него. Опять быть счастливой своей отдельной жизнью. Иначе ее боль держит сына. Но именно этой отдельной, своей жизни у нее никогда-то и не было. Не знает она, что это такое - своя жизнь. “Все для других людей!” невольно оказалось и... против сына!

Несчастьем своим не отпускает она его от себя. А его неустроенность, в свою очередь становится ее несчастьем.

И мужчине, чтобы не стать вечным больным, надо взять на себя ответственность отказаться от дела, которое перестало быть для него необходимым. Отказаться не по болезни, а признавшись себе в изменений интересов своих. Иначе, оставаясь для себя “солдатом на посту”, объективно он превращается в балласт.

“Быть счастливым!”, “позволить себе быть счастливым!”, “не казаться, а быть счастливым!.”...

В кабинете обсуждали эту записку...

Ветеран труда - учительница вспомнила: “Смотрю телевизор. Поймала себя на ощущении, что я совершенно счастлива. В самом деле, почему-то стало стыдно. Даже испугалась этой своей неожиданной счастливости!”

Другая вспыхнула: “После смерти мамы я почти шесть лет считала для себя стыдным улыбаться. Даже гордилась как-то своей печалью. А теперь стыдно. Будто из-за какой-то

позы годы жизни выкинула. Тогда в этом для меня подвиг был!”

“ПОДВИГ!”... Вот это слово - вот где “наступили на шланг”!

Все люди, о которых я рассказывал, сознавая это или безотчетно, даже допустить возможность в их новом положении быть счастливыми - стыдятся! Счастье для них, во-первых, глумление над потерпевшими, над памятью умерших близких - святотатство.

Поэтому оно ощущается невозможным!

Все они, в соответствии со своим ощущением достойного и недостойного, страданием своим гордятся. Они совершают ПОДВИГ!

Мне иногда кажется, что подвиги совершаются каждым человеческим поступком, по крайней мере, чаще, чем это принято думать.

И малыш, осуществляющий каверзу, утверждает свою изобретательность и храбрость - совершает подвиг.

И нелюбящая женщина, несущая “свой крест” со снившимся с ней мужем, и склочник, отравляющий всем жизнь очередной жалобой “во имя справедливости” - совершают подвиг.

И группа хулиганов, безжалостно глумящихся над непохожей на них прохожей, совершает подвиг “не выделяться”, “не лезть со своим мнением” - “быть как все” и проучить, покарать того, кто выделился...

Что бы мы ни делали, если мы хоть чем-то поступились, ради чего-то, субъективно мы совершаем подвиг.

Подвиг товарищества или корпоративизма[19], человечности или равнодушного к человеку фанатизма, любви или конформизма[20]... и так далее. Различается только смысл подвига и его результат для людей. Чье-нибудь счастье или страдание... Забота о реальном человеке или захватывающее ощущение самопреодоления (а то и самоистязания)...

Вопрос - в чем мы видим свой подвиг?!

“Легче умереть, чем...” любить

Для кого-то подвиг - не простить врагу, не забыть и уничтожить врага - победить! А для этого мужчины - не предать,

не забыть и через многие годы свою обиду на “несправедливость” начальника. Нет, не предпринять ничего, но везде начать видеть подобные несправедливости, обидеться на весь мир и от такой жизни болеть...

Для другого подвиг - считать себя лучше “разгильдяя-напарника”. Молчаливо и гордо находить и исправлять его огрехи. Ходить на работу живой укоризной. Портить себе и ему кровь, от злости доходя до гипертонических кризов.

В кабинете мужчину спросили: что он выберет?

- Хоть на минуту допустить, что, может быть, это он не понял сердца жены? Занудством затиранил ее?.. Согласиться, распрощаться с несправедливой обидой и выздороветь? Или для него легче остаться с верой, что “она ему жизнь испортила”; и задыхаться от обиды - болеть?

- Умом я понимаю, что для выздоровления надо согласиться с вами, по мне легче умереть, чем ее простить... Я ее из нищеты вытащил!.. Образование дал!.. Сам не выучился! Квартиру теще и ей устроил, машину... Гараж! А от нее какая благодарность?!

И он выбрал ощущение своей жертвы - подвига, предпочтя их здоровью и даже жизни?!

Не “Homo sapiens”, но “Homo moralis”

Оказывается, человек, как давно заявил об этом Авлипий Давидович Зурабашвили, - не “Homo sapiens” - разумный, но “Homo moralis” - нравственный, и в этом - его специфика[21].

