Доверие

Моя жизнь была похожа на горящую свечу: такую же хрупкую и зависимую. Мягкий воск, стекающий вниз горячими слезами, не оставлял ни малейшего шанса на защиту. Он обнажал тело и душу, выставляя самое сокровенное напоказ. Перед кем? Перед человеком, чьи руки оберегали искру, питающую пламя на конце фитиля. Это могло бы быть трогательным и даже романтичным, ведь такая забота достойна восхищения. Но мне было страшно. Один неверный шаг — и моя жизнь оборвется, так и не успев начаться. Его руки — руки убийцы; они привычны к грязной работе. Мне стоило помнить об этом всегда.

***
Мое возвращение к нормальной жизни прошло гладко, словно и не было никакого убийства. Это задевало и приносило боль, особую, с пряным привкусом страха и предательства. Я предала Арчи дважды. Разумом я это отлично понимала, поэтому все время ждала, что кто-то не выдержит и бросит мне в лицо: «Лгунья». Но все было тихо.
Ученики относились с пониманием и не лезли с глупыми вопросами. Друзья тоже старались обходить болезненную тему стороной. Казалось, что все старались быстрее забыть о случившемся несчастье. Я их не винила. Это для меня прошло чуть меньше недели, как я узнала о смерти Арчибальда. Они же жили с этим гораздо дольше. Все, что мне оставалось, — стиснуть зубы и двигаться дальше.
Мы начали отдаляться друг от друга. Как-то незаметно Минерва все больше и больше углубилась в изучение трансфигурации. Подруга стала раздражительной, горделивой и до ужаса занудной. И все бы ничего, но я каждый раз с трудом могла подобрать тему для разговоров. Все, что не касалось учебы, вызывало у старосты скуку.
Гильберт, заменив Арчи в квиддичной команде, перестал вообще что-либо замечать. Для него существовал только мир квоффлов, бладжеров и метел. О них он мог говорить часами. Я чувствовала себя одинокой и потерянной. Внешне оставаясь спокойной и улыбчивой, я изводила себя мыслями и мечтами о том, чему никогда не бывать.
Единственной отрадой для меня были Том и Эйвери. Первый вечера напролет проводил со мной в Выручай-комнате. В своей неповторимой манере друг отогревал мое замерзшее сердце, споря и бросая вызовы. Второй же говорил со мной обо всем на свете. Как-то раз мы обсуждали покрой мантий и модные оттенки в этом сезоне. Тот разговор был ужасно бестолковым, так как я отказывалась понимать, к чему столько сложностей. В приюте меня приучили к тому, что одежда должна быть удобной, немаркой и долго служить. Все остальное было излишествами и капризами изнеженных девиц.
Джонатан тогда рассмеялся и сказал, что я ничего не понимаю в моде. И еще, что мне стоит поучиться в Риддла чувству стиля, а то я одеваюсь, как нищенка. Я проглотила обиду и промолчала. Мне нечего было ему возразить: Эйвери во всем был прав.
Как-то незаметно я привязалась к заносчивому слизеринцу, а он стал делать совершенно несвойственные для него вещи. Впервые я заметила это тогда, когда после очередных посиделок в библиотеке в моей сумке оказалась коробка конфет. Хороших, дорогих, которые ни я, ни Том не могли себе позволить купить на школьную стипендию. Я не стала их открывать и есть. Эйвери мог туда подмешать все что угодно. Несмотря ни на что, я по-прежнему не могла ему полностью доверять. Вернула, воспользовавшись школьной совой тем же вечером, и постаралась забыть об инциденте. Джонатан обиделся и не разговаривал со мной целую неделю. А я все гадала, почему он так резко изменил свое отношение ко мне и что ему от меня нужно. В то, что Эйвери делает это все просто так, я не верила.

***
Наши отношения с Томом были похожи на изощренную пытку. Когда он не пытался перехитрить меня или принудить что-то сделать, Риддл соблазнял. Взгляды, прикосновения, поцелуи каждый раз были жарче. Мне не хотелось останавливаться, но и пойти дальше я не могла. Я понимала, что наши отношения не могут все время быть в неопределённо-подвешенном состоянии, но его настойчивость порой пугала. Слово «друг» неожиданно стало приобретать двойной смысл.
Еще я стала замечать, что Тома что-то мучает. Он все чаще раздумывал над чем-то, и я никак не могла достучаться до него. Риддл в такие моменты был мысленно далеко-далеко и казался чужим и бездушным. Такого его я почти боялась.
В конце концов, мне это надоело, и я решила спросить, что же не дает ему покоя?
Том долго молчал, но все же ответил:
— Я хочу найти отца.
Сказано это было сухо и без эмоций. Я мысленно поаплодировала его выдержке.
— Зачем? — я удивленно посмотрела на него.
— Я должен узнать свои корни. И понять, почему оказался в приюте, — произнес Риддл, не глядя на меня.
Вот только его руки крепко сжимали мои ладони, требуя остаться рядом. Я понимала, что Тому тяжело признаться в том, что его тревожит. Более того, он считал этот свой порыв постыдным. Слишком гордый, слишком самостоятельный, слишком уязвимый — друг мог позволить себе раскрыться только передо мной. С его стороны это уже был подвиг.
— Я помогу тебе, — сказала я твердым голосом.
— Ты не обязана, — возразил он.
— Но я хочу этого. Ты мой… — я запнулась, не зная, что сказать дальше. Назвать его другом казалось неуместным и лицемерным.
— Кто, Гермиона?
Том обхватил руками мое лицо, не позволяя отвернуться и отвести взгляд. Я была перед ним, как на ладони. Зачем он это делал со мной? Чего добивался? Правды? Какой может быть правда, если я и сама не знаю ее?
Я глубоко вздохнула, пытаясь успокоить бешено стучащее в груди сердце. Том заметил мой маневр. Усмехнувшись, он снисходительно покачал головой.
— Не лги мне, — прошептал, наклонившись близко-близко к моему лицу.
Он специально так делает? Знает ведь, как действует на меня его близость. Разумом-то я понимала, что Риддл вновь пытается мной манипулировать. Но с реакцией тела ничего не могла поделать. Оно раз за разом предавало меня, теша самолюбие Тома легкими победами.
— Не дави на меня! — гневно прошипела я, отворачиваясь от него.
— Не уходи от ответа, — парировал Риддл.
— Ты мне очень дорог, — решила я схитрить.
Не получилось. Он, дразня, провел пальцами по моей спине, заставив меня вздрогнуть.
— А твоя мантия сидит на тебе, как на вешалке, — протянул он жестко. — Это констатация факта, а не ответ.
— Я не хочу продолжать этот разговор!
Я по-прежнему не смотрела на него. Знала, что его взгляд заставит меня изменить решение, подчиниться. Этого-то я и опасалась, прекрасно помня о его привычке все решать за других.
— Хорошо, — вдруг сказал Риддл. — Поиски начнем сразу по прибытии в Лондон. У меня есть несколько зацепок, адресов. Чтобы все проверить, нужно время.
— И это все? — удивилась я.
Почему он так быстро сдался? В чем подвох?
— Да, это все, — он немного помолчал и добавил: — Я и сам хотел предложить тебе присоединиться ко мне.
Я повернулась к нему и, склонив голову на бок, поинтересовалась:
— Неужели ты мне настолько доверяешь, что готов поделиться своими секретами?
Том мягко рассмеялся и обнял меня.
— Глупая! Кому же мне доверять, если не тебе? — спросил он, не ожидая от меня ответа.
Да и что я могла сказать? Лишь глупо улыбнулась и уткнулась лицом в его рубашку, вдыхая родной запах корицы.

***
Доверие — ценная вещь. Его легко потерять, но тяжело вернуть. Раз за разом натыкаясь на непонимание со стороны окружающих, я стала ценить крохи доверия, которыми обладала. Они тоже давали власть. Не ту, порочную и зачастую выигранную в нечестной борьбе, а подлинную, приносящую счастье.
Профессор Дамблдор собирался уехать на фронт. Об этом говорили все, только никто ничего конкретного не знал. Были лишь домыслы и сплетни, коим я не верила. Но, чем быстрее приближалось лето, чем ярче чувствовался в воздухе свежий аромат юной зелени, тем я отчетливей понимала, что близятся перемены. Дыма без огня не бывает.
В одно замечательное субботнее утро профессор Дамблдор пригласил меня в свой кабинет и, угостив чашечкой чая и печеньем, завел разговор о пространственной магии. Я слушала в пол уха, краем глаза рассматривая кабинет учителя. Он почти не изменился с того дня, когда был похищен паучок. Лишь книг стало больше, да и добавилось пару новых серебристых предметов, чьи названия я не знала.
Заметив, что я его не очень внимательно слушаю, профессор замолчал. Я тоже не спешила нарушить тишину.
— Еще чаю, мисс Грейнджер? — предложил Дамблдор.
— Нет, — я отрицательно покачала головой.
— Что же, в таком случаи, перейдем к сути нашего сегодняшнего разговора, — сказал он, пристально глядя на меня. — Этим летом я надолго покидаю школу. Возможно, моя поездка займет несколько месяцев. Возможно, несколько лет. У меня будет к вам просьба: присматривайте за мистером Риддлом.
Учитель грустно улыбнулся, увидев, как недоверие на моем лице — вдруг ослышалась! — сменилось гневом.
— Плохого же вы обо мне мнения, — мягко укорил он меня. — Я прекрасно знаю о вашей преданности Тому, Гермиона. Вы ни за что не станете за ним шпионить и докладывать о его планах мне. Впрочем, этого я и не прошу. Мне нужно быть уверенным, что Риддл не натворит новых глупостей.
— Почему вы обратились с этой просьбой ко мне? — поинтересовалась я.
Дамблдор застал меня врасплох своими словами. Признаться, это был неприятный сюрприз, поэтому я всеми сила старалась не выдать ему своего волнения. Сейчас не время для слабости.
— Вас он послушает, — невозмутимо ответил Дамблдор. — Любого другого, будь то преподаватель или студент, Том обведет вокруг пальца и все равно поступит по-своему. Вы же сможете сдерживать его порывы.
— Не ошиблись ли вы, выбрав меня на роль стража? — задала я ему вопрос.
Мне действительно было интересно, что он ответит. Между нами никогда не было дружественных отношений. А та симпатия, которая возникла вначале нашего знакомства, бесследно исчезла, стоило мне принять сторону Тома.
— Нет, — он обезоруживающе улыбнулся. — Вам не понаслышке знакомо чувство долга. К тому же ваше появление в этом времени не случайно.
— Что вы имеете в виду?
Я настороженно смотрела на него. Что, Бога ради, он от меня хочет? Зачем это показное дружелюбие и доверительный тон?
— Мне кажется, что вы как-то были связанны с Риддлом. Или стали таковыми здесь. За долгие годы поисков, я так и не смог найти способ вернуть вас домой. Никакого другого объяснения я не могу найти этому.
Я рассмеялась, а Дамблдор досадливо поморщился. Бедняга, наверняка он не привык к такому пренебрежительному отношению со стороны учеников.
— Вы мне не верите, — сказал профессор спокойно, более не пытаясь играть ничьи роль. Такая своеобразная искренность располагала.
— Да, так же, как и вы мне, — честно призналась я. Нет смысла сейчас лгать и играть с масками доброго учителя и пай-девочки.
— У меня нет причин быть до конца откровенной с вами. Нет, не перебивайте! — воскликнула я. — Я изучала законодательство магической Британии. Все происшествия, связанные с путешествием во времени, должно рассматривать и принимать решения Министерство Магии, а не пара учителей из школы. Обо мне же за почти пять лет никто так и не узнал. Это было невыгодно вам. Зачем тратить усилия и время на то, чтобы вернуть ребенка домой? Ведь если бы я была взрослой и знала что-то важное, что должно произойти в будущем, вы бы уделили моей проблеме гораздо больше внимания. А так я была обузой, и вы, посовещавшись с директором, отправили меня в приют, решив избавиться от проблемы в моем лице.
— Я искал пути возврата тебя в твое время, — возразил он.
— Конечно, — легко согласилась я. — Только вот когда это было? До или после того, как вы увидели в Риддле угрозу?
Дамблдор ничего мне не ответил, тем самым подтвердив мои догадки. Глаза противно защипало, а в горле стал комок слез. Я отвернулась от человека, который когда-то был для меня спасением. Странное чувство юмора у судьбы. Она обожает перевернуть все с ног на голову и смешать краски так, чтобы в результате получился полный бардак, окрашенный в серый цвет, грязный и горький, как сама жизнь.
— Я не стану вам помогать, — сказала я, когда молчание стало невыносимым.
— И не нужно. Помоги сначала себе, Гермиона. Справишься — тогда мы продолжим наш разговор. А сейчас иди.
Профессор взял в руки лежащий на столе пергамент, намекая, что мне стоит покинуть его кабинет. Я не стала задерживаться: общество этого волшебника было мне более чем неприятно.