В любых обстоятельствах, муках и трудностях все мы, зная об этом или не зная, во-первых, руководствуемся не выгодой, как мы часто ошибочно думаем, а мерками Добра и Зла. Не “презренной пользой”, а НРАВСТВЕННЫМ ЧУВСТВОМ[22]- совестью. Происходит это чаще безотчетно -“интуитивно[23]”!

Мои пациенты не знали о себе главного.

Они просили устранить у них то состояние, которое было проявлением уважаемых ими чувств.

Они спутали себя с разумными автоматами, а были живыми людьми.

Чего не знали о себе мои пациенты?

У человека трудно вызвать, а удержать почти невозможно то, что для него недопустимо на уровне нравственного чувства.

Я спросил у молодоженов: можно ли счастливо целоваться, когда у ребенка температура 40° или когда не стало близкого человека?

Их испугала сама постановка вопроса:

- Кто же такое сможет?!

- Каким равнодушным надо быть!

- Стыдно вам!

Тот же вопрос я задал женщине, прошедшей войну, расписывавшейся на Рейхстаге, пережившей много утрат, вырастившей четверых детей. Внуки уже большие. Она родилась 13-го и считает себя счастливой.

Она возмутилась:

- Счастливой можно быть всегда! Чем же мы детей выхаживаем, если не счастьем!.. Если ты с ним в беде не счастлива - на всю жизнь оттолкнешь!.. Значит он тебе ненужный, чужой!.. И счастливо целоваться можно всегда!..

В отличие от зрелого человека, выстрадавшего свое отношение в бесконечных трудностях войны и мира, все МОИ ПАЦИЕНТЫ, как и эти молодожены, СЧАСТЬЯ (а без него нет здоровья!) СТЫДИЛИСЬ!

Не зная того, они стыдились именно состояния, которого пытались добиться и о котором просили у меня.

- Да разве можно в их обстоятельствах быть счастливыми!? Не кощунственна ли сама такая постановка вопроса!?

Вот уж и я чуть ни начал оправдываться!..

Удерживая друг друга в несчастье

При встрече с чужим, а иногда и своим несчастьем, с утратой, мы часто, сами того не сознавая, исходим из традиционно покорного допущения, что помочь тут нечем! Поэтому и напоминание об утрате, а тем более исследование ее содержания и причин, да еще - при самом пострадавшем и когда боль свежа, кажется холодным, противоестественным кощунством.

Мы спешим “поддержать”: пожалеть, посетовать, помочь материально и... разведя руками, отвернуться от несчастья!

От чужой боли сбежать в дела и свою - запрятать.

Такое бегство оставляет боль неизжитой, подспудно управляющей нами и разъедающей нас. Бегство вновь и вновь подтверждает банальную версию о неотвратимости муки. Обусловливает убегание от нее и в будущем. С таким “оптимизмом сбегания” мы на деле скорее не поддерживаем друг друга, а удерживаем - в несчастье.

Воскрешение из мертвых

На самом же деле не бегство, а именно внимательное вслушивание в боль, дотошное всматривание в события, которые к страданию привели, и есть единственно бережное отношение к пострадавшему. Вникание в мельчайшие причины несчастья и непременно тогда, когда боль острее всего. Только такая бережность действительно спасает и потерпевшего, и нас, ему сочувствующих[24].

Только это внимание к боли ~ чужой и своей, к ее причинам - создает будущее. Готовит к лучшему нас и наших близких. К лучшему, вооруженному теперь новым, присвоенным в боли сочувствования им опытом[25]. К будущему с новым знанием, с умением не повторить промахов пострадавшего, даже погибшего из-за этих промахов. Разве сами мы не хотим, чтобы наши дети, все, кого мы любим, учились на наших, не своих ошибках, и так своих избежали!?

Внимание к боли другого наполняет смыслом и невозвратные потери - оно бережёт от этих потерь нас!

Но не это ли и - самая необходимая и им и нам, содержательная память о потерпевших?! Память без младенческой жалости к себе, без пустого оберегания себя от. правды и от жизни.

Не это ли и - действительная память о погибшем? Потому что в чем, как ни в таком присвоении, использовании опыта другого и заключается настоящее воплощение его, благодарность ему, утверждение его жизни среди нас живых!? Его воскрешение из мертвых!

В отличие от тех молодоженов, я верю, что никакие вопросы, помогающие людям, не могут быть кощунством!

Мои пациенты вылечились...

МОИ ПАЦИЕНТЫ ВЫЛЕЧИЛИСЬ не потому, что научились чудесам владения собой, а тогда, КОГДА ИХ материнским, женским, мужским, человеческим, гражданским ДОЛГОМ СТАЛО СТАТЬ СЧАСТЛИВЫМИ - здоровыми.