***
Тем же вечером я решила рассказать Тому правду о моем появлении в его жизни. Он слушал внимательно, не перебивая. А потом обнял меня, ласково коснувшись губами виска. В первый момент я опешила. Никак не думала, что Риддл может отреагировать так спокойно на многолетний обман.
— Ты не сердишься, — осторожно заметила я, крепче прижимаясь к нему.
— Нет, — подтвердил он и, чуть помедлив, добавил: — Я всегда знал, что ты другая. Особенная. Я оказался прав.
Последние его слова звучали с неким торжеством. Я поморщилась, услышав их. Риддл не изменился и до сих пор во всем ищет скрытый смысл. Том, как фанатик, верит знакам и символам, подстраивая их под свои теории мироздания. В этом и заключается его сумасшествие, его гениальность. Во всем есть смысл. А если его нет — нужно найти.
Тем временем друг вытащил палочку и написал огненными буквами в воздухе свое имя. Том Марволо Риддл — слова пылали в полутемной комнате, как раны на теле великана. А потом взмахнул палочкой, и буквы пришли в движение, поменялись местами. Миг — и я прочла слова, которые привели меня в ужас: «Я Лорд Волдеморт».
— И что значит анаграмма? — хрипло спросила я, не рискуя встретиться с ним взглядом.
— Ничего. Просто игра с перестановкой букв. Я думал, что тебя это позабавит, — признался Том мрачно.
Наверное, он рассчитывал совсем на другую реакцию с моей стороны. Вот только я не могла ничего поделать с собой. Слишком свежо было то воспоминание о знании, почерпнутом из моей «Истории Хогвартса». Это было дико, невозможно, но, увы, пугающе реально. Если я все правильно поняла, то рядом со мной сидел убийца и магглоненавистник. Но таким он, может быть, станет в будущем. И «может быть» настолько зыбко и призрачно, что я облегченно рассмеялась. Всего лишь одна из вероятностей, не более. Так что мне не стоило раньше времени беспокоиться.
— Это и вправду забавно, — заверила я его. — Подбираешь себе новое имя?
Я игриво толкнула Тома плечом. Риддл хмыкнул и возразил:
— Нет. Пытаюсь, представить, как это — быть другим человеком? Иметь семью и нормальное детство. Ни в чем не нуждаться. Жить в красивом поместье, кататься на лошадях. Путешествовать на каникулах. У Лорда Волдеморта все это могло быть. Том Риддл же нищ.
— Ну и что? — задала я риторический вопрос.
Потом, обхватив его лицо ладонями, прошептала, касаясь губами его кожи:
— Мне не нужен Лорд Вольдеморт. Я его не знаю, и он мне безразличен. А вот Том Риддл — часть моей жизни, часть меня. И если передо мной вдруг станет выбор — я всегда буду на стороне нищего Риддла.
— Почему? — требовательно и властно прозвучал его голос. Было впечатление, что он одновременно боялся и жаждал получить ответ на свой вопрос.
— Он — мое будущее, — прошептала я, улыбнувшись. И это была правда.

***
Июнь в этом году выдался жарким. В классах было душно и тесно. Все чаще возникало желание забросить подальше учебники и пойти искупаться в озере. И даже мысль повстречаться с кальмаром никого не смогла отпугнуть. Наши дни в это время проходили однообразно и скучно. Мы много учились, так как близились СОВЫ. После обеда большая часть учеников направлялась к озеру, чтобы просто посидеть на мягкой траве. Отдохнуть, поболтать, развлечься. Воздух там всегда был свеж и влажен — это многим нравилось. Когда Том не был занят, он присоединялся ко мне. Мы устраивались в тени деревьев на берегу озера, обкладывались учебниками и усиленно делали вид, что занимаемся повторением пройденного материала. На самом деле, ни ему, ни мне это не было нужно. Куда более приятно было опереться на плечо Тома и, закрыв глаза, наслаждаться теплом его тела. Или же ласково перебирать темные пряди волос, когда Риддл, расслабившись, клал голову на мои колени. В такие моменты друг был похож на огромного кота, обожравшегося сливками, черного, холеного, хитрого и до одури притягательного.
Все в школе, кажется, привыкли к нашим странным отношениям. То, что раньше мы так открыто не демонстрировали, сейчас воспринималось окружающими нас людьми как норма. Дружба, привязанность и эгоистическая потребность друг в друге больше не вызывали сплетен, и я была несказанно рада. С отъездом профессора Дамблдора Том перестал вести себя, как параноик. Риддл казался более открытым и дружелюбным. Эйвери все шутил, что староста наконец-то отвоевал Хогвартс у врага, и замок теперь полностью в его власти. Впрочем, в этих словах была толика правды.

***
Сдача экзаменов не вызвала у меня особых проблем: я прекрасно знала школьный материал. В Защите от темных искусств меня натаскал Риддл. У него всегда получалось лучше атаковать, у меня — защищаться.
Собеседование о выборе будущей профессии с нами проводил профессор Слизнорт. Декан Слизерина был хитрым, предприимчивым человеком. Свою выгоду он никогда не упускал, будь то коробочка его любимых лакомств или более существенная помощь. Минерве учитель предложит заняться наукой, ее эссе и статьи в журналы имели успех. К Гильберту он не проявил никакого интереса. Мой же выбор профессии вызвал у профессора Слизнорта нездоровый энтузиазм. С одной стороны, он все расхваливал, каким замечательным я смогу стать сотрудником в Министерстве Магии и какая блестящая карьера меня ждет, с другой, он явно что-то недоговаривал. Это настораживало, и вместе с тем я понимала, что не хочу ничего знать. Его многозначительные взгляды и двусмысленные улыбки мне были неприятны.
Когда я поинтересовалась у Тома, что ему посоветовал выбрать декан, он загадочно улыбнулся и произнес:
— Власть.
Я непонимающе посмотрела на него. Он издевается? Но нет, Риддл был серьезен.
— А ты хочешь власти? — робко задала я ему вопрос. Мне безумно хотелось, чтобы он сказал нет. Или соврал. Я бы ему поверила, правда.
— Не знаю, — задумчиво произнес он. — Что хорошего в том, чтобы постоянно контролировать толпу идиотов? Подчиненные в большинстве своем льстецы, лентяи и обманщики. Знаешь, я бы не хотел так жить.
— Но ты не хотел бы быть и частью толпы, — заметила я.
— Да, — подтвердил Том, кивнув.
— А что же ты хочешь?
— Свободы. Права самому распоряжаться своей жизнью, — не задумываясь, ответил Риддл.
— Власть может дать такое право, — продолжала я развивать свою мысль. Отчего-то важно было именно сейчас узнать о его стремлениях. Мне нужно было быть ко всему готовой.
— Да, но к ней в довесок идет ответственность.
— Ты не тот человек, который боится ответственности.
— К чему этот разговор, Гермиона?
Том пристально посмотрел на меня. Я пожала плечами. Мне трудно было облечь свои мысли в слова. Они выходили такими же путанными и нескладными.
— Мы не сможем быть всю жизнь учениками. Там, за стенами школы, другой мир. Пока что мы не принадлежим ему полностью. Но придёт время, и это изменится.
— Ты боишься перемен?
Том положил руки мне на плечи, подбадривая, но я по-прежнему не смотрела не него.
— Да. Я не… Не хочу потерять то, что уже имею, — призналась я, вздохнув.
— Ты не потеряешь меня, Гермиона, — произнес Том уверенно. — И даже если когда-то захочешь уйти, я не отпущу тебя.
Я уткнулась лицом в его грудь, пряча улыбку. Кто кого еще не отпустит, Риддл? Но я позволю ему это маленькое заблуждение на счет своей власти надо мной. По крайней мере сейчас.

***
Поезд медленно покачивался. За окном мелькали деревья и здания. Скоро мы должны были прибыть в Лондон. Том сидел рядом со мной впервые за все эти годы. Мелочь, но безумно лестно. Сейчас я находилась в окружении слизеринцев. Эйвери и Розье сидели напротив и обсуждали последние новости, полученные из фронта. Сейчас все мы были как никогда похожи на обычных подростков.
Но вот поезд стал останавливаться. Том, кивнув нам, пошел исполнять свои обязанности старосты. Ему нужно было проследить, чтобы все ученики без проблем покинули поезд и не забыли свои вещи. Розье покинул купе вслед за Томом, но Эйвери задержался. Взяв меня за локоть, развернул к себе лицом.
— Я не знаю, что задумал Риддл, но будь осторожна, — сказал Джонатан, напряженно вглядываясь в мое лицо.
— Беспокоишься о грязнокровке? — едко спросила я его.
— Нет, — не моргнув глазом, соврал он. — Просто возвращайся в сентябре в Хогвартс, ладно?
Эйвери выглядел сейчас уставшим и взволнованным. Светлые волосы упали на его лицо, наверняка мешая видеть. И куда делась вся та беззаботность, которую он демонстрировал недавно?
— Я вернусь, — пообещала я ему. Отчего-то эти слова сейчас были самыми необходимыми. Нам обоим их надо было услышать.
Протянув руку, я отбросила упавшие волосы. Вот так намного лучше. Эйвери как-то странно дернулся, словно я ударила его, а потом вдруг улыбнулся чуть насмешливо, искренне.
— Я верю тебе, Грейнджер, верю.
Доверие трудно получить, а еще труднее удержать. Но я справлюсь с этим, чтобы не случилось.