И во имя погибших оставаться с живыми и заниматься живыми!

Шланг был пережат не на уровне навыков, но на уровне нравственного чувства, на уровне совести[26]!

Им пришлось осознать и пересмотреть -свое ощущение подвига.

Выбор на распутье

Люди отдавали свою жизнь, защищая Родину, Веру, Убеждения. Отдают и теперь. Расходуют жизнь в заботе о любимых и детях. Тратят себя целиком в любимом деле. Такое счастье самоотдачи называют подвигом. Такому завидуют. Мы чтим память любимых, тех, кто погиб, защищая наш мир. Они и погибая жили, наверное, надеждой, что мы - живые -останемся счастливее.

Память помогает нам в любой беде выдюжить, осуществить их завет...

Но веками укоренилось и другое ощущение подвига. Подвиг, побуждающий оставаться несчастным, больным, невольно заражать и обездоливать несчастьем живых, близких и далеких. Как будто любимые и любящие нас люди завещали нам не мужество быть счастливыми и во имя них, но подвиг отречения от жизни и радости!..

.Так же, как в конфликтах с начальником, сотрудником, женой участники разговора спутали их с врагами... Так, пестуя свою ни на что доброе не подвигающую скорбь, мы вопреки их воле и жизни превращаем любимых, о ком так скорбим... превращаем любивших нас, желавших нам счастья... в злодеев - в наших уничтожителей...

Они этого не хотели! Как не хотим мы, живые, несчастья нашим любимым!.. Ведь все мы хотим, чтоб после нас было лучше людям. Все мы хотим прожить не зря!

Чем богаты...

Оказывается, что мечтать о счастье, любви, понимании и быть счастливым требует разного мужества. И разного подвига!

Мы приходим в отчаянье не оттого, что у нас нет средств избавления от боли (не знаем, куда крутить вентиль крана). Не оттого, что это невозможно (нет воды в водопроводе). А оттого, что мы сами себе не понравимся, застыдимся, испугаемся своей черствости, если добьемся в таком положении душевного комфорта.

Действительно, Мы уважаем человека, который мужественно не показывает своего горя, с достоинством держится, но, если он вообще не горюет, мы чураемся его, как нравственного урода...

Как мы относимся к женщине, не скорбящей, когда болен муж, ребенок, умер близкий?!..

Как относимся к той, что вскоре после похорон счастливо влюблена в другого?!..

Но и к себе в таком случае мы отнеслись бы - так же.

А ведь именно этому меня просили научить их мои пациенты: БЫТЬ СЧАСТЛИВЫМИ (это необходимое условие здоровья!) В ТЕХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ, В КОТОРЫЕ ОНИ ПОПАЛИ.

Заразить можно только тем, что имеешь!

Отступление в детство

При благоговейнейшем отношении к душевной боли, как к важнейшему содержанию жизни, проявлению и средству человеческого роста[27], не могу не вспомнить о том, как часто боль становится единственным заполнителем скрываемой нами и от самих себя духовной пустоты безучастия[28].

Тогда страдание становится эрзацем[29]жизненных смыслов[30]во взрослом мире людей, где мы давно уже - не дети, но еще и - не хозяева, сознательно созидающие наш мир. Не дети, но, как в детстве, стремимся заслужить похвалу - награду удовольствиями. Как дети, ждем похвалы - памяти о нас “за заслуги”... мученичества. Тогда боль возвращает нам вчерашний день и утраченное в нем детство с его тайной надеждой на опеку нас другими.

Чью?!..

Застенчивая наглость

И, наконец, два слова о женщине, которая жаловалась на застенчивость.

И она вылечится не оттого, что научится “расталкивать локтями” честных людей. Но оттого и тогда, когда высокомерие “скромницы”, отказ людям в равенстве станут для нее стыдными[31]. Когда сидеть “с краюшку стола” и, ненавидя застолье, ждать, что другие отдадут тебе свой (их, не твой!) и лучший кусок, когда такое ожидание станет переживаться ею тем, что оно есть в действительности. Подлостью претензии на чужое, наглостью воровства, бессовестностью...

И для нее, как и для мужчины - администратора “шланг откроется” на уровне нравственного чувства. ТО, ЧТО ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА ДОСТОЙНО, ОСУЩЕСТВЛЯЕТСЯ ЛЕГКО, ЭТО ЛЕГКО И ОСВАИВАЕТСЯ.

Так решается вопрос: почему мы чего-то не можем?

По каким причинам культ несчастья еще не изжит и как появился[32], разговор еще предстоит!

Дата добавления: 2015-07-08