Поиск

2 августа 1944г.
Манипулировать магглами всегда было просто. Всего-то и нужно — создать видимость того, что ты сам подчинялся им, прислушивался, искал внимания. И все! Дальше они сами нашли бы рациональное объяснение всем тем странностям, которые происходили вокруг тебя. Но стоило только начать притворяться магглом — и остановиться ты больше не смог бы. Более того, не захотел. Ведь обманывать всегда так просто, так упоительно весело. Ощутив свое превосходство и вседозволенность, ты начинал смотреть на магглов свысока. Презирал их и, сам того не замечая, катился по наклонной вниз. А там, на дне, никогда ничего не было. Только пустота. И, падая, ты должен был помнить, что назад вскарабкаться не удастся. Стены отвесные, скользкие, неприступные, как и твоя гордыня, которая стала причиной падения. А падшие не встают. Им отказано в этой привилегии.

***
Том уже час как разговаривал с миссис Коул в ее кабинете. Я нервно мерила шагами коридор, то и дело останавливаясь и прислушиваясь к тому, что происходило за дверью. Было подозрительно тихо. Обычно миссис Коул всегда говорила с Риддлом на повышенных тонах, либо кричала. Она ненавидела его и никогда этого не скрывала.
Я вздохнула. Боже, как мучительно было ждать его! Такое ощущение, что из меня медленно тянули все жилы. А я стояла и бездействовала, бездумно подчиняясь чужой воле. Как кукла какая-то, честное слово!
Но вот дверь скрипнула, и из-за нее показался Том. Он был чем-то жутко доволен: то и дело его губы растягивались в пакостной ухмылке. Я вопросительно посмотрела на него, но он только покачал головой. «Не здесь», — шепнул Риддл, чуть разжимая губы. Я кивнула и пошла за ним.
Мы поднялись по лестнице вверх, затем прошли до конца коридора. И хоть нам по дороге никто так и не встретился, Том не проронил ни слова. Только тогда, когда он убедился, что дверь плотно закрыта, а за ней не затаился злоумышленник, то сказал:
— Собирай вещи. Мы уезжаем.
Ему удалось здорово озадачить меня. Я минуту помолчала, обдумывая его слова, а потом осторожно задала вопрос:
— Куда мы едем?
Спрашивать «зачем?» было бесполезно. Риддл никогда не делился всеми своими планами, предпочитая лишний раз перестраховаться, нежели попасть впросак.
— В Литтл-Хэнглтон. Там живет один мой родственник.
— Близкий? — полюбопытствовала я.
— Ближе некуда, — заверил Том, криво усмехнувшись.

***
Сборы не заняли много времени. Со слов Риддла, отсутствовать в приюте мы будем около недели, так что большинство вещей я решила оставить в своей комнате. А чтобы другим было неповадно рыться в них, я с помощью зелья запечатала чемодан. Ничего ужасного не произойдет, если кто-то попытается открыть его. Вот только кожа у этого глупца покроется синими трупными пятнами, которые будут сильно зудеть. Вещей у меня всегда было немного, но очень не хотелось, чтобы их кто-то испортил.
Все необходимое вместилось в небольшую сумку. Немного поколебавшись, я решила положить в нее и волшебную палочку. Конечно, я знала, что до совершеннолетия колдовать было запрещено. Я и не собиралась, просто захватила на всякий случай. Мало ли что могло произойти в дороге, а одними зельями многого не навоюешь. Хотя я и надеялась, что все эти предосторожности будут лишними.
Перекинув через руку плащ, обвела прощальным взглядом маленькую комнатку. Серая, неприветливая и холодная — она из года в год оставалась неизменной. Порой это раздражало, порой нагоняло тоску, но чаще всего оставляло меня равнодушной.
Равнодушие — это одна из тех новых для меня эмоций, которые пугали, заставляли задуматься над тем, все ли я правильно делала в последнее время. И если да, то почему я все чаще ощущала пустоту в груди, которая все сильнее давила, заставляя чувствовать смутную тревогу. Едва заметную, но оттого не менее зловещую.
Том ждал меня у подножия лестницы. На нем был обычный серый маггловский костюм. Непривычно было видеть его без мантии. В простой одежде Риддл казался менее внушительным и серьезным, чем обычно. Совсем мальчишка. Я улыбнулась своим мыслям.
— Ты долго, — укорил он меня.
— Извини, — произнесла я, взяв Тома под руку. — Надо было кое с чем разобраться.
Интересно, а Риддл тоже оставил «сюрприз» в своей комнате? Зная его, можно было предположить, что не один.

***
Я сидела в зале ожидания. Том пошел покупать билеты на поезд. Я терпеливо его ждала, с интересом оглядываясь вокруг. Сам зал меня мало интересовал, куда любопытней было наблюдать за людьми. Напротив сидела пожилая дама в смешной шляпке. Она спала, сжимая в руках сумку тонкими сухими пальцами. Чуть дальше разместилась компания из трех молодых парней. Они громко болтали и хохотали, время о времени поглядывая на меня. Их взгляды были неприятными, липкими. Рядом играли дети. Старший мальчик бегал по проходу с игрушечным самолетиком, подняв его высоко над головой. За ним гонялся малыш. Он забавно морщил личико и требовал:
— Дай мне. Дай! Я тоже хочу летать!
Старший смеялся, громко и беззаботно, и дразнил малыша:
— Догони и забери, если сможешь, братишка!
Я хмыкнула. Какие у всех мальчишек игры скучные. Догони, забери, победи… Том, по крайней мере, не вел себя так вызывающе. Можно было сказать, что друг давно уже вырос. А с взрослым ребенком гораздо надежнее и проще, да и капризничает он меньше.
Интересно, откуда у него появились деньги на эту поездку? Риддл рассказывал о подработках во время учебного года, о репетиторстве, но я сомневалась, что заработанных им денег хватит надолго. А ведь мы должны будем еще где-то жить, что-то есть. Да и не известно, чем мы будем заниматься по прибытии. Том упорно молчал на счет цели нашей поездки. Мне в голову приходили разные мысли. И каждая была невероятнее и ужаснее предыдущей.
Вздохнув, я оглянулась назад. Возле кассы Тома не было. Мне это не понравилось. Ну почему нельзя сказать, если куда-то надо отлучиться? Какие могут быть между нами секреты?
Я с детства не любила долгое ожидание. Всегда казалось, что родители обязательно забудут обо мне и оставят одну в незнакомом месте. Меня даже на консультацию к психологу записали, чтобы я избавилась от этого глупого страха.
Неожиданно кто-то плюхнулся рядом со мной на скамейку. Вздрогнув, я повернула голову и увидела Тома.
— Держи! — Риддл протянул мне сэндвич.
— С сыром?
— Да, как ты любишь.
Я довольно зажмурила глаза, вгрызаясь в свой запоздалый ланч.
— Поезд отправится через двадцать минут. Дальше мы пересядем на автобус, но он не доезжает до деревни. Надо будет пройтись немного, зато к вечеру будем на месте.
Закончив говорить, Риддл с удовольствием откусил от своего сэндвича. Наверняка тоже проголодался. Доев, я поинтересовалась:
— Ты ведь все заранее спланировал, да?
Он кивнул, продолжая жевать.
— А миссис Коул? Как ты ее уговорил нас отпустить?
Том помолчал и откусил еще немного, явно для того, чтобы потянуть время. Ох, чувствую, что Риддл опять наломал дров.
— Я ей зелье для сговорчивости в графин с водой подлил. Она почти не возражала.
— Какое еще зелье? — я внутренне похолодела. Риддл прекрасно разбирался в ядах и прочих сомнительных зельях, но не мог же он ее отравить?! Или мог?
— Да все нормально с твоей миссис Коул. Я ей усовершенствованный «Жидкий Империо» подлил. Поверь, это совершенно безвредно.
Друг мягко рассмеялся, пытаясь тем самым передать мне свою уверенность, которой я не чувствовала. В памяти были еще свежи воспоминания о Арчи, который был под воздействием этой дряни.
— Оно подавляет волю, — напомнила я ему основной эффект его чудного изобретения.
— Всего лишь делает людей сговорчивей, — возразил он. — Пойми же, нас бы так просто не отпустили!
Он был прав. Мерлин побери его правоту и практичность! Самое удивительное, что Риддл, по сути, не нарушил ни одного правила или запрета. Зельями можно было пользоваться, запрет распространялся только на палочку.
— Том, для тебя эта поездка действительно так важна?
Я спрашивала не из праздного любопытства. Закрыть глаза можно на многое, если нечестная игра ведется для достижения действительно нужных вещей.
— Очень, — ответил он серьезно. — Возможно, это единственный шанс узнать что—то о моих родителях.
Я протянула руку и ободряюще сжала его ладонь. Пальцы у Тома были совсем холодными, как ледышки. Растереть бы, да только он не позволит.
— Хорошо, Том, делай все, что считаешь нужным. А я… Я буду рядом.
— Всегда? — друг лукаво улыбнулся.
Я в ответ рассмеялась и подтвердила:
— Всегда.

***
Поезд мерно покачивался, и меня клонило в сон. За окном был виден незамысловатый пейзаж. Сначала серые невысокие здания, потом поле, мост, наискось пересекавший реку, а сейчас был виден лес. Деревья кое-где обгорели, кое-где их не было. Вполне вероятно, что в этом месте было скинуто несколько бомб. Хотя на территории Британии давно уже ничего не взрывалось, но война еще не была закончена. Люди помнили — такое невозможно забыть! — как сотнями погибало мирное население от летящей на их головы огненной смерти.
Этим летом все было спокойно. Война казалась теперь далекой, солдаты возвращались с фронта. Напротив нас сидел как раз один такой человек. В форме, с рукой, висевшей на шее в косынке, и хмурым цепким взглядом — он казался существом из другого мира. Мы с Томом в сравнении с ним были щенками, глупыми и беспомощными. Но на нас он смотрел без злости или раздражения, а так грустно, словно о чем-то сожалел.
Тому не нравилось такое пристальное внимание, и он то и дело недовольно морщился и крепко обнимал меня за плечи. А я и не возражала, мне было хорошо рядом с ним.
— Красивая у тебя девушка, парень, — произнес солдат, улыбаясь.
Риддл кивнул, настороженно глядя на собеседника. Я прикрыла глаза и с интересом наблюдала за своими попутчиками. Легкая нега исчезла бесследно, и на смену ей пришло любопытство — жгучее, как перец, и ленивое, словно объевшийся сметаной кот.
— Повезло тебе, — тем временем продолжал говорить человек. — Видно, что дорожишь подругой, а я один остался.
— Сожалею, — голос Тома прозвучал прохладно.
— Ну да, конечно, — хмыкнул солдат. — А я вот нет. Одному тоже быть неплохо.
Хотя его слова прозвучали уверенно, но я им не поверила.
— Расскажите о войне, — попросила я его.
Порыв был неожиданным, и я невольно ощутила, как пересохло во рту. А вдруг я его обидела? Или же попросила слишком много? Надо же было так сглупить! Права Минерва: я порой совсем бестактно себя веду.
— А что вы, дети, хотите знать? — спросил он с интересом.
— Что расскажете, — ответил за меня Том.
Наверное, ему тоже было интересно послушать истории о войне, которая задела нас лишь краешком своего крыла. Хотя мы были детьми войны, взрослые все время нас оберегали и щадили. А этот солдат щадить не станет. Было видно, что ему необходимо выговориться. Что ж, мы с удовольствием его выслушаем.
И он рассказал нам все, нечего не приукрашивая и никого не оправдывая. Сказал, что убил многих. И ни разу не пожалел о своих поступках. Ведь жить ему хотелось, да еще как! Молодой был мужчина, всего двадцать два года, а глаза-то у него совсем старые, колючие.
Он поведал нам об ожидании в окопе, изматывающем и невыносимом. Порой люди не выносили его и сходили с ума. Большинство-то боялось неизвестности, а не смерти. Рассказал о друзьях, которых потерял в бою. Многих из них даже не было возможности похоронить, так и остались лежать там, где умерли.
Был за время его службы и голод, и холод, и отчаянье. Такое невыносимое, сладко пахнущее смертью. Впору самому было в петлю лезть, чем дожидаться пули от врага. Был и страх, и ранения, и безумно вкусная овсянка, которую готовили в госпитале, немного переваренная, но обязательно с кусочками мяса.
А еще надежда и горе, которое захлестнуло с головой, когда солдат узнал, что вся его семья погибла во время бомбежки. И обида, безумная иррациональная обида на тех, кто остался жив.
— Мы все были виноваты в том, что эта война продолжалась так долго, — рассказывал он. — Не было среди нас ни хороших, ни плохих. Все мы убивали, чтобы выжить. Да и еще хвастались по вечерам о том, скольких немцев подстрелили. Даже счет вели, — на этих словах солдат скривился. — И все мы проиграли в этой войне, потому что не осталось ничего неоскверненного. Они многих искупали в крови, даже детей! Вы бы видели, что творилось на улицах Италии! Мертвых было столько, что вечерами их собирали на повозки, чтобы потом закопать. Командующие все боялись, чтобы не началась эпидемия среди солдат. Как же без них войну вести? Они ведь главные пешки, самые верные и исполнительные. Почти что игрушечные, ручные.
Мужчина хрипло рассмеялся, а потом замолчал. А мы тихонько сидели, прижавшись друг к другу, как котята в корзинке. Я боялась лишний раз вздохнуть, не то что пошевелиться! Это же сколько надо было пережить, чтобы найти в себе силы рассказать об увиденном вслух? Во мне сейчас боролись противоречивые эмоции: жалость и осуждение, брезгливость и отчаянье, и слезы, много непролитых слез о несчастливой судьбе солдата.
Мне хотелось утешить его, сказать, что все обязательно наладиться, ведь жизнь только начинается! Вот только сил, чтобы произнести хотя бы слово, я так и не нашла в себе. Том тоже молчал. Было видно, что рассказ о войне зацепил его, заставил задуматься и сделать кое-какие выводы.
— Вы все сделали правильно, — заверил Риддл нашего случайного попутчика. — Иначе бы вы не выжили.
— Вот именно, парень. Выжил! И сейчас выживаю, а не полноценно живу, — с горечью признался он нам.— Эх, маленькие вы еще. Так ничего и не поняли.
Я хотела возразить ему, но сдержалась. Он был в чем-то прав: мы действительно не все смогли понять. Да и как мы могли это сделать, если наш мир был ограничен школой и приютом?
Я вздохнула и сильнее прижалась к Тому. Он был моей опорой, моим щитом в этом мире. И пусть нам не пришлось познать всех тягот и лишений военного времени, мы с ним тоже многое пережили. У нас были свои битвы, а у солдата — свои.

***
Путешествие на автобусе прошло спокойно. Он полз, как черепаха, и мы приехали к маленькому городку уже поздно ночью. Разыскивать сегодня родственника Тома было неразумно, поэтому мы решили поужинать и заночевать в местной гостинице. Здание оказалось небольшим — на шесть номеров, — но чистым и уютным. Мы съели яичницу и кашу, которую предложил нам хозяин. Номер Риддл решил снять на три дня. Мало ли что нас могло задержать в Литтл-Хэнглтоне…
Комната была небольшой. Двухместная кровать, тумбочка в углу, стол и стул возле окна — вот и вся мебель. Ванна, как нам объяснили, находилась в конце коридора. Я захотела освежиться перед сном. Чувствовала себя после дороги грязной и усталой. Стоя под упругими струями воды в душевой кабинке, я обдумывала все то, что произошло за сегодняшний день.
Путешествие, встреча с солдатом и его нерадостный рассказ, дети с вокзала, которые хотели бы летать. Все это смешивалось в голове, урывками всплывая в сознании. И порой складывалось в какой-то абсурдный паззл, который был немного аляповатым и кривым. Впервые в жизни я задумалась о том, смогла бы я убить человека, если бы от этого зависела чья-то жизнь.
А теплая вода смывала с меня грязь и усталость, делая тело непривычно воздушным. Жаль, что нельзя было вот так вот легко очистить свои мысли.

***
Я забралась на кровать, сев по-турецки. На моих коленях лежал сегодняшний выпуск «Пророка». Днем я не смогла его прочесть: вокруг было слишком много магглов. Сейчас же с интересом изучала статью на первой странице. Вверху красовался заголовок «Альбус Дамблдор — герой, спасший магический мир». Ниже была размещена фотография профессора и нынешнего Министра магии Британии, который пожимал ему руку. Статья рассказывала о блестящей победе нашего декана над Геллертом Гриндевальдом. Журналист красочно описывал дуэль двух сильнейших волшебников современности, события, которые последовали после схватки. Разливаясь соловьем, он всячески восхвалял силу и отвагу Дамблдора, его дальновидность и мудрость. Называл героем, спасителем и будущем магического мира. А я, читая о дифирамбах профессору Дамблдору, чувствовала лишь глухое раздражение. Конечно, я была рада, что самый опасный темный волшебник современности был обезврежен, но обида на декана лишь усилилась. Пусть он был хоть трижды героем — это не отменяло того факта, что Дамблдор предвзято относился к некоторым ученикам. Или ненавидел — это с какой стороны посмотреть.
Я сложила газету и небрежно бросила ее на тумбочку. Откинув голову на подушки, я задумчиво посмотрела в потолок. На нем были поклеены персиковые обои. Их цвет меня успокаивал. Я решила обдумать то, что мне надо будет делать дальше. Существовала вероятность, что Дамблдору предложат занять важный пост в Министерстве магии, и он уберется подальше от Хогвартса и от нас с Томом. Но не все было так просто. Я чувствовала, что так легко мы от него не избавимся. Он обязательно вернется в школу, и в этом году нам с Орденом Салазара придется туго. Хотя мы, благодаря стараниям Риддла, удачно избегали неприятностей все это время, но никто не мог дать гарантии, что нас не раскроют в любой момент.
Было время, когда я сама с радостью помогла бы вывести всю слизеринскую шайку. А теперь… Теперь я сама стала ее частью. Меня приняли. Не сразу и не все, но приняли. Так появилась еще одна общая тайна, связывающая нас с Томом.
***
В номер друг зашел как всегда тихо. Я заметила Риддла только тогда, когда матрас прогнулся под его весом. Волосы после душа были влажными, как и тело. Чистая одежда чуть липла к его коже, но ему это не мешало.
Том пристально посмотрел на меня, чуть покачал головой и спросил:
— Что случилось?
Почувствовал, паршивец. Или прочитал мысли. Последние месяцы он упорно занимался легилименцией. Тому настолько нужно было овладеть этим искусством, что он привлек к тренировкам и меня. Я защищала свои мысли, он пытался пробить мои блоки. С каждым разом получалось все лучше, но до идеального результата было по-прежнему далеко.
Вздохнув, я махнула рукой в сторону газеты. Том не спеша взял ее и надолго выпал из реальности. По мере прочтения он то щурил глаза, то выпучивал их, как рыба. Со стороны это выглядело даже забавно.
— Герой, — процедил Риддл, недобро глядя на фотографию Дамблдора.
— Для них он действительно герой, — заметила я, перекатившись на живот и обняв руками подушку. Мне безумно хотелось спать, и я то и дело зевала. То, что кровать была двуспальной, меня ни капли не смущало, ведь мы не раз спали с Томом вместе.
— Ненавижу его, — поделился друг со мной страшной тайной.
Фыркнув, я залезла под одеяло. Тоже мне открытие! Все и так прекрасно знала об их взаимной антипатии.
Том разделся и лег рядом. Выключил свет и повернулся ко мне лицом. Замер на некоторое время, а потом, протянув руку под одеялом, накрыл ладонью мой живот. Я проглотила смешок — было немножко щекотно — и с интересом ждала, что он будет делать дальше. Легкие поглаживания через некоторое время стали настойчивее. А когда Риддл придвинулся ближе и поцеловал меня, стало не до смеха. Я задыхалась. Он был всюду: его, его губы, его язык, его тело. Несмотря на довольно изящное телосложение, Том оказался чертовски тяжёлым. Мне впервые за вечер стало тревожно. А уж когда он потянул ночную рубашку вверх, я откровенно начала паниковать.
— Том, — хрипло шептала я. — Остановись, Том.
— Ты и вправду этого хочешь?
Слова прозвучали чуть насмешливо. Тем временем его рука поползла вверх по внутренней стороне моего бедра, и мне резко расхотелось говорить. Я жадно хватала ртом воздух, которого отчего-то стало не хватать. И пыталась сдержать стон, а Риддл, словно издеваясь, выводил языком затейливые узоры на моей коже. Но окончательно контроль над собой я потеряла тогда, когда он снял с меня ночную рубашку. Ощущение соприкосновения с его обнаженным телом были непередаваемыми. И в то же время безумными, отчаянными, страстными.
— Гермиона, — на выдохе шептал он мое имя, прерывисто дыша.
А я кусала губы и царапала ногтями его спину. Я больше не хотела, чтобы он останавливался. Да он и не предлагал. А потом, когда я прильнула к нему всем своим естеством, отвечая страстью на страсть, нам обоим стало не до размышлений.

***
Просыпаться рано утром я не любила, и сегодняшний день не стал исключением. Риддл все еще спал, обнимая меня одной рукой за талию. Волосы были спутаны, на щеках виднелся легкий румянец, на губах застыла довольная улыбка. Хорошо ему. Вздохнув, я осторожно встала с кровати. Похоже, что сегодняшний день начнется с контрастного душа, иначе помощничек в поисках из меня будет никудышный.
Когда я вернулась в комнату, Том уже проснулся.
— Доброе утро! — преувеличенно бодрым голосом поприветствовала я его. Мне было немного неловко оттого, что произошло ночью. Да и этот его пристальный взгляд смущал еще больше.
Я повернулась к нему спиной и сделала вид, как будто сейчас нет ничего важнее складывания разбросанных вещей. За спиной послышался смешок. Затем сильные руки развернули меня, а тонкие губы подарили дразнящий поцелуй. Странно, но кожа у Тома больше не была холодной.
Собравшись и позавтракав, мы решили пройтись пешком к Литтл-Хэнглтону. Там нам предстояло найти дядюшку Риддла, мистера Морфина Мракса.

Дата добавления: 2015-07-